Когда Джаст просыпается от своего фееричного “передоза” (спасибо за заботу и беспокойство Альфедов, прям от души), мир выбирает быть расплывчатым и кружащимся.
Последние для него совсем не ново - Джасту уже доводилось переживать подобные приступы, да и просто находясь рядом с тем же командным блоком он нередко начинал слышать механическое шипение помех в ушах, и видеть кружение всего сущего вокруг. Что уж там, даже от слишком долгого контакта с Неадаптаром кожа начинала ощущаться неровной и шуршащей, так что подобное совсем не удивляет.
Вот расплывчатость уже представляет что-то новое, как и похожий на трещину белесый шрам, но он предпочитает на слишком об этом беспокоиться, решая пустить все на самотек как обычно.
Его дорогие соклановцы, очевидно, решили поступить по другому.
Во-первых, его первые три дня его не выпускали из постели, обещая связать, если будет рыпаться. За соблюдением постельного режима первые полтора суток следил непривычно тихий и не язвительный Альфедов, но потом Альцест дал ему подзатыльник и отправил спать, и оставшееся время за ним попеременно следили остальные Дровосеки.
После нескольких недель в роли двойного агента, дистанцирования от остальных и постоянной тревоги, подобная забота правда приятна, но Джаст никогда этого вслух не скажет, обходясь колкостями и язвительными комментариями. Впрочем, остальные тоже вслух не говорят, что заботятся, отвечая ему похожи образом, так что они в расчете.
Во-вторых, его еще три дня не отпускали с их базы в Энде, аргументируя это тем, что если он грохнется в обморок во время полета на элитрах, вылавливать его из пустоты будет проблематично.
Джаст на такие аргументы закатывал глаза, но молчал, потому что объяснять причину своих приступов и свою “ошибочность” для этого мира честно говоря не хотелось, да и было лень. Потому он особо не рвался наружу, и потому смог дать Секби смачный подзатыльник, когда тот предложил себя в качестве кандидатуры на шпиона в рядах Надзирателей. Сантос стоящий рядом потом сделал тоже самое, а Альцест пообещал их всех запереть в Монолите, если они приблизятся к “этим уебкам в плащах” ближе чем на метр.
В-третьих, когда его все-таки выпустили на волю, и они с Альфедовым, уже привычно язвительным, вернулись на общую базу, он внезапно понял, что все предметы находящиеся от него дальше чем на четыре метра почти полностью потеряли четкость.
Тогда стратегия “само пройдет” начинала давать трещину.
Собственно, трещиной-шрамом он это и объяснял себе и успокаивался тем, что это точно пройдет, так, временное неудобство после слишком сильного взаимодействия с искаженным кодом мира. В конце концов, после уничтожения яйца и пересоздания всего сущего, у него еще пару недель очень сильно болели кости.
Так что даже сейчас он решил просто забить и ждать, пытаясь делать вид, что большая часть окружения внезапно не превратилась для него в мутную кашицу цветов и размытых очертаний.
Честно говоря, он явно потерпел неудачу еще на том моменте, когда споткнулся о слившийся с общим антуражем дома красный шалкер, стоявший прямо на пороге. Альфедов тогда очень странно посмотрел на него из-за округлых стекол очков, но видимо из уважения к личному пространству сожителя решил не бежать сразу жаловаться Альцесту, а оставить привелегию шутить про слепышарость Джаста и периодически кидать исподтишка на последнего обеспокоенные взгляды только себе.
Хиханьки и хаханьки, подколы, постепенно учащающиеся и от других недоуменные и тревожные взгляды, постоянные спотыкания и сощуривания заканчиваются очень резко, когда через пару недель он со всей скорости влетает на элитрах в синий бетон, который на фоне неба для него был почти невидим, упал сначала на крышу, а потом метров с 6 на землю, и очевидно исключительно благодаря благосклонности Неадаптара к его скромной персоне отделался только вывихом плеча, небольшим сотрясением мозга, парой синяков тут и там и кратковременной потерей сознания, а не размазанным по стене черепом, переломанным во всех местах позвоночником и последующей смертью.
