Гречкин всё время проводит в больнице, переживая за состояние Лизы — стабильно тяжёлое. Лёша сидит напротив: взгляд бегает, не способный задержаться на одной точке, сам он мелко дрожит.
Лёша держится несколько дней после аварии, ему негде выплеснуть эмоции, поэтому он прячет их глубоко внутри, забывая, чем это обычно заканчивается. В первые дни хочется набить морду Гречкину — если бы не он, они с Лизой сейчас сидели в приюте. Но Лиза в реабилитации, Лёша круглыми сутками сидит в больнице и смотрит на Гречкина и его попытки в общение. Лёшу тошнит. Тошнит от ситуации, от вынужденной компании Кирилла (Он пытался его прогнать, кричал так, что их обоих выгнали на улицу. Справедливости ради, Кирилл не проронил ни слова), от усталости, от эмоционального и физического истощения. Кирилл резко встаёт и уходит — Лёша даже позволяет себе глубокий вдох облегчения. Получается расслабиться и даже задремать. Когда он просыпается, Гречкин снова сидит напротив, что-то усердно печатая в телефоне.
Лёша находит на соседнем стуле подставку с большим стаканом из какой-то дорогой кофейни и свёрток с чем-то съедобным. «Съешь, — говорит Кирилл, не отрывая взгляд от телефона, но перестав печатать. — Ты несколько дней ничего не ел».
Лёша хочет выплеснуть ещё горячую жидкость на дорогущие шмотки Кирилла. Хочет демонстративно выбросить всё в мусорку. «Это не подачка и не взятка, если это всё можно так назвать. И просить прощения в такой ситуации. Ну. Хреновая идея. Но тебя уже откровенно хуёвит и если ты не поешь, то тебя придётся откачивать. Так что, ну. Поешь. Пожалуйста», — Кирилл говорит едва слышно, устало. Лёша понимает, что Кирилла вся ситуация не радует. Понимает, что даже суд не поможет его наказать. Понимает, что устал настолько, что уже не вывозит, его правда хуёвит, ему хочется, чтобы всё закончилось. Чтобы Лиза не страдала, утыканная иглами и трубками. Может, он даже хочет, чтобы она умерла. Он понимает, что она очнётся не такой же, какой была до аварии — врачи уже рассказали о лучших и худших исходах.
Из размышлений его вырывает слишком аккуратное касание, но он всё равно вздрагивает. «Извини, — Кирилл одёргивает руку. — Ты не моргал и гипнотизировал стакан несколько минут». Лёша хмурится, чувствует, как готов расплакаться. Отпивает из стакана — к удивлению, не кофе, а какао — и надломленным голосом говорит: «Спасибо».
Кирилл улыбается уголком губ. Кирилл позволяет себе сесть рядом с Лёшей плечом к плечу. «Я уже две недели чист, — спустя несколько минут говорит он, опустив голову и невесело усмехаясь. — Просто не справился с управлением. Просто, блядь, чуть не убил ребёнка». Лёша рядом беззвучно плачет. Кир никогда не умел поддерживать и утешать. Его самого в последний раз успокаивала мама, когда ему было лет семь от силы. Наверное поэтому он нашёл своё утешение в алкоголе и наркотиках.
Руки сами тянутся к плечам Лёши. Лёша не отталкивает; Лёша до жути устал испытывать несвойственные ему эмоции. Кирилл молча гладит его по спине, опершись подбородком на макушку. Тишину в коридоре нарушают только всхлипы и тяжёлое дыхание.
После этого случая между ними что-то щёлкает. Лёша медленно подпускает Кирилла к себе: принимает стаканчики из той же кофейни, перебрасывается с ним фразами, позволяет сидеть рядом. Когда приносит с собой книгу — наконец-то появилась концентрация — читает её вслух. Лёша засыпает у него на плече, а когда просыпается, дёргается, что-то неловко тараторит и убегает в уборную.
Оставшись наедине с собой понимает, что ему с Кириллом до одури комфортно. Вот только Гречкин — причина, по которой он проводит в больнице всё свободное время. Лёшу накрывает липкая апатия, которую ощущает даже Кир.
Лёша смирился с худшим исходом, Лёша смирился с тем, что к Гречкину тянет. Лёша смирился и ничего не хочет.
Кирилл хочет помочь. Знает ведь, к чему такое состояние может привести. Сам тому живой пример. «Малой, — зовёт Кир. Макаров переводит на него потухший взгляд. — Хочешь в зоопарк?»
Идея, кажется Гречкину, наитупейшая. У пацана сестра при смерти, единственный родной человек, а он его на зверушек зовёт смотреть? Лёша, неожиданно даже для себя, утвердительно кивает. Обоим, в общем-то, хочется сбежать из больничных стен.
Со временем посещение больницы сводится к тому, что Лёша узнаёт одну и ту же информацию: «Стабильно тяжёлое, работаем» и садится в машину Гречкина.
Кирилл водит его всюду: начиная кафе и заканчивая клубами. В клубе, правда, они проводят не больше получаса — Лёше некомфортно.
Спустя некоторое время Кириллу сообщают: состояние Лизы улучшается, но посещение ещё запрещено. В этот день они с Лёшей полдня играют в приставку в доме Кира. Перед глазами уже плывёт от долгой игры. Лёша закрывает глаза, опирается лбом на плечо Кирилла. «Ну ты чё? — Кир треплет его по волосам. — Хорошие же новости». Лёша вздыхает: «Хорошие новости будут, когда мне дадут увидеть сестру».
Гречкин закидывает руку ему на плечи и тянет назад, на мягкий ковёр. Он всё ещё не умеет поддерживать, но пытается. Заводит разговор на отвлечённую тему, пока Лёша удобнее устраивает голову у него на груди.
Кто кого в итоге целует они не особо понимают — тянутся друг к другу одновременно. «У нас разница в возрасте ебическая», — первое, что говорит Лёша. Кир смеётся: «Возраст всего лишь цифра». «Тюрьма всего лишь комната», — поддерживает Лёша, ярко улыбаясь в ответ, и целует снова. Неумело, не зная, куда деть руки, но чересчур уверенно, с напором. Киру нравится.
У них всё настолько хорошо, что звонок из больницы повергает в шок. Кир забирает Лёшу и гонит до больницы так, что, очевидно, получит ещё пару штрафов в копилку. По дороге объясняет: Лизу прооперировали, как только состояние улучшилось, но что-то пошло не так, ей стало хуже. «Врачебная ошибка», — говорит медсестра, заламывая пальцы. Ей ужасно стыдно, неловко, она впервые сообщает такие новости. Кирилл рассеянно кивает, отпускает девушку, у которой, на самом деле, глаза на мокром месте. Он оседает рядом с Лёшей, плечом к плечу.
Лизы больше нет.