Покои главы клана Юньмэн Цзян наполнились терпким запахом алкоголя. Последний, ещё не полностью опустевший кувшин, стоял на столе рядом с тремя другими. Цзян Чэн выпил много, но едва ли это смогло заглушить ту боль, что разрывала его сердце. А в голове бесконечно звучала недавно полученная весть.
«Лань Хуань, заклинатель тёмного пути — мёртв. Сошёл с ума и уничтожен теми, кто когда-то был его союзниками. А вы ведь помните, каким он был в юности? Какие надежды подавал? А в итоге лишился ядра и брата, а потом сошёл с ума. Кто бы мог поверить, что всё сложится именно так?»
Конечно, он не желал в это верить. Пытался убедить себя, что всего лишь глупая злая шутка. Вот только от правды тяжело убежать. Его возлюбленный покинул мир живых. И теперь сильнейшие заклинатели искали его душу, чтобы точно знать — зло больше не ходит с ними по одной земле.
И плевать на все его заслуги! На помощь в уничтожении Вэней! Всё равно, что даже пойдя Тёмным Путём, Лань Сичэнь желал лишь защитить дорогих ему людей! Праведные заклинатели решили, что он угроза, поэтому нарекли врагом и безумцем. И избавились от него стоило Свержению Солнца завершиться.
Рука Цзян Чэна сжала две ленты: одну — светло-голубую, украшенную облаками, вторую — чёрно-красную с пятнами крови — крови Лань Сичэня. Обе ленты Цзян Чэн получился как символ любви и намерения пройти по пути самосовершенствования вместе.
Первую в почти забытые времена обучения в Облачных глубинах, а вторую незадолго до гибели Лань Сичэня.
«Я знаю, что наши судьбы — править двумя сильнейшими кланами. Скорее всего, мы никогда не сможем заявить о наших отношениях на публике, но я всё равно отдаю её тебе. Вместе со своим сердцем», — сказал Цзян Чэну он в последнюю ночь совместного обучения.
«Я уже не тот, кем был раньше. Но моё сердце всё ещё твоё, как и я. Навсегда», — в перерыве между чередой битв и бесконечных советов.
— Мёртв, — одними губами повторял раз за разом глава клана Цзян, — он мёртв.
Так сильно хотелось закричать, но из горла вырвалось лишь едва слышный стон. Плакать, но глаза оставались сухими, лишь покраснели. Только боль не желала покидать его, оставалось пытаться заглушить её вином.
«Не иди за мной, Ваньинь. Конец этого пути — смерть», — въелась в память одна из встреч во время Свержения Солнца.
И последняя — через несколько месяцев после уничтожения Вэней. С поцелуями до потери воздуха и крепкими объятиями до самого конца. Тогда Цзян Чэн не понимал, почему в этой страсти так много горечи. Но услышав проклятую весть понял. В тот день Лань Сичэнь будто бы знал о своей скорой судьбе. И прощался.
Его тошнило, а руки дрожали. Едва ли Цзян Чэн мог понять, что из всех событий причина этого. Может быть, всё сразу?
Сколько лет фамилия Лань ассоциировалась у людей с праведностью, честью и добротой? И, конечно же, никто из них представить себе не мог, что Лань Сичэнь пойдёт Тёмным Путём.
Жизнь изменилась в одночасье. Всё сгорело вместе с Облачными глубинами. Многие члены клана Лань погибли в битве, их тела поглотил огонь. А двум нефритам, досталась участь намного страшнее. Несколько недель они проверили в плену в Городе без ночи. И каждый из этих дней оказался наполнен пытками, голодом и неизвестностью.
Так лишённый золотого ядра, Лань Сичэнь был сброшен в пропасть с горы Луанцзан вместе с ещё тёплым трупом его брата.
И всем хоть немного посвященным прекрасно известно, что оттуда нет возврата ни живым, ни мёртвым.
Спустя несколько дней клань Вэнь, продолжая упиваться собственной властью, громогласно объявил о полном уничтожении клана Лань. Никто не смел даже надеяться, что Лань Сичэню удасться выжить, выбраться, к тому же ещё и заклинать.
— Глава Цзян, — Цзян Чэн оказался слишком глубоко погружён в свои мысли и не сразу заметил чужого вторжения, — госпожа Яньли попросила позвать вас к ужину. Глава клана…
— Прочь, убо… — Цзян Чэн практически договорил оскорбление в сторону избранника своего шисюна, но глубоко вздохнул, успокаиваясь, — уходи, Вэнь Нин, я не голоден. Передай Яньли и Вэй Ину, что я не хочу, чтобы меня беспокоили до утра.