Перепуганный Фарадей тогда вылил на него наверное литров семь зелья регенерации (на заметку: нужно вернуть ему хотя бы ингредиенты для новых), а Секби, находившийся неподалеку и прилетевший на шум, оперативно отнес его их с Альфедовым базу, где на его недавно очнувшуюся тушку не менее оперативно наорали ящер и гибрид, провели стандартный тест “сколько пальцев я показываю” и, написав Альцесту что-то в коммуникаторе, начали в домашних условиях злостно вправлять ему вывихнутое плечо, не дожидаясь прихода “доктора”.
Когда Альцест пришел тот тоже на него наорал и, проведя похожую проверку на “сколько пальцев я показываю?” только меняя расстояние, безапелляционно заявил, что Джасту пиздец как нужны очки.
Вот так вот они пришли к тому, что Джаст сидел по-турецки на своей половине кровати, хмурясь и придерживая очки за дужки над переносицей.
– Ты привыкнешь, обещаю, – спокойно сказал лежащий рядом Альфедов, посматривая на черта с интересом. – первое время будет немного странно и будут сильно давить, но это нормально. Зато хотя бы перестанешь все углы собирать
Со стороны Джаста послышалось лишь недовольное хмыканье. Отрицать, что в очках он явно видел лучше было бы глупо. За квадратными стеклышками мир внезапно обретал утраченную до этого четкость, а цвета переставали наползать друг на друга. Отрицать, что само ощущение очков на лице было безумно непривычным и неприятным тоже нельзя было. Переносица болела после нескольких минут ношения, за острыми ушами неприятно чесалось, а цепочка щекотала и холодила кожу на шее.
Это и так было странно, но куда страннее была сама концепция ношения очков.
То есть, теперь он каждое утро должен будет надевать это наследие средневековых пыток просто для того, чтобы нормально видеть? Какой сюр.
Он неуютно вжал голову в плечи и сильнее нахмурился, поджимая губы. Это было странно.
Сбоку послышался тяжелый вздох и какое-то шевеление. Альфедов принял сидячее положение и быстро переполз ближе к сожителю, зеркаля чужую посадку. С минуту он смотрел Джасту прямо в глаза с нейтральным, изучающим выражением лица. Он с удивительным спокойствием протянул руки руки к чужим, мягко обхватывая и отводя от лица, на котором несчастная хмурость тут же сменилась смущенным непониманием. Он опустил их сцепленные руки себе на колени, большими пальцами поглаживая центр чужих ладоней. Изучающий взгляд еще с секунду был направлен Джасту прямо в глаза, пока бледные губы не изогнулись в улыбке и не выдали:
– На самом деле тебе очень идет, – наблюдая как другой неохотно улыбнулся в ответ, Альфедов весело ухмыльнулся. - Теперь у нас в конторе только Секби двухглазый.
Гибрид быстро приблизился к лицу черта и оставил легкий поцелуй на чужих губах, все так же ухмыляясь.
– Дурак, – сказал наконец-то Джаст, чувствуя как щеки начинают пылать, и толкнул соседа на кровать. Тот не остался в долгу, утягивая его за собой и через пару мгновений они уже шутливо боролись, иногда впопыхах целуя друг друга куда попало и смеясь.
Когда они оба запыхавшиеся и все еще посмеивающиеся уютно устроились в объятьях, Джаст отметил, что все неудобства от очков постепенно отходят на второй план, а чувствует он себя спокойнее, чем за все эти несколько недель, и выдал:
– Секби, кстати, одноглазый.
Альфедов ткнул его под бок локтем и они оба снова начали смеяться.
Ладно, Джаст собирается с достоинством пережить необходимость носить очки, так уж и быть.