***

  Его вели по пирсу связанным, в наморднике.

   - Не знал, что люди такие бешеные, - говорил один кэмоно другому, когда толпа вынужденно расступилась, и человека увели прочь. – Нам всем казалось, они добрые и милые.

   - Детям своим рассказывай сказочки эти, - фыркнул другой. – Его, наверно, препарируют, если не успокоится. Туда и дорога. Мои, когда росли, все мозги проели, фанатея по людям. То книжки им читай, то игрушки покупай. А ныне полгорода таких вот подросших детишек посходит с ума. Правительству лучше б закрыть его и не показывать по новостям с этого дня, не то, боюсь…

   Не дав ему договорить, толпа с шумом рванулась вслед увозившим человека стражам порядка.

   А говорили, криостазис спасёт от безумия. Хитоши очнулся за пять лет до того, как попасть сюда. А всё потому, что система подала ложный сигнал о населённой планете, и капсула разморозилась. Следующие пять лет сознание Хитоши медленно, но верно изменялось в худшую сторону. Он настолько отчаялся обнаружить разумную жизнь, что с каждым новым сигналом бежал, сломя голову, к пульту управления, но всякий раз над ним насмехались. Проклятый корабль, не запрограммированный на обратный путь до Земли, без конца лгал ему, и, обречённый скитаться по бескрайнему космосу, Хитоши довольно скоро поймал эффект Соляриса, а за ним – и другие голоса в голове из-за страдающей психики. Он метался по кораблю, как загнанный зверь, в отчаянных попытках найти выход – не находил и на время затихал, не забывая есть и пить, но не понимая, какой в этом смысл. Годы тянулись так медленно, монотонная жизнь причиняла Хитоши страдания, он хотел выйти в открытый космос и погибнуть там, но корабль не подчинялся ручному режиму, упрямо ведя пленника сквозь пространство, не позволяя покончить с собой. Неудивительно, что, достигнув цели своего путешествия, никакой радости Хитоши не испытал. Ему было слишком плохо, он сразу набросился на кэмоно, едва корабль его выпустил. И вот его куда-то ведут – наверное, на смерть, чему он был бы весьма рад, поэтому почти не сопротивлялся.

   Надежды не оправдались: его посадили в клетку внутри огромного здания, где всё те же зверолюди стали разглядывать его. Кто-то из них чем-то вдруг выстрелил, усыпив Хитоши, и, едва очнувшись и возмутившись, что снова живой, мужчина бился в клетке и громко кричал, ненавидя их всех.

   Его собрались изучать, насколько он понял. Какие ж уроды! Зачем это им, себя бы лучше изучили, а то вон какие твари, полуживотные-полулюди. А ты чего глазеешь, старая обезьяна? Тебе больше всех надо, как я погляжу. Эх, жаль, не дотянуться, чтобы свернуть ей шею!

   Хода времени Хитоши не замечал и не мог понять, сколько тут уже торчит. Его кормили вполне сносно и поили обычной водой, пробовали установить хоть какой-то контакт, но, разумеется, тщетно. Так он и дался этим мучителям! Да, они мучители, пусть и не причиняют боль, а только изучают.

   Совсем иначе воспринимал его появление доктор Дрилл, которого Хитоши обозвал старой обезьяной. Ему было жаль держать в клетке человека, и если бы не буйство, человек получил бы право передвигаться по Центру наравне с остальными. Однако приказы властей не обсуждаются, а прогресс так и не наступал: Хитоши ничем не удавалось исцелить. Он норовил дотянуться до каждого, кто подходил к клетке, и крайне редко пользовался речью, разве что для оскорблений, одичав от безумия и превратившись в дикого зверя за решёткой. Обучить его речи и письму в таком состоянии невозможно, и, понимая это, доктор Дрилл искал выход – и не находил.

