Мишель обещал поддержать своего подопечного и сдержал слово. Венсан расслабился, когда увидел его силуэт, то и дело мелькающий среди фонарных огней. Молодой человек безумно волновался перед первой охотой. Он изрядно оголодал, внутренний зверь недовольно рычал, трепая нервы и терзая душу. Все мысли были сосредоточены только на крови, на этой теплой человеческой прерогативе. Господь Иисус, вернее, Господь Каин, да ведь он сам не так давно был человеком! Сам недавно страдал, когда случайно резал палец о бумагу, а потом обсасывал его, чтобы кровь ничего не запачкала. А теперь? Мечтает, чтобы кто-то порезался… Кто бы мог представить, что священнослужитель Венсан ЛаКруа станет вампиром. Казалось бы, врагом католической церкви, он должен презирать и истреблять нечестивое отродье. Однако же, все немного сложнее… Венсана искусили тем, чему он посвятил всю свою жизнь. Вера. Ему предложили нечто большее, что мог предложить католицизм. И он отдался, как последняя проститутка дорогому клиенту. Отдался и не пожалел. Возможно, пока что. Но сердце юноши открылось новому и возжелало помочь вампирам вернуться на солнечную сторону. Такова была его новая цель, новая религия и смысл жизни — проводник к свету.
Вампир потер бледные костяшки пальцев. Будто вечно усталые глаза сосредоточенно высматривали на ногтях какую-нибудь неровность, чтобы зацепиться. Разум дурел от голода, ему уже хотелось сожрать самого себя. Но нужно было потерпеть еще немного. Весна окончательно вошла в Париж: днем было солнечно, природа тянулась к свету, обнажая свою невинность и чистоту. Ночью моросил дождь, даруя живительную влагу. Это была первая весна, которую не увидит Венсан. Теперь он не удел у Солнца. Дети Тьмы прятались под крыльями его сестры Луны. Именно отраженный ею свет играл на капельках дождя, что покрыли рясу священника.
— Как чувствуешь себя? — спросил сразу Мишель, подходя к подопечному.
— Пока ничего, — проговорил Венсан, отрывая заусенец у пальца.
— Идем. Я обо всем договорился, твоя задача просто сделать свою работу, — кивнул в сторону Мишель и двинулся с места.
Венсан смиренно пошёл за ним. Он и представить не мог, что его ждало. Вернее, представлял, отчасти. Но какого это — укусить и напиться? Каково это — ощущать эссенцию дающую вампирам жизнь?
— Какая она на вкус? — спросил тихо Венсан.
— Кровь? — Мишель обернулся и приподнял бровь.
— Да.
— Узнаешь, это сложно описать тому, кто никогда не пробовал, — чуть улыбнулся сир. — Доверься инстинктам. Твой внутренний Бруха все сделает.
Вампиры отличались не только кланами, но и способами насытиться. Венсан сразу отказался от всего того, что могло бы покалечить или даже убить человека. Мишель предложил находить жертву среди прихожан, и на таинстве покаяния вкушать их кровь. Никто бы ничего не понял, но даже от такой охоты ЛаКруа мутило. Поэтому его выбор стал, пожалуй, самый менее популярный способ охоты — Мрачный жнец. Насыщаться за счет уже умирающих людей. Как священнику ему были открыты двери в больницы и по приглашению в дома, ради замаливания грехов умирающего. После молитвы случалось другое таинство. Таинство жертвы с вампиром. Даже гуманно, позволить умереть не в агонии разлагающегося тела, а в некой сладкой неге.
Венсан волновался. До дрожи. Лишь бы не напортачить. В больнице их встретили и проводили к нужной палате. Прозрачная стена была закрыта на половину плотной шторой. Внутри горел приглушенный свет, на одинокой слишком огромной кровати лежала маленькая девочка, рядом сидела ее мама. Точно мама. Только у матери мог быть взгляд и улыбка полные боли. Они разговаривали о чем-то. Венсан замер. Её Мишель предлагал выпить?! Венсан прикусил губу, желая проколоть, будто мог насытиться своей кровью. Лучше бы крысами питался!
— Я не смогу, — прошептал Венсан. — Ты издеваешься надо мной. Я не…
— Соберись, — шикнул сир.
— Мишель, не заставляй…
— Посмотри на меня. Посмотри! — он одернул подопечного. Венсан походил на загнанного пса без шансов найти выход. — Ты сделаешь ей одолжение позволив умереть без боли. Ты должен питаться. Слышишь? Тебе придётся терпеть и брать себя в руки. Понимаешь?
— Да…
— Попроси маму выйти, я подожду снаружи, — Мишель хлопнул по плечу юношу и ушел.
Юноше стало плохо. От голода или от того, кого ему придется укусить. Он зашел. Тихо пищал аппарат жизнеобеспечения, пахло лекарствами, спиртом и явной смертью. Рот и нос стало покалывать от такой смеси. Венсан двинулся к кровати. Девочка повернула лысую голову в сторону зашедших гостей. Венсан ужаснулся: у нее было серое худое личико с впавшими удивительно взрослыми глазами, которые осознавали, что осталось жить недолго. Она приняла свою участь. И тем не менее, в горле встал ком
— Привет, меня зовут Венсан, и я…
— Пришел отпустить мои грехи, я знаю, — проговорила девочка. Вампир растерялся. — Я ведь умираю, а в рай надо идти чистой.
— Элис! — одернула ее мама. — Я Сара. Мама. Простите её.
— Всё в порядке, — Венсан достал из внутреннего кармана рясы небольшую книжку с крестом на обложке. — Я бы попросил вас выйти, мадам. Чтобы мы могли побеседовать с Элис наедине, как полагается.
— Я не уверена, я…
— Мам, у меня есть секретики, и хочу, чтобы они остались секретиками для тебя, — буркнула девочка, явно не одобряя опеку родителя. — Пожалуйста!
— Ладно, хорошо, — согласилась она. Женщина поцеловала дочь в лоб, встала и почти вышла в коридор, но замерла, затем повернулась. — Я люблю тебя, дорогая.
— А я тебя. Иди!
Женщина вышла. Венсан остался один на один с Элис. Он решил задернуть стену полностью шторой, никаких свидетелей. Свет в палате был приглушен, окно закрыто жалюзи, тишина и редкое пищание аппарата. Почти как в церкви в исповедальне. Вампир обошёл кровать и сёл на стул рядом. Нужно с чего-то начать, но девочка, очевидно, не сильно настроена на разговор о вере и отпущения грехов. Какие грехи могут быть у ребенка? Слишком долго смотрела телевизор?
— У вас такие волосы… Можно потрогать? — раздалось вдруг, пока юноша летал в своих мыслях. Венсан чуть смутился.
— Можно.
Он наклонился, чтобы девочке было удобней. Слабой рукой она потянулась к нему, потрогала макушку и виски, потрогала кончики.
— Мягкие какие. Мои давно выпали… Почему они белые? И глаза у вас такие, синющие! Вы вообще красивый, — ей хотелось говорить о другом, не о нужном. Но может тем лучше?
— Я альбинос. Нету пигмента в теле. Иногда называют призраком, а иногда похуже, — произнес Венсан.
— Ну, и дураки. Вы, как ангел, они завидуют, — сказала Элис тоном знающего в красоте.
Может она и права была. Высокий, худой, плечистый и остролицый. Белоснежная кожа, голубые глаза, длинные белые, почти до поясницы волосы. Мягкая внешность молодого человека привлекала и располагала прихожан к себе. Венсан всегда был «украшением» церковного хора, с которого и начался его путь по религиозной стезе. Люди охотнее поговорят и выслушают мальчика со щенячьими глазами и бровками домиком, чем старого и толстого служителя.
— Спасибо, — Венсан сглотнул, стараясь вернуться к делу. — Итак, Элис, ты не особо веришь в Бога, я правильно понял?
— Нет. Мне было бы грустно понимать, что я всё время верила и молилась, а Бог решил убить мою дочь, — довольно резко сказала она.
— Но твоя мама верит. Поэтому, постараемся ради неё, хорошо? Исповедуйся мне в чем нибудь, а потом мы помолимся.
— Надо подумать… Жвачку как-то украла. Проиграла в карты свои обезболивающие. Ещё мальчишке на химии соврала, что если в капельнице закончится жидкость и пойдёт пузырёк, то попадя в кровь — он умрёт! Врачу подножку сделала… А ещё… — она попросила Венсана наклонится. Тот повиновался. — Целовалась с мальчиком до свадьбы!
Венсан улыбнулся. Детские заботы и «грехи». За такое Господь не наказывает смертельным заболеванием, не ребёнка точно… Тут даже замаливать нечего. Девочке просто нужно поговорить о том, о чем с мамой она не могла. Или не хотела.
— Я всё равно никогда не выйду замуж…
— Не хочешь?
— Не смогу. Я ведь всё понимаю.
Она понимала.
— Я же знаю, что мне осталось совсем немного, чувствую даже. Каждый раз, когда засыпаю, надеюсь, что не проснусь. Я слышу, как мама плачет и вижу, как ей самой плохо. Но она постоянно говорит, что всё будет хорошо! Что Господь направит! А он не направляет! — воскликнула Элис, слабо всплеснув руками.
— Её страдания тебя заботятся больше своих?
— Да я то, что… От лекарств и химии ничего не ощущаю… А мама… Ей плохо. Я хочу чтобы всё по скорей закончилось, но дурацкое сердце никак не встанет, — Элис поджала губы и отвернулась.
Венсан открыл библию, желая зачитать молитвы, но понял, что не может и выдавить и звука из себя. Не мог он сидеть и лицемерно читать о том, как после смерти Бог всех простит и заберёт в свои объятья. Язык не поворачивался. Он знал, что такое смерть. И он мог облегчить страдания маленького человечка.
— Элис, я могу сделать так, что сегодня ты заснёшь навсегда, — проговорил он тихо.
— Как это? — Элис повернула голову к нему.
— Я раскрою только тебе этот секрет, — он наклонился, показывая, что доверяет ей нечто важное. — Я вампир. Я пью кровь. Я могу облегчить твои страдания и твоей мамы, — он не обязан был этого делать. Он слишком нежен! Слишком сострадателен, чтобы держать голову холодной.
— Правда вампир?
Венсан взял руку девочки и приложил к своей груди. Элис удивилась, почувствовав мёртвый холод от, казалось бы, живой плоти. Ни пульса, ни дыхания, ни стука сердца. Он пустая оболочка, в которой жила душа и вера.
— Правда. Ты заснёшь и ничего не почувствуешь. Всё закончится, — он старался говорить мягко и спокойно. Ему хотелось показать, что можно не волноваться перед смертью.
— Вы действительно ангел... — кажется, Элис хотела заплакать, голос дрожал. — Я хочу. Я устала. Мама устала. Пожалуйста.
— Мне позвать её? Попрощаться.
Элис помотала головой. Наверное, боялась передумать, если увидит ее.
— Хорошо. Закрой глаза и представь, где бы ты хотела оказаться. Это будет твоя молитва, исповедь. Не обязательно знать строки из Библии, чтобы молиться. Вспомни свои хорошие поступки, вспомни славные моменты из жизни, поблагодари тех, кто помогал тебе, вспомни добрым словом, прости тех, на кого держала зло, — Венсан положил ладонь на плечо Элис, поддерживая девочку.
— Я могу пожелать, чтобы мама не страдала?
— Можешь.
— А это больно? Ну… Умирать, — страх и любопытство. Он испытывал то же самое.
— Хм… Как на наркозе. Раз и всё. Представила, куда хочешь отправиться? Ты молодец, ты сильная девочка.
— Возьмете меня за руку?
— Хорошо.
— Передайте маме, что я люблю её. И что я не против буду, если она заведёт новую Элис, — внутри у Венсана все сжалось.
— Хорошо… Господь и Бог наш Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия, да простит ти, чадо Элис, вся согрешения твоя, и аз, недостойный иерей, властию Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь, — зачитал он молитву.
— Аминь…
Венсан нагнулся ближе к Элис. Нос заполнился запахом крови и смерти. Ее тело не справлялось, оно молило перестать поддерживать его. Выпустив клыки, вампир аккуратно прокусил кожу на плече. Все вокруг перестало существовать. Только он и его жертва. Действовал инстинктивно, зверь сам знал, как кусать. Рот заполнила кровь. Ни с чем не сравнимая, Мишель был прав. Горячая, жгучая, вкусная, живая. Венсан чувствовал насыщение и удовлетворение, чувствовал как по телу проходится рябь от каждого глотка. Зверь внутри заурчал и тихо начал засыпать. Разум прояснялся, он снова владел каждой клеточкой тела. Но время остановится.
Последний глоток и вампир отстранился от жертвы. Закатив глаза, Венсан переваривал в себе эмоции: наслаждение и презрение. Зверю все равно на мораль, но ему не все равно.
Аппарат пищал сильнее. В палату забежали медсестры и Сара. Венсан встретился взглядом с Мишелем, он одобрительно кивнул. Сара закрыла рот руками и затряслась от тихого плача.
***
Он давно не был в церкви, с которой начался его пути. Пришел тайно, пряча лицо. Все ведь думали, что служитель месье ЛаКруа подался в паломники и уехал путешествовать. Но вот он все еще в Париже, проживал мертвую жизнь вампира. В церкви он долго не мог находиться: давящее, неприятное чувство не покидало его. Скорей всего, потому что теперь он инородное тело для святого места. Венсан просто сидел на лавке и рассматривал витраж. Он не понимал куда он двигался, не понимал чего хотел. Первая жертва, Элис, настолько глубокий оставила след, что тяжело было отделаться от мысли, что все, над чем он работал — зря. Что какой бы то не был Бог над тобой — он заберет кого захочет. И нет спасения, хоть всю жизнь стой на коленях и моли о прощении за несовершенные грехи. Венсана брала злость и ненависть к себе. Как мог так думать о Всевышнем. Хотя, теперь он служить во имя другого… И все же… Пора уходить.
Прежде, чем покинуть церковь, юноша взял свечу и хотел зажечь ее. Но мрак настолько окутал его душу, что он не уже не был уверен, стоило ли искать свет и зажигать его в других.
— Ой, как хорошо видеть вас, — раздался знакомый голос.
Венсан удивился, увидев перед собой Сару. С маскировкой ему точно следовало поработать…
— Вас тоже, мадам.
— Мадмуазель. Я не жената, — мягко улыбнулась она и присела на одну из скамьи. Жестом попросила юношу сесть рядом. Он сел. — Папа Элис и слышать не хотел о ребенке. Она его даже не видела ни разу.
Венсан снова уставился на витраж. Он будто хотел извиниться перед Сарой, будто он виноват, что ее ребенка забрала злая судьба. Будто он мог что-то сделать, но не сделал.
— Вы злитесь? — спросил тихо вампир.
— На кого?
— Я видел, как люди теряли веру из-за того, что их близкого забрал Бог. Они винили его и злились. Они считали, что несправедливо, что чистые и не грешные души так рано покидали этот мир. Что больно жесток его замысел, — с горечью выдавил он.
— Простите меня за слова мои, но для меня вера — это нечто… Как же описать. Это направление. Направлять наше тело, наши клетки мы не в силах, это то что неподвластно нам и Господу. Но нам подвластна наша душа. Мы можем идти по пути, что сотворил для нас отец Всевышний. А можем не идти. Это выбор. У направления разные пути, от силы веры и духа зависит куда мы пойдём, какой наш будет выбор. Это именно то, что сотворил Господь. Я была в силах воспитать Элис достойную личность: добрую и отзывчивую, я могла это. Но я не могла заставить её тело не создавать опухоль. Как и всевышний. Вера — это про душу, а не про тело. Про то, что мы можем сделать. Я не в гневе на Господа, нет, я знаю, что там её встретят и приласкают, потому что я сделала так, чтобы Элис была хорошим человеком. Я благодарю Господа за то, что он позаботиться о моей малышке. Я благодарю, что он направил вас к нам. Я вижу, вы хороший человек. Преданный своему делу. Не отворачивайтесь от этого, — она говорила с такой искренней верой, так мягко и нежно. В Саре была бесконечная тоска, необъятная яма от потери ребенка, но одновременно и с этим твердая уверенность, что ее дочь в надежных руках Господа. В этой женщине было столько веры, сколько Венсан ни разу не встречал в своей жизни. Ему было стыдно за то, что он не такой. А он священнослужитель…
— Нет… Ни в коем случае. Я… Все же еще молод и некоторые вещи меня задевают… — он решил быть честным.
— Я видела, что вы держали руки Элис. И ваш взгляд… Спасибо, что были с ней в ее последний миг, — Сара улыбнулась.
— Спасибо, что доверились, — Венсан заставил себя посмотреть в глаза женщины.
— Венсан, у меня к вам большая просьба, вы вправе отказать…
— Я не смогу быть на похоронах, простите сердечно. Я бы хотел, но не могу, поймите, — не мог чисто физически, хоть и сердцем желал. Солнце ненавидело детей Тьмы и заставляло быть в тени глубокого сна до тех пор, пока сестра Луна не возвращалась на небосвод.
— Понимаю. Прощаю. Тогда же… Прошу, мы можем видеться? Здесь или в моем доме. Хотя бы раз в месяц. Я боюсь… Мне не справиться одной со своей печалью…
Надежду… Он обязан был ее подарить.
***
— Венсан, ты слышишь меня?
— Что?
Он будто очнулся, вынырнул из трястись мыслей. Они сидели с Мишелем в их убежище — старая католическая церковь на окраине кладбища в не самом благоприятном районе Парижа. Голова отказывалась соображать, Венсан будто переваривал сам себя. Организм еще не настроился жить по вампирским привычкам.
— Ты рассеян. Всё ещё думаешь про первую охоту? — заметил сир.
— Да. Прости, что ты говорил? — юноша потер глаза и покачал головой.
— Тебе надо найти опору. То, что оставит тебя человеком и не даст зверю вырваться. Нам как клану Бруха, с перманентным сдерживанием ярости, это особенно нужно. Найди, понял? Церковь Святого Каина — это то, что нас с тобой объединяет, наше дело. Но тебе нужен пример истинной человечности. Со временем, ты можешь начать забывать это. Тогда на помощь придёт твоя опора. Тот, кто напомнит, почему ты всё ещё существуешь и кем нужно оставаться, — повторил Мишель, не ругаясь на невнимательность подопечного.
Точно. Человечность…
— Я нашёл уже, — Венсан поднялся на ноги.
— Правда? Раскроешь? — удивился сир.
— Не хочу, но поверь. Благодаря ей, я теперь понимаю, в какую сторону хочу двигать церковь. К чему подталкивать и других, о чем говорить с ними и как поступать самому, — прозвучал твердо Венсан. — Мой путь по которому я выбрал двигаться.