Эвкалипт является одним из самых быстрорастущих растением в мире. Его листья всегда повернуты ребром к солнцу, а в Австралии его называют «деревом жизни». Эвкалипт является лекарственным растением. Другая его особенность в том, что существует так называемый радужный эвкалипт, чей цвет коры отливает всеми цветами радуги. На языке цветов он означает «защита».

В разные периоды жизни школа для Кристиана была и местом, где были его новые друзья, и вторым домом, куда он сбегал из первого, и способом завоевать внимание родителей, добиться их похвалы, признания, и робкой надежды: «А вдруг они увидят как я стараюсь и снова будут вместе?». Он учился много и усердно, как в обычной школе, так и в художественной, которую закончил с отличием. В обычной школе он тоже старался получать только высшие баллы. Чтобы родители увидели и гордились им. Похвала от учителей тоже была приятным бонусом. Но постоянные недосыпы, удушающие истерики и нервные срывы, если оценка была недостаточной, морально уничтожали его день за днем. Укоризненный и слегка разочарованный взгляд учителей, когда он допускал глупые ошибки из-за того же недосыпа кололи словно иголки в сердце, легкие и горло. Хотелось расплакаться прямо там и убеждать, умолять, поверьте, это недоразумение, этого больше не повториться, я могу лучше, вы ведь знаете это.

У него не было друзей как таковых. Только те, кто был готов общаться исключительно в рамках школьных перемен взамен на помощь на контрольных. В основном это были мальчишки. Девчонки, как правило, обычно справлялись сами, а терпеть его периодически колкие, саркастичные и часто обидные фразы не хотелось никому. Он правда пытался не срываться на других, но получалось откровенно говоря плохо. Все силы уходили на очередной этюд, параграф, пейзаж, контурную карту и кучу прочей несомненно важной макулатуры.

Он часто жертвовал сном. Время на переменах было либо для сна, либо для того чтобы быстро-быстро доделать то, что не успел за ночь. Просить у кого-либо помощи было стыдно, да и какое-никакое положение терять не хотелось. Если бы учителя узнали, что он списал… Выговор перед всем классом, выговор у директора, «Родителей в школу. Живо!». Нет, он бы этого не пережил.

Иногда прибегал к помощи интернета и готовых домашних заданий. На одном таком сайте у него даже был в свое время аккаунт. Это выигрывало драгоценное время на сон, а оплата всегда проходила баллами, которые он накапливал, делая чужие задания. Родители не знали.

Родители гордились. Какое-то время. Чаще всего им не было времени проверять его дневник, следить за успеваемостью. Они говорили, что он молодец, со всем справляется, поэтому Кирилл никак не мог предать их доверие. Поэтому вслед за сном полетело и питание. Трехразовое превратилось в двухразовое, потом только в ужин, чтоб отец не переживал. А после стал пропускать и его, отмахиваясь дежурными «Уроков много» и «Я в столовке поел». Деньги, которые давались для оплаты обедов стали быстро уходить на кофе, энергетики и мелкий перекус, чтоб совсем не умереть с голоду. Он не делал этого специально, просто жажда быть лучшим и недостаток времени брали верх. Это была словно азартная игра, где он соревновался со всем миром: с учителями, с объемом работы, со временем, но в первую очередь с собой. Еще чуть-чуть. Еще пару минут. Мне осталась всего одна карта с полезными ископаемыми. Всего пару минут, чтоб записать анализ баллады «Лесной царь» и выписать все средства выразительности, которые он в ней услышал. Пока слушал на фоне, параллельно составляя таблицу основных событий во времена татаро-монгольского ига и выписывая даты правления Рюриковичей. Слушал трижды. И все равно казалось, что ничерта не понял, надо будет еще по пути в художку переслушать раз-два.

Все было неплохо. Парень думал, что вот еще немного и его старания обязательно заметят, принесут результат, а на него обратят должное внимание. И родители обратили. Только совсем не так, как он этого хотел.

В конце шестого, во время урока, парень вышел к доске и упал замертво. В тот день он был особенно уставшим, мозг отказывался реагировать на собственное имя с первого раза, и весь он чувствовал себя сонной мухой. Это было не впервые. Он не помнил, спал ли прошлой ночью. Или позапрошлой. Поэтому, он думал, что просто отоспится в художке, только стоит приехать пораньше.