   Вскоре случилось непредвиденное. Забыв за своими раздумьями о допустимом расстоянии, учёный подошёл к клетке слишком близко, к тому же стал спиной, что дало повод Хитоши легко его схватить. Предплечьем он прижал горло доктора к прутьям, и, будучи гораздо сильнее, легко удерживал старого мандрила, так что тот не мог убрать его руку или укусить за неё. Горло зажало так, что позвать на помощь доктор Дрилл не мог, и, сколько ни выворачивался, всё тщетно. Самое время попрощаться с жизнью из-за глупейшей ошибки, с горечью думал он, как вдруг его волос коснулись, провели по ним, затем ещё раз и ещё. Вслед за удушьем мандрил ощутил приятное покалывание сперва по коже головы, затем и по всему телу. Что он делает с ним? Это такой способ убийства?

   Внезапное воспоминание, желание прикоснуться к мягкой шерсти, пусть и не совсем шерсти, неважно. Перед ним почти животное – самое прекрасное, что сотворено природой Земли! А он отчаянно нуждался в созерцании, в успокоении, в прикосновении к тому, что бы этот покой даровало. Конечно, здесь не Земля, зато эта планета населена почти что животными. И ему ПРИШЛОСЬ применить насилие, поймать мандрила, чтобы тот понял, КАКАЯ необходима терапия. Поэтому сейчас Хитоши с необычайной нежностью гладил его по голове, вынужденно придерживая. Когда же закончил, когда насладился сполна, шепнул ему в ухо, довольный, что тот уже не вырывается:

   - Спасибо, мартышка.

   Убрав руку, Хитоши отошёл вглубь клетки и затих. Держась за горло, доктор Дрилл долго глядел на него, не зная, как реагировать. Приятные мурашки всё ещё бегали по телу, взлохмаченные волосы, которые так приятно расчёсывали пальцы пришельца, стояли дыбом, и доктор не торопился приглаживать их.

   - Любопытно, - откашлявшись, сказал он себе. – Весьма любопытно. Но слишком опасно. Знаю, ты не понимаешь меня, и надо бы найти нам способ договориться: больше так меня не хватать, задушишь. Знаю, - обрадовался он. – Завтра кое-что сделаем. Что-то очень смелое, почти безумное, но, надеюсь, я не пожалею. Контакт нужно налаживать, и в нашем случае сгодится любая возможность. Именно её ты сейчас и продемонстрировал. Этот шанс стоит использовать, и тогда мы с тобой перейдем на новую ступень твоей адаптации.

   По тону мандрила Хитоши понял, что его хвалят, и приободрился. Сдвиг в психике никуда, конечно, не делся, но проблески адекватности уже проясняли сознание. Ему нужно больше той терапии с шевелюрой доктора, или с любым другим кэмоно, только как дать им это понять, не хватая в охапку каждый раз? Ему станет гораздо лучше, вот как теперь. И хорошо бы выпустить из клетки. Впрочем, о подобном Хитоши пока не смел и мечтать.


   На следующий день доктор Дрилл собрал всех сотрудников возле клетки с Хитоши и объявил, что вчера был установлен первый контакт по инициативе пришельца, и сейчас он, их руководитель, продемонстрирует, как это было. После этого все, сказал он, поймут, что бояться того, кому нужна помощь, не следует.

   - Какой безумец, - прошептал тигр, едва все услышали из уст доктора, что сейчас он войдёт в клетку к человеку.

   - Может, остановим его? – нерешительно произнёс медведь.

   - А он послушает нас? Сомневаюсь. Это же доктор Дрилл.

   - Не послушает – силой оттуда вытащим. Человек же его загрызёт!

   Никто, впрочем, не шевельнулся в момент, когда учёный открыл дверцу, и когда вошёл внутрь – тоже. Всем, казалось, было любопытно, что же из этого выйдет. А также, выйдет ли смельчак наружу живым.

   Закрыв за собою дверь и подойдя к ожидавшему на раскладушке Хитоши, доктор Дрилл улыбнулся ему и сел рядом. Затаив дыхание, кэмоно наблюдали, как удивлённый его смелостью человек робко протягивает руку, касается белоснежных волос мандрила, проводит по всей их длине, зарывается пальцами глубоко внутрь, почёсывая. И учёный с довольным видом откидывается назад, прямо на грудь и в объятья к Хитоши.

