За закрытыми дверьми под яркий свет ламп происходит многое: стены таят приватные разговоры и сделки, смеются над сплетнями и чужим смущением и следят, неустанно следят за движениями рук, ненароком ощущая тихую заинтересованность мягкой благодарности за чай. Иван выходит из темноты раннего вечера, стучит каблуками о не покрытый ворсом пол, скрипит хрусталём посуды и журчанием чая: стереотипы о предпочтении чая не стали ложью, а Эрл Грэй всё ещё пахнет горечью кожуры бергамота. Отражение хозяйки дома давится завистью до натурально змеиного шипения, когда он крадёт внимание целиком: крадёт взгляды, касания, голос, обременённый нежностью, даже если говорит о скором сожжении города, если не всей страны.
Его зовёт настоящая богиня, скрывая улыбку за чашкой. Агата Кристи – настоящая красавица, которой не нужно об этом говорить. Но Иван комплиментами сыпет, безгранично лестью шепчет, вновь и вновь играя роль зеркала из сказки – Агата отмахивается, со смешком отворачиваясь. А Гончаров знает, что та скрывает лёгкий румянец щёк – или старается верить, что хитрый взгляд исказится в гримасе или мягко улыбнётся смущённо отвечая.
Дом Агаты похож на дорогие дворцы из фильмов, плохо переведённых на русский из-за малого бюджета; одноголосый перевод собственного голоса говорит о любви к антиквару; о золотых канделябрах и белых свечей, о накрахмаленных скатертях, на которых блестят и красуются белые чашки запоминающимся орнаментом; и об отголосках прошлого, где Агата гладит длинные, будто покрытые серебром волосы, плетёт от скуки маленькие косички, пока тихий голос Ивана шепчет о музыке и книгах. Сейчас не могло быть изменений, разве что читать собралась Кристи, а Гончаров собирался внимать и очаровываться чужим голосом снова.
ㅤㅤㅤㅤ— Иван, это не похоже на твой привычный наряд, — шепчет Агата одними губами, своим вежливым и хитрым голосом, взглядом скользя по длинной юбке, такой же длинной линии фартука, скрывающей и грудь – только волосы всё равно распущены, а излом улыбки не меняется совсем.
Под треск одного-единственного ноутбука в комнате Гончаров молчит. И, оказывается, вместо чая сегодня вино – красная жидкость в чашке выглядит глупо и смешно. Так выглядит и Иван, но только по своему мнению: Кристи смотрит, даже не моргает, мягкие губы прикусывая, и это заставляет Гончарова попросить.
ㅤㅤㅤㅤ— Не кусайте губы, леди Агата, — он опускается на диван, немного юбку расправляя. — Мне не нравится, что Вы причиняете себе боль.
Иван звучит нагло и у Агаты к этому особый интерес. Она поправляет мягко белые кружева верха фартука и поднимается выше, скользит кончиками пальцев по шее, подбородку и щеке.
ㅤㅤㅤㅤ— Сегодня хорошая погода для вечернего чтения вслух, — сладко тянет Кристи, передавая в чужие руки книгу, прямо намекая на желаемое.
У Гончарова язык заплетается в строфах и под пристальным, нежным взглядом. У Агаты – в вине и комплиментам к чужому наряду, сравнением волос с луной и детской наивностью, смущения. Очередное произведение искусства, заточённое в этих стенах, но и уходить не хочет: Ивану нравится нежный стан, лёгкий голос, хихикающий в лести и попытках залезть дальше кружев фартука и жёсткой юбки. Иван не останавливает, а Агате это и не нужно – она сама сможет распалить интерес, разыграться и потребовать больше. И его богиня снизойдёт до человеческих глупостей, что велит не менее глупое сердце: касаться чужой шеи губами, руками лезть под фартук, юбку всё выше и выше поднимая. Ногтями по бледной, болезненной коже водит, царапается.
Иван шумно выдыхает, делая паузу. Агата отстраняется, усмехаясь, потому что шалость удалась.
ㅤㅤㅤㅤ— Я считаю, что это нечестно, леди Агата, — он хочет сказать что-то ещё, но его перебивает Кристи – всё ещё своим хитрым голосом.
ㅤㅤㅤㅤ— Тебе идёт, Иван. Хочу посмотреть больше.
Гончаров не перечит: перед своей богиней ничего не стыдно, когда юбка ноги перестаёт скрывать.
ㅤㅤㅤㅤ— А ты можешь удивить, Иван.
И руки тянет к сетке чулок.