Жизнь семейная

Кошмары преследуют Авантюрина практически каждую ночь. Он беспокойно мечется по кровати, сминая простыни, откидывая одеяло в сторону и нашептывая обрывки каких-то фраз, пока по щекам неконтролируемым потоком стекают дорожки горячих слез. Перед глазами мелькают беспорядочные картинки — воспоминания из, кажется, уже далекого прошлого, но они до сих пор пронзающей болью отзываются в душе и преследуют в самых страшных снах. По ушам бьют отчаянные крики, а в легкие проникает тошнотворный запах крови, от которого все внутри скручивает. Хочется закрыть уши, убежать, спрятаться от всего этого, но любые попытки оказываются тщетными. Из кошмаров так просто — от одного желания — не выбираются… 

Все тело охватывает парализующий страх и отчаяние, ненависть и скорбь, но ощущение теплых рук, притягивающих его в крепкие объятия, резко выдергивает из сна. Он крупно вздрагивает, взволнованно хлопает влажными ресницами, вглядываясь во тьму вокруг себя. Это их комната, все такая же, как и раньше: со множеством дорогих статуэток и позолоченных ваз, бесконечными кружками давно забытого чая на комоде возле кровати и белоснежными стенами с витиеватыми золотыми узорами. 

Веритас не говорит лишних слов, не задаёт лишних вопросов — только нежно скользит ладонями по подрагивающему телу, очерчивая поясницу, поднимается к лопаткам и, наконец, вплетает пальцы в пшеничные волосы. Осыпает лицо нежными и почти невесомыми поцелуями, свободной рукой поглаживая по спине. Отвлекает, успокаивает, и это всегда помогает. Авантюрин жмется ближе к теплому телу, словно желая спрятаться в этих объятиях, и вдыхает дурманящий родной аромат. Это оказывает удивительно успокаивающий эффект. Дыхание постепенно выравнивается, а тревожные мысли медленно покидают рассудок. 

— Все хорошо, все в порядке, — ласково шепчет Рацио, обжигая нежную кожу ушей горячим дыханием. — Ты в полной безопасности… 

Его голос обволакивает, словно невидимый туман. Мысли спутываются между собой, заставляя только кивать, принимать ласки и нежности. Веритас одаривает мягким поцелуем в макушку и смахивает со влажного лба белокурые пряди. На смену тревоге приходит усталость, смешанная с любовью и умиротворением. Все страхи отступают, пока рядом находится любимый человек… 

Утром сквозь пелену крепкого сна слышится едва различимая трель. Авантюрин всегда ставит себе будильник на раннее-раннее утро, когда за окном еще висит кромешная тьма. Услышав негромкую мелодию, он сразу же выключает ее и дает себе несколько минут, чтобы разлепить глаза и сфокусировать затуманенный взгляд на Рацио, спящем рядом с ним. Лицо его дышит покоем и умиротворением, пышные ресницы едва заметно подрагивают, а рука по-хозяйски устроилась на стройной талии Авантюрина, прижимая его к себе. Он почти невесомо ведет кончиками пальцев по обнаженной груди, с нежной улыбкой наблюдая, как Веритас забавно хмурит брови от легкой щекотки, но просыпаться не намерен. Звук размеренного дыхания убаюкивает, пытаясь утянуть обратно в сладкие грезы, но Авантюрин уже аккуратно выпутывается из плотного кокона одеяла и родных объятий, тихо вышагивая на кухню и плотно прикрывая за собой дверь. 

Приятный шум греющегося электрического чайника разносится по достаточно просторной и комфортной кухоньке, пока Авантюрин насыпает кофе в небольшую кружку с котиками, когда-то подаренную Веритасом. Ложка кофе, три с половиной сахара, половина кипятка и половина молока — вот идеальные пропорции. Кофе, который специально для него варит Рацио, конечно, куда вкуснее, но на скорую руку и такой сойдет!

На часах пять утра. Авантюрин накидывает поверх шелковой пижамы теплый халат и выбирается на балкон, не забыв прихватить с собой недопитый кофе. Здесь не так просторно, как в любой другой части дома, но от того создается более уютная атмосфера. Возле панорамного окна располагается маленькая кровать, а на ней своеобразное мягкое гнездышко из горы подушек разного размера и объемного пледа. Именно сюда Авантюрин приходит по утрам, чтобы посмотреть на рассвет. 

