Клятвы! И Мирон, и Слава умели держать свои обещания. И клятвы никогда не будут из этого исключением. Каждый понимал, что не сможет и не захочет отпустить другого из своей жизни. Они стали друг для друга этим вечным и трепетным ещё на другом конце страны! Разве может что-то Петербург изменить? Нет, ничего он не сможет.
Фёдоров потянул Славу за руку, направляясь к спальне. Жар никуда не девался, и с этим нужно было что-то делать. Конечно, в детстве ему говорили, что температура — это хорошо, это значит, что организм борется. Но в детстве ему почему-то не рассказали, что когда температурит твой близкий человек, можно и с ума сойти от волнения. Мирон вернул недовольного Карелина в кровать, окидывая его взволнованным взглядом.
— Красивые они всё-таки, — улыбнулся Слава, поглядывая на цветы в графине. — Нежные.
Ну хоть с ромашками угадал! Не зря старался. Мирон думал, что букет принесёт хорошие эмоции, но путем кучи шуток, а не тем, что Слава так расплывется от красоты букета. Нежным он был, если честно, романтичным. Фёдоров так тонко этот мир ощущать не умел. Мирон от этого мира, если честно, умел только прятаться.
Шизя наконец забрался на кровать, тут же по-королевски занимая Мироновскую сторону. Слава всё чаще думал о том, что котёнку Фёдоров нравился больше. Да и похож он был больше на своего второго родителя! Это отчасти ревностно кололо, но Карелин искренне старался не подавать виду.
— А мне к моему Славе можно будет подлечь, а? — со смехом уточнил Мирон. Кот, точно понимая всё, повернулся на спину, потягивая лапы и демонстрируя белое пузо.
— Кажется, он считает, что место рядом со мной нужно заслужить, — заулыбался Карелин.
— У тебя охрана когтистая, конечно, это нужно будет постараться, чтобы пробраться.
— Он забудет обо всём, когда ты его почешешь и погладишь, — отмахнулся Слава.
«Вот это у Шизи, конечно, в меня», — подумал Карелин, улыбаясь своим мыслям. Стоило Мирону погладить, приголубить, как у Карелина из головы исчезали абсолютно все обиды — хотелось только мурчать.
Фёдоров согласно кивнул. Он тут же потянулся через Славу к животу кота, почесывая его пушистые бочка. Отъелся Шизя, конечно, знатно. Славина мама, когда они болтали с ней по видео-связи, даже подумала, что Карелин отдает коту свою порцию. А Мирон разволновался после этого до бессонницы, что потенциальная теща думает, будто он Славу совсем не кормит.
— А с тобой мне что делать, а? Чем лечить? — тяжело вздохнул Мирон. — Горло полоскаем, чаи пьем горячие, куриный бульон скушали, терафлю ты пил, пока меня не было… чем тебя еще лечить, а?
Карелин тяжело вздохнул. Вот эти множественные числа «полоскаем», «пьем», «скушали» — очень сильно слух резанули. Точно Мирон — заботливая наседка со своим цыпленком у педиатра, а не с взрослым человеком говорит. Но Слава это проглатывает: заботится так или ещё что. Может, Фёдоров так вообще в полу-шуточной форме говорит! Не стоит сейчас ещё и из-за этого ругаться.
— Может, просто горлышко нужно просто поласкать? — с улыбкой спросил Слава, немного лукаво щурясь.
Мирон не сразу распознал этот хитрый, почти кошачий взгляд.
— Так полоскал же…, — немного непонимающе протянул Фёдоров, но его речь оторвалась, так и не выдав «ты». —А-а, — наконец осознал Мирон, схватившись взглядом за хитрый прищур Славы. — Ласкать, значит?
Карелин кивнул. Он прекрасно понимал, что обычно он тянул подобного рода фразами Мирона совсем на другие дела. Что сейчас сделает Фёдоров на это «ласкать»? Загадка до дрожи интригующая.
Мирон наклонился вплотную. Слава заглянул в его глаза, пытаясь хотя бы на секунду забраться в его голову. Что он сделает? Скажет, что все ласки такого рода только после болезни? Подарит французский поцелуй? Что?
Горячее дыхание сначала обдало щеку. Слава схватился за чужое плечо, пытаясь унять дрожь. Несмотря на то, что Мирон оставался тонким, плечи у него были очень крепкими, Карелину нравилось чувствовать эту силу подушечками пальцев, сжимая немного сильнее. Фёдоров опустился ещё ниже. Он провел носом справа от кадыка, очерчивая носом немного выступающую мышцу от положения головы Карелина. Дыхание обжигало не хуже кипятка. Слава почувствовал влажные прикосновения губ к шее. Мирон сыпал по ней бесчисленные мелкие поцелуи, поглаживал носом, пока кончики его пальцев гладили Карелина по волосам. Слава на секунду даже пожалел, что ляпнул про «ласкать». Внутренних сил у него ни на что не было, но собственную естественную реакцию не остановишь!