Открыл глаза уже в кабинете медсестры под гневные крики отца — его не было месяц, он буквально вернулся этим утром из командировки и был в ярости от того, что никто из учителей не заметил состояния его сына.

На вопросы врачей скорой помощи он тогда не ответил. Язык стал неподъемным и непослушным. Руки, пальцы, все остальное тело — тоже. Спасибо хоть легкие продолжали работать, а сердце не останавливаясь перекачивало кровь. Пальцы онемели. Только шея гнулась. Чуть-чуть. Хотелось расплакаться. Он пытался вслушиваться в вопросы врачей, пытался сфокусироваться хоть на чем-нибудь в этой каше, но в итоге лишь вырубился вновь.

Крис не любил вспоминать о тех днях. И годах. Он хотел добиться внимания родителей, и он добился. Но он совершенно не хотел их напугать до такой степени. Единственные, кто знал обо всей той истории, к его огромному удивлению, стали Катя и Женя. Две девушки, которые стали для него почти как сестры, о которых он и не мечтал. Он почему-то привык думать, что от них только шум и мало пользы. Они бы вечно ворочали от всего нос, садились папе на шею и перетягивали все крупицы внимания родителей лишь на себя. Девчонки всегда взаимно сторонились его. Он знал, что иногда ведет себя просто отвратительно, если у него что-то не получилось или просто было плохое настроение. Он пытался работать над этим тогда, с психологиней. Тогда же он прорабатывал и синдром отличника, и целый список других травм, вызванных разводом родителей и последующим переездом матери в родную Францию. Крис любил Францию. Любил за атмосферу, вкусную выпечку и то, как необычно много внимания ему дарили родители в отпуске. Чудо, что он не возненавидел свою вторую родину тогда.

После перехода в восьмой класс, он больше не приходил на сессии психотерапии. Сначала была ломка. Было тяжело, хотелось вернуться назад, к старым привычкам. Хотелось сбежать в прошлую школу, где, да, всем было плевать на него, но все было привычно и понятно. Он знал, кто и за что мог начать буллить, от кого в принципе стоит держаться подальше, кто прикроет, если дашь списать. Но за год терапии отношение одноклассников к нему становилось в два раза хуже по мере того, как он отпускал свою тревожность в подготовке к урокам. И учиться там стало совершенно невыносимо, особенно при его новых порывах крикнуть «Да пошло оно» и совсем забить на учебу.

Постепенно пришлось привыкать к новому: новым одноклассникам, новым учителям, новой школе и новой реальности. Правда, постепенно не совсем получалось. Постепенно, это спокойно, размеренно, медленно. Постепенно — это лежать пластом на поверхности спокойной реки и позволять течению медленно нести тебя по руслу. Его река была горной. С кучей ухабов, иногда подводными потоками, порой ледяной и с кучей препятствий. Его мотало из стороны в сторону. «Мне нужно хорошо учиться. Пусть родители видят, что я в полном порядке и больше не переживают так сильно». «Да кому сдалась эта учеба? Пошло оно все в бездну! Буду пахать как там, на меня снова накинут обязанности, ярлыки и горы ожиданий, а мне их потом оправдывать?». Его бросало из порывов нацепить маску клоуна в желание забиться в угол, чтоб ни одна живая душа не обратила на него внимания. Кто же знал, что все его желания окажутся несбыточными?

Катя разрушила все его старые метания одним решением и добавила гору новых. Возвращаясь назад, в реальность, Крис лишь расслабленно потягивается, словно довольный кот, и понимает — он совершенно не жалеет об этом. Он жалеет лишь об одной вещи: о том, как долго бодался с собой и девчонками, не позволяя быть искренним, боясь, что как только они узнают обо всей тине на его болоте, то оставят разбираться со всем одного.

Когда девчонки все же узнали о его проблемах с самоконтролем, Женя стала мягко класть ладонь ему на плечо, брать в аккуратный захват запястье, а Катя начала давать ему подзатыльники и бить по рукам, чтобы остановить. Это было не больно, но зато весьма эффективно. С Катей можно было и поогрызаться, чтобы снять накопившийся у обоих стресс. Они знали болевые точки друг друга и по мере того, как каждый раз оба обходили эти места в перепалках, доверие друг к другу росло. Было и еще одно правило: не устраивать разборок при Женевьеве. Она принимала все слишком близко к сердцу, и никому из них не хотелось случайно сделать ей больно. Поэтому рядом с Женей все их конфликты либо решались крайне быстро, либо откладывались на потом. Как вообще можно было устоять перед ее кукольными зелеными глазками и мягким нежным голосом, когда она просит прекратить бессмысленный спор и зовет при любом удобном случае пить чай с домашними вкусняшками?

