Три поцелуя- это не так уж и много, чтобы полюбить кого-то. Три поцелуя- это катастрофически мало за всю жизнь, но если они тебе даны, то каждый становится по-особенному любимым.
Скарамуш из числа тех, для кого прикосновения под запретом. Не то, чтобы у него было расстройство, просто тактильность не для него. Он может и не против объятий, но только если его обнимают близкие друзья, а друзей у Скарамуша было немного: слишком нелюдим, слишком много иголок для остальных.
dottore: эй, мелочь
dottore: погнали в кино на Сплита?
scara: разве ты его уже не смотрел?
scara: и вообще это триллер, ты моей смерти хочешь?
dottore: :о
dottore: как ты догадался?
scara: иди нах
dottore: ой, да ладно тебе, пошли
dottore: хочешь за руку подержу, чтобы не было страшно?)0
scara: ты их моешь раз в полгода
dottore: если бы я мыл их раз в полгода, то подох бы уже в медицинском
scara: ;)
dottore: гадина :О
dottore: одевайся давай и погнали
С уст срывается смешок: над Дотторе всегда весело подшучивать, и ведь не обижается на колкости. Дотторе…он такой живой что ли? Взрослый и ребенок одновременно? Его невозможно смутить, но порой его обращения были столь наивны, что ты и правда начинаешь подозревать, что перед тобой не парень сто семьдесят ростом, а пирамидка из детсадовцев в облачении гота. Скарамуш же сам недалеко ушел от этого понятия, только если у его друга свора детсадовцев, то Скарамуш единственный.
***
Дотторе стоял возле торгового центра, и как только приметил своего друга в толпе, усмехнулся: называет в голове коротышкой, но никак не вслух— жить хочется.
— Долго ты.
Скарамуш кривится, — Знаешь, существует такая вещь, как планирование. Никто не приходит на такие спонтанные встречи
— Но ты же пришёл.
верно, скарамуш пришёл. несмотря на свою ворчливость и лень в разную пору, он пошёл на встречу с дотторе, стоило только спросить. какие выводы можно сделать из этого, скарамуш знать не хотел. отчаянно не хотел. так же, как все те бессонные ночи перед парами, потому что дотторе скучно и никуда не нужно.
— Конечно я пришёл. Иначе ты бы ныл всю оставшуюся жизнь
— И не давал бы конспекты.
— И не давал бы конспекты.— Губы растягиваются в лёгкой улыбке. Они правда знали друг о друге многое, хотя вряд ли хоть когда-нибудь разговаривали по душам. Просто каждый наблюдал за другим. Просто они не могут иначе: после той встречи потока, поссорившись , даже не помня о чём, начали узнавать друг друга. Сначала недолюбливание, а после все стадии принятия от гнева до "сегодня я никуда не пойду" и "тогда я тоже".
— ты чего завис? пошли
Дотторе подталкивает Скарамуша вглубь кинозала и занимает место, похлопывая рукой по соседнему сиденью.
— Вот уж спасибо, выделил прямо королевское место. Как по-твоему я
увижу происходящее на экране? - Скарамуш недовольно бормочет, испепеляя чей-то затылок впереди.
— Ого, ты так хочешь увидеть? Может, мне посадить тебя на колени, чтобы было лучше видно?
— Пф, обойдусь
И ведь он не знает, почему так нервничает: слова Дотторе перевернули всё с ног на голову или же он вспомнил его рассказы про этот фильм
Кадры сменяются один за другим, темнота происходящего нагнетает, Джеймс Макэвой отлично играет диссоциативное расстройство, и Скарамуш чувствует, как его ладошки потеют, а сердцебиение учащается. Он старается максимально расслабиться, чтобы не выдать через поджатую губу свою тревогу, как тут рука Дотторе берёт его, Скарамуша, и переплетает их пальцы. Сердце увеличивает ритм, достигая того предела, когда кажется, что всё в этом зале могут слышать его.
‐ спокойно. — Шёпот задевает ухо, приятно щекоча шею, и Дотторе подносит их сплетённые руки к губам, целуя тыльную сторону руки.
А дальше...Ничего не происходит. Дотторе всё ещё держит руку Скарамуша, но его взгляд направлен на экран. "Что это было?..". И хорошо ведь, что в зале темно, никто, даже Дотторе, сидящий рядом, не заметит покрасневших щёк Скарамуша. Сердце продолжает бешено стучать, а ладошки всё ещё мокрые от тревоги, и Скарамуш убирает руку, освобождая Дотторе от мучения потных рук. Тот никак не реагирует, и Скарамуш выдыхает спокойно: больше не о чем переживать. Он чувствовал, что умер дважды, а потом воскрес: на моменте погони за главной героиней и та часть временного промежутка, пока их пальцы были переплетены. Сейчас Скарамуш успокоился— слишком много стресса дало обратный эффект, теперь он ничего не чувствует
***
— ну и какого черта им понадобилось? если отчислять, то пусть отчисляют
Скарамуш стоит возле деканата и ждёт, когда его позовут для выяснения обстоятельств прямо как в типичных детективных сериалах, только труп ещё живой и ждёт когда палач в лице учебного заведения не сделает взмах топором, и головушка с знаниями , на которые было потрачено много денег, не отлетит в сторону.
scara: я заебался тут стоять
dottore: бедняга(
dottore: как я могу тебя поддержать?(
scara: иди в жопу
dottore: ?че я сделал
scara: ехидничаешь
dottore: так вот ты какого обо мне мнения
dottore: вообще-то я искренне :/
scara: с тобой слишком сложно
dottore: сейчас легко только с дураками
dottore: мне вот с тобой очень легко♡
scara: ИДИ В ЖОПУ
dottore: ладно, что случилось?
scara: меня отчислить хотят, вот стою у деканата
dottore: пиздец
dottore: сейчас приду
Скарамуш в растерянности топчется на месте. Неизвестно, через сколько Дотторе придёт, а главное зачем - непонятно, но он всё же послушно ждёт, и нет, не своего друга вовсе, ждёт , когда его пригласят в кабинет к декану.
нервничать не стоит, но палец скарамуша старательно пытался отодрать кутикулу, а сам он стоял, оперевшись на стену, но совершенно не чувствовал опоры, переходит от одной стены коридора к другой.
Дотторе должен подойти совсем скоро, и его волнует не дружеское "эй, как так , сколько долгов у тебя?" сколько из-за горячего касания к руке, которое совсем было не дружеским. не дружеским же?
о нет. нет, нет, нет. нужно избавить себя от этих мыслей, которые так и норовят проникнуть глубже, к самому сердцу , чтобы зажечь его огнём надежды, который так больно терять.
— Долго ты будешь сверлить взглядом стену? – Дотторе подошёл тихо, или же Скарамуш сам погряз в своих размышлениях и панике, но когда услышал друга, невольно дёрнулся, что не осталось незамеченным.
— Какого черта? Хрен ли ты так пугаешь?
— Я думал, из-за твоего роста моя ходьба будет для тебя землетрясением, но ты, как вижу, тот ещё тормоз. Как мне вообще выживать с тобой во время апокалипсиса?
— Иди нахрен. — Дотторе усмехается этому заявлению, и его взгляд скользит по Скарамушу, пока не цепляется за окровавленный палец , и его выражение лица меняется на более задумчивое. Скарамуш смотрит на Дотторе и ждёт и нет, когда он посмотрит ему в лицо, чтобы наконец прервать этот стыд, ведь его маленькую вредную привычку заметили.
— Что?
лучшая защита–нападение. он много раз видел подтверждение этого высказывания. не раз его школьная жизнь переворачивалась с ног на голоау, когда именно он нападал, нежели те самые хулиганы. видеть угрозу в жертве довольно пугающее явление, ведь такое будет значить одно "я потащу тебя за собой".
но была ли нужда защищаться от Дотторе? Его друг, хоть и болван полный по словам Скарамуша, всё равно вряд ли представлял какую-либо угрозу. Только высокий рост мог задавить его, но была ли нужда в этом? Вовсе нет. Угроза? Она была другого рода, более болезненного, если докопается до сути, более ранящая, если всё вокруг рухнет, ведь сначала сердце, а потом весь мир.
— Всё будет в порядке. – и улыбается. тихо, нежно.
[error]
что-то такое произошло в голове скарамуша. если бы это был мультик, то в голове бегали бы разукрашенные человечки, кричащий: "Код красный!" О каком коде может идти речь, если такое ощущение ново, притягательно, обволакивающе тепло. Когда же улыбка Дотторе, та гримаса, что этот ехидны черт демонстрировал, превратилась в скульптуру Бернини? Когда сердце начало так бешено стучать, а отчаяние сравнимо с Дафной, превращающуюся в древо? Скарамушу не хотелось бы, чтобы любовь была бременем его друга. Стоп. Любовь?....
Ко лбу прислоняется что-то мягкое, и только сейчас Скарамуш начал понимать, что Дотторе стоит слишком близко, что он слишко наклоняется к нему и его губы слишком близко к его лбу, который они только что поцеловали.
— Ты весь красный, и у тебя температура.– почти шёпотом, расстояние позволяет, Дотторе отстраняется и смотри обеспокоенно. Когда же он стал таким? Таким нежным? Таким красивым в лучах, которые пробиваются через ветви деревьев у окна.
—Ага. Увидел тебя, и маленький дьяволёнок внутри меня нагрел всё до магмы, когда тебя увидел. Зачем ты вообще припёрся?
— О, так всё-таки признаёшь, что ты мелочь.
— Вау, спасибо, что напомнил о моём росте, ведь благодаря ем-
— Да-да, ближе к своему господину Люциферу. Я знаю. – Дотторе перебивает, а в глазах искорки – Ты вообще тут давно ждёшь?
— Ты сразу примчался, словно пёс
— Как мило, но я про декана.
Скарамуш хочет пнуть его, когда видит на чужом лице привычную ухмылку. Сердце уже не заходится в бешеном ритме, и его приглашают в кабинет.
***
— Скажи: какого фига у тебя столько долгов? Только не говори, что из-за работы
Скарамуш салютует ему рукой, не отводя взгляд от компьютера, в котором делал одну из курсовых работ.
Дотторе обречённо выдыхает и скатывается вниз по дивану. Так проходит несколько минут, и ничего не нарушает тишины, кроме пальцев, нажимающих на клавиатуру.
— Почему я вообще помогаю тебе? Это даже не моя специальность.
— Ты сам вызвался.
— Ага, верно. А ещё слежу за болеющим другом. Цени мои доброту и любовь.
Звуки клавиатуры всё так же ударялись о тишину между ними, но сейчас она была неуютной: Скарамуш покраснел , ему неловко, а Дотторе всё так же молчал, пока не решает прервать атмосферу — Ты же краснеешь не просто из-за температуры?
Скарамуш застыл: его застали врасплох, и вряд ли найдётся приличный для хозяина дома способ, чтобы избавить себя от, кажется, такихардии. — Прости?
— Прощаю.
Смотреть на Дотторе страшно, но нужно было убедиться, что да, он шутит, дразнит его, и никакой этот вопрос не неловкий. Скарамуш поднимает взгляд, и его сердце пропускает удар. Всё было совершенно другим: ноутбук отложен в сторону, а его друг смотрит на него совершенно серьёзно, разрушая все догадки о том, что между ними происходит. Теперь он мог в полной уверенности сказать, что происходит нечто , что заставляет бабочек внутри живота взмахнуть своими крылышками. Дотторе пододвигается ближе, так, чтобы можно было кончиком носа ощутить его дыхание. Он же и переходит на шёпот:
— можно тебя поцеловать?
И Скарамуш кивает.