Фёдоров очертил впадинку рядом с ключицей языком, Слава в ответ лишь шумно потянул воздух носом. Когда Мирон осторожно прикусил кожу, Карелин шумно выдохнул ртом, одной рукой сильнее сжимая плечо Мирона, а другой сжимая простынь. Шизя, кажется, уже ретировался. Интересно только… насколько давно?
Мирон продолжал расцеловывать шею и гладить по голове. Все его движения были настолько правильными и плавными, что Слава только его имя и смог прошептать. Больше ничего в голове не было. И только тогда Фёдоров оторвался от шеи, нависая немного над своим возлюбленным и заглядывая ему в глаза.
— Поласкали горлышко хорошо? — тихо спросил Мирон, очерчивая второй рукой очертания стана.
Рука Славы наконец расслабилась: перестала сжимать плечо и безвольно упала на подушку рядом с головой. Карелин ничего не мог выговорить, он лишь утвердительно кивнул, тут же прикрывая глаза.
Мирон коснулся губами лба. Ещё жарче. Наверное, зря он это устроил. Надо было отшутиться и сунуть Славе градусник: вдруг это чрезмерное возбуждение подняло температуру ещё больше? Там ведь, скорее всего, уже под сорок…
— Да не так уж мне и плохо, — вздохнул Карелин, замечая на себе пристальный взгляд. — Ну… жарко немного.
— Тебя трясет всего, — отмахнулся Мирон. — Я все это зря затеял, очень зря.
— Это дрожь удовольствия, — парировал Слава.
— Это мой, блять, идиотизм. Врожденный, кажется.
Фёдоров сунул в руки Карелина градусник. Он так злился на себя! Соблазнился, заигрался… старый идиот.
Даже градусник держать долго не пришлось. Ртуть и за семь минут поднялась до отметки в 39 и 6. Фёдоров тихо выругался. Но Слава, кажется, был всё равно доволен: даже не обратил на эту небольшую ругань внимания. Вот она, молодая кровь. Всё внимание на поцелуи: после и температура не страшна. Хотя это уже настоящая лихорадка!
Мирон сунул ему жаропонижающее с теплой водой, потом развел в теплой воде варенье и лимон и снова принёс Карелину. Ему помнилось, что в его детстве лечили так. Ещё были прохладные тряпки влажные. Их клали на лоб, протирали сгибы. Фёдоров вспоминал всё и повторял. Старался повторить каждое воспоминание о борьбе с высокой температурой в точности. Так он сам болел только в самом далёком детстве.
Когда Слава уснул с градусником в подмышке, Мирон все равно выждал время перед тем, как вытаскивать его. Теперь этот самый градусник показывал 38. Сбил! Не сильно, но уже лучше. Надо вызвать врача. И позвонить маме Карелина. Конечно, Слава не обрадуется ни первому, ни второму, но других вариантов Фёдоров не видел. Сам Мирон мог, кажется, только навредить, пусть лицо юноши и было озарено счастливой и задорной улыбкой.
Перед тем, как набрать в скорую, Фёдоров замер. Весь дом — это сплошное доказательство их любви. От фотографий до вещей вперемешку. Черт! И в другую комнату Славу сейчас не переложишь… ладно, сначала тогда его маме. Если температура подскочит вновь, то уже скорую без вариантов.
«Соберись, Мирон», — просканировал внутренний голос. «Ты ведь взрослый уже, давай. Скоро тридцать, Мирон, соберись! Нельзя быть инфантильным всю жизнь! Слава сейчас не может быть серьёзным вместо тебя!».
Фёдоров трет лицо, и поглядывает на секунду в зеркало в прихожей на пути к кухне. Разбудить Славу диалогом с его мамой не хотелось.
Вид у него довольно пришибленный. Испугался за Карелина. Тот ведь ещё довольный лежал: поласкать надо! А ему же покой был нужен… и Мирон, идиот, повелся. Не сообразил сразу. И единственное оправдание: Слава впервые при нем заболел!
На дисплее горели сообщения от Евстигнеева. Мирон пока даже вчитываться не стал: потом посмотрит. Фёдоров высчитывает время: у Светланы Аркадьевны, кажется, было уже около полуночи. Дурацкие часовые пояса! Это ещё культурно звонить? Или… ладно, не чужие ведь люди в конце концов! Мысли в голове Мирона стали бить ключом. Подмеченная худоба Славы вызвала у него столько переживаний, что он получил себе бессонницу. Во что выльется признание, что он не смог его вылечить? Ещё и зацеловал с этой температурой…
— Привет, Мирон, — раздался звонкий голос Славиной мамы по телефону. Ещё не спала, ну и прекрасно!
