За высокими окнами полукруглого зала горпочтамта стояла непроглядная синь, кое-где смягчённая ватными оранжевыми лапками фонарей. Почтовые работники из последних сил досиживали свой сокращённый день и зыркали на устроившегося в углу Костю, иногда деликатно покашливая. Во всём здании постепенно выключали электричество. Погас и гигантский, затянутый пылью, плафон, хоть ещё десять минут оставалось до официального закрытия. Костя, согнувшись перед такой же согнувшейся настольной лампой, колченогой, с неисправной регулировкой, судорожно покрывал вырванные из блокнота («Конференция молодых учёных ЧадГУ 20... г.») листы мелкими круглыми строчками, и старался не обращать внимания на намёки почтовослужащих.

Милый мой Гриша!

Очень было приятно получить от тебя письмо. Ужасно жаль, что всё так вышло. Наверное, где-то я тебя упустил, так что в случившемся есть и моя вина тоже. Хотел написать тебе — «не грусти», но поводов грустить у тебя, видно, немало, так что писать так было бы лицемерно. Напишу лучше так: не теряй присутствия духа. Это трудно. Но по-другому никак нельзя.

Ты пишешь, что тебе одиноко, и главное — скучно. Откровенничаешь, что выпиваешь (надеюсь, это письмо не прочтёт твоя мама, а если прочтёт — здравствуйте, Антонина Михайловна, передаю Вам привет!). Мой совет: запишись в библиотеку. Звучит глупо, но я бы на твоём месте утешался бы художественной лит-рой, раз интернет-тупняк тебе недоступен. Думаю, мама такое одобрит. Посоветовал бы вести дневник, но зная твою усидчивость, не решаюсь.

Веришь или нет, Гришка, а мне без тебя скучно. Хоть ты и испортил мне немало крови, но я к тебе привык. И не только я по тебе скучаю, но и Егор и Семён и Артём, думаю, тоже, но в последнем неуверен.

— Молодой человек! Почтамт закрывается! — гаркнули из-за стойки.

— Сейчас, сейчас.

Я надеюсь что-н. придумать, чтобы восстановить тебя в лицее. И. П. уже не так непреклонен, но вот Морева будет стоять на своём до последнего, и её можно понять. В педсовете за тебя не только я, но и неожиданные люди, вроде А. А. Сокола, с к/рым ты был, как я знаю, не в лучших отношениях. Так что есть надежда, что твоя ссылка скоро кончится.

Обнимаю крепко

твой неудачливый куратор К.

Письмо бесшумно скользнуло в фанерную щёлку, глухо ударилось о дно. Костя застегнулся и вышел на улицу, где на всю Малую Красноармейскую фигачила полная луна, завернул на Пушкина, срезал дворами и подворотней выскочил (во дворе лаяла собака) на залитый ярким светом проспект.

В шумном подвальчике, озаглавленном изжелта-белой вывеской «Jasons Pub», его уже ждали. Тянуло куревом с улицы, фритюрным жиром и пролитым пивом, и стоял над этим над всем такой громкий гомон и ирландский фолк, что человеку, непривычному к посещению подобных мест, стало бы не по себе. Костя, однако, уверенно определил столик коллег (работники народного образования как-то особенно разнузданно изгибались под действием алкогольных паров). Машенька, отодвигая стул и освобождая его от своей мешковатой сумки, поинтересовалась у Кости, почему он так долго. Костя неопределённо махнул рукой, подозвал официанта и заказал себе литровую кружку тёмного.