   Раскрыв рты, сотрудники Центра ловили каждый миг невероятного зрелища, восхищались храбростью доктора и поведением человека. Их руководителя не схватили, не искусали, не разорвали на части – более того, они оба расслаблены и спокойны.

   - Так вот что за методику он открыл, браво! – восхитился медведь. – А знаете что? Я тоже хочу принять участие.

   И смело шагнул к клетке. Немного погодя поднялись и ещё несколько. Выйдя, учёный впускал их по одному, и выходили они оттуда с совсем иным к Хитоши отношением.

   - Нужно сообщить властям о прогрессе, - посоветовал доктору один из них.

   - Прогресса как такового нет, придержи поспешные выводы, - отрезал мандрил. – Нужно выяснить, останется ли он в таком состоянии, если лишить его этого удовольствия. Снова станет буйным – значит, прогресса нет, и методика не подходит. Зависимость от чего-либо не может стать инструментом исцеления.

   И Хитоши лишили единственного удовольствия. Всё бы ничего, эксперимент шёл по плану, только, как и предрёк доктор, удовольствие переросло в зависимость. Не только Хитоши нуждался в терапии, но и все, кто испытал эти ласки, хотели ещё. Хотел и сам доктор, но не мог позволить эксперименту прерваться, за что вскоре поплатился. Никто не знал, что, лишённый пути к исцелению, Хитоши захочет чего-то совершенно иного, и вновь превратится в тупое животное.

   Доверившись Хитоши, доктор Дрилл уже не держался поодаль от клетки, тем более, что это допускал эксперимент. Человек пока не тянул к нему руки, что позволяло предположить об отсутствии зависимости от прикосновений. Одного учёный не знал: из уважения к нему Хитоши держится из последних сил, дабы не разрушить эти узы доверия. Если он вновь причинит ему боль, его точно убьют. А он так желал исцелиться, и не понимал, зачем его лишили удовольствия чесать кэмоно, раз им самим это нравится.

   Срыв случился так же внезапно, как и в тот раз. Доверчивый доктор постоянно проводил с ним время, пытаясь хоть как-то научить языку кэмоно, но всё без толку. Его подопечный вновь замкнулся в себе, сидя на раскладушке в дальнем углу. Перестав за ним наблюдать, учёный прошёлся вдоль клетки, собираясь взять со стола документы и уйти, как вдруг был схвачен в знакомые тиски.

   - Может, ты больше не будешь хватать меня так? – пока без испуга попросил доктор, но в ответ человек зажал ему горло так сильно, что мандрил захлебнулся слюной, и внутреннее чутьё его забило тревогу. Позвать на помощь уже нельзя, он хрипел и задыхался, а Хитоши меж тем полез второю рукой не к голове доктора, а к его штанам. И тут краем глаза тому удалось заметить, что человек обнажён ниже пояса. Ужас объял его с головы до пят. Вот чего он добился, лишив их обоих удовольствия! Вот когда настигла расплата!

   Спустив штаны доктора сильными рывками, Хитоши обхватил его поперёк талии и тесно прижал к прутьям. Тут же что-то ткнулось меж ягодиц, но сил бороться уже не осталось. Как же были правы власть имущие, предупреждавшие их, что человек – не тот герой из мифов, что он явился к ним в бешенстве, и, как оказалось, втёрся в доверие, а сейчас вот-вот удовлетворит ещё один свой инстинкт. Чесание головы и впрямь дарило удовольствие, чего не скажешь о принудительном сексе, когда он, кэмоно, в роли жертвы!

