Какого черта общежития такие страшненькие? Маленькая комнатка, неудобная кровать, допотопный холодильник, который громко гудит, и это в лучшем случае. Низкая цена, но на этом плюсы заканчиваются.

Им везет немного больше. Все же, комната в частном доме, пускай и с шестью соседями, общей кухней и двумя ванными, в разы лучше затхлой конуры в старой многоэтажке, где эти же туалеты придется делить с этажом человек на двадцать. Получается не сильно дорого, да и добираться до университета занимает около получаса в обоих случаях.

И они соглашаются. Они — это Кэйа и его друг Хоффман — первокурсники на факультете юриспруденции, которым позарез нужно найти жилье к началу учебного года. Так что особняк, так особняк. Даже без гудящего холодильника в комнате — не дом, а сказка.

Далее следует подписание договора, сборы, слезливое прощание с родителями спустя три дня, обещание приезжать на каникулы и сам переезд. Все сливается в одну смазанную картину, которая выталкивает Кэйю из этого скоростного поезда только в первое утро на новом месте.

Их арендодатель — миссис Фарузан, женщина средних лет — живет тут же. Занимает самую большую комнату на втором этаже, следит за порядком и очень любит поболтать. Утром она угощает их свежим кофе и рассказывает о всяком.

— Берите-берите, не стесняйтесь, — Кэйа чувствует себя внуком, приехавшим к бабушке на выходные, когда она уже в третий раз пододвигает к ним пиалу со сладостями и домашней выпечкой.

Хоффман и не думает спорить — уплетает за обе щеки. Кэйа не осуждает — в самом деле вкусно.

На кухню заходит мужчина лет тридцати, здоровается, тащит что-то из холодильника, ставит в микроволновку и удаляется.

— А это кто? — интересуется Кэйа, который уже привык, что хозяйка с самого утра знакомит их с другими постояльцами.

Некоторые знакомятся с ними лично, те, что спешат на работу, на обмен любезностями не отвлекаются — ограничиваются коротким «здрасте». Тем не менее, часы уже пробили одиннадцать, а этот чудак только показался из-за двери своей комнаты.

— То ли Брюс, то ли Брендон, — чешет подбородок миссис Фарузан. — Он не особо разговорчивый. Сидит в своей комнате почти все время. Он в соседней возле меня, благо, совсем не шумит. Занимается там каким-то «фифансом», я не особо поняла.

— Фрилансом, — со смехом поправляет Кэйа. — Работой на дому.

— Ну оно и видно, — кивает тетушка. — Ну дело его — главное чтоб никого сюда не водил. А у вас как с этим? — спрашивает она.

Хоффман громко фыркает в кофе.

— Кхе-кхе, — Кэйа стучит его по спине, и он дает ответ: — Ну, мы холостяки…

— Нет-нет, я про работу! — уточняет миссис Фарузан.

Вопрос не кажется личным только потому что часть их зарплаты — ее зарплата. Хоффман, окончательно смущенный и покрасневший, совсем заминается, так что Кэйа берет ответственность на себя.

— С самого утра обзвонили нескольких работодателей. Большинство ищут или с опытом, или на полный день, — честно признается он. — Но одна кофейня в центре и какой-то китайский ресторан не против работников на полставки. Завтра первое собеседование.

— Если не получится, попробуйте поговорить с Дори, когда будете в магазине на углу, — советует миссис Фарузан. — Она, кажется, тоже искала работника.

Через пару минут, когда фрилансер-Брендон-Брюс возвращается за своим завтраком в пластиковом боксе, Кэйа успевает пересчитать всех своих новых соседей в уме, и понимает, что за это утро не встретил жильцов всего одной комнаты. Тех, кто снимает комнату напротив них.

В ответ на его деликатный вопрос хозяйка неожиданно мрачнеет и снижает тон.

— Ее снимала парочка примерно вашего возраста, — объясняет она.

— Снимала? — переспрашивает Хоффман.

Они переглядываются — все же, на осмотре миссис Фарузан сказала, что их комната — последняя из свободных.

— Она еще числится за ними, так что у меня есть надежда, что до сентября парнишка все же объявится. Если нет — можете расселиться на две комнаты и за обе платить — мне же лучше, — по-доброму шутит тетушка.

