Туман над водой

Ранним утром пахло солью и сыростью. У моря всегда так. В море всегда так. Маленькая лодочка покачивается на волнах. Мотор легонько гудел, все исправно после недавней починки. Дон плохо помнила, что случилось. Штормов тогда не было, волны спокойные, мимо никто не проплывал, в скалы она уже давно не врезается, да и какие тут скалы…  Самое спокойное место во всей деревне, рыбачь не хочу, рыбы - сверхмеры, денег хоть…

- Ай, забыла, - пробормотала она, внимательно рассматривая удочку. - Забыла, что забыла! 

И такое случалось все чаще и чаще. То выплывет без снастей, то мотор забудет заправить, а один раз забыла приколотить новую доску взамен сгнившей. Три дня с лихорадкой лежала. Жители повздыхали, да свыклись с тем, что у рыбачки начинала подтекать крыша. Наплевав на слова врачей и на предупреждения соседей, Дон продолжала выходить в море. Каждый день она приносила кету, окуней, семгу, форель, трехглазых иглобрюхов, пятиконечных удильщиков, дьявольских отродий, мертвых миног и детенышей левиафана. Она одна находила эти порождения сатаны. Она одна знала, где выловить длиннейших червей с глазами по всему телу,  которых после можно было скинуть перед лицом торговца, обычно запуганного и преисполненного отвращения. Еще хуже ему было от того, что на лице Дон всегда неизменно сияла улыбка, свойственная скорее одержимым. 

С недавних пор в городе поселилась ученая, которая, узнав о “необычных видах рыб”, мгновенно прибрала к рукам несчастную по мнению горожан рыбачку и ныне вся добытая рыба уходила прямиком на ее лабораторный столик. Платила она щедро, поэтому Дон не жаловалась, наоборот была рада, что нашелся человек, что действительно уважал ее старания. 

Но каждый раз после похода к ученой, чье имя постоянно ускользало из памяти, чей облик сводился к безликому силуэту, в котором выделялись разве что серебряные волосы, память рыбачки становилась все хуже и хуже. Каждый поход в море больше напоминал мутный сон наяву, с которым невозможно было бороться. Оставалось только принять его и в очередной раз пересчитать все снасти, в очередной раз осмотреть все крестики на руке и попытаться вспомнить, что же они значили.

На рассвете клевало плохо, что было даже странно. Сегодня улов скудный. Зато рассвет невероятно красивый. В его теплых оранжевых лучах небо казалось расписным полотном, полным облаков причудливых форм. Одно похоже на лошадь, другое на куст, третье на огромную рыбину, четвертое на клубнику, а пятое на глубоководную водинку, которую удалось выловить недавно в гроте… 

Что-то тряхнуло лодку. С силой тряхнуло. Что-то огромное было под водой. Что-то массивное показало край хвоста, извивающийся, словно гигантская змея. То был хвост Левиафана. Должно быть. Наверное. Левиафанов не существует. Так говорили жители. “Вы, господа, просто не умеете видеть!” - так отвечала им Дон. Но сама она до этого дня не видела ни чешуинки сего отвратительного чудовища, что по легендам населяло местные воды вот уже столетия. То, что она звала детенышами левиафана были лишь миногами-переростками.

Столкновения было быстрым. Чудовище проплыло мимо, выставляя на показ лишь редкие кольца хвоста. Он струился как ленточка в руках у юной гимнастки. Слишком большая и слишком широкая ленточка. Дон схватило было гарпун, но было уже поздно. Левиафан скрылся, словно его никогда и не было. Лишь покачивающаяся на волнах лодка напоминала о его присутствии. 

На сегодня стоило закончить. Подумать только, настоящих морской змей. Тот, кого боялись рыбаки во всей стране, тот кому приписывали самые крупные крушения, тот который… который! Кому расскажешь - не поверят. 

***

- Я тебе верю, - Мерсо как обычно даже не смотрел на Дон, был занят какими-то своими делами, включающими в себя заваривание очередной чашки кофе и наблюдение за погодой. Он всегда верил всему, что она говорила. Потому, возможно, с ним было так легко общаться. 

- С чего бы мне тебе не верить, - это даже не вопрос, он редко задавал вопросы.

- Так господа из деревни… ни один из них даже мысли себе позволить не может о том, что сии сказания есть правда, - Дон насупилась. Но горящие глаза выдавали всю ту радость, что она испытывала от привычного признания.

- Повторю, почему мне тебе не верить? Обычное дело, - он, правда, был немногословен. Поэтому, возможно, с ним было так тяжело общаться. 

- Мадемуазель Фауст не сказала тебе, что делать дальше? - вот как ее звали. Ту ученую. Должно быть, забудется снова через пару часов. Даже если повторять это имя сотни раз оно неизменно будет исчезать из памяти. 

- Нет, сударыня ничего не изволила приказывать. Я собиралась к ней идти после обеда, коль захочет - примет, коль нет - так я подремлю немного. 

- Сон - это хорошо, - и Мерсо, взглянув на нее украдкой, снова уставился на небо. - Дождь пойдет. Будь осторожна вечером.

- Не волнуйся, другой мой, я знаю, что делаю, - она похлопала его по широкому плечу, накинула кепку на лоб и, взвесив на спину мешок с рыбой, направилась к “Зеркальной глади”. Кто назвал так виллу поодаль от деревенской суеты - загадка. У ученых черте что в голове. У архитекторов так вовсе должно быть книжка  с метафорами. Впрочем, неизвестно, дали ли вилле это название строители или сама госпожа Фауст, с недавних пор живущая там. 

Вилла маленькая, стояла в тени рядом с лесом. Солнце туда почти не падало. Там всегда было прохладно и очень влажно. Словно они специально пытались поддерживать определенный уровень влажности. Для каких целей? Черт этих ученых знал. Они все странные и у всех по сотне скелетов в шкафу, если не по тысяче. Несправедливо, конечно, что они хранят свои маленькие дурацкие тайны, не делясь ими с другими, но с другой стороны, каждому всегда есть что скрывать. Поэтому Дон обычно старалась изо всех сил сдерживать любопытство по поводу вопросов куда более серьезных, чем зачем у виллы два герба и как так вышло, что доспехи в холле никто не чистит, это ведь память предков. Такое неуважение. Стоило как-нибудь протереть их самостоятельно. 

Зеркальная гладь была странной, округлой формы. Никто понятия не имел, почему ее построили такой. Рядом с виллой был небольшой прудик с кристально чистой водой, поговаривали, что за нее-то домишко получил свое название. И никаких конспирологий с архитекторами или самой ученой. Как там ее звали? Да какая разница, она любила повторять свое имя раз за разом, так что оно всплывет в любом случае. Не стоит много думать. 

У входа рядом с воротами рыжая горничная подметает опавшие листья. Ее руки необычайно сильны для обычной служанки. На ее пальцах слишком много шрамов для простой прислуги. Она редко улыбалась, всегда казалась немного отстраненной, если только речь не заходила о чем-то, в чем сама Дон разбиралась плохо. В такие моменты Измаил прорывало на тонну поправок, уточнений, дополнительных фактов и “вовсе там не так было”. Она была хорошенькая ровно до того момента, как начинала ворчать, как старушка, которой на завтрак выдали черствый хлеб. С ней было интересно, но сложно. Она ни во что не верила и все подвергала сомнению. Исключением был разве что бог. Но ее бог был каким-то странным и вычурным, она никогда не говорила о нем, только иногда шептала непонятные молитвы, когда пыталась сдержать переполняющее раздражение. Дон старалась не спрашивать ее об этом. Было интересно, но совсем чуть-чуть. Не хватало маленького катализатора, чтобы все-таки начать расспросы. Пока что страх пересиливал, хотя такое с ней случалось в последние годы крайне редко. Невероятно редко. Но возможно страх перед богами просто был заложен в человеческую природу. Или нет. Может быть это был страх длиннющей и скучной лекции о том, как религия это дело самого человека и он в праве верить во что угодно, а еще вовсе не обязан каждому встречному говорить о настолько сокровенной вещи. Хотя монахини в “доме призрения” всегда говорили, что бог и вера в него - штуки общие и ими надо делиться. Дон делилась. Никому не нравилось. Она все равно продолжала делиться. Только уже с меньшим количеством людей. Измаил же была полной противоположностью. 

- Пришла все же, - пробормотала она, заметив Дон. - Госпожа ждет тебя в лаборатории. Она, правда, ждала твоего прихода еще минут десять тому назад. Знаешь что это значит?

- Что моя персона - важный гость для сударыни? - заулыбалась Дон, смотря на то, как Измаил достает из кармашка в переднике часы, которыми после чуть ли не тычет рыбачке в лицо с неизменно недовольной миной.

- Что ты опоздала на десять минут, - она отходит вновь берет отложенную до этого метлу и продолжает пометать, словно ничего не случилось. 

- Извольте, мисс, но у меня было неотложное дело!  Мой приятель…

- Слушать не желаю, я занята, не мешай, пожалуйста. Госпожа и так заждалась, - даже дослушивать не стала! Ну что за человек. Обычный, впрочем, человек. Хотя таких как она - единицы. Нельзя было сказать, почему, скорее это было что-то сродни аксиоме. Оно просто было так. Без дополнительных объяснений.

 А с кончиков волос у нее стекала вода. И после нее самой оставались влажные следы. Одежда у нее иногда была мятая, а подолы неизменно влажные, словно она только что вылезла из местного пруда. Но наверное такова работа служанки - хочется или нет, ты испачкаешься в любом случае и переодеться времени не будет. У госпожи Фауст было мало слуг. А те, которые были, работали на износ. По крайней мере, такими были слухи, которым, как известно, не стоило верить полностью, ведь в лучшем случае, они содержат в себе лишь половину правды.  

-Ты была у пруда сегодня? - спросила вдруг Дон, проходя через ворота. Измаил на нее даже не посмотрела, только вздохнула с раздражением. Вопрос повис в тишине и так и не дождался ответа. 

Вилла была старая. Стены заросли плющом, а каждая дощечка скрипела так, что неволей становилось жаль тех бедолаг, что просыпались оттого, что мимо прошел кто-то из слуг, отошедший по нужде. Впрочем, они, должно быть, люди привыкшие. Люди в принципе, ко всему привыкают со временем. Так что и в жалости не было необходимости. Да и вряд ли они хотели, чтобы хоть кто -то жалел их по такой причине. Тем более, когда была другая, куда более противная проблема, которую невозможно было решить, просто вызвав плотника. Планировка Глади оставляла желать лучшего. В ней было больше дверей, чем комнат. В ней было больше тупиков, чем стен. Лестница на втором этаже вела на улицу. Дверь на кухню притаилась в подвале, за тремя поворотами. Дон никак не могла привыкнуть к петляющим лестницам и до сих пор терялась. Сейчас она снова застряла между первым и вторым этажом, не понимая, в какую сторону идти. Огромные зеркала на стенах лишь усиливали неприятное чувство, растущее где-то изнутри, которое с каждым днем становилось все тяжелее прятать за показным и утрированным восторгом от “путешествия” по “лабиринту волшебников”, в центре которого сидела тихая принцесса, ожидающая рыцаря на белом коне, что передаст ей внеземных существ, коих она с радостью разделяет маленьким, но очень острым ножиком на маленькой деревянной досочке. 

В Зеркальной глади была лишь одна хорошая вещь. На зеркалах кто-то рисовал причудливые узоры, цветы, морских обитателей и миниатюры из деревенских легенд. Их всегда было интересно разглядывать. Всегда находилось что-то новенькое, какая-то деталь, которую раньше никогда не замечал. Когда Дон спросила, чьих это рук дело, Фауст ничего не сказала. Когда Дон спросила у Измаил, чьих это рук дело, та по обыкновению раздраженно вздохнула и пробормотала что-то про Решу, которой нечем было заняться в перерывах и которая никогда не работала так, как надо. Дон имела неосторожность спросить, как работать надо и получила огромную тираду о том, насколько тяжела жизнь главной горничной среди лентяев и “творческих личностей”, непонятых обществом и не знающих цену времени и деньгам. С тех пор рыбачка Измаил старалась расспрашивать поменьше. Единственное, о чем она была готова говорить без особого раздражения - было море и его обитатели. Тогда у нее загорались глаза. Тогда с ней можно было даже поспорить, поболтать и обменяться опытом. Но такие случаи редко предоставлялись. Чаще всего они обменивались короткими фразами и на этом все заканчивалось. Лишь изредка мисс Фауст просила Дон задержаться, чтобы найти что-нибудь особенное в награду. Тогда можно было провести немного времени со слугами. 

Говоря о награде, чаще платили как обычно, деньгами. Но иногда, когда у Фауст было хорошее настроение, а рыба была принесена самая редкая - ученая расщедривалась на забавные безделушки. Это были камушки, талисманы, книги, в основном пособия, иногда сборники сказок с картинками. Дон хранила их у себя под кроватью. Другого места не было. Отказываться от подарков из-за того, что в ее чуланчике мало места не хотелось.

Свернув налево, она наконец-то вышла к массивной белой двери с небольшой черной табличкой, на которой белыми буквами было написано “Лаборатория”. Почерк был аккуратный и когда Дон увидела надпись в впервые, она прочитала ее как “Лаоротерия” и долго не могла понять, что это такое. Дверь была не заперта. Значит действительно ждали.

- Сударыня, - Дон зашла в комнату, неловко оглядываясь. - Я прибыла к вам с новыми бесценными экземплярами!

Но ее проигнорировали. В комнате пахло химикатами и почему-то лавандой. Было прохладно, даже несмотря на то, что почти все окна были плотно закрыты и занавешены. Единственный источник света - небольшое окошко почти под самым потолком. Как в такой темноте только работать можно… ученые эти такие странные создания. Совсем себя не жалеют. А ведь такая хорошая погода снаружи. До полудня не так жарко, а после него - так и вовсе благодать. Вот бы вывести леди Фауст к морю, на солнышко, на пляже понежится, а потом к пруду, в прохладу… 

- Положи их у входа, Фауст заберет их через минуту, - пробормотала ученая после большой паузы. Дон повиновалась без лишних вопросов, хотя что-то подначивало задать хотя бы один. Но не стоило тревожить людей за работой. Даже если они сами не всегда были против этого. Никогда не знаешь, когда они с долей радости в голосе ответят тебе, а когда отправят куда-нибудь прогуляться с нескрываемым раздражением. Впрочем, Фауст редко проявляла эмоции достаточно ярко, чтобы сразу понять, что она чувствует. Зато умела едко подколоть. На это нарываться не хотелось.

- Прикажете уйти, сударыня? 

- Зайдешь через час, Фауст хочет кое о чем тебя попросить, - она махнула рукой в сторону, даже не повернувшись. Через час так через час. Дон пожала плечами и вышла из лаборатории. Свежий воздух хлынул в легкие. Здесь пахло сыростью, но дышалось легче, чем в логове ученой. До двенадцати еще долго, но уже тянуло к маленькому озеру за виллой. Там всегда свежо и прохладно. В полдень там можно было прятаться от жары, а вечером передохнуть после долгих часов работы. Правда к девяти вечера проход к озеру закрывали и его нельзя было посещать до самого утра. Причин никто не объяснял. Дон однажды попыталась перелезть через забор в десять вечера, подговорив приятеля Эмиля пойти вместе с ней, чтоб стоял на стреме. Да только их обоих поймали, стоило Дон коснуться ногой забора. Так она познакомилась с Решу и Отис, двумя очень эксцентричными горничными. Впрочем, Решу горничной на самом деле была не всегда, по крайней мере, год назад ее картины еще можно было заметить где-то в темных углах выставок. Что довело ее до услужения сомнительным ученым? Там была какая-то очень длинная и очень запутанная история, включавшая в себя минимум три смерти, загадочные обстоятельства и все, что только могло удержать внимание слушателя; однако Дон засыпала каждый раз еще на “важном предисловии”, а просыпалась ровно на моменте жуткой несправедливости, настолько выводящий ее из себя, что Измаил, которой всегда “выпадала честь” рассказывать, никогда не заканчивала свой рассказ, а подключалась к ожесточенному спору, у которого не было никакого решения, ведь одна сторона не желала слышать, а вторая не имела полного контекста, но зато имела нерушимые убеждения.

В вилле была одна дверь, которая вела прямиком к тропинке к озеру. Найти ее, на удивление, не составило труда. Она была почему-то на втором этаже в самом дальнем углу. Нормальной лестницы вниз не было. Только веревочная, которую приходилось свешивать всякий раз, когда хотелось спуститься. Кто ее поднимал потом - загадка, но это Дон не касалось. Главное, что ей было разрешено лестницей пользоваться. Большинству слуг запрещалось. Почему? Одному богу известно.

Дверь была открыла. Лестница - спущена. Пахло свежестью и мылом. Рядом с дверью стояло ведро с водой, рядом с ним как-то по особому положенная швабра. Выглядело как непонятный арт объект. Подобное Дон видела всего один раз, когда какой-то художник устроил выставку в местном музее. Выставка не пользовалась популярностью по вполне очевидным причинам. Зато еще долго были слышны шутки о том, что ныне художником стать легче легкого - достаточно уметь мазать красками по холсту. Дон тоже ничего не поняла, но решила, что в этом что-то да есть. Ровно как и в бытовых инсталляциях, иногда встречавшихся в Зеркальной глади. 

Дон спустилась вниз и огляделась. Тропинка к озеру неизменна. Все такая же поросшая сорняками. Все так же по бокам разрастается высокая трава. Раздражающий стрекот кузнечиков усиливался с каждым шагом. Где-то посреди дороги на полпути к озеру сидела Решу. Она что-то старательно вырисовывала на листе бумаги, положенном на толстую картонку. Дон подошла ближе и поморщилась. Горничная рисовала мертвого голубя, рядом с которым валялась змеиная шкурка. Там было еще что-то, но Дон предпочла не задерживаться и не рассматривать как следует. Это случилось не в первый раз. Это произойдет снова. Главное, чтобы Решу не забрала с собой лестницу, когда будет возвращаться. Когда она рисует, она совсем не обращает внимание на то, что происходит вокруг нее. Был и другой путь обратно. Но через виллу пройти было быстрее и проще всего. Очень не хотелось пробираться через густые заросли кустов. Но раз придется… Нет, не стоило сразу мириться с плохим исходом, тем более что он не обязательно произойдет! Да и кусты не такие уж и плохие, из них только пара колючие, а остальные нормальные! Правда выглядели они одинаково и сложно было сказать, какой из кустиков окажется с колючками. Что ж, это будет проблема будущей Дон. 

Чем дальше в лес, тем прохладнее становилось, тем выше были деревья и тем громче были птицы. Это, конечно, так, перелесок, настоящий большой и темный лес начинался за прудом. Туда ходили только охотники, и то далеко не все возвращались. Дон была там однажды с кем-то. Она не могла вспомнить, с кем именно. Голову наполнял туман всякий раз, когда она думала об этом, так тчо она отбрасывала все попытки вспомнить. Забыла - значит и не так важно было. 

Рядом с прудом был маленький причал. Им не пользовались. Он здесь скорее был для красоты. Где-то, конечно, были запрятаны маленькие лодочки для “прогулок на воде”, но Дон понятия не имела где, и Измаил как-то бросила фразу о том, что никому до этих прогулок нет дела и причал стоило бы снести, только место занимает. Странная она, Измаил эта. Никому причал не мешал. По крайней мере так думала Дон. Как сядешь на краешек, спустишь ноги в воду и смотри себе на далекий противоположный берег, где теснились высокие деревья. Иногда к берегу выходили животные. Но рассмотреть как следует их не удавалось, зрение мешало. Оно уже не было таким острым, как в детстве. Или же два года назад. Она не помнила. Казалось, словно так было всегда. Хотя, возможно что-то случилось с тех самых пор, как она начала работать на эту… ученую. Ее имя опять забылось. Что-то странно было с этой виллой.

У пруда всегда было тихо и темно. Сюда редко кто приходил. Утром уж точно никого не было. Разве что вот сегодня Решу выбралась, и та до воды не добралась. Может быть, у нее было какое-то поручение? У двери стояли ведро со шваброй, значит отлынивает здесь от работы именно что по дому. “Мда, влетит же ведь!” - подумала Дон, кидая плоский камень в воду. Он делает ровно два “блинчика” и  идет ко дну. У Эмиля всегда получалось лучше. Она много раз просила его научить, но, по его словам, у него это выходило само по себе и никаких дельных советов он дать не мог. 

Где-то далеко пели птицы. Над водой поднимался туман, хоть уже и было несколько поздновато. Ничего не видно. Хотелось спать. Дон достала карманные часы и поняла в тот момент, что забыла сразу посмотреть, откуда ей начать отмерять злосчастный час. Ну, предположим, что прошло минут десять. Осталось еще сорок. Подремать бы, но здесь совсем не место. 

Дон села на край причала, сняла ботинки и свесила ноги. Она уставилась в кристально чистую воду. На дне только камни да песок. В этом пруду была рыба, но она вся здесь была какая-то странная, прямо под стать владельцам территории. Впрочем, разве не она помогла поймать все эти бесценные экземпляры?  Героиня-рыбачка. Борцунья за сохранение редких видов. Это, конечно, больше касалось самой ученой, чем Дон, которую больше волновало, было ли справедливо вылавливать их из родного моря, погружать в искусственный водоем среди совсем других рыб… Но госпожа ученая убедила ее в том, что так будет лучше. Здесь, в пруду, им никто больше не навредит. Конечно, далеко не всякая рыба попадала в пруд. Критериев отбора Дон не знала, но знала, что из дьявольских вьюнов выходит отменная похлебка. 

- Ты что тут забыла? - Измаил возникла словно из ниоткуда. Ее шагов не было слышно. Она стояла за спиной Дон и что-то говорила последней, что служанка по обыкновению уперла руки в бока, выражая недовольство. 

- Отдыхаю, пока сударыня… Сударыня ученая не соизволит меня вновь увидеть. Это будет через час, - Дон призадумалась. - Уже меньше. 

- Боже мой, здесь одни лентяи, - Измаил села рядом, подвернув юбку. - Могла бы чем-нибудь полезным заняться.

- Тебе просто не хочется видеть меня здесь, верно думаю? Могу уйти, не переживай, задерживаться не изволю, - но Измаил остановила ее рукой.

- Сиди уж, - она тяжело вздохнула. - Уйдешь еще куда-нибудь, потом тебя ищи по всему дому. Забыла, как потерялась в тот раз?

Дон сглотнула. Ее искали около часа. Сама она все это время проходила через одни и те же три двери. Пожалуй худшее утро понедельника в ее жизни. Можно было и не строить такой лабиринт вместо дома. Кому вообще при это в голову? 

- Слишком хорошо помню, сударыня, воспоминания так свежи, что я вздрагиваю каждый раз, как только хоть мысль об этом посещает мою головушку.

- Ты намеренно так говоришь? - но Дон ей не очень хочет отвечать. Вопрос о речи - это табу. Такое спрашивать нельзя. Это банально неприлично. К тому же, она не станет слушать объяснений, ровно как и все те, кто был до нее. 

- Даже если и так… Это привычка, и я считаю, что больше людей должно относиться друг к другу с большим уважением, - этого будет достаточно. Измаил пожимает плечами.

- Не видела, куда ушла Решу? Она снова отлынивает, - видимо сменила тему из желания поговорить подольше. Неужели разглядела достойного собеседника? Или же ей настолько нечего делать? Впрочем, ей всегда было чем заняться. У главной горничной сплошные хлопоты. За теми уследи, этих поймай, третьих отчитай, четвертым принеси завтрак, пятым выговор сделай, шестых встреть у ворот и ни минутки покоя и никакого понимания. По крайней мере, все было так с ее слов. На самом деле Дон заметила, что под вечер Измаил словно исчезает из обыденной жизни Зеркальной глади. Ее никогда нельзя было увидеть после десяти. И рано утром она тоже не появлялась за редкими исключениями. Уж не отлынивала ли? Нет, вряд ли. Наверное, у главных горничных есть какие-то особенные главногорнические дела. 

- Так видела или нет? - она повторяет вопрос, замечая, что Дон снова думает о своем. 

- Видела, она у тропинки расположилась, рисовала голубей в змеиных шкурах, - пробормотала Дон. - Знать не знаю, куда она могла направиться дальше. 

- Понятно, значит снова ближе к лесу в обход пошла… Слышала же? Она недавно филина притащила. Недели две назад. 

- Нет, ни слуху ни духу про это.

- А она принесла! Большая птица, раненая была. Она все выхаживала ее, а пока птица отдыхала - зарисовки делала. И ладно бы только это, к этому все привыкли, она иногда тащит всякое в дом, хотя мы ей говорили прекратить. Так она на соседского паренька натравила филина, как только рана заживать начала! Бедолага, еще и не сразу убежать смог, а этой только и нужно, чтоб она на подольше задержался, мучимый птицей. Мол ей с натуры нужно. Не может рисовать, чего не видела никогда, - в голосе Измаил считалось явно раздражение. Зато теперь стало понятно, откуда у Эмиля свежие шрамы на лице. 

- Тяжело тебе, должно быть, дорогая, с этими нахлебниками и лентяями, - больше и сказать было нечего. Эксцентричные люди, живущие в эксцентричном месте. И только Измаил пыталась казаться самой нормальной из всех. Но и у нее, должно быть, были свои секреты. 

- И не говори. Через два часа у нас прием гостей, а они все разбрелись кто куда, вот теперь лови их по всему дому, честно терпения не хватает.

- Почему ты не уйдешь?

Измаил посмотрела на Дон как на сумасшедшую.

- Куда я пойду? У меня нет выбора, по крайней мере сейчас, - она переводит взгляд на свое отражение в воде. - Мне некуда идти. Госпожа приютила меня. Пока не отплачу ей - не смогу уйти. 

- Мне не стоит спрашивать, верно? - люди не очень любят делиться личным. По крайней мере, такие как Измаил уж точно. 

- Извини, - горничная сложила руки на груди. - Может быть когда-нибудь я расскажу тебе. 

Дон промолчала. Не смогла придумать, что сказать, в голове были одни глупости, а Измаил не терпела глупостей. Ради нее можно было и помолчать, не хотелось получать очередную лекцию о том, что легкомысленным тяжело живется.  Это была ее излюбленная тема.

Они сидели в тишине, прерываемой разве что редкими трелями птиц и стрекотом насекомых. Туман медленно рассеивался и вдалеке проявлялись очертания противоположного берега. Плохо зрение все равно не позволяло узнать, что же именно там происходит, какие животные выйдут испить воды сегодня, и выйдут ли они вовсе… Впрочем, это не имело никакого значения. 

- Я пойду, мне не стоит так долго отлынивать, - Измаил было встала, но теперь уже была очередь Дон ее останавливать.

- Отдохни, не пристало тебе так трудится не покладая рук, позволь себе хотя бы небольшой отдых! Я искренне считаю, что ты заслужила его даже больше, чем все вместе взятые жильцы и работники виллы! Да и день сегодня невероятно пригожий, почему бы не посидеть немного на берегу в приятной компании?

Половина городка сейчас бы усмехнулась, услышав последнюю фразу, но, слава богу, они были здесь одни. Лишь птицы могли их слышать, лишь рыбы были свидетелями. Свидетелями чего, правда… Да кто его знает. Иногда Дон хотелось быть чуть ближе к обитателям дома. Возможно у Измаил было схожее желание. Не просто же так она осталась, опустив ноги в воду прямо в туфлях. 

- Т-ты что это делаешь? Ты же простудишься! - но Измаил лишь захихикала.

- Не переживай, со мной ничего не будет. У меня здоровье крепкое. 

Повисла неловкая тишина. Больше сказать было нечего. Дул приятный ветерок. Все как всегда. 

- Что ж, сударыня, поверю вам на слово! - Дон улыбнулась самой яркой улыбкой, на которую была только способна. 

- Вот вы где! - девушки обернулись на голос. Запыхавшийся молодой человек стоял поодаль от пристани и пытался отдышаться. Эмиль. Что он тут забыл?

- Мисс Фауст… Очень ждет… тебя, Дон… А еще Отис… - едва-едва пробормотал он, ловя воздух ртом. Как же быстро он бежал? И зачем только… Судя по виду, он пролез через кусты, в виллу его снова не пустили. Почему-то Отис считала, что мальчонка слишком хилый и что ему в жизни не хватает неких испытаний. Поэтому к нему она относилась с особой строгостью. 

- Я поняла, к чему ты, - Измаил встала, расправила юбку, подолы которой все равно намокли и направилась к выходу. - Отдышись перед тем как говорить. Это не так важно, как тебе кажется. 

Но противореча своим словам, она быстро направилась в сторону виллы и довольно быстро ее силуэт стал невероятно далеким и маленьким. Дон проводила ее взглядом с какой-то тоской на душе. Снова не получилось завязать разговор. Возможно, стоило уже бросить все попытки сблизиться, но разве рыбаки так просто сдаются? Ну, другие-то да, но Дон ведь не другие! Дон хотелось хвататься за любую возможность стать ближе, не зная почему ей так отчаянно хотелось добиться расположения одной-единственной горничной. Но наверное чувства в целом было тяжело объяснить словами. Вернее, чтобы найти слова нужно было сначала понять, что именно за чувство сдавливает волнением грудь, что заставляло ладони потеть, и из-за чего сердце билось чаще. Конечно, на ум приходило очевидное, но называть этого слова не хотелось. Оно имело в себе особую магию, несло какой-то особый смысл. Не хотелось раскидываться им без точного понимания, оно ли это. 

Впрочем, стоило сказать, что не раз перед сном Дон представляла себя рыцарем непременно на белом коне, а роль ее дамы сердца почему-то почти всегда занимала Измаил. Иногда Фауст. Но с ней в конце приходилось расставаться, она была слишком влюблена в свои научные открытия. Этот сюжет был припасен для тех дней, когда душа требовала трагедии. Один раз дамой был Мерсо, но это был самый странный сюжет из всех. О нем не очень хотелось вспоминать, он закончился тем, что ослепленный солнцем, мужчина, который никогда не проявлял инициативы, зарубил дракона. Зарубил дракона Дон, прямо при ней. Это был удар по печени. Худшая фантазия из всех. Измаил хоть отыгрывала даму в беде, хотя и очень много ворчала о том, что спасти ее можно было и раньше. Ах, такая красивая в золотом платье с короной на голове, длинные перчатки скрывают шрамы на руках(хотя для принцессы у Измаил были больно грубые и мускулистые руки, но в том был ее шарм), волосы в длинной косе… 

- Ты в порядке? Ты меня слышишь? - Эмиль сидел на корточках прямо перед Дон. Вид у него был обеспокоенный, он дотронулся ладонью до лба рыбачки. 

- Снова в облаках витаешь? Тебя там ждут. 

- А почему прислали тебя?

- Попался им под руку, сама знаешь, как Отис ко мне относится. Я тут мимо проходил…

- Тебя снова Кромер позвала куда-то? - Дон посмотрела на него обеспокоенно. - Ты бы не ходил туда, не стоит оно того. Ты ж сам знаешь, какая она…

- Оттого, что знаю и иду, - вздохнул Эмиль. - Давай, тебя заждались. Меня тоже. 

Не стоило больше спрашивать.

- А я с тобой пойду! Негоже этой негоднице так откровенно тебя использовать! Это же откровенная несправедливость! А ну-ка, веди меня к ней! - глаза у Дон загорелись, руки волей-неволей сжались в кулаки, вот уж кого, а эту задиру Кромер она терпеть не могла. Как только видела ее хитрое лицо, так тут же хотела ей врезать. 

- Давай ты сначала увидишься с госпожой Фауст, а потом уже будешь распускать руки… Как-то неправильно будет, если ты не займешь работой… Разве это будет справедливо по отношению к Фауст, которая ждет тебя? 

Дон призадумалась. Самой совершить несправедливость или же позволить чужой несправедливости случится? Почему бы не избежать обеих? Главное правильно расставить приоритеты. 

- Веди меня к Кромер, я быстро расправлюсь с этой негодницей, а потом отправлюсь к сударыне.

Но Эмиль покачал головой.

- Прошу тебя, Дон, пожалуйста! К тому же, откуда тебе знать, позвала ли меня Кроме или кто-то еще, - он почему-то смутился. 

- Так ты же сам сказал, что знаешь, какая она и что идешь именно к ней! - дешевые трюки, этим Дон не возьмешь. Мальчишка взглянул на нее чуть ли не плача.

- Да я в общем говорил, а не конкретно про сейчас! Боже, иди с богом, умоляю тебя. Не задерживай никого, - да что ж он прицепился, столько раз уже мог бы уйти. Впрочем, он знал, что рыбачка скорее всего увяжется за ним и тут уже совсем не отделаешься. 

- В.Т.Г. 

- Вот ты где? - переспросил Эмиль, обернувшись и встретившись глазами с Решу. Та медленно кивнула. 

- Я забираю его, - она схватила Эмиля за воротник и повела за собой. - У нас назначен ХЧ.

- Даже не хочу знать, что это, - пробормотала Дон, а потом обиженно уставилась на Синклера. - Мог бы сразу сказать, что с Решу идешь! Зачем ты врать изволил?

- Извини, если запутал тебя! - во взгляде его читалась благодарность к горничной, которая так вовремя подоспела на подмогу. - Увидимся потом как-нибудь!

Голос его становился все дальше. Решу утащила его в сторону беседки. Дон никогда там не была и последовать за ними не решилась, путь туда по словам Измаил был похож на лабиринт, да и Фауст уже, должно быть, заждалась. Дон побежала в сторону виллы. 

Лестница все еще была на месте, повезло сегодня. В тот раз… Что было в тот раз? Голова полна тумана. Сколько не напрягай память, в ней словно никогда не было воспоминания о, кажется, дождливом дне и длинных…в озере… в озере… и еще там… там было…Что там было?

Но не стоило останавливаться и думать о таких пустяках! Забылось, значит не было так важно. Дон всегда говорила это себе, хотя в последнее время, с тех самых пор, как она начала работать на госпожу ученую, все больше и больше вещей начало бесследно утекать из памяти. Нельзя остановить ручей голыми руками. Так было и с воспоминаниями. Но ведь что не делается, то к лучшему, верно?

В этот раз до кабинета Фауст она добралась быстро. Ноги словно сами привели. Может быть, такова была мышечная память, а может быть это место постоянно перестраивалось, хотя Дон не могла придумать, каким образом дом мог бы постоянно менять расположение комнат. Ученые эти…с их волшебными механизмами. Черт бы их побрал, современных колдунов. Чем наука отличается от магии, если все, что они творят - это чудеса какие-то. Разве что объясняют это другими непонятными словами, которые они зовут терминами и все время приговаривают что-то вроде “Да понятно же все!”. 

Впрочем, госпожа Фауст такой не была. Она никогда ничего не объясняла. Иногда только говорила всем очевидные вещи с едкой иронией. И гением еще себя называла. Если гениальность состоит в том, чтобы быть язвой с умным видом, то Дон тоже была гением, причем с большой буквы. Впрочем, она никогда не была язвительной. И судя по реакцией других умный вид строить не умела. Значит не гений. Мысли путались. 

Фауст стояла у окна. В руках у нее был маленький серебряный пистолет. Она приложила его к виску, нажала на курок и с громким вздохом опустила руку. 

- Каждый раз, когда Фауст заряжает почти полный барабан, оставляя лишь одну пустую камору… Всегда почему-то выходит так, что она остается жива. Я не могу дать этому объяснения, - пробормотала ученая. В полной тишине ее слова отражались от стен, какими бы, казалось, тихими, они ни были. Не стоило придавать им значения, Фауст все равно ничего не объяснит, да и чужие личные дела - это не совсем то, что интересовало Дон, если только в них не затесывалась великая несправедливость. То, что происходило с ученой почему-то казалось закономерным. А может быть так действовал едва уловимый химический запах. Нельзя было сказать наверняка.

- Ты опоздала на десять минут. Все еще в пределах погрешности, так что Фауст не злится на тебя. Что больше ее расстраивает, так это цветение лип. 

Липы цвели довольно далеко от водной глади. Дон слышала, что было очень мало вещей, способных вызвать у Фауст хотя бы каплю видимого гнева. Липы были одними из них. 

- Будь воля Фауст, она бы приказала спалить все липы и на месте их возвести башню, что достала бы до звезд, - пробормотала ученая, откладывая пистолет и наконец-то поворачиваясь к рыбачке. - Сегодня задание особое. Изломы пространства скоро закроются, у нас осталось совсем немного времени. 

- Сударыня, что же вы хотите от меня? - не стоило спрашивать о том, что не касалось задания. Фауст все равно не расскажет.

- Фауст нужен дьявольский рогач. Они поднимутся из глубин сегодня вечером, чтобы подготовится к неделе…

Дон не особо вслушивалась, все равно ее совсем не касаются подробности нереста дьявольских рогачей. Разве что подметила, что нельзя хватать голыми руками и лучше выждать немного, перед тем как подсекать. Это все, что было важно. Остальное же казалось смутно знакомым, в какой-то момент Дон поняла, что знает, что именно скажет Фауст еще до того, как та заканчивала фразу. Странное ощущение нахлынуло на нее, но она постаралась отмахнуться от него. 

- Вернись до десяти вечера, не страшно, если немного задержишься. Было бы хорошо, если бы ты сегодня же выпустила их в пруд. 

- А если задержусь серьезно? Изволите ли пустить к пруду? - спросила Дон, вспоминая предыдущий опыт с рогачами, правда другого типа. Тогда он потратила полночи на то, чтобы выловить хотя бы одну рыбеху. 

- Я отдам приказ Отис, она проводит тебя, - чуть помедлив, ответила Фауст. Дон опешила. Значит все настолько серьезно. 

- Я не подведу вас, - глаза у нее загорелись. - Ни за что не подведу!

Фауст посмотрела на нее удручающе, вздохнула, зашторила окно и сделала жест рукой, призывавший уходить и побыстрее. Дон кивнула и вышла из комнаты. Сердце колотилось от волнения. Дьявольские рогачи! После стольких лет рассказов о них наконец-то возможность лично выловить! Местные еще до приезда госпожи ученой о них знали, когда-то лет сто назад кто-то одного такого выловил, его скелет в музее лежит за двойным стеклом. Было еще два-три случая, когда кому-то удавалось их словить, но здесь уже останков не осталось, все ушло в не самый вкусный, судя по словам очевидцев, суп. Да для местного рыбака выловить простого рогача - гордость, а тут дьявольский! Да вся деревня наконец-то в нее поверит! Ей поверит!

Что-то заныло в груди. Банальное притворство. Что бы ты не сделала, никого, кроме городской сумасшедшей в тебе не увидят. Но это их проблемы. Их проблемы. Дон это не касается, это ее личная борьба, ей не нужно никому ничего доказывать. Бесполезно, они не поймут.

- Нет, они поймут, - сказала Дон, сжав руки в кулаки. - Они поверят в меня. Они перестанут думать обо мне плохо. Они перестанут оскорблять меня, они не запрут меня в больнице, они не отправятся меня в монастырский госпиталь…

Сердце колотилось. Ладони вспотели. Кого она хотела обмануть? Да так ли это важно. Сегодня она, возможно, станет легендой. Хотя кому нужны легенды, о которых никто не услышит? Ну уж нет, об этом узнают все. Все, без исключений! 

- Все в порядке? - Измаил стояла перед Дон с непривычно спокойным выражением лица. 

- Нет! - вырвалось у Дон само по себе. Она тут же закрыла рот ладонями и грустно уставилась на горничную.

- Дай угадаю, - вздохнула та с раздражением. - Дьявольские рогачи, да? Волнуешься? 

- Ага… Совсем немного, разве что. Вы, сударыня, не беспокойтесь за меня. Я человек хоть и маленький, но на многое способна. Что мне рогачи! Я левиафана словлю! 

Измаил захихикала. Непривычно было видеть ее веселой, но было что-то в ее улыбке и в прищуренных глазах. Даже на душе стало спокойнее. Дон почувствовала, что ради этой улыбки готова пойти на все. Даже на убийство. Такое, за которое посадят надолго. Но она поспешила перестать об этом думать. Это не то, на чем стоило сосредотачиваться сейчас.

- Ну удачи, героиня-рыбалов, - Измаил подошла к ней вплотную, настолько близко, что Дон могла чувствовать кожей ее теплое дыхание. Горничная наклонилась и поцеловала ее в лоб. А после, как-то грустно улыбаясь, направилась вниз по лестнице, оставив Дон в оцепенении. Так, должно быть, благородные дамы благословляли рыцарей на последний, самый важный и самый страшный бой. Она, кажется, сказала что-то после поцелуя, что-то очень тихое, очень печальное и совсем на нее не похожее, но Дон не успела расслышать. От волнения затряслись колени. Вот он, случай, которого она так ждала. Все сомнения как рукой смело… вроде бы так деревенские говорили. Устойчивые выражения тоже покидали память. Иногда Дон казалось, что слова, попадающие в одно ухо, тут же звонко падали на пол через другое. Они распадались на атомы, после удара о холодные доски. Откуда только она знала слово атом… Это все общение с учеными, вот до чего оно людей доводит. 

Дон вышла на улицу, не помня, каким образом она оказалась за порогом. Почему-то стало тяжело дышать. Осталось дождаться вечера, можно было пока что поискать эту задиру Кромер и проучить ее как следует. Если Эмиль не наврал, конечно, хотя зачем ему врать о ней? Знать бы только, куда она его позвала…

Ее излюбленным местом был выход к лесу, с западной части города. Туда идти было достаточно долго. Как раз выходила неплохая прогулка перед тем, как пойти перекусить что-нибудь да вздремнуть перед работой. 

***

Но на полянке перед лесом Кромер не оказалось. Разве что разбросанные соломенные куклы и брошенный молоток намекали на то, что она здесь была. На пне зато сидел незнакомый темноволосый юноша и задумчиво разглядывал свою ладонь. Он поднял голову, как только Дон подошла ближе.

- Я ожидал кое-кого другого, - произнес он безразлично и вновь уставился на руки. 

- Я, если честно, тоже, - зачем-то ответила ему Дон. Этого юношу она видела впервые, хотя его лицо показалось смутно знакомым, словно она его уже видела. Где-нибудь во сне. Было в нем что-то неземное. 

- Ты про Франц? У нас с ней был небольшой разговор, она уже ушла, - отозвался он.

- Быть такого не может, она же никогда не уходит, пока не дождется Эмиля! Всегда караулит его тут, ноги на пень ставит, а потом распускает руки, если прогнать пытаешься… - последняя встреча с Кромер закончилась дракой. Девчонку увели прямиком к шерифу, а Дон в монастырскую больницу, одного Эмиля отправили домой без допросов. Так было всегда. 

- Разговор вымотал ее. Больше она не придет сюда. Возможно никогда, - юноша улыбнулся. - Ты сегодня видела Синклера? Полагаю, мне придется подождать еще.

- Его горничная из “Глади” забрала с собой, изволила вырвать его из цепких лап хулиганки еще до того, как она успела сделать свой захват. Правда, теперь думается мне, что никакого захвата и не должно было быть изначально, ведь вы, сударь, поспели на помощь еще раньше, - Дон призадумалась, пытаясь вспомнить, кем бы мог быть этот загадочный спаситель, возникший словно из воздуха. Ее неожиданно осенило, она стукнула кулаком по ладони.

- А Вы, выходит, господин Демиан? Мне Эмиль про вас много рассказывал, - даже слишком много. Эти влюбленные монологи было сложно забыть. Для Эмиля Демиан был целым миром. 

- А Вы, я вижу, очень сообразительная девушка, вопреки всем слухам, что о Вас ходят. Что ж, удачи на рыбалке. Сегодня особенный день, я прав? - он улыбнулся уголками губ, легонько, словно находил что-то забавное в том, что сегодня, возможно, решалась чья-то судьба. 

- А как Вы узнали? - поинтересовалась Дон, изумленная такой проницательностью. Про рогачей только слухи ходят, никто не знает, как их ловить, где их ловить и самое главное на что ловить. Почему-то от этих мыслей голова у рыбачки пошла кругом. Словно она уже когда-то знала все-все-все про полумифических рыб, обитающих в глубинах и поднимающихся на поверхность всего лишь раз в год перед нерестом. Может быть даже Фауст не стала слушать не потому, что не интересовалась, а потому, что уже знала обо всем этом. Нет, да быть не может. Придумка какая-то. Она же всегда так, редко дослушивала научные подробности, они ведь ни к чему, раз работы напрямую не касаются. 

- Ах, я понял. Прошу прощения, - Демиан усмехнулся. - Луна сегодня полная и ночь обещает быть звездной. Оттого день и обещает быть особенным. Пожалуй, лучше дня и не сыщешь для рыбалки, верно? 

- Верно, - оставалось только согласиться с ним. Что-то в его словах было не так. Что-то с ним самим было не так. Поспешив распрощаться под нелепым предлогом, Дон отправилась обратно в город. Пусть Эмиль сам разбирается со своими чудаковатыми приятелями, раз уж проблема с Кромер была решена. 

Сама Франц, как оказалось, стояла у развилки и прикалачивала очередную соломенную куклу к дереву. Дон поспешила ее обойти, не потому, что боялась, нет, она понимала, что еще одна секунда, еще одна мысль и она набросится на девчонку с кулаками, хоть видимой на то причины и не было. Учитывая шаткое положение в обществе и то, как отвратительно кормили в монастырской больнице, Дон совсем не хотелось неприятностей. Она даже договорилась с собой о том, что неприятности стоят того только лишь когда происходит вопиющая несправедливость. А сейчас Кромер просто занималась своими странными делишками и смысла трогать ее не было. 

Самого Эмиля Дон на обратном пути не встретила. Что ж, оставалось надеяться, что день его пройдет без происшествий. 

По дороге в родную каморку Дон зашла в небольшое кафе. Оно находилось у единственного моста, соединяющего остров с большой землей. Мост этот был необычайно длинным и невероятно ржавым. Им редко пользовались, ведь в этом не было никакого смысла. Возможно он обрывался где-то на середине. Почему-то вдруг Дон показалось, что именно так и было. Что-то внушало полную уверенность в этой мысли. Словно она воочию видела, как мост обрывается, а за обрывом, в тумане, невозможно разглядеть хоть что-нибудь. Словно выхода с острова не было. По крайней мере, с той стороны. Был еще один, по ту сторону реки за "Гладью". Но там был не мост, а причал. Вроде бы. Ускользало из памяти. 

- Не стой на ветру, - Мерсо легонько коснулся плеча Дон, выводя ту из состояния полудремы. - Простудишься. 

- И то верно… Ты мне скажи, прошу тебя, как думаешь, что же там на другой стороне моста? - она уставилась в туман, клубящийся над морем. 

- Ремонтные работы. Через месяц мост восстановят. 

- Продовольствие наладят? 

- Наладят. 

И больше как-то не складывался разговор о мосте. Только сердце кольнуло. Дон никогда не пыталась уйти с острова, но почему-то точно знала, что он сломан. Почему-то точно знала, что там, за туманом - бесконечно длинная дорога. И если так подумать, то почему же она никогда не пыталась уйти? Разве там не было жизни получше? Разве там ее навыки не пригодились бы? Разве на большой земле не было большей несправедливости, что требовала немедленного вмешательства руки правосудия? 

- Если даже здесь ничего не способна сделать, то какой же толк от меня будет там? -  пробормотала она тихо, чтобы никто не услышал. В кафе почти никого не было. Обычно здесь редко кто останавливался и почти всех посетителей Дон знала лично. Она по привычке посмотрела в самый дальний угол, но, никого там не обнаружив, разочарованно вздохнула. Впрочем, еще не вечер. Тот забавный человек, который учил ее играть в шахматы, всегда приходил очень поздно и неизменно оставался до закрытия. Может быть получится поздороваться с ним сегодня перед выходом в море.

Дон и Мерсо сели за столик у стены, подальше от окон. Официантка привычным ленивым шагом подошла к ним и выдала меню. 

- Прошу, закажи мне то же, что и всегда. Я передам тебе деньги, - Дон вытащила из кармана мелочь и, быстро ее пересчитав, отдала другу все, что у нее было. Он бросил на них ленивый взгляд и, даже не взяв меню, продиктовал официантке заказ. Та, уходя, что-то пробурчала себе под нос, но никто не обратил на это внимания. Мерсо же отодвинул монетки в сторону Дон.

- Я взял деньги и на тебя тоже. Потом отдашь, не выкладывай последнее, - хотелось бы думать, что это было проявлением заботы, а не простым расчетом, ведь это  логично, что если спустить последние деньги, то потом жить будет не на что.  

- Чрезмерно благодарна, но…

- Все справедливо, ты ведь вернешь их позже, - сказал, как отрезал.

- А у меня сегодня особо важная работа. Мне выдалась честь ловить самих дьявольских рогачей! - но почему-то даже не смотря на то, что она сказала это достаточно громко, никто не обратил внимания. В кафе было еще человек пять помимо них, и никому не было дела. 

- Так что… так что… - Дон перестала нервно оглядываться, поняв, что деревенских это совсем не волнует. - Я верну тебе долг как можно скорее, возможно даже завтра! Голову тебе не отсечение даю, утоплюсь, но верну! 

- Топится не надо. Кричать тоже. Не переживай за скромный обед и чашку кофе, - он совсем не изменился в лице, тон его голоса как всегда был тусклым, но почему-то Дон казалось, что эта фраза прозвучала с заботой. 

Обед принесли достаточно быстро. За это время в кафе зашла Отис и, по обыкновению, села у окна, достав из сумки утренний выпуск “Новостей Эмвилла”. За ней зашла Решу, уже без Синклера, который, судя по всему, убежал на свою важную встречу. Измаил сегодня не пришла. Почему-то от этого факта стало как-то грустно на душе. Может быть, еще выдастся возможность повидаться перед выходом в море. Может быть, удалось бы получить еще один поцелуй… 

- Ты сегодня сама не своя, - но вопроса “что-то случилось?” не последовало. Таков уж был Мерсо. 

- Волнуюсь немного, но не стоит переживать, я оттого волнуюсь, что предвкушаю, как смогу стать новой легендой нашего города, - она умолчала о том, что уже была своего рода “легендой”, достаточно обидной и неприятной. Правда почему-то было сложно вспомнить что-то кроме неприятного, ползущего под спине чувства. Возможно, не стоило и пытаться. 

- Ты говорила то же самое в тот раз. Может быть, в этот тебе повезет больше.

- В тот раз? Что же ты говоришь такое, другой мой, разве был какой-то еще раз? 

- Был. Но ты не помнишь, как и все прочие разы. Надеюсь, сегодня у тебя все сложится. 

- Спасибо.

Они продолжили обедать в тишине.

 Мерсо ушел раньше Дон, у него заканчивался перерыв. Не сказать, что он так торопился на работу, скорее хотел успеть заскочить на пляж по каким-то своим причинам. Сказал только на прощание, что скорее всего пойдет дождь вечером и что стоит быть осторожнее. Не было причин ему не доверять. Отобедав, Дон вернулась в свою маленькую комнатку и уснула тревожным сном.

***

Ей снились левиафаны, кружившие вокруг ее маленькой лодочки. Они не набрасывались, не раскачивали судно, они просто были рядом, словно опекая ее. В изгибах их хвостов было что-то до боли знакомое. Что-то нежное. Как погружение на дно, на самую глубину океана, еще не зная, что давление разорвет тебя на клочья. В полной темноте ее звал голос, родной и далекий. Но слов было не разобрать. Лодку что-то подталкивало, но то был не хвост огромного зверя, отнюдь, казалось, что левиафан скорее защищает ее, чем пытается потопить. 

Неожиданно где-то вдалеке зажегся маяк. Его зеленый свет ослеплял, хотелось отвернуться. Но руки не слушались, они гребли вперед. Левиафан извивался, создавая водовороты. В небе открылся золотой глаз. Лодка причалила к берегу, заполненного обломками причала, зданий, что были вблизи, упавшие строительные краны и перевернутые яхты. Словно после долгого и мощного тайфуна. Тут и там были разбросаны осколки посуды, клочки одежды, ветки, ракушки, обломки мебели - и никого, кроме девчонки, гневно кидавшей камни в воду. Стоило ей кинуть один, как другой возникал на прежнем месте. Она была одета в грязную форму разнорабочего, ее неестественно желтые волосы развевались на ветру. Что-то в ее движениях было резким, словно автоматизированным, она была больше похожа на станок, имитирующий человека, чем на некое живое существо. Сам вид ее казался неправильным, словно не принадлежащим этому месту. В зловещем зеленом свете она была ярким пятном, которое следовало стереть как можно быстрее, чтобы не портила общего вида картины. Впрочем, некоторые картины хорошо смотрелись и с пятнами. Не тот случай, должно быть. 

Кричали чайки, в их крике было что-то дьявольское. Самих чаек нигде не было видно. Огромный глаз в небе перевел взгляд на девушку на берегу, девушка же ответила ему неприличным жестом, а после попыталась запустить камнем в зрачок. Камень с громким плюхом пошел ко дну, траектория была задана кривая и цели бы он не смог бы достичь даже если бы его закинули тщательно прицелившись и не в приступе ярости. Девушка что-то крикнула на незнакомом Дон языке, а потом, заметив ее, остановилась, криво усмехнулась и, резко выпрямившись, застыла на месте. Ее глаза были прикованы к Дон, неуверенно зашагавшей в ее сторону. 

- Долго тебя не было, - она взяла камень из углубления в песке. На месте старого камня мгновенно возник новый.

- Позволь узнать, кто ты? - спросила Дон, голос ее почему-то дрогнул. От этого стало противно. Она не должна быть такой.

- Можешь бросить эту манеру речи, мы обе прекрасно знаем, что это лишь игра. Тебе не нужно притворяться передо мной, потому что я все вижу насквозь, - девушка вновь замахнулась, словно питчер, подающий мяч. - Зови меня Нод. Ты же наверняка забыла, как меня зовут на самом деле. 

- Ты так и не ответила, кто ты. Твое имя ничего мне не дает, поэтому, прошу, изволь уж поведать мне, что ты такое, где мы и что это за огромное око? - вопросы сыпались один за другим. Нод лишь усмехнулась и кинула камень в море. 

- Да брось ты. Все тебе известно. Ты все-все прекрасно знаешь, просто не хочешь принимать это. Тебе даже такие прописные истины приходится проговаривать вслух, - Нод достала очередной камень, этот был голубоватым, похожим на драгоценный. - Ты задаешь слишком много вопросов. Научись терпению.

Дон не в первый раз слышала эту фразу, она резанула по сердцу словно бритвой. Кто-то очень важный сказал ей это давным давно. Тоже на берегу, тоже из-за того, что и тогда вопросов было больше, чем рыбы в море. Но перед глазами только пелена, в голове лишь звон, а под ногами песок, что забивается в ботинки. Почему-то хочется кричать. Но вместо этого Дон садится рядом с обломками яхты из дорогого дерева. Она смотрит вдаль, потом на Нод, застывшую в ожидании следующей реплики, словно она не могла ничего сказать сама по себе. Она как будто бы была обречена постоянно отвечать, но никогда не заводить разговор первой. 

- Что мне известно? - спросила Дон, обнимая колени. 

- Все, что происходит, - ответила Нод спокойно, наконец-то запуская камень в воздух. Не особо обнадеживающий ответ.

- Зачем сражаться с морем, оно ведь ничего не сделало.

- Оно убило много людей, забрав их в свои пучины. Справедливым будет наказать его. Я пытался проткнуть его чем-нибудь, но ему было все равно. Я пыталась разрезать его, но вода вновь собиралась воедино. Я попыталась сдуть его, но как видишь лишь уничтожила то, что вокруг. Поэтому кидаться в него камнями - самый лучший способ. Они всегда попадают в цель. Жаль только, что до этой вот, - она указывает на глаз. - Я достать не могу. Но ты и не захочешь, чтобы я доставала. Не переживай, она не выйдет за пределы моря. 

- С чего бы мне переживать?

- Потому что ты ее боишься. И ты знаешь, что будет, если с ней что-нибудь случится. Она привыкла терпеть боль, но это совсем не значит, что ей хочется ее испытывать. Прямо как тебе. Это может звучать банально и глупо, но так оно и есть, - Но достает из углубления оранжевый, словно заходящее солнце камень и вертит его в руках. Он сияет неественно ярко, словно его вытащили из другого мира, красочного и теплого. Словно вся жизнь была сосредоточена в нем. И он тоже летит в воду. Его подхватывает хвост левиафана и уносит прочь.

- Не ходи сегодня никуда. Ты не услышала это тогда, поэтому прошу, услышь сейчас, - Нод смотрит на Дон с сожалением. Поджимает губы, шмыгает носом и щурится, словно пытается сдержать слезы. В этот момент мир словно заливается привычным солнечным светом.

- Знаешь, так другая… Она всегда хотела быть криптозоологом. Только вот никаких криптидов не существует. Помнишь, как она говорила тебе об этом? - Нод вытирает набежавшие слезы. - Конечно же нет. 

- Я не понимаю, сударыня, я совсем не понимаю, - Дон смотрела на Нод, похожую на нее как две капли воды и все же не чувствовала с ней никакого родства и никак не могла принять ее ни как внутреннее я, ни как отпечаток прошлого, словно кто-то подослал ее извне с какой-то особой целью, говорить о которой было запрещено. 

Нод вздыхает, и этот вздох такой характерный, такой знакомый, такой живой… Словно она вот-вот начнет отчитывать тебя за глупость и неосмотрительность. 

- Изма…

Но Дон не успела договорить, ее смыло накатившей волной. Все, что осталось в голове - это фраза: “Не ходи”.

***

Дон проснулась. Голова гудела страшно. Хотелось пить, но под рукой ничего не было. Хотелось вытянуть ноги, но диван был слишком маленьким, пятки упирались в стену. Неудобно. Руки тоже не поднимешь особо высоко. Чердак церкви не самое лучшее жилище, но другого не было.

Она посмотрела на часы на стене. Еще час. Стоило как следует подготовиться. Она собрала снасти, наживку, выбрала среди удочек свою любимую, с которой всегда все получалось. Ну, почти всегда. Просто эта больше нравилась, чем остальные. У нее рукоятка была оранжевой. Вот и вся причина. 

Дон старалась не думать о сне. Он почти забылся, лишь эхом звенела фраза “Не ходи”. Как же это она не пойдет? Вот так просто взять и сдаться, потому что кто-то во сне сказал, что нужно сложить руки? И что это было про крипто…крип… “Да какая разница!” - подумала Дон, злобно смотря себе под ноги. Она пыталась избавиться от мерзкого ощущения, окутывающего ее всю. Словно кто-то сказал в лицо неприкрытое оскорбление, словно что-то мерзкое налипло на подошву ботинок, словно в повседневной жизни появилась мелкая деталь, которая нарушала ее порядок. 

Приведя заодно в порядок и себя, Дон вышла на улицу. Голова все еще гудела, а ноги болезненно ломало. Она приложила ладонь ко лбу, он показался горячим. Нет, болеть она будет позже. Сегодня день, когда она станет легендой. Легенды, конечно, тоже могут болеть, но уже после того, как сделают что-нибудь легендарное. 

Солнце заходило, еще немного и настанет время тому, что покоится на глубинах, всплыть. Стоило поторопиться. У причала стояло двое. Мерсо и Измаил. Судя по всему, они о чем-то разговаривали. Вернее, Измаил пыталась что-то донести до Мерсо, который выглядел так, словно ему нет дело до того, что происходит вокруг него. Но Дон знала, что внутри он, скорее всего, раздражен, и хочет уйти. Он не очень любил болтливых людей. Дон помахала им рукой, они не обратили на нее внимание. Тогда она крикнула: “Господа, не спорьте зазря!”. Измаил обернулась и, словно потеряв весь интерес в Мерсо, бросилась Дон навстречу. Она встала прямо перед ней, раскидывая руки в сторону, словно пыталась перегородить ей путь.

- Не ходи… Пожалуйста, не ходи! - ее лицо совсем изменилось, она не выглядела той Измаил, что провожала Дон в “Глади” всего пару часов назад. Ее волосы растрепались на ветру, ободок съехал, передник был завязан как-то небрежно - все в ней было не так, совсем не так. 

- Почему же, милочка? Не переживайте вы так за меня! Со мной ничего не приключится! Я же столько раз выходила в море, что со мной будет!

- Шторм надвигается, этот громила подтвердил, прошу, не ходи, - она схватила Дон за плечи, крепко вцепившись пальцами. - Ты утонешь! Ты, черт побери, потонешь! Боже, пожалуйста, - ее пальцы цепляются за одежду, хватка становится сильнее, оставляя красные отметины под тканью. - Прошу.

- Это не первый мой шторм, - произносит Дон и улыбается, как показалось ей по-доброму, успокаивающее. Но возможно позжей ей покажется, что она выглядела как безумец, стоящий на берегу моря и готовый утопиться в любую секунду. Завораживающе. 

- Мне все равно, какой он по счету, если каждый может стать последним, - Измаил пыталась держаться, но голос выдавал волнение, срываясь, запинаясь. - Ты же знаешь… Никому не одолеть волны. Море заберет свое. 

- Значит такова судьба! Но вам, дорогая дева, совсем не о чем беспокоится! Ничто не способно одолеть меня! -  и Дон искренне в это верила. Иначе все развалилось бы на части. Иначе бы от всего фасада, выстраиваемого годами остались лишь камушки. Гладкие, обточенные водой, камни разбросанные перед сущностью, эссенцией чего-то, называющего себя человеком с великой идеей, подчиненный ею и желающим отчаянно стать легендой. Только вот называться это одно, являться - совсем другое, а потому та эссенция человека ничем, абсолютно ничем, на самом деле, не отличалась от других в своем ядре. Нет, вранье, такого быть не может, благородство выгравлено в сердце Дон, от него не сбежать и никуда не деться. Это уже одно значительное отличие, и не то, чтобы ее это беспокоило. Ей не важно, особенная она или нет, ей важно, что она способна на подвиг. Так что к чему все эти размышления! Она осторожно отталкивает Измаил от себя и улыбается еще страшнее прежнего, такая улыбка у людей одержимых, совсем забывших о себе и тех, кто рядом. Но это для вида, это нужно, чтобы она испугалась и отошла, это всегда работало на других. Это не сработало на Измаил. Ее лицо скривилось, она сжала ладони в кулаки и злобно выругалась. 

- Кого ты пытаешься напугать?! И чем?! Я только больше волноваться начинаю! Просто пойми, что я не желаю тебе зла! Я не хочу, чтобы… 

Дон не стала дослушивать. Она двинулась вперед, ничего не должно было ее останавливать. Измаил просто не знает, о чем говорит, для нее просто не существует великой цели, к которой стоило бы идти, а может цель ее была просто далека от нее, не лежала как на ладони, которую оставалось лишь сжать и посильнее. Сегодня великий день. Великий день для всего человечества, оно просто еще не знает этого. Однажды узнает, однажды окажется в учебниках, однажды станет достоянием, однажды просто будет чем-то. 

- Да у тебя каждый день легендарный! И сколько еще таких дней будет! Не ставь цели выше своей жизни! - Измаил кричала в спину, она не сдвигалась с места. Дон повернулась, чтобы заглянуть ей в глаза, но не увидела в них ничего особенного, они были полны беспокойства и смирения. Почему-то показалось, что такое уже было. Несколько раз, может быть два, может быть три, а может и каждый год происходило одно и то же, без изменений, одна и та же сцена, раз за разом, одна и та же эмоция, одни и те же слова, повисшие в воздухе. Не стоило об этом думать. Это лишь очередное препятствие. 

- Милая моя, - улыбнулась Дон, внутри нее все сжалось. - Я вернусь. Ты же знаешь. Верь в меня, и все будет в порядке. 

Она резко развернулась, чтобы не видеть лица Измаил и побежала к лодке. Небрежно кинув снасти, она завела мотор и отчалила. Чем быстрее, тем меньше сомнений и лишних телодвижений, лишних слов и переживаний. 

- Почему ты ее не остановил?! Не стой столбом! - послышалось с берега. Но ответ Мерсо заглушил ветер, да и Дон было все равно, как он оправдал себя в этот раз. Она лишь мысленно поблагодарила его за то, что он не стал вмешиваться. Иметь поднимающих друзей - такое счастье. Мог бы хоть что-то сказать. Нет, он не должен был. Все правильно. Все как и должно быть, как было всегда, даже если было невозможно понять, что подразумевается под этим "всегда".

Поднимались тяжелые тучи, набегали тяжелые волны, где-то кричали чайки, путь предстоял неблизкий. Где-то через десять минут налево. А потом направо, к гроту. А затем нужно еще найти логово дьявольских рогачей, оно спрятано где-то в темноте. Они плывут на свет лишь раз в год и в определенный промежуток времени. Нужно было успеть. Никаких промедлений, она уже потеряла драгоценные минуты на берегу. 

Ангелы запели, залили сладкие речи в уши, казалось, что лодка плывет по небу, а не по воде. Дон постаралась отогнать наваждение, сосредоточившись на волнах за бортом. Они становились сильнее. Начался дождь. Вой в ушах усилился. Где-то вдалеке блеснула молния. Рогачи дьявольские не только из-за вида. Они всегда выплывали на поверхность исключительно в грозу. Или же напротив, их прибытие привлекало штормы. Словно древние боги хотели защитить их от глаз людских. Деревенских толков было много, но ни одно из суеверий не могло объяснить, что же именно привлекало этих рыб в штормах и грозах. Ученая что-то говорила на этот счет, но Дон не могла ничего вспомнить из ее путанных речей. А жаль, было бы очень кстати, ведь это могло бы отвлечь от иллюзий, насылаемых морем. 

Наконец-то доплыв до грота, Дон огляделась, голова гудела, но тело казалось легким, как пушинка. Этому чувству не было объяснения. Что-то светилось под водой. Светло-голубой свет биолюминесцентных плавников, мутные очертания огромных рыб, и кончик хвоста левиафана, скользнувший мимо кольцом. Показалось, должно быть. Вот уж кого здесь точно быть не может. Спустя пару минут, покончив с приготовлениями, Дон закинула удочку. Осталось только дождаться. Она совершенно не обращала внимания на дождь, капли ливня скатывались по дождевику, попадая на неприкрытую челку. Не имело значения, это не помеха, ничего не может помешать главной цели. Первое время все шло спокойно, Дон даже подцепила пару мелких рыбех и вытащила одного рогача пятнистого, поймать его в целом не составляло труда. Она разочарованно вздохнула и вновь закинула удочку. Дождь усиливался, поднимался ветер. Вдалеке показались огни маяка, прорывающиеся сквозь тяжелые тучи. Что-то ныло где-то в сердце, тянуло домой, побыстрее в монастырь, в объятья сестры, приютившей Дон, в теплые руки Измаил, которая наверняка переживает, хотелось упасть на широку грудь Мерсо, который сначала не поймет, как на это реагировать…  Все эти желания пришлось отбросить. 

Вода засияла сильнее прежнего. Верный знак того, что дьявольские рогачи здесь. Что-то с силой потянуло удочку, Дон изо всех сил принялась вытаскивать будущий улов, но в последний момент рыба соскочила, плюхнувшись в воду с громким звуком. С минуту все было спокойно, Дон вновь закинула удочку, сменив наживку. Вода засветилась голубым. 

Лодку качнуло. Это были не волны. Что-то пошло не так. Что-то раскачивало лодку изо всех сил и почему-то это казалось закономерным. Словно так уже было раньше и совсем не удивительно, что это случилось вновь. Конечно же, ведь даже тогда вместе с рогачами всплыло что-то еще… Что-то, что ныне врезалось в дно лодки, стараясь опрокинуть ее. Леска порвалась, с такой силой за нее что-то дернуло. Огромное щупальце вырвало удочку из рук и отбросило далеко-далеко в воду. Спустя мгновение то, что Дон принимало за левиафана вступила с огромным “осьминогом” в бой. Все происходило слишком быстро, а легкость в теле нарастала. Это все ненастоящее. Это только снится. Не может же все быть таким жалким. Не может ведь? Не так слагаются легенды, не так, все должно быть не так. Что-то выпадает, что-то болит и сдавливает горло, но боли нет, есть только ощущение, что сколько бы раз это не повторялось, ничего не получится. Повторялось? Вздор. Дон впервые вышла по душу рогачей. 

"Впервые ли?" - голос девушки из сна раздался в голове. Перед глазами пролетели тысячи потерянных воспоминаний, но так быстро, что не удалось выцепить хотя бы одно значительное, словно страницы книги пролистали невероятно быстро, словно фильм шел на быстрой перемотке и удавалось уловить лишь обрывки сцен, не имеющих никакого смысла. Дон закрыла глаза, но калейдоскоп причудливых образов не закончился. Она была здесь. Далеко не один раз. Но почему-то разум отказывался принимать этот факт за истину. Словно это были чужие воспоминания, словно это кто-то другой вот уже семь лет никак не мог выловить ни одного дьявольского рогача. Дон не могла быть такой неудачницей. Никак не могла. 

"Но ведь ты здесь", - послышалось в ответ. - "Если ты слышишь меня, значит все уже закончилось. Можешь открывать глаза, ты не увидишь ничего нового. Давай повторим нашу стандартную процедуру, это обычная рутина, маленький ритуал, помнишь? Совсем как каждый год пить воду из горного источника на празднике фонарей."

Дон с опаской открыла глаза. Шторма больше не было. Небо было ослепительно голубым, ни единого облачка, ни единой тучки, ни звезд, ни солнца, ни луны. Полная тишина и приятная легкость на души. Что-то внутри умерло, оставив очередной гниющий рубец на душе. К этому нельзя было привыкнуть, как бы не хотелось надеяться на то, что можно спокойно жить и с такими шрамами. Задетая гордость вкупе с липкими воспоминаниями о предыдущих провалах кружили голову, сдавливали горло. Не может эта ужасная картина, стоящая перед глазами быть правдой! Не могут те ужасные звуки, постепенно исчезающие быть настоящими! Но сколько можно себя убеждать в этом? С горечью проснулось еще одно чувство. Полная уверенность, что это тоже забудется. 

"И это забудется", - вторил голос, раздававшийся отовсюду и ниоткуда одновременно. 

Лодка легонько покачивалась на волнах. Не было ничего, кроме нее, только бескрайнее море и чей-то силуэт в тяжелом слишком теплом для такой погоды платье. Фигура стояла на воде, окруженная неведомым светом, словно святая, спустившаяся с небес только ради этой встречи. И все же, что-то в ней было неправильное, словно ничего святого в ней и не было. Противоречивые чувства наполнили грудь. Борясь со странным спокойствием, Дон подплыла ближе. В святой узналась Измаил, смотрящая куда-то вдаль с привычным уставшим лицом. Она вздохнула, привычно, шумно и раздраженно. В глазах ее отражалась водная гладь, она подняла взгляд на Дон и снисходительно улыбнулась. Она шагнула вперед, вода под ней колыхнулась, словно от порыва ветра. Походка ее была невесомой. Где-то на глубине, в тени от тяжелого но такого легкого тела, можно было заметить нечто массивное, нечто, не имеющее четкой формы. 

- Я же говорила, что это плохо кончится, - произнесла Измаил, улыбаясь. Дон подняла на нее взгляд. 

- Миледи, не припомню, чтобы вы такое говорили, - произнесла она неловко. - Да и разве это плохо… Мы с вами встретились, а встреча с вами - это всегда приятное событие. 

- Но встреча при таких обстоятельствах - настоящая трагедия. Мне очень жаль, что все так случилось, - но в ее голосе не было ни капли сожаления. Это была дежурная фраза, сказанная тысячи тысяч раз. Может быть, они уже встречались подобным образом. Дон не могла вспомнить, но чувство дежа вю становилось сильнее с каждой секундой.

- Миледи, к чему все это, - проговорила она с неловкой улыбкой. - Я очень рада видеть вас. Правда рада! Невероятно рада, хотя бы одно знакомое лицо в этой невероятно запутанной и странной ситуации! Конечно, обстоятельства могли бы быть и полушче, но…

Измаил не дает ей договорить, она медленно приближается, берет Дон за руки и осторожно целует ее. Ее холодные губы вопреки ожиданиям оказываются мягкими.  И это тоже было. Когда-то давно это тоже было. Измаил прикусывает губу Дон, а у той предательски трясутся руки, тело ее не слушается. В голове туман, а ноги такие легкие… Дон пошатнулась, запуталась в своих же ступнях и упала, едва успев схватиться за борт лодки. Измаил отдаляется, она возвращается к воде и та проглатывает ее с головой. Минуту все молчит. Солнце медленно поднимается. И вместе с солнцем пробуждается древнее чудовище. Огромный левиафан восстает из глубин и его человеческое лицо и тело кажется таким знакомым. Но люди не могут быть такими гигантскими и у людей уж точно нет таких огромных рыбьих хвостов вместо ног. Древнее нечто осторожно берет лодку Дон в руки и поднимает ее, чтобы заглянуть в глаза рыбачке. Дон вжимается в днище посудины, словно надеясь найти там спасения, но в моркром дереве ничего нет. Рука натыкается на крючок, снасти разбросаны, придется снова прибираться. Ничего веселого в уборке. пальцы кровоточат, но даже боль кажется ненастоящей. 

Чудовище смотри в глаза Дон. У чудовища глаза полны печали. Оно готово расплакаться, но сдерживает слезы изо всех.

- Знаете… - голос у Дон дрожит, она совсем не понимает, есть ли смысл пытаться разговаривать с чем-то, что настолько же древнее, как и мир. - Вы самое прекрасное создание, что я когда-либо видела… Это самый страшный…но в то же время самый красивый момент в моей жизни…

Она даже не может сказать, достигают ли ее слова левиафана. Она даже не может сказать, достигают ли ее слова Измаил. Она ведь здесь. Левиафан всегда был здесь. Всегда прятался в маленьком неуютном озере за виллой “Зеркальная гладь”, всегда ходил с промокшим подолом, всегда ворчал на всех, кто не справлялся с работой по его мнению, всегда улыбался, когда думал, что его никто не видит, всегда смеялся над удачными подколками, всегда упрекал, всегда прятался, всегда готовился к тяжелым временам, которые никак не наступали, и всегда любил, должно быть. И все же, Дон так мало знала о ней. А Измаил словно знала ее всю жизнь. Словно на ее ладони была разложена вся жизнь Дон, от ее начала до будущего и неизбежного конца. 

- Мне кажется, бог улыбается мне, - произносит Дон, видя, как неловко приподнимаются уголки губ левиафана. - Так что я тоже… улыбнусь ей в ответ. - и она улыбается, так широко, как только может, так искренне, насколько это возможно в подобной ситуации. Ей страшно, она не может унять дрожи в коленях, но все еще старается улыбаться так, словно от этой улыбки зависит жизнь всего мира. 

Бог смотрит на нее с удивлением. В боге слишком много человеческого. Было ли то болезнью, было ли то притворством или же искренним желанием - Дон казалось, что даже сам бог не сможет на это ответить. 

В этот момент бог накрывает ее ладонью и все падает во тьму.

***

Волны покачивают лодочку, которую вот-вот прибьет к берегу. Дон открывает глаза и пытается улыбнуться восходящему солнцу. Она щурится, не сразу понимая, что утренние лучи ослепляют ее. Едва приподнимается, пытается встать на ноги, которые едва ли держат ее. Мизинец натыкается на что-то влажное и скользкое. Это рыба. Большая и уродливая. Она видела таких только на картинках и в те моменты, когда они срывались с крючка. 

- Да быть того не может, - пробормотала она. - Да быть того не может!

Дьявольский рогач! Настоящий! Дон ущипнула себя за щеку, за руку, за ногу, за живот, за вторую щеку, за вторую ногу, потянула себя за волосы - и все это приносило боль, а следовательно было настоящим, вовсе не очередным наваждением или не дай боже сном. 

Дон схватила рыбу, ее чешуя обдала ладони холодом, но рыбачку это не беспокоило. Она подняла ее над собой в торжествующей позе. Наконец-то получилось! Выкусите все, кто не верил в нее, кто унижал ее, кто… Руки опустились. Неприятное чувство захлестнуло ее. Это ведь не ее усилия привели к этому. Это ведь подарок от бога, верно? Она просто смиловалась, сжалилась, устала смотреть на бесчисленные ежегодные попытки выловить хоть что-то, стать хоть кем-то… Но разве это не добрый знак, что такое случилось? Нет, все совсем не так, совсем не так, как Дон представляла, совсем… 

“Разве я не должна сделать это сама? Какой в этом смысл, если в итоге я получаю подарок судьбы? Это приятно, это очень приятно, но ведь это совсем не то, что я хочу, это ведь лишает все мои действия смысла. Может быть они покорили бога, но они совсем не сделали из меня ту, кем я хочу быть. Я не хочу быть благословенной богом, ведь это…”

Со злости она чуть не выбросила рогача в воду, но остановилась в последний момент. Это все-таки был ее подарок. Это будет крайне несправедливо по отношению к ней. И все же, к чему вся эта жалость… Это несправедливо, это неправильно.

Хотя может быть… именно божья благодать и делает Дон особенной? Ведь не каждый же день полузабытые боги… да и боги ли? спускаются с небес, поднимаются из глубин и  оставляют свои подарки простым смертным. Да, это, без сомнений, отличительный знак, особенность, легендарность. Можно не быть легендарной рыбачкой, но быть любимицей богов. Разве это не лучше, чем доверие жителей? Разве доверие и вера бога в тебя, это не лучше, чем угождение кучке снобов, неверующих, шепчашихся за спиной паразитов? Дон захотелось смеяться. Так громко, чтобы услышала вся деревня. 

Лодку прибило к берегу.

На берегу ее встретила Фауст. В лучах восходящего солнца она выглядела еще более зловещей, чем обычно. Что-то в ней казалось невероятно далеким, словно космическим.  Она улыбалась. Она была необычайно довольна. И это пугало. Ведь когда доволен человек, который никогда не показывает никаких эмоций, то это значит лишь одно - что-то выходящее за рамки случилось. Фауст развела руки, словно собиралась заключить Дон в объятья.

- Ты вернулась. Отлично. Ты принесла рогачей? Вижу, отлично, - Дон кидается к ней в объятья, не понимая, почему. Дон еле сдерживает слезы, улыбается, кивает, осторожно что-то бормочет, а потом поднимает голову и смотрит Фауст прямо в глаза.

- Я увидела бога. И бог сказал мне, что я избранная, - бог ничего не говорил ей. Но почему-то Дон была уверена, что эти слова когда-то прозвучали и произнес их несомненно бог и никто другой, ведь никто другой в этом мире не мог признать ее стараний и никто в этом мире не мог даровать ей высшей награды.

- Да, конечно, - Фауст улыбается, совсем как кошка. Эта улыбка неестественна. Это улыбка куклы, которую научили базовым эмоциям. Это улыбка дьявола, изображающего человека. - Разумеется боги признали тебя. А теперь пора обратно за работу. 

Она кладет руки на голову Дон, осторожно, словно боясь испачкаться. Она закрывает глаза и прислонилась лбом ко лбу рыбачки.

И весь мир краснеет.

***

- Почему ты снова это сделала? - Измаил посмотрела не недопитый чай на столе. - Почему ты просто не отпустишь ее? Разве тебе не хватает того, что она уже принесла тебе? 

- Она сойдет с ума. Мы уже были свидетелями этого процесса. Если она поверит в избранность богом, она снова начнет творить бесчинства во имя божье. Никому из нас этого не нужно, - Фауст мягко улыбнулась, смотря на уродливую рыбу в формалине. - Она невероятно талантлива. И невероятно полезна. Но стоит ей хоть немного загореться не той идеей, как вся польза мигом обратиться в хаос. Ни тебе, ни мне этого не нужно, и ты знаешь это лучше, чем все остальные. Ведь чем быстрее я закончу, тем быстрее ты обретешь свою свободу. 

- И все же, это жестоко каждый раз подвергать ее жизнь опасности и после каждый раз стирать ей память в момент триумфа или неудачи.

- У нее не было ни одного триумфа за три года, что мы работаем вместе. Провалы приводили к повышенной активности и нападениям на нерабочие ветряные мельницы. Все ее “триумфы” - твоя заслуга и попытки помочь ей. Я просто спасла нас от неминуемого пожара. Ты ведь помнишь, что было в тот раз?

Измаил вздохнула, облокотилась на метлу и постаралась сдержать желание испепелить Фауст на месте. Если бы не контракт, она бы давно это сделала. Но мисс ученая слишком хочет познать все, чего никогда не существовало до того момента, как ей удалось заключить договор с семью великими демонами и тремя богами. Измаил уже плохо помнила, что Фауст обещала ей взамен на существование мерзких морских отродий. Но она точно помнила, что именно из-за Отис она оказалась в подчинении. И в свою очередь, из-за Измаил, Отис также осталась прикованной к Глади. 

Три долгих года они ищут что-то, чего не должно существовать, что-то, что идет вразрез с законами природы. Что-то, что они привели в этот мир и о чем ныне сожалеют все, кроме одного человека, стоящего напротив банок с формалином, внутри которых покоятся чудовища, что раньше были за гранью человеческого понимания. 

- Ты свободна. На сегодня все, - бросила Фауст небрежно. Измаил закрыла за собой дверь и направилась к озеру за особняком. Дон была там. Она, как и всегда, повернулась к ней и одарила ее лучезарной улыбкой.

- Мы знакомы не так давно, сударыня, но… - но Измаил не слушала. Внутри нее все горело. Хотелось освободить ее из оков этой ведьмы, но пока существует договор - существуют и оковы. Возможно однажды, они смогут бороздить непознаваемое вместе. Ведь боги способны создавать себе подобных и  возвышать простых смертных до чего-то большего. Возможно однажды, сердце Измаил не выдержит и она все расскажет Дон, которая разумеется ни за что не поверит. А может быть, она просто убьет ведьму. 

Гадать было бессмысленно. Она просто села на край пристани, бросила пару камней в воду, а после, взглянув на Дон, привычно прищурилась и, по обыкновению, начала отчитывать ее за неопрятный внешний вид.