   В него проникли самым бесстыдным образом. Ослабевший от нехватки кислорода и недолгой борьбы, несчастный мандрил смирился со своей участью, до последнего надеясь, что частички здравого смысла ещё остались в мужчине. Когда в него вошли, слишком грубо, резко, бесцеремонно, доктор отбросил эту надежду, застонав сквозь стиснутые зубы. Крепко удерживая жертву, Хитоши двигался в нём, спеша кончить. Длительное воздержание не позволяло продлить акт насилия, да и, честно говоря, Хитоши вовсе не желал долго мучить того, кто хорошо к нему относился. Даже сквозь призму своего болезненного состояния он видел и понимал, что правильно, а что нет, что доверие нужно оправдать, а не ломать его, как сейчас – но ничего не мог с собой поделать. Недостаточность терапии и знаний о психических болезнях людей послужили этому причиной. Быстро, отчаянно двигаясь в пойманной жертве, Хитоши наслаждался моментом, не думая о последствиях. И что удивительно, доктор уже не сопротивлялся, покорившись ему, лишь постанывал, вжимаясь спиною в решётку, что мешала двум телам соприкоснуться теснее.

   Смущённый тем, что его собственное тело откликнулось, пусть и слегка, доктор Дрилл старался не представлять, как выглядит со стороны: дёргающийся от фрикций человека, прижатый им к решётке, растрёпанный, стонущий, без штанов и с привставшим членом. Никто не должен такое увидеть!

   Человек заканчивал своё грязное дело, ускорив темп. Когда же доктор ощутил, как в него льётся семя, дёрнулся из последних сил, освободившись лишь от одной руки насильника. Вторая так и держала мандрила за шею, и едва член с хлюпаньем вышел из ануса, Хитоши подвинул голову доктора и расцеловал его в висок и щёку, пытаясь добраться до губ, но получилось лишь чмокнуть в верхушку носа. Он слишком сильно вывернул ему голову и вовремя понял, что в губы получится, лишь сломав позвонки, и отпустил жертву любви.

   Жаль, они не могли общаться на одном языке, иначе мандрил всё бы ему высказал. Осквернённый нежеланной близостью, он, стыдливо натянув штаны, отправился в душ смывать с себя позор и решив не появляться у Хитоши где-то неделю. Пусть подумает над своим поведением, да хоть безвозвратно свихнётся – плевать. Властям он изначально не нравился, и теперь-то Дрилл понял, как они правы. И всё же прикусил язык, не собираясь никому говорить хотя бы по той причине, что это унизительно для его чести и достоинства.

   За своё психическое здоровье доктор не волновался, осознав, что иначе воспринимает свершившийся акт, чем если бы насильником был кэмоно. Да, внутри бушевала буря эмоций: отвращение, ненависть к пришельцу, но никакой подавленности и страха, разве что гром грянет позже, и он поймёт, насколько сильно ему навредили.

   Это чувство так и не пришло ни спустя неделю, ни через месяц. Хитоши лучше не становилось, и, казалось бы, давно стоило найти новый способ исцеления. Помня о том, что поклялся себе больше никогда не заходить в эту клетку, доктор Дрилл был ошарашен внезапной просьбой одного из работников.

   - Понимаю, что зависимость доказана, но, сэр, сами же видите, в каком он состоянии, а мы только и делаем, что топчемся на месте не в силах его исцелить. Так, может, снова разрешим ему почёсывать нас? Мне кажется, только это ему и поможет.

   При этом медведь состроил умоляющую мордочку.

   - Неразумное дитя, что ты забыло в моём Центре? – грубо бросил учёный. – На место, живо! И больше чтоб никто не смел об этом заговаривать! Эксперимент давно завершён.

   Ему и самому было больно глядеть на Хитоши, что тянул к нему руки из клетки, но, помня о случившемся, не реагировал и не подходил. Способ вылечить его доктор, конечно, искал, и искал ежечасно, но всё казалось не тем, не подходящим инопланетному организму. Отчаяние постепенно охватывало его, и хоть неприязнь из-за той близости никуда не делась, в глубине души учёный не хотел, чтобы Хитоши закончил свои дни в этой клетке. Потому и не сдавался в своих поисках.

   Вскоре случилось невообразимое: человек исчез. Кто-то выпустил его из клетки, должно быть, ночью, когда Центр патрулировала охрана, но та ничего не видела. О пропаже доложили властям, и город, а также окрестности, перевернули с ног на голову. В Центре тоже всё стояло столбом: компетентные органы перерыли всё в здании, но не нашли ни следа, ни единой зацепки. А доктора Дрилла, как и полагается, вызвали на ковёр к вышестоящему начальству, и вышел он оттуда ещё удручённей, чем вначале. Клетку явно кто-то открыл, не мог же сам Хитоши взломать хитроумный электронный замок! Или мог?