— Нет-нет, — Хоффман мгновенно краснеет и спешно обмахивается рукой, жалуясь на жару.

— А что с парочкой? — интересуется Кэйа.

Миссис Фарузан раз четвертый подливает себе кофе и возвращается к обеденному столу.

— Расстались, — выдыхает она. — Девушка собрала вещи и уехала к маме. А паренек с тех пор как сквозь землю провалился.

— В каком это смысле? — хмурится Хоффман.

— Вещи на месте, комната оплачена на месяц вперед, а сам с того вечера так в доме и не объявился.

— И вы не пытались с ним связаться?

— Телефон тоже в комнате, — хмыкает миссис Фарузан. — Трезвонил, пока не разрядился.

Кэйа мрачнеет. Вывод почти очевиден, если только не найдется объяснение безумнее.

— И вы не вызвали полицию? — спрашивает он.

— Понимаете, — миссис Фарузан манит их пальцем, и они склоняются так, чтобы услышать: — У меня есть запасной ключ, так что я проверяю, как там… Ну, обстановка.

— И? — с замиранием сердца спрашивает Кэйа.

— Вещи время от времени стоят в других местах. Я ни разу его не застала, но думаю, что он приходит.

— Как?

— Мистика, — предполагает Хоффман.

— Да какое, — отмахивается миссис Фарузан. — Через окно, по-обычному, — она пожимает плечами, — Вы, молодые, везде пролезете — кости-то не ноют.

Кэйа откусывает булочку, чтобы не фыркнуть на всю кухню. Вот уж тетка — если так не хочет сдавать ту комнату, то пусть бы прямо сказала, что для кого-то другого ее держит. А истории с таинственными жильцами-придурками, что ходят через окно — такое себе оправдание.

— А его родители не искали, девушка? — Кэйа все еще недоверчиво смотрит, пока Хоффман пакует в себя очередную сладость.

— О родителях не знаю, но барышне я позвонила. Она говорит, что он скорее всего круглосуточно напивается где-то в баре, а мне боится показаться в таком состоянии, чтоб не выгнала.

Кэйа допивает кофе и понимающее кивает головой. Да, он, наверное, поступил бы также, если бы его бросила вторая половинка. Но для начала ее еще бы иметь… А для этого надо как минимум отмазаться от круглосуточного надзора Хоффмана.

— Ну, вы не переживайте об этом, — хозяйка успокаивающее хлопает Кэйю по плечу и улыбается. — Он шуметь не будет.

◄►

Зато кто-то другой будет.

Кэйа смотрит на часы — половина первого ночи. Грохот, который раздался в кухне, наверняка перебудил если не всех жильцов, то первый этаж точно.

Первая мысль — Хоффман пошел доедать угощения хозяйки.

Ничего подобного — тушка на соседней кровати даже не шевелится после грохота, что прозвучал с силой удара молнии. Кэйа улавливает тихое дыхание соседа и успокаивает приступ паники — ах да, Хоффман говорил, что спит в берушах.

Кэйа еще раз вслушивается в происходящее со стороны кухни. Тишина. Он прикидывает, насколько велик шанс, что там что-то случилось, насколько ему не плевать на это, и все же выходит в темный коридор.

К его удивлению, свет потушен, и это только уменьшает желание проходить в кухню. Где-то сверху слышится скрип дверей и приглушенные разговоры — наверное, хозяйка сейчас спустится проверить.

Это добавляет смелости, и Кэйа шагает быстрее. Он нащупывает на одной из стен кухни включатель и замирает на пороге.

На полу сверкает битый фарфор — тарелка, салатница или еще невесть что, что в прошлом было посудой, теперь украшает пол осколками. И ни намека на человеческое присутствие.

Кэйа делает шаг на кухню. Где-то в другой части дома по лестнице спускается хозяйка — шлепанье тапочек слышно издалека. Зато виновника не видно и близко.

Само собой, Кэйю посещает мысль, что надо бы свалить, пока вину не повесили на него. И только ощущение неправильности толкает вперед — не могла же тарелка упасть сама. Да и если оставить миссис Фарузан тут одну, а где-то в шкафчике притаился кухонный маньяк с еще парой тарелок, то нехорошо получится.

Кэйа медленно доходит до конца столешницы, когда сзади слышится оклик миссис Фарузан. Он уже собирается обернуться, но когда между холодильником и стеной слышится шорох, любопытство перевешивает. Шаг. Еще один. И последний.

— Офигеть, — успевает прошептать Кэйа, встречаясь с виновником глазами.

— Кэйа? Что случилось? — хозяйка в своем розовом халате выглядит забавно. На шее висит маска для сна, а ее лицо — смесь удивления и непонимания — не предвещает ничего опасного для его жизни.

— Извините меня, — он быстро приходит в себя. — Я случайно обронил…

— Ох, — она с ноткой театральности — или действительно так удивлена — хватается за сердце, когда видит разбитую посуду на полу. — Моя этажерка!

И Кэйе даже не приходится придумывать, что это такое он обронил.

— Я оплачу ее стоимость, — спешит заверить он, — и все уберу. Где у вас веник?

— Как же ты так? — качает головой миссис Фарузан, неуверенно проходя на кухню, словно вовсе не она тут хозяйка.

— Хотел выпить воды, а рука соскользнула, — на ходу выдумывает Кэйа, упрямо игнорируя направленные на него глаза, что продолжают изучать его из проема между стеной и холодильником. — Я куплю вам новую, миссис Фарузан, ради бога, я не со зла, — сердечно извиняется он.

— Еще бы ты на зло тут все разбивал, — хохочет тетушка, копаясь в небольшом шкафчике. — На, — она протягивает ему веник с совком.

— Спасибо.

— У Дори есть красивые фруктовницы, — говорит она, пока Кэйа сгребает осколки в совок.

— Я думал, у нее продуктовый, — он вспоминает магазин, в который хозяйка советовала устроиться.

— Нет-нет, это скорее бытовой, — поправляет миссис Фарузан. — Выбери самую красивую, и мы в расчете, — улыбается она.

— Хорошо, — кивает он.

— И больше не шали по ночам, — хозяйка поучительно качает пальцем.

— Само собой, миссис Фарузан.

— Мусорник под раковиной, — напоминает она. — Спокойной ночи.

— Ночи, — эхом повторяет Кэйа.

Он слушает, как отдаляются ее шаги. Наскоро выкидывает остатки посуды. И молнией устремляется к холодильнику.

Виновник на месте. Сидит, как и минуту назад. Да еще и буравит глазами так, словно сожрать собрался.

— И кто это тут у нас? — Кэйа заинтересованно клонит голову вбок. — Откуда такое добро в доме, где домашние питомцы запрещены? М-м-м?

О, это миссис Фарузан дала понять еще на этапе осмотра: в доме никакого алкоголя, сигарет и пушистых комков. Иначе на выход.

Но вот незадача: рыжий породистый кот разглядывает его в ответ так недовольно, словно Кэйа в самом деле разбил этажерку. Пушистый хвост заинтересованно виляет, ярко-желтые глаза полностью сосредоточены на нем, а прижатые к голове уши медленно поднимаются.

— Ты чье, золото? — он не рискует тянуть руку к находке, но рассматривает нового знакомого с не меньшим любопытством, чем тот его. — Хозяйка нас с тобой не выгонит, если увидит?

Кот показывает зубы, словно и впрямь понимает.

— Давай, я тебя выпущу, а ты больше не будешь бить тут тарелки, — Кэйа поднимается и подходит к окну.

Ручка поддается и открытое окно впускает в кухню ночной прохладный воздух.

— Ну? — он кивает в сторону выхода.

Кот не двигается ни на миллиметр. Кэйа складывает руки на груди.

— Наверное, стоит все-таки поговорить с миссис Фарузан, — вслух прикидывает он, рассматривая потолок в наигранных раздумьях. — Ой!

Рыжее безобразие в один прыжок оказывается на подоконнике.

— Мяу.

— Охе… К-хм, — неосознанно пятится Кэйа. — Одумался?

Гость бросает на него слишком мудреный взгляд — ну в самом деле, коты так не смотрят! — и грациозно выбирается наружу.

— И тебе пока, — кидает Кэйа в темноту.

И закрывает окно.