Избавляться от РПП было тяжело. На самом деле, он знал, что срывы будут всегда, но если от излишней желчи и желания выместить злость его выручала Катя, то со вторым безотказно помогала бороться выпечка Женевьевы. Да, и, откровенно говоря, не только выпечка. Стоило девчонкам заметить, что Крис снова отказывается от еды, как они подсовывали ему то батончик, то булочку, то фрукты из столовки. А если это продолжалось долго, то Катя буквально тащила его с собой на чайные посиделки к Женевьеве. Она всегда была рада им в гостях, а Крис обычно и не бывал против. Но зачастую их чайные посиделки длились по несколько часов. А потом обязательно приходил кто-нибудь из родителей Женевьевы, и всех подростков сгоняли на ужин. Срабатывало абсолютно всегда. Крис это знал, но все равно каждый раз осознанно велся.

Пока еще теплые солнечные лучи освещали небольшую кухню, Женевьева суетилась около кухонного гарнитура. Сейчас у Криса не было срыва, но это был один из немногих дней, когда график Кати позволял устроить чайные посиделки. Хотя, будь это не так, Кирилл знал, что стоило девочкам заметить подобное, как Катя отменила бы все свои планы и за рукав притащила бы его сюда. А если это были бы планы ее матери, то она просто спихнула бы его на Женевьеву. Отделаться от Жени было ничуть не проще, а сердце само кровью обливалось, если было нужно в чем-то ей отказать или сказать неприятную новость. Катерина знала это так же прекрасно, как и Кирилл.

Крису нравилось проводить время в квартире Жени. Он не знал, было ли это из-за особого очарования интерьера, напоминающего шебби-шик, прованс и что-то еще, столь уютное, теплое и домашнее, или же из-за перманентного аромата выпечки на кухне. А возможно дело было в подсознании, которое привыкло, что если они собираются втроем в каком-нибудь укромном местечке, то это всегда про тепло, доверие и искренность. Даже если это будет болезненный разговор, выворачивающий душу на изнанку. Крис не знал этого, и единственная причина, по которой он все-таки хотел бы узнать этот секрет, была в том, что он хотел создать такую атмосферу и в своем доме. Возможно, не на столько ванильную, словно зефир, но чтобы приходишь домой и с порога чувствуешь — ты дома. Тебя всегда выслушают, поддержат, помогут. Ты в тепле и безопасности. Возможно, от людей, живущих под одной крышей, зависело гораздо больше, чем от интерьера и это заставляло волноваться.

Обычно болтливая Катя сейчас сидела безвылазно в телефоне и время от времени ругалась под нос. Ей постоянно казалось, что без нее там все снова накосячат и ей снова все придется исправлять. Он пытался убедить подругу, что с такими темпами у нее разовьется зависимость от контроля, но та лишь отмахивалась каждый раз, говоря что-то в духе: «Люди — идиоты». Поспорить с этим было сложно, а помочь человеку против его воли — невозможно. Поэтому Крис просто наблюдал и периодически возвращал девушку в реальный мир. А еще на пару с Женей не позволял ей организовывать их сборища. Первое время девушка сильно возмущалась, но, как оказалось, на чары убеждения Женевьевы падок не только он. Да, и спустя несколько их посиделок, Катя подуспокоилась, а затем и вовсе смирилась.

Но в данный момент, под тихое жужжание духовки, шелест желтеющей листвы за окном и почти мерного стука по клавиатуре смартфона, Кристиана так и тянуло на воспоминания о том, как под такие же тихие, почти монотонные звуки он мог уснуть прямо во время урока или на большой перемене, пока большая часть класса и школы была в столовой. Ему казалось, что стоило скрестить руки на столе, положить голову на них и прикрыть глаза, как он откроет их уже в кабинете с пожелтевшими стенами, старыми партами, запахом замазки, витающем в воздухе на пару с пылью. Или еще хуже — запахами пота и разных дезодорантов.

От всплывшей перед глазами картины, парня не слабо так передернуло. На кухонном таймере было еще две минуты, а Женевьева домывала посуду. Крис и Катя помогали с готовкой и после убрали стол, а посуду хозяйка взяла на себя.