— Здравствуйте, — произнёс тот в ответ, не зная, как начать.
— У вас ничего не случилось? — спросила Светлана Аркадьевна. — Обычно не звоните так поздно.
— Слава заболел, — отозвался Фёдоров, не собираясь тянуть. — Я ему чаи делал, горло полоскал: и ромашкой, и ещё какими-то таблетками, мне в аптеке дали, и терафлю пил. А температурит все равно.
— У него с детства так, — совершенно без удивления отозвалась Светлана Аркадьевна. — Он потемпературит, причём сильно, а потом тут же огурцом будет. Педиатры говорили, что это что-то вроде «сильного иммуного ответа». Только не пугайся, если температура сильно подскочит, парацетамола будет потом достаточно. О, можешь ему сделать молоко с медом и маслом, должно помочь!
— Молоко с медом и маслом? — удивлённо переспросил Фёдоров. С губ Светланы Аркадьевны сорвался смешок.
Мирон в детстве пил молоко с содой. Как выглядит молоко с маслом — было для него секретом.
— Извините, а масло хоть какое? — неловко уточнил Фёдоров. Ну всё, сейчас она точно решит, что отдала сына в совершенно ненадежные руки!
— Сливочное, — отозвалась та. — В молоко совсем маленький кусочек сливочного масла, чайную ложку меда и в микроволновку на минутку, можно даже побольше чутка. И всё.
— Спасибо! И простите, что поздно так позвонил. Просто волновался за Славу сильно и…
— Всё в порядке, звони всегда в любое время! Я только рада с тобой и со Славой лишний раз поговорить.
— Хорошо, — Мирон машинально кивнул, хотя и понимал, что та по телефону и не увидит этого. — Доброй Вам ночи.
— Спасибо! И вам хорошего дня. Отдыхайте!
Послышались гудки. Ладно, это было и не так страшно. Кажется, Светлана Аркадьевна даже не подумала, что он какой-то бесполезный для Славы и его здоровья. Теперь можно было и от Евстигнеева сообщения прочитать. Что он там хотел от него?
«Да я как-то не подумал даже, друже», — сразу бросилось в глаза. Не подумал! Очень, блин, удобно: просто не подумать. А Мирону с этим теперь что делать? Как бы он не говорил, что всё прошло, что всё ненужное осталось в прошлом, каждая улица напоминала ему о том, что было. И виднелись в щелях пакетики. Фёдоров потряс головой, отгоняя образы. Он снова в это не свалится. Ни за что. И на Ваню он, наверное, злится, потому что сомневается в собственных возможностях противостоять соблазнам.
Там было ещё несколько сообщений с извинениями, но Фёдоров в них уже не вчитывался. «Я вспылил… сейчас сам отвечу, всё ок. Просто, если честно, потом подтверди, что моё возвращение в Питер было временным. Любовь я в Хабаровске нашел, женюсь там… Ещё что-нибудь», — написал Мирон.
«В наших ситуациях только замуж выходить», — отозвался тут же Евстигнеев, следом полились смайлики. Фёдоров улыбнулся. Фиг его знает, что там правильно и как это выразить. Главное, что всё это только серьезно, а не как раньше.
«Вот над этим вопросом я сейчас очень активно думаю! Но для этих — я уже без пяти минут женат. Ну их с их этими посиделками. Не хочу. А с тобой мы попозже с тобой созвонимся, ладно? У меня Слава заболел, к нему пойду лежать и спать»
Ваня ответил смайликом.
И Мирон сел писать сообщение на номер, который телефон, в отличие от него самого, не определил. Он стирал и печатал заново. К концу, кажется, вышло довольно лаконично. Будто бы он совсем не нервничал. «Я временно в Питер возвращался… у меня в Хабаровске жизнь ключом бьет, женюсь, так что посидеть не получится, сорян». И этот набор из девятнадцати слов он так долго печатал! Так много переваривал то, что говорит и как именно врет! Встретиться на улице шансов у них почти не было — не больше, чем встретить своего когда-то одноклассника в городе-миллионнике: это может быть, конечно, но обстоятельства должны слишком неудачно сложиться. А Мирон в свою удачу верил: он ведь смог найти Карелина! На другом конце земли, в огромном городе смог!
«Ника расстроится. Ну ладно, бывай», — загорелось на экране.
«Я даже не помню, кто это», — честно написал Мирон в ответ, выключая на телефоне звук.
Он побрел обратно в спальню. Первым делом, конечно, Фёдоров не рядом лег. Он коснулся тыльной стороной ладони лба любимого. Тот поморщился сквозь сон недовольно. А вот у Мирона настроение поднялось. Испарина. У Славы явно постепенно спадала температура.