— Как прикажет глава Цзян, — Вэнь Нин поклонился и спешно удалился.
Цзян Чэн всей душой ненавидел клан Вэнь за всё то, что они сотворили, за всю принесённую боль и пролитую кровь. И, конечно же, за то, что случилось с его возлюбленным.
Но всё же Цзян Чэн старался усмирить это чувство, когда дело касалось Вэнь Нина. Не потому что тот стал избранником Вэй Усяня. Не только поэтому.
В первую очередь, Вэнь Нин тот, благодаря кому Цзян Чэну удалось сохранить свою жизни. И не дать Пристани Лотоса пасть.
Рискуя собственной жизнью этот вечно смущенный и напуганный юноша, предупредил Цзян Фэнмяня о готовящемся нападении. И попросил в благодарность только спасти его сестру. Даже не самого себя.
Посчитав это достойной сделкой Глава Цзян позволил Вэнь Нину остаться в Пристани Лотоса, а во время Свержения Солнца удалось вытащить и безумно уставшую окровавленную, но живую Вэнь Цин.
Война с Вэнями пролила множество крови.
В одной из битв погибли не только младшие ученики, но и Мадам Юй. Её сердце остановилось от руки Вэнь Чжулю. Свидетели этого сражения позднее рассказывали, что прозванная Паучихой дрогнула лишь на миг. Но этого хватило смертельно раненному врагу унести её жизнь за собой.
Злые языки шептались, что Мадам Юй погибла, потому что не смогла нанести последний удар давнему любовнику. Может быть, она так и не смогла его забыть?
Тело Цзян Фэнмяня так и не нашли среди трупов, но и в Пристани Лотоса он так и не появился вновь. Поиски продолжались долгие месяц, вот только не дали результатов.
Так юный Цзян Чэн стал новым главой клана Юньмэн Цзян. На его плечи в одно мгновение взвалился тяжелый груз, но ему повезло не остаться одному. Рядом с ним Вэй Усянь, исполнивший обещание быть рядом.
Старшая сестра Яньли вышла замуж за Цзинь Цзысюаня. Их союз стал важным мостом между двумя кланами. А главное Яньли продолжала одарять их любовью и заботой.
В его мире осталось досточно света, вот только в тот вечер для Цзян Чэна существовали лишь боль от потери и терпкий привкус вина. Он не слышал чужих шагов, даже не сразу почувствовал чужое прикосновение, не успев спрятать ленты.
— Вы были ближе, чем я думал, — в тот вечер Вэй Ин вёл себя предельно серьёзно, стараясь поддержать шиди, — и давно?
— Через несколько месяцев после начала обучения в Облачных глубинах, — в другой ситуации Цзян Чэн, возможно, не позволил себе такой откровенности даже с Вэй Ином. Всё же они с Лань Сичэнем держали отношения в тайне долгие годы, но ему нужно было кому-то рассказать. В последний раз перед долгими годами укрепления власти ордена, перед долгими годами одиночества. Необходимо поделиться этим с кем-то близким.
— И никто не знал… — Вэй Ин вздохнул. Его, одного из самых талантливых и умных заклинателей их поколения, нельзя было назвать внимательным к чужим чувствам.
Конечно, Вэнь Нин стремился научить возлюбленного обращать внимание на переживания близких, оттенки эмоций. Но Вэнь Нина не было рядом тогда, когда его шиди начал отношения с будущим главой Гусу, и, конечно, Вэй Ин ничего не заметил. В конечном итоге, Цзян Чэн всегда прятал свои переживания и отмахивался от вопросов. Дали бы тогда расспросы хоть какой-то результат, кроме его злости?
— Возможно, догадывался его младший брат, — пожал плечами Цзян Чэн, — они были достаточно близки, Лань Ванцзи вполне мог понять, что мы не просто друзья.
Вэй Ин подвинул к себе кувшин, сделав несколько глотков.
— С тебя достаточно, — улыбнулся он, когда в печальном взгляде шиди появились нотки укора, — тем более, пить в одиночестве не самая лучшая идея, если ты не знал.
Цзян Чэн промолчал, но губ лишь на мгновение коснулась тень улыбки.
— Расскажешь? О нём и о том, как вам удалось прятаться столько времени? — Вэй Ин рисковал.
Но юный глава клана Цзян лишь покачал головой, распуская пучок на голове, закрывая волосами лицо, на котором в уголках глаз блеснули кристальные капли слёз.
— В другой раз, — глухо ответил он, из последних сил сдерживая чувства, насколько это вообще было возможно в данной ситуации, — сегодня просто побудь со мной.
— Ты знаешь, что я всегда буду с тобой, я пообещал, — Вэй Ин коснулся дрожащей руки шиди, молча давая себе ещё одно обещание, — мы два героя Юньмэна.
В тот вечер Вэй Ин дал ещё одну клятву, о который Цзян Чэн узнал намного позднее. Вэй Ин поклялся себе, что сможет отыскать душу Лань Сичэня, даже если для этого придётся прибегнуть к запретной магии Тёмного пути.
На столе лежало письмо, оставленное Лань Сичэнем, в котором он просил проследить за взятым на воспитание мальчика по имени Цзинъи. Оно было короткое лишь просьба и место, где спрятал Цзинъи.
Следующим утром Цзян Чэн планировал отправиться за ребёнком, не представляя, что будет делать с двухлетним малышом. Оставалось надеяться на помощь Вэнь Нина, привезшего в Пристань Лотоса своего племянника. Да и у сестры однажды должен появиться ребёнок.
Он думал о детях, которые будут расти в Пристани Лотоса. Думал о шисюне, который пытался влезть в очередные неприятности, привезя с горы Илин свитки, найденные в пещере, где жил последние месяцы Лань Хуань.
— Я не могу запереть тебя подальше от этих знаний, — забирая кувшин с вином у Вэй Ина, прошептал он, — не закончи этот путь так же, как он…
Цзян Чэну хотелось попросить, но он так и не смог договорить.
— Не оставлю. Никогда.
Они замолчали, думая каждый о своём.
— И… — Вэй Ин нарушил тягучую, давящую тишину, — когда я искал то, что не успели разграбить и уничтожить, мне в руки попалось кое-что. Возможно, это большая ошибка. Но я решил, что должен отдать тебе её.
На столе оказалась сяо из нефрита. Лебин.
— Спасибо, — коротко произнёс Цзян Чэн, но Вэй Ину всё равно удалось уловить, как тот напрягся и вздрогнул.
— Призыв и расспрос, я… — начал Вэй Ин, но Цзян Чэн резко оборвал его движением руки.
— Его душу ищут все сильные заклинатели, Вэй Ин, — голос Цзян Чэна с каждым мгновением дрожал всё больше, — ты действительно думаешь, что если это сделаешь ты, то что-то изменится?
Вэй Ин тяжело вздохнул, но Цзян Чэн продолжил:
— Я думал об этом… Но сам не стану. Если позову, а его душа не отзовётся…
— Я всё сделаю сам, — пообещал Вэй Ин, — найду способ вернуть его.
Цзян Чэн усмехнулся, забирая из-под носа шисюна кувшин и осушая его до конца, перед глазами плыло. Или, быть может, это слёзы?
— Он пытался вернуть Ванцзи… И знаешь, когда он рассказал мне об этом, мы поняли одну вещь, — Цзян Чэн не удержал усмешку, вот только слишком нервную, — клан Лань очень долго отрицает и прячет свои чувства… и никогда не возвращается с того света.
— Цзян Чэн… — Вэй Ин протянул к нему руку, но Цзян Чэн отдёрнулся.
— Не надо, — щёки наконец-то обожгло слезами, — не надо меня жалеть… На моих плечах груз ответственности за тебя, за Вэнь Нина с его племянником, за целый клан. За мальчика, которого он попросил защитить и вырастить достойным заклинателем. У меня нет времени на то, чтобы жалеть себя и тем более получать жалость от других. Жизнь должна продолжаться, даже если он никогда не вернётся.
Та ночь была последней публичной его слабостью за долгие-долгие годы.
***
Пять лет спустя.
Вэй Ин стоял чуть отдалённо и наблюдал с улыбкой, как играют дети. Дети, рождённые в разных кланах, но одетые в цвета Юньмэн. Семилетний Вэнь Юань, четырёхлетний Цзинь Лин бегали и дурачились, а в тени дерева недалеко от Цзинь Лина и Вэнь Юаня задремал семилетний Цзинъи, которому Цзян Чэн сохранил фамилию Лань, при этом признав своим воспитанником.
Жизнь в Пристани Лотоса продолжалась и кипела так бурно. Восстановление после войны далось всем жителям не легко, но они справились с этим. Совместными усилиями Цзян Чэна, Вэй Ина и Цзян Яньли им удалось укрепить клан, сделать его сильнее.
Они смогли заживить оставленные сражениями раны, но шрамы могли остаться навсегда.
За эти годы Вэй Ин перепробовал сотни способов, чтобы отыскать Лань Сичэня, но душа так и не отозвалась ни на один ритуал как праведного, так и тёмного пути. Вэй Ин сделал всё, что мог, но этого оказалось слишком мало.
Рассказывая об результатах, Вэй Ин видел, как гаснет последняя искра надежды в чужих глазах, но Цзян Чэн пытался улыбаться, говоря: «Всё хорошо, Вэй Ин, я сразу говорил, что это глупый план, что он не сработает. Тебе не стоило тратить силы и время».
Ни Яньли, ни Вэй Ин утром не сказали ему, что, проходя мимо его покоев, слышали всхлипы и сдавленный вой.
Цзян Чэн в тайне ото всех, в первую очередь от самого себя, верил, что есть способ найти душу, ещё глупее надеялся, что Лань Сичэню удалось выжить. Но спустя пять лет эта надежда умерла, вместе с чем-то ещё внутри него. Кажется, окончательно?
Цзян Чэн с головой уходил в дела семьи, приглашал учеников из других кланов, лично занимался обучением некоторых адептов. И старался не спать, потому что во снах осколками появлялись воспоминания о счастливом прошлом. И эти сны так манили остаться в них навсегда.
— А-Чэн доводит себя до предела, — обеспокоенно прошептала Цзян Яньли, приехавшая из Ланьлин с сыном, чтобы навестить братьев.
— Он потерял друга, шицзе, — также тихо, чтобы дети не услышали, отозвался он, — он пытается забыться. Мы пять лет искали способ вернуть его, но… Чтобы А-Чэн не говорил, он надеялся, что всё кончится не так.
— Возможно ли, что ему всё же удалось спастись? И он до сих пор жив? — Цзян Яньли всегда старалась оставаться оптимистичной и надеяться на лучшее.
— Цзинь Гуанъяо опознал его труп, прежде чем тело сожгли, — Вэй Ин покачал головой, он бы очень хотел, чтобы всё было так просто, и Лань Сичэнь остался в живых, но всё говорило об обратном.
— Я не знаю, что делать, чтобы помочь ему, А-Сянь… Не знаю, как поддержать и что он на самом деле испытывает. Я закрываю глаза и пытаюсь представить, что было бы, если бы я потеряла кого-то близкого… Цзысюаня или А-Лина…
— Не думай об этом никогда, — одёрнул он её, — даже чтобы понять. Этого не случится. Ни я, ни А-Чэн этого не допустим. Мы защитим тебя и А-Лина. И павл… Цзысюаня тоже. Я обещаю тебе.
— Но что нам делать с А-Чэном? — она чувствовала себя беспомощной, ей было страшно смотреть, как младший брат угасает, прячется ото всех глубоко внутри себя.
— Оставаться рядом с ним. Он не хочет жалости, но все мы знаем, как сильно это его сломало. Вэнь Нин вместе с сестрой подмешивают ему успокаивающие травы в чай, чтобы он спал без сновидений и мог наконец-то отдохнуть. Я отыскал в свитках Лань Сичэня несколько мелодий успокоения и, иногда, вечерами он позволяет мне ему их сыграть. А ты… Просто приезжай с малышом А-Лином. Ты и твой суп с корнями лотоса на время возвращают нас в счастливое детство.
— Дядя Вэй Ин, — подбежал к ним маленький Цзинь Лин, — дядя Вэй…
Вэй Ин не удержался от улыбки, смотря на маленького А-Лина: он всегда надувал щёки, когда обижался на что-нибудь, и выглядел от этого ещё милее.
— Да, А-Лин?
— А почему дядя Цзян Чэн не играет с нами? — маленький А-Лин с самого начала осознанного возраста восхищался Цзян Чэном, как он тренировал учеников, как управлял кланом.
— Ему пока что не до игр, А-Лин, — Вэй Ин покачал головой, — он глава клана, а сейчас к нам прибыло много новых учеников. У твоего дяди множества забот, но он очень любит тебя.
— А он потом будет нас тренировать? — Цзинь Лин очень хотел, чтобы Цзян Чэн уделял им больше внимания, а не только приходил по ночам, чтобы погладить его по волосам и пожелать добрых снов.
— Обязательно, — Вэй Ин вновь улыбнулся, — как только вы подрастёте, мы с ним будем вас учить. Беги к друзьям, А-Лин.
***
Девять лет спустя.
— Неправильно, — голос Цзян Чэна спокойный и немного уставший, — ты опять стоишь неправильно, Цзинь Лин. Выше. И руку вытяни сильнее.
Цзинь Лин поморщился, недовольный собой от того, что у него не получается.
— Почти, — Цзян Чэн конснулся рук Цзинь Лина, исправляя позу, — теперь правильно. Стреляй.
Цзинь Лин несколько секунд внимательно смотрел на мишень, прицеливаясь, затем стрела сорвалась в полёт. Точно в цель. Восьмилетний ребёнок опустил руки и развернулся, смотря на дядю.
— Молодец, А-Лин, — Цзян Чэн слегка кивнул, а губ коснулась вымученная, но всё же улыбка, — пальцы?
— Уже почти не болят и больше не кровоточат, — мальчик опустил взгляд на старательно перемотанные пальцы, — мазь дяди Вэй Ина быстро залечила их.
— Хорошо, — Цзян Чэн довольно кивнул, — но всё равно продолжай обрабатывать. И не пропускай тренировки.
— Дядя, вы уже уходите? — занятие началось меньше часа назад, а Вэй Ин обычно уделял им половину дня, иногда даже больше.
— Да, у меня есть дела, А-Лин, чуть позже к тебе присоединится и поможет Вэнь Нин, а вместе с ним А-Юань. Он тоже сегодня тренируется с луком.
— Дядя, вы ведь ещё потренируете меня? — Вэй Ин с Вэнь Нином отдавал много времени тренировкам троих детей, которых воспитывали с малолетства, а вот Цзян Чэн в последние несколько месяцев совсем отошёл от обучения адептов. Политические вопросы забирали у него всё время и силы.
— Обязательно, — Цзян Чэн попытался сделать улыбку немного менее вымученной.
«Когда я занимаюсь с вами, я почти не чувствую эту боль и вспоминаю юность. Да и обещал я вам маленьким, что помогу вам стать достойными заклинателями».
***
Одиннадцать лет спустя.
Осень пришла в Пристань Лотоса незаметно. По крайней мере, для Цзян Чэна. Просто резко похолодало. А вместе с осенью наступил ещё и день, в который Цзян Чэн вот уже одиннадцать лет позволял себе отпустить боль, пока никто не видит. День рождения Лань Сичэня.
Он доставал надёжно спрятанную Лебин; руки дрожали, вместе с ними дрожала и сяо. Он смотрел на неё с нежностью и болью одновременно, а потом осторожно касался губами. Это было почти похоже на поцелуй.
И играл.
Не «Призыв» и не «Расспрос», потому что знал, что это бесполезно. Зачем ворошить старые раны, обнажая и заставляя вновь кровоточить? Нет, играл что-то простое, оставшееся в памяти от Лань Сичэня. Мелодия никак не была связана с магией заклинателей, но её звук успокаивал, приносил в душу покой. Цзян Чэн невольно вспоминал улыбку Лань Сичэня и золотые глаза, что смотрели на него с теплотой и дарили душе мир.
К середине мелодии Цзян Чэн чувствовал, как щёки обожгло первыми капельками в уголках глаз, но всё равно продолжал играть. В этот день он мог позволить себе слабость и слёзы. Всё равно о них никто и никогда не узнает.
(Конечно, Вэй Ин и Цзян Яньли догадывались о происходящем, но не задавали вопросов. Цзян Чэн мысленно благодарил их за это).
Мелодия закончилась, и сяо, бережно завёрнутая в ткань, вновь отправилась в тайник. А Цзян Чэн ещё несколько часов сидел и смотрел невидящим взглядом на руку, на которой под ханьфу всё ещё прятались две лобные ленты — светло-голубая и чёрно-красная, которые ему отдал Лань Сичэнь. А по щекам продолжали стекать горькие слёзы.
— Я бы отдал всё, чтобы ты вернулся ко мне, но ни магия, ни даже боги уже столько лет не слышат ни одной моей молитвы.