Парень вспомнил, как однажды Женя сказала, что мытье посуды ее успокаивает. После этого он перестал предлагать ей свою помощь в этом. Сейчас, от этого воспоминания парень лишь усмехнулся, а после перевел взгляд на свою вторую лучшую подругу. Крис привстал и быстрым движением выхватил смартфон из рук девушки, тут же вызывая бурю негодования. Когда явно злая Катя уже была готова высказать все, что она о нем думала в данный момент, Кирилл положил ее телефон рядом с собой, не отрывая взгляда от пышущих яростью карих глаз, и заговорил первым.

— Да, они идиоты. Но если ты не прекратишь, они никогда не эволюционируют из дриопитеков хотя бы, — поучительно поднял указательный палец Крис. — до Австралопитеков. А лучше до кроманьонцев.

Когда первая волна гнева сошла и заменилась на обиду вселенского масштаба, Крис сменил свой поучительный тон на более расслабленный и с нотками просьбы.

— Кать, ты через два года закончишь школу и оставишь этих обезьяноподобных на произвол судьбы. Дай им возможность самим разобраться хотя бы в элементарных и базовых вещах, пока ты в состоянии в случае чего потом придти, надавать всем подзатыльников, сказать, «Все дерьмо. переделывайте!» и показать еще раз, чтоб уж точно усвоили. Там треть из вас девяти- и одиннадцатиклассники. Неужели совсем не справятся?

Девушка обиженно и показательно тяжело вздохнула, но, кажется, аргумент был засчитан. Краем глаза Крис заметил, как Женевьева вытирала руки о фартук и закатила глаза на их выступление.

— Ну и что это за концерт вы тут устроили?

— Все для тебя, дорогая, — усмехнулся Крис и встал лишь для того, чтобы следом театрально поклониться. — персональное представление, исключительно для прекрасной леди.

Женевьева поджала губы и покачала головой, но глаза были прищурены от тихого смеха, а уголки губ подняты. Казалось, все в классе уже давно привыкли к подобным выходкам Криса, но Женя реагировала почти всегда так, словно хотела смеяться, но не могла себе этого позволить по какой-то надуманной причине. «Это неуместно», «Прекрати, мы на людях», «Хватит ломать комедию Крис». Кристиан никогда бы не признался, но если Женя когда-либо отреагирует как-то иначе чем смехом или неловким смущением на его выходки, то это будет настоящая катастрофа.

Пока он кривлялся перед одной подругой, вторая перетянулась через стол и забрала свой телефон обратно. На несколько строгий взгляд Жени, девушка моментально стушевалась и объяснилась.

— Я просто проверю нет ли сообщений от матери и на время отключу уведомления от беседы.

Женевьева удовлетворенно пошла снимать фартук, а после за бумажными полотенцами, чтобы вытереть пространство вокруг мойки. Катя еще на несколько минут пропала в телефоне, но, судя по звукам, уже ничего не печатала. Крис едва уложил свою голову обратно, как резкий звонкий «треньк» прозвенел на пол квартиры — это был механический таймер в виде цветастого яйца.

— Я достану, — подал голос парень, чтобы Женя не беспокоилась об этом, и пошел открывать духовку.

Кристиан уже привычными действиями снял желтое полотенце с ручки духовки и открыл ее, после чего осторожно достал противень с песочным печеньем и поставил его на заранее подготовленные деревянные подставки под горячее. Из-за того что полотенце соскользнуло, он едва не обжегся, но, посмотрев на свой палец, решил, что ничего страшного не произошло, поэтому не стал ни о чем говорить. Хотя раньше, или будь он не в таком умиротворенном настроении, то вполне мог устроить из этого очередное представление. Просто чтоб развлечься и развлечь остальных.

— И как ты вообще опустилась до того, чтобы позволять мне организовывать наш досуг? — притворно горестно вздохнул парень.

Женевьева достала большую деревянную тарелку и вилки, чтобы переложить часть печенья с пергамента и поставить на стол.

— Ты и сам неплохо способен со всем справиться, — донесся голос Кати из-за спины. — А мне и с этими дриопитеками головной боли достаточно.

Женевьева подошла к навесному шкафчику и достала от туда упаковку с сахарной пудрой.

— Будешь?