   Внезапно доктор догадался, куда тот сбежал. Его летательный аппарат так и качался на воде, исследованный властями, но оставшийся недоступным для их понимания. Ничто на корабле не могло пойти на пользу кэмоно, даже в металлолом и на переплавку не сдали – неизвестные сплавы чужеродных элементов могли представлять опасность и требовали долгого изучения.

   Вечерело. На пирсе стояла тишина, и это приятно успокаивало после целого дня нервотрёпки. Негромкий плеск волн среди вечернего затишья – что может быть лучше?

   За себя доктор Дрилл не опасался, ставя прежде собственной жизни безопасность нации. Что бы человек ни задумал, его обязанность – вернуть пришельца в Центр. И что-то подсказывало мандрилу: он именно там, внутри корабля, о котором все позабыли. Любопытно, как он добрался сюда незамеченным?

   Глубоко вздохнув, учёный двинулся по пирсу. Никакого оружия он не захватил, лишь его трость оставалась при нём. Постучав ею в плотно закрытый люк, доктор замер, ожидая ответа. Всё, чему он сумел научить за эти месяцы Хитоши, так это аналогу азбуки Морзе. Оказалось, человек умеет считать, что вполне объяснимо, раз технологии его планеты доросли до межгалактических перелётов. И каждое число этих стуков означало разное. К примеру, сейчас мандрил стукнул три раза, что означало гарантию безопасности и доброго отношения.

   Прошло больше минуты, прежде чем люк открылся, и Хитоши в скафандре возник перед ним.

   - Ясно. Ты собрался домой, - покачал головою доктор, понимая, что выполнить свой долг и вернуть его в Центр будет кощунством. Будто лишь сейчас догадался, что причина болезни мужчины - тоска по родине. – В таком случае поторопись. – И стукнул о пирс пять раз, передав эту просьбу.

   Ему показалось, Хитоши что-то прочёл в его глазах - то, что самому мандрилу было неведомо, - и это побудило его схватить и затащить гостя на корабль.

   - Нет-нет, ты не так понял, - нервно зачастил доктор Дрилл. – С тобой я не собираюсь…

   Развернувшись, мандрил обнаружил, что люк уже закрылся.

   - Отвори, - сердито и строго приказал он. Человек не шелохнулся. Его взгляд не выражал ни враждебности, ни агрессии – Хитоши просто смотрел, затем протянул руку и коснулся головы доктора, пробормотав что-то вроде: «Наконец-то». Вот тогда-то его лицо озарила благодушная улыбка.

   - Нет, прочь! – оскалился учёный, собираясь отстучать тростью ещё один приказ, но Хитоши выдернул её и отбросил в сторону. Шагнув ближе, он запустил уже обе руки в шевелюру доктора и прижал его к себе. Корабль вибрировал, готовясь к взлёту – это доктор Дрилл услышал только сейчас.

   - Ладно, хорошо, трогай нас, сколько угодно, только прошу, давай сейчас же вернёмся! – оттолкнув человека, взмолился он в тревоге и вертя головой в поисках выхода. А корабль меж тем уже отрывался от воды.

   - Я не хочу лететь с тобой, слышишь? – кричал мандрил, прекрасно зная, что, как ни кричи, понятнее не станет. Вновь вырвавшись из навязчивых объятий Хитоши, он в ужасе выглянул в иллюминатор. Его родная планета медленно отдалялась. Можно лишь предположить, что с ним сделают на планете людей. Да то же, наверно, что и они сами: посадят в клетку, и это в лучшем случае. И тут он понял, зачем Хитоши взял его с собой. Это месть за причинённые страдания.

   Как он сумел запустить корабль и настроить его на курс домой, загадка уже для нас. А для несчастного кэмоно, что отчаянно стонал, не отрывая взгляда от утраченного дома, насильно от него оторванный, путешествие сквозь космос к враждебной расе людей ещё только начиналось.