шрамы.

на город ангелов постепенно опускается вечер. загораются уличные фонари, звёзды постепенно показываются на темнеющем небе, а люди поспешно возвращаются с работы домой, но всё это не имеет значения для майка шиноды, ведь его разум занят даже не песней, из-за которой он задержался в студии, а развалившимся на диване светловолосым парнем. честер беннингтон - хороший друг и вокалист созданной майком группы, эдакая звёздочка с невероятным голосом и яркими языками пламени на запястьях, - уже минут десять к ряду без умолку трещит о своих шрамах. началось это абсолютно случайно: майк коснулся его плеча и почувствовал под пальцами небольшой рубец, спросил зачем-то о причине его появления, чез начал вспоминать, а затем продемонстрировал шрам на ладони, со смехом рассказывая, как лет в десять попытался залезть на дерево и едва не разодрал все руки в кровь, свалившись с него. майк смеётся тоже - честер буквально светится, заражает своим позитивом, и блокнот с недописанным текстом быстро забывается на столе, а шинода внезапно хватает маркер и накидывается на чеза с криком "сейчас я тебе добавлю татуировок!". беннингтон быстро оказывается прижат к дивану, с которого тщетно пытается свалиться, пока майк вычерчивает на его коже новые линии.

внезапно смех прерывается. честер замирает и, как майку кажется, даже дышать перестаёт. спешно высвобождает свою руку из шинодовских пальцев и натягивает рукав едва ли не до кончиков пальцев. взгляд его, всего минуту назад изучавший лишь веселье, гаснет, становится пустым и отчуждённым. майк настолько шокирован внезапными переменами, что тут же отшатывается, слезает с него. беннингтон же, часто, мелко вздрагивая, поднимается с дивана, принимаясь наворачивать круги по студии. на майка он не смотрит.

- чез?

нет ответа.

- честер.

шинода делает попытку приблизиться, но чез тут же уворачивается, отодвигается от него подальше.

- честер, твою мать, что случилось?!

- пожалуйста, не ненавидь меня за это...

что это должно значить?

майк знает о прошлом своего вокалиста немного - лишь несколько неприятных историй без каких-либо подробностей. он никогда не давил на честера, не требовал рассказать даже то, что безумно хотел узнать, а тот не торопился открываться. неужели он просто боится, что эмси осудит его, скажет проваливать обратно в аризону и не грузить группу своими проблемами? неужели кто-то уже так поступил с этим невероятным парнем, заставив его поверить, что вина за каждое из тех ужасных происшествий лежит на нём?

- чез, - негромко начинает майк, постепенно приближаясь к сжавшемуся в углу вокалисту, - не беспокойся. я не знаю всего, что ты пережил, но я не стану ненавидеть тебя, что бы с тобой не случилось. ты можешь...

- всё не так просто, майк, - почти шёпотом перебивает его беннингтон, внезапно впиваясь взглядом в тёмные глаза друга, - я сам с собой это сделал.

и прежде, чем эмси успевает задать хоть один вопрос, певец протягивает ему свою ладонь.

- дай руку. - его голос слегка подрагивает.

майк, пребывающий в абсолютном неведении, вытягивает руку навстречу и вздрагивает, когда вокруг его запястья смыкаются тонкие бледные пальцы.

честер медлит, колеблется - это шинода замечает по задумчиво-печальному выражению лица, - но спустя ещё несколько бесконечно долгих секунд просит:

- закрой глаза.

повиновавшись, майк ощущает, как его руку медленно перемещают вдоль чужой. его пальцы соприкасаются с честеровскими, на секунду переплетаются и идут выше. кисть руки, запястье. здесь располагаются знаменитые языки пламени. майк готов поклясться, что кожа здесь теплее, однако честер неспешно проводит его пальцами по своей руке и шинода улавливает ещё одну деталь.

шрамы. какие-то совсем короткие и тонкие, а какие-то стали полноценными рубцами. их слишком много, чтобы можно было махнуть рукой, списав на неосторожность. словно бы они нанесены намеренно. целенаправленно.

- честер, ты...

- я сам с собой это сделал, - повторяет тот свои же слова, и майку всё становится ясно, - не удивлюсь, если после такого ты отправишь меня обратно в финикс, майк. я заслужил... в конце концов вы искали вокалиста, а не...

его речь прерывается изумлённо-испуганным выдохом, когда рука майка, всё ещё сжатая его собственными пальцами, начинает двигаться. длинные пальцы, совсем недавно сжимавшие чёрный маркер, осторожными движениями проходятся по покрытой рубцами коже. шинода поднимает на него взгляд и решается задать лишь один короткий вопрос:

- зачем?

честер мнётся несколько секунд. отворачивается и тяжело вздыхает.

- это стало одним из способов сбежать.

он рассказывает о том, от чего бежит, долго. намного дольше, чем до этого говорил о шрамах. майк, ни на секунду не прекращая гладить изрисованную цветными чернилами кожу, вслушивается в шёпот в тишине студии и верит. честеру нельзя не верить. честер не умеет врать, по крайней мере не ему. от его историй майку хочется плакать. он смотрит в лицо чеза, стараясь найти там спасительное спокойствие человека, проживающего диссоциацию, однако в глазах вокалиста стоят слёзы, и майк не сдерживается. схватив забытый на столе маркер, он, едва касаясь, проводит по покрытой шрамами коже. давит всхлип, рисуя меж изгибов красно-синего пламени мелкие звёзды, а затем отпускает себя, и пишет мелкими, аккуратными буквами, проговаривая вслух каждое слово:

- это не твоя вина. шрамы - не признак слабости. они напоминают, что ты продолжаешь бороться. ты сильнее всех, кого я знаю. и ты больше не один.

честер опускает голову, прикрывая лицо свободной рукой, а шинода откладывает маркер, чтобы обнять его за плечи и незаметно переместить на диван.

- давай останемся здесь?

- давай...

ночной ветер врывается в приоткрытое окно, облетает небольшую студию, шелестит страницами исписанного стихами блокнота, обдаёт прохладой двух лежащих на узком диване людей. честер во сне машинально старается придвинуться ближе, и хоть ближе уже просто некуда, майк чуть крепче сжимает вокруг него руки, давая понять, что отпускать не намерен ни за какую плату. вокалист вновь заметно расслабляется, уголки губ слегка приподнимаются в улыбке. эмси, прежде, чем последовать его примеру, дотягивается до маркера и осторожно, едва прикасаясь, пишет короткое "я люблю тебя" на тыльной стороне чужой ладони. сонливость берёт своё, рука опускается, как только он выводит последнюю букву.

спустя несколько минут из сна шиноду вырывает прикосновение пальцев к собственному запястью. за пальцами следует наконечник маркера, и майк не может сдержать довольную улыбку, чувствуя, как появляется на коже ответ: "я тебя тоже".