— Естественно, — моментально отозвался парень, после чего поднял тарелку с печеньем и переставил ее на стол.

Женя включила чайник и полезла уже в другой шкаф.

— Кому какой чай?

— Мне с малиной, — моментально отозвалась Катя.

— А есть какой-нибудь зеленый?

— Зеленый? — удивленно вскинула брови девушка, откладывая обратно свой телефон. Крис проследил за этим действием с вопросительно приподнятой бровью, но Катя сделала вид, что не заметила. — С каких это пор ты перешел на зеленый? Ты же почти всегда пил черный со смородиной.

Парень поджал губы. Врать не было смысла, а сказать правду почему-то вдруг стало как-то неловко.

— Любовь к экспериментам в голову ударила?

— Шило у тебя в заднице сидеть на месте ровно не дает, — съязвила девушка, поправив свои цветные волосы.

Да, Крис знал, что идея провальная, но говорить об этом сейчас совершенно не хотелось.

— Как дети малые, — вздохнула Женевьева, ставя две кружки с чайными ложками и ситечками с купажом на стол. А после вернулась достать несколько стеклянных баночек. — Есть с ромашкой и липой. Или с земляникой и клубникой. А еще с мятой, лавандой и душицей и розовый с лавандой.

Крис честно пытался не показывать как сильно его порой удивляет любовь Женевьевы к разному чаю. Когда она прошлой осенью сказала, что делает небольшие купажи, а большую часть ингредиентов хранит по отдельности, чтобы при желании поэкспериментировать, а так же ведет дневник с записями обо всех этих экспериментах и пометках о каждом сорте чая или ингредиенте, который использует, он был уже не так удивлен. И тем не менее.

— Эм, — задумался парень. — Какой был первый?

— Ромашка и липа, — спокойно повторила девушка. — Зеленый. Он достаточно нежный и со сладковатым запахом, — Женя открыла баночку и поднесла ее Крису, а после добавила: — А еще хорошо помогает при кашле и бессоннице.

Пахло чаем и медом. Крис не знал, что именно могло отдавать таким запахом, но вряд ли это была ромашка. Адам как-то сказал, что любит зеленый чай. Крис тогда ответил, что его мама иногда пила зеленый чай с молоком, и это было отвратительно. Возможно, он тогда выставил себя полным идиотом, примерно как те, на кого постоянно так гневно ругается Катя, но Адам так громко и безудержно рассмеялся, что было совершенно не жаль.

Крис знал, что Женевьева обожает чай и, пробуя некоторые ее купажи, он всего однажды вылил чай в раковину — и то, так чтоб девчонки не видели. Это был купаж с ананасом, малиной и вроде как календулой. Женя говорила, что идея добавить кусочки сушеного ананаса оказалась провальной, но он все равно решил попробовать, чтобы поддержать ее и переубедить. Как оказалось зря. Эксперимент был действительно неудачный, зато Крис убедился в том, что Женя не всегда принижает свои навыки из-за своей неуверенности. К слову, без свидетелей не обошлось, но Катя тогда лишь провела по губам, показывая, что ничего не скажет их подруге. В прочем, она тогда едва не рассмеялась и тем самым чуть не спалила все, не говоря ни слова.

Парень искренне пытался забыть тот случай. А еще не знал никого другого, кому мог бы довериться в этом эксперименте.

Сахар был на столе. Это Крису пришлось напомнить снова, потому что он привык, что сахар в их доме хранится в шкафу. Вскоре и около него оказался набор из кружки, ложки и купажа. Пока Женя ставила все баночки на места, Катя встала со стула и решила тоже занять себя. В этот момент как раз вскипел чайник, поэтому она принялась наливать всем кипяток.

Деревянная тарелка с печеньем, белые нежные блюдца из того же сервиза к каждой кружке. Желтые солнечные лучи, бегающие по всей кухне из-за ветра и листвы. На середине стола, около светлой стены, стояла ваза с забавными круглыми водорослями и букетик сушеной лаванды. Поправляя стул, Крис случайно задел локтем листья какого-то крупного растения из «живого уголка», находящегося у окна и прямо за его стулом. Обычно там сидел отец Женевьевы, когда они собирались все вместе.

La beauté c'est l'éternité qui dure un moment*. Крису очень хотелось остаться в этом мгновении подольше, и сейчас это не казалось чем-то невозможным или несбыточным. Время словно застывало, переставало существовать за пределами этой небольшой кухоньки, звонкого смеха Женевьевы и потока историй Кати.

Он и сам много говорил. Говорил о том, что забыл и не успел рассказать из поездки к маме с сестрой во Францию. Говорил как недавно поболтал с двойняшками из одиннадцатого. Говорил как соскучился по ним двоим и их посиделкам за лето, ведь в стране его матери не принято пить чай в таком количестве, поэтому ему, бедному, несчастному, приходилось познавать всю прелесть разных сортов кофе и учиться отличать сбалансированный вкус бразильских зерен от ванильно-фруктовых из Коста-Рики. Катя на этой истории смеялась так сильно, что едва не разлила чай. Хотя, она больше смеялась не над самим рассказом, а над уничижительной иронией парня о самом себе.

— Бедненький ты наш, — сказала она тогда, все еще пытаясь отсмеяться и не задохнуться собственным смехом. А потом, подуспокоившись, с искренним интересом спросила: — Так из какой страны тебе все-таки больше понравилось кофе?

И тогда Крис рассказал, что его сестре понравился кофе из какого-то сорта из Коста-Рики. Она еще маленькая, поэтому это была скорее бомба из сахара и молока, чем кофе, но тем не менее. Его мать так же предпочитала сорта из этих стран. Ее новый муж отдавал предпочтение Никарагуа с его мягким, но насыщенным вкусом, или же Мексике с его шоколадным запахом. Он еще пробовал сорта из Эфиопии и Кении, но оба оказались редкостной дрянью. Первая была похожа больше на пряность, чем на кофе, а вторая — кислая до невозможности. Он так же рассказывал истории о том, как они заходили в кофейни и разные небольшие истории, связанные с этим. Например, как они отвлеклись всего на мгновение, а Виолетта уже собиралась напоить бедного голубя своим молочным коктейлем. Или как пока они гуляли, начался дождь, и Крису было очень жалко расставаться со своим недопитым — Вкусным! — напитком, а зонтик тогда никто не додумался взять.

Смех не утих даже когда пришла Ариадна — мама Женевьевы. Она перекинулась с ними парой слов, Крис сделал комплимент ее новой серебристой фибуле в темных волосах, женщина украла несколько печенек с пергамента и ушла в спальню доделывать свой мастер-класс. Ребята честно пытались вести себя как можно тише, чтобы ей не мешать.

— Ну, как тебе чай? — неожиданно перевела тему Катя.

Сначала Крис удивился и не придал значения ее вопросу, а потому просто ответил, не задумываясь.

— Чай как чай. Очень вкусный, кстати.

И только после того, как он это скандал, по хитрому прищуру карих глаз, парень понял, что угадил в капкан.

— И все же, с чего вдруг ты решил снова броситься в эксперименты?

Женевьева, явно ничего не понимая, кидала взгляды то на него, то на нее. Но друзья явно не собирались вносить ясности в их разговор.

— Альберт, новый муж мамы, как-то сжалился надо мной и купил чай в супермаркете. Зеленый, с кактусом. Мне понравилось, поэтому решил попробовать что-то еще.

— Ммм, — протянула Катя. Она не слишком старалась сделать вид, что верит. Женя аккуратно похлопала кончиками пальцев по тыльной стороне ладони подруги, обращая внимание на себя.

Крис ошибся. Вот теперь, он попал в капкан. Настоящий, охотничий такой. На лису, как минимум. Женя тоже поняла, в какую сторону клонила их подруга. Хвала всем Богиням, Женевьева была не такой любопытной, как ее друзья. К еще большей его удаче, Катя была так же падка на чары их подруги, не способная ни в чем ей отказать. И если Женя намекала, что подруга лезет не в свое дело, то Катя больше не лезла в это болото. По крайней мере, при Женевьеве.

— Если хочешь, можешь в следующий раз попробовать с розой и лавандой. Мне он очень нравится, особенно во время грозы, — примирительно обратилась к нему Женя, закрывая предыдущую тему. Не поддаться на этот нежный, спокойный и мелодичный голос было просто невозможно. Кристиан кивнул с легкой облегченной улыбкой, соглашаясь на все: и на чай, и на помощь подруги, и на продолжение этих посиделок хоть до конца света. Он бы рискнул многим, если бы знал, что в итоге подобная атмосфера тепла, уюта и защиты от всех бед этого мира будет константой его жизни и дома.