***
Семнадцать лет спустя.
Цзян Чэн разбирал свитки и письма, в очередной раз задержавшись до середины ночи. Несколько часов к нему заходил сначала Вэй Ин, а затем и Цзян Яньли, в очередной раз гостившая с повзрослевшим Цзинь Лином и Цзинь Цзысюанем.
Из-за присутствия главы Цзинь в Пристани Лотоса постоянно раздавалась брань. Это старые друзья ругались между собой. Уже не так, как в юности, без драк и прочего. Старые обиды давно позабыты, а вот привычка осталась.
Вэй Ин с сестрой просили Цзян Чэна пойти отдохнуть, потому что глава Цзян в очередной раз напоминал семье призрака от усталости. Но Цзян Чэн лишь отмахивался, говоря, что ему нужно разобраться с горой писем в ближайшее время. Хотя на самом деле его просто вновь мучали кошмары, от которых травы Вэнь Цин больше не помогали.
Цзян Чэн устало потёр виски, болела голова.
— Глава Цзян! — в покои быстрым шагом ворвался один из слуг. — Глава Цзян!
— Что случилось? — в голосе Цзян Чэна послышалась злость; он не хотел, чтобы кто-то трогал его. — Кажется, я просил не беспокоить меня сегодня.
— Простите, глава клана, но… — слуга склонился в поклоне, но договорить ему не дали. Следом в покои ураганом ворвался Вэй Ин.
— А-Чэн! — громко крикнул он, его голос отразился от стен и эхом прокатился по коридору. — А-Чэн! Ты должен это увидеть.
— Да что случилось, задери вас гуй?! — Цзян Чэн поднялся из-за стола, опираясь ладонями в него.
— У ворот Пристани Лотоса нашли мужчину, — слуга позволил себе вновь вмешаться в разговор, — он весь изранен и от него исходит невероятное количество тёмной энергии.
— Так почему это должно волновать меня?! Вы не знаете, что делать с тёмными заклинателями? — он всё больше злился.
— Он назвал твоё имя… и он сжимал колокольчик адепта Юньмэн Цзян, а ещё… — продолжил за слугу Вэй Ин.
— Не может быть, — голос Цзян Чэна надломился, он начал понимать, к чему клонили двое в его покоях, но он не мог в это поверить. Не мог. Семнадцатьлет прошло, он не мог вернуться. — После стольких лет.
— Но ты должен увидеть! — Вэй Ин схватил его за руку. — Он действительно похож!
«Не может быть. Просто не может быть. Я хочу в это верить, но моя надежда угасла, кажется, так давно».
— В любом случае… Глава Цзян, — голос слуги звучал неуверенно, — вы должны решить, что делать с этим человеком. Отдайте приказ.
— Хорошо, — Цзян Чэн взял себя в руки, — я посмотрю на него, если это так необходимо. Но я сомневаюсь, что ты прав, Вэй Ин, слишком много воды утекло.
Цзян Чэн не позволял себе поддаться маленькой искре веры в возвращение Лань Сичэня. На плечах главы ответственность за судьбы и жизни целого клана. Ему больше нельзя слепо надеяться на чудо и вновь собирать свою душу по кусочкам после очередного разочарования.
Цзян Чэн поднялся и последовал вслед за шисюном и слугой.
***
Цзян Чэн замер, чувствуя, как дрожит всё его тело, как внутри вновь что-то ломается и меняется.
«Не может быть», — он повторял себе, словно обезумевший. — Не может быть. Этого не может быть».
На циновке лежал мужчина в чёрно-красных одеяниях. И он действительно походил на повзрослевшего Лань Хуаня.
Семнадцать лет прошло. Ты умер. Цзинь Гуанъяо видел твоё бездыханное тело, он сам участвовал в сожжении. Это не можешь быть ты. Как бы сильно я этого не хотел».
Цзян Чэн коснулся руки мужчины. В ней он сжимал колокольчик адептов Юньмэн Цзян, который весь был покрыт царапинами от времени. Конечно, отличительный знак Пристани Лотоса можно украсть, снять с трупа. Но на этом осторожна выцарапан символ, тот самый который Цзян Чэн оставил перед тем, как отдать Лань Хуаню.
Мужчина застонал и с трудом открыл золотые глаза.
— Ваньинь… — он попытался улыбнуться, тянул дрожащую руку к главе, — я вернулся…