Ярко-оранжевые лучи постепенно выплывают из-за горизонта, пробираясь сквозь сплетения облаков и окрашивая светло-серое небо в самые разные оттенки: бронзовый, темно-коралловый, красно-оранжевый. Авантюрин не может не сравнить рассвет с глазами Веритаса — такие же удивительные и очаровательные, хочется вглядываться, подмечать новые тона, искать в них отражение его чувств и эмоций…

На постель запрыгивает один из трех котиков, принесенных Веритасом домой, и с оглушительным мурчанием притирается к ладоням хозяина, требуя ласки и внимания. Удивительно, но каждый котенок кардинально отличался от другого по характеру: один любил проспать целый день на каждой поверхности в доме, второй бодрствует целые сутки и постоянно крутится под ногами, порой мешая работать, а третий чередует у себя качества предыдущих в зависимости от собственного настроения.

В душе приятным теплом разливается умиротворение. Да и разве может быть иначе, когда ты сидишь на балконе в своем собственном доме, поглаживаешь очаровательного котенка, попивая остывающий кофе, и знаешь, что здесь тебя любят и всегда ждут? 

На часах уже шесть. Иногда Авантюрин так и засыпает на балконе под успокаивающее мурлыканье, пряча лицо от ослепляющих солнечных лучей в пушистый плед и обнимая подушки вместо Веритаса. Но сегодня он собирает в кулак всю свою силу воли, чтобы не задремать в комфортном местечке и все-таки вернуться в постель к Рацио. Тихим шепотом извиняется перед котёнком, который издает протестующее мяуканье, когда его бессовестно сдвигают с нагретого места. Халат небрежно слетает на роскошный диван, а Авантюрин осторожно проникает в спальню, вновь укутываясь в смятое одеяло и прижимаясь спиной к размеренно вздымающейся груди. 

На часах ровно девять. Именно в это время Веритас просыпается безо всяких будильников и две минуты тридцать пять секунд любуется сонными чертами Авантюрина, который совершенно бессовестно утянул себе большую часть общего одеяла, но все равно задерживается чуть дольше, потому что рядом с ним никакие расчеты не имеют значения и смысла. Рацио прислушивается к глубокому дыханию и наблюдает за подрагивающими ресницами, прежде чем все-таки встать с теплой постели. 

Первым делом Веритас насыпает четко измеренную порцию корма каждому котёнку в персональную миску, не забыв погладить и почесать за ушком довольных питомцев. Неспешно умывается, приводит в порядок растрепанные волосы, затем ставит кипятиться чайник, достает из холодильника йогурт, который Авантюрин обычно пьет по утрам, чтобы тот немного согрелся, а сам заваливается на мягкий диван, чтобы начать день с чтения философии. Читать по утрам особенно приятно, когда яркие солнечные лучи падают на страницы, согревают руки, в приоткрытое окно дует прохладный летний ветерок. 

На часах уже половина двенадцатого. Из спальни доносится грохот, смешанный с болезненным стоном и громкими ругательствами, и через секунду оттуда пулей вылетает один из котов, а за ним следует недовольный Авантюрин: весь взъерошенный из-за того, что всю ночь ворочался на кровати, то путаясь в одеяле, то невольно пихая Рацио, и широко зевающий. 

— Доброе утро, — бросает он, потирая ушибленное место, и тут же скрывается за дверью ванной. 

Веритас только усмехается утренней неуклюжести Авантюрина: он может запросто свалиться с кровати во время сонных потягиваний, собрать все углы по пути до кухни, наступить на хвост ничего не подозревающего кота или задремать, пока наливает воду в стакан, отчего добрая половина оказывается на столе. Чем дольше спит, тем рассеяннее становится, но Рацио уже научился предотвращать большую часть столкновений.

Книга отправляется на подоконник, а сам Веритас подходит к холодильнику, оценивающе оглядывая содержимое и выбирая, что можно приготовить сегодня на завтрак. Вместе с приглушенным шумом и плеском воды слышно, как Авантюрин негромко напевает чарующую мелодию, которая ощущается самой прекрасной музыкой и усладой для ушей. Это заставляет полностью обратиться вслух, чтобы тщательно расслышать сахарный голос, