Сервал греет привычно озябшие руки, обнимая большую кружку с горячим шоколадом в отеле «Гёте», и задумчиво смотрит в высокое окно, мерцающее серебристыми плетениями инея в сгущающемся сумраке. В городе загораются фонари, и трамваи грохочут громче в стеклянно-звенящем от холода воздухе.
За звуками города (и перезвоном посуды за хлипенькой дверью в кухню) практически не слышно, как всплывает на экране облачко уведомления. В кружочке маячит суровая мордашка брата, и губы трогает умилительная улыбка: на аватарке Гепарда по-прежнему фотография из личного дела Среброгривого Стража — настоящий защитник Белобога.
Достойнейший из детей Ландау.
[21:07] Геппи: Сестрёнка, занята чем-нибудь?
[21:08] Сервал: Ничего такого, что помешает мне ответить тебе) Репетиций сегодня не предвидится.
[21:12] Геппи: Отлично! Не хочешь заскочить на ужин?
Дрогнувшие пальцы едва не срываются с клавиатуры, Сервал прикусывает губу, но, помедлив, всё-таки набирает ответ.
[21:15] Сервал: Куда? В палатки Среброгривых Стражей вспомнить юность? : D
На самом деле Сервал знает ответ — и, заблокировав телефон, едва ли не отбрасывает его в сторону, словно перегретую, обжигающую пальцы докрасна, деталь. Гепард никогда не позвал бы её на ужин в лагерь Среброгривых Стражей: и потому что тамошних похлёбок Сервал вдоволь наелась в Академии, и потому что как настоящий мужчина не позволил бы ей ужинать там, но прежде всего потому что он брат, истинный Ландау.
Телефон вспыхивает новым уведомлением, а Сервал даже просматривать его не хочет, сплетает одеревеневшие пальцы на стремительно остывающей чашке. На экране всплывают сообщение за сообщением — Гепард старается сгладить ситуацию. У Сервал ресницы дрожать начинают, и она качает головой.
Гепард старается, из шкуры вон лезет — только его старания никто не оценит, кроме Сервал.
Гепард — стержень семьи Ландау. Он изо всех сил старается сложить из криво расколотых льдинок слово семья, а получается только фамилия.
Дом Ландау — щит Белобога, горделиво сверкающий золотом и достоинством, стойко выдерживающий любые удары судьбы. Следующая путём Клипота фамилия, призванная преданно служить Белобогу, жителям и хранительнице.
Отец наставлял Сервал трудиться, сражаться, терпеть, сцепив зубы, и не маяться музыкой-дурью.
А теперь её музыка согревает сердца в лютые морозы, а концерты освещают чёрное далёкое небо.
Отец советовал Сервал прислушиваться к Коколии, будущей Верховной Хранительнице, и цепляться за соседство с ней, за дружбу — за общие шутки, прикосновения, мечты…
А Коколия выдворила её из Форта (чудо, что не в Подземье) и из своей жизни с обжигающе ледяным безразличием.
Отец твердил, что Ландау должны защищать Белобог, служа Верховной Хранительнице.
А Сервал Ландау восстала против Коколии, отвернувшейся от народа, скрестила клинки с братом.
Отец говорил… А Сервал ему перечила.
Ей теперь кажется, что так было всегда.
Они с отцом никогда не могли найти общий язык — одинаково гордые и упрямые.
Малышку Рыську, с её мечтами, опасно-восторженными, сияющими невиданным прежде северным сиянием, приняли с нежными поцелуями в лоб и родительским благословением.
Гепарда вырастили совершенным защитником, твердыней Белобога и дома Ландау — тем, кем он мечтал стать сам и кем его мечтали видеть.
А от Сервал всегда требовали большего, невозможного, совершенного — идеальную старшую дочь.
— Госпожа Сервал?
Над головой раздаётся чуть подрагивающий голос, и Сервал, сжав переносицу, чтобы сдержать рвано-дрожащий вздох, поднимает голову. Старый Гёте смотрит на неё с мягким заботливым интересом.
— Госпожа Сервал, всё в порядке?
— Да… — рассеянно отвечает она и, поёрзав на кресле, улыбается уверенней. — Да, Гёте, благодарю, горячий шоколад замечательный. Лучшая оплата за скромную работу.
— Мы всегда рады вас видеть в нашем отеле. Спасибо, что делаете нашу жизнь светлей.
Сервал ребром ладони смахивает невидимые слёзы, пощипывающие в уголках глаз и склеивающие дрожащие ресницы, с раскрасневшихся щёк и, ещё раз обменявшись вежливыми кивками с Гёте, подтягивает к себе мизинцем телефон.
[21:16] Геппи: Домой.
[21:17] Геппи: Я имел в виду… У родителей.
[21:19] Геппи: Сервал, я помню, что тебе надоели мои идеи примирить вас. Просто Рысь скоро возвращается, и я подумал, что было бы здорово собраться семьёй, как раньше.
[21:19] Геппи: Да-да, ты сейчас скажешь, что как раньше не бывает. Но может быть, попытаться? Я сумею убедить отца выслушать тебя. Расскажу, какое участие ты приняла в спасении Белобога. И что в Коколии он ошибался, а ты — нет.
[21:21] Геппи: Сервал, прости! Я не хотел… Давить на больное.
— О, Геппи, — Сервал ещё раз проводит ребром ладони по щеке, — я бы рада. Но ты и сам знаешь, что это бесполезно.
[21:57] Сервал: Всё в порядке, братец. Но у меня появилась идея для новой песни. Нужно успеть поймать вдохновение за хвост ;)
Сервал залпом допивает густо сладкий, уже даже не совсем горячий шоколад с оплавившимися зефирками, возвращает кружку за стойку и, постукивая каблуками по старинным ступенькам, выходит на улицу. Ночной Белобог окутывает Сервал пронизывающим до костей ветром, от которого под сердцем болезненно тянет. И возвращаться в мастерскую, холодную и тусклую, совершенно не хочется.
Несмотря на то что это уже давно её дом.
Впрочем, идти Сервал всё равно больше некуда.
Сообщение приходит, когда Сервал пропускает предпоследний трамвай. Коротко дохнув на пальцы, Сервал снимает блокировку и долго-долго глупо улыбается в экран.
[22:03] Геппи: Тогда буду ждать от «Механической горячки» очередной хит. Записывай меня в первых фанатов!
[22:03] Геппи: Но если что, я поговорил с отцом, он будет ждать.
[22:04] Сервал: Спасибо, братишка <3
[22:05] Сервал: За всё, что ты делаешь для нас всех…
Сервал убирает телефон и, перебежав через рельсы, прячет руки подмышками, поднимаясь наверх. Около мастерской неровно мерцает так и не починенный генератор, а перегоревшие лампочки диодов превращают название в холодно-безразличное «…зимье». Сервал усмехается и ускоряет шаг.
Отец будет ждать примерную дочку, а она домой не вернётся.