Катя вернулась с работы, умылась и собиралась уже греть ужин, как внезапно дом погрузился в темноту. Да и не только ее дом. Увы, регулярные отключения света теперь стали нормой жизни. Не привыкать, но неприятно. Пришлось греть кашу по старинке на сковороде, с маслом. Эх, печально…
В спальне под кроватью что-то зашуршало, завозилось и выползло наружу.
— Свет отключили, вай-фаю нету, — проворчал комок пыли, встряхнулся и оказался невысоким мужичком неопределенного возраста. — Хозяюшка, доколе беспредел будет?
Домовой выкатился на кухню, потрясая старым Катиным телефоном, потерянным еще во времена ее учебы. Она и не ругалась на помощника, взял так взял, все равно купила новый, получше.
— Не знаю, — Катя достала из кухонного шкафчика свечи, расставила их на столе в небольших пластиковых плошечках и зажгла зажигалкой.
Робкие желтые огоньки осветили кухоньку — небольшой столик, дно шкафчика и приготовленный кусок хлеба. Катя поняла, что ужин у нее будет романтический, правда, не с мужем, а с домовым, но это, пожалуй, даже к лучшему. Домовой хотя бы не вредил.
— Стреляють и стреляють, ироды, — ворчал тот, взбираясь на высокий стул и глядя на манящий огонек свечи. Свечи домового гипнотизировали не хуже магического шара.
— Да кто ж их знает… — Кате не хотелось все это обсуждать и заново обдумывать. Чем больше думаешь, тем хуже становится. Лучше не думать вообще об этом всем. — Сметанку будешь, Ванюша?
Домовой смешно повел курносым носом и деловито фыркнул.
— Медку бы, хозяюшка… — чинно пролепетал он и таки уселся на краешке стола, свесив ноги.
Катя наскребла меду из большой банки в маленькую плошечку. Домовые ели не так, как люди. Они ели мало, насыщаясь больше энергетикой и благими намерениями кормящего. Но все же иногда что-то из съестного в доме пропадало. Катя и не жаловалась — Ванюша был еще не самым худшим духом из тех, которые могли поселиться в старой квартирке, так что воспринимала его вполне нормально. Современным людям, конечно, не стоило говорить, что она подкармливает домового, а то еще чего доброго подумают о сумасшествии, но отказываться от такого друга было стыдно. Ванюша ничем не заслужил плохой жизни.
— Кушай на здоровье, — она поставила перед домовым плошечку и крохотную ложечку, купленную на распродаже как раз на такой случай.
— Благодарствую, хозяюшка, — Ванюша радостно ухватил ложку — и мед только замелькал.
Катя села есть разогретую кашу с котлетой, подумала и отломила кусочек котлеты домовому. Кашу-то он уж наверняка днем попробовал. День и правда был суматошный еще и свет этот… ни постирать, ни посуду нормально помыть, ни в интернете посидеть — ничего.
Она смотрела в черноту окна, за которой порой мелькали огоньки — кто-то светил себе под ноги фонариком в телефоне, чтобы не убиться на неровной дороге. Периодически проезжали машины и подсвечивали путь фарами, из-за чего по стенам змеились совершенно невероятные тени, похожие на призраков. Чайник вскипел и свистнул, пришлось вставать и наливать чай.
— Хозяюшка моя, есть разговор, — степенно начал Ванюша, облизывая ложку.
— Давай разговор, — Катя перелила горячий чай из чашки в чашку, поскольку пить кипяток было совершенно невозможно. Но и доливать воду из крана не хотелось. Мало ли, какая там дрянь в старых трубах…
— Дома рушут, хозяюшка, — вздохнул домовой так, будто разрушили его жилье. — Людей-то хоть перевозят, а вот духов… духи остаются, — он моргнул желтыми слегка светящимися в темноте глазами. После еды Ванюша всегда становился сильнее и активнее. — А бездомные духи злые дюже, понимаешь? И не все хотят злыми становиться. Я-то защиту укрепил, но все же, все же…
— Кто-то в дом проник? — с ноткой тревоги спросила Катя, оглядываясь по сторонам.
— Нет, наоборот, просятся культурно, — выдохнул Ванюша. — Два домовика, муж с женою и три дочки махонькие, — он показал пальцами, насколько махонькие. — Вот такусенькие. Просились к соседям, куда родня хозяев переехала, так там своих десятеро по лавкам, уже некуда в однокомнатную-то… Так-то, боюсь, осерчают без дому, жалко их, хорошая семья… Хозяева их погибли, из разрушенного дому забрали бабка с дедом вместе с кое-какими вещами. Ток стариков-то внук принял, потеснился, а вот домовые уже не умещаются, там большая семья.
— Тогда надо принимать гостей, — Катя оставила чай, тряхнула спутавшимися волосами, чуть прогребла их рукой, чтобы не совсем позориться, и пошла искать в холодильнике сметану, подсвечивая фонариком.
Налив сметану в пару блюдечек и поставив их на столе, она накинула куртку и боязливо сунулась к входной двери. Выглянула в глазок, ожидаемо ничего не увидела в кромешной тьме подъезда и вздохнула. Да уж, соседи могут подумать много лишнего, если она выпрется в подъезд звать домовых, но, увы, иначе эти духи не могли войти в чужой дом, да еще и с собственным домовым.
Катя прислушалась, не услышала чужих шагов и разговоров и медленно приоткрыла дверь.
— Домовые и домовята, приму вас в доме, как своих, заходите, жить будете, не вредите, не пакостите, а я вас вкусненьким угощу, — протараторила она почти шепотом и оглянулась. Тьма вверху и тьма внизу, ни огонечка. Да уж, страшно. И боялась она отнюдь не домовых, а вполне себе материальных людей, которые в темноте могут ошалеть от безнаказанности и начать творить всякое… разное.
Легкий сквознячок прошелся по ее ногам, и Катя невольно поежилась от холода.
— Благодарю, благодарю, — на разные лады зазвучало вокруг нее, где-то в доме что-то зашуршало, завозился на столе Ванюша.
Россыпь золотистых глазок промелькнула под вешалкой и метнулась куда-то внутрь дома. Катя выдохнула:
— Все вошли?
— Все, все, закрывай, — согласно ответил Ванюша и спрыгнул со стола, уступая кому-то место.
Катя с облегчением захлопнула дверь и закрыла ее на все замки. Мало ли, кому взбредет в голову дурь вломиться в дом к одинокой женщине. Воров и придурков в жизни хватало.
Из кухни слышалось довольное чавканье над сметаной. Катя стянула куртку. Пожалуй, новые жильцы — это еще не так плохо, как всякая невидимая гадость, норовящая прилипнуть к человеку.
— Благодарю, хозяйка, — проговорил уже совершенно другой голос, незнакомый. — Хороший домик у тебя, ладный.
— На здоровье… — тихо пожелала Катя в ответ. — У нас тут правила простые… есть можно все, что находится в доме, любую еду. Хоть из холодильника, хоть то, что стоит на плите и на столе, тут без проблем. Главное по ночам не шуметь, когда я сплю и гостей не пугать. Хотя сейчас гости у меня редкость.
— Мы тихие, — женский голосок прозвучал едва слышно. — И я деток умею успокаивать, у старой хозяйки двоих мальчишек выняньчила, своих вот трое девчонок, — на столе блеснули золотистые глазки.
Катя кивнула и прошла к домашнему шкафу, долго рылась в нем с фонариком и, наконец, нашла тонкий синенький платочек в клеточку.
— Вот, прими в подарок, будет чем тебе головку запинать, — она повязала платочек на ножку стула, как положено.
— Благодарю, хозяюшка, — домовиха ловко спустилась по скатерке, не сдвинув ни единой миски и свечки, лишь пламя слегка всколыхнулось.
— Книги, книжечки! — запищало где-то в комнате. Видимо, мелочь добралась до Катиной коллекции.
— Шалят с непривычки, — вздохнула домовиха. — Марена я, муж мой Дарен, дареный, значит. Подарили его родители детям хозяйским уже давно, когда те в новый дом переезжали. Но нету уже того дома, — вздохнула она и голосок ее дрогнул.
— Добро пожаловать в дом, Марена и Дарен.
Катя наконец смогла сесть за стол и допить порядком остывший чай. Домовята тихонько шуршали где-то в комнате, Ванюша степенно показывал новоприбывшим, где что лежит и что можно брать, а что лучше не трогать. И тихонько говорил, что у них тут спокойно, тихо, только вот свет отключают, да порой ночью летает всякое над головой. Но пока тихо.
— Тихо — это хорошо, — на грани слышимости летало в воздухе.
«Молока надо завтра купить» — подумала Катя, глядя в темноту квартиры, разгоняемую только робким светом свечей и фонарика. — «Детям нужно молоко».
Ванюша впервые улыбался совершенно иначе, чем привык. И впервые в жизни позвал кого-то в свое тайное убежище под кроватью, куда не пролезала ни щетка, ни швабра, ни хозяйская рука. Там он и устроил свое гнездышко, натаскал всяких лоскутков и старых шнурков. И впервые подумал, что даже почти бесплотный дух может сделать что-то хорошее. И часть его волос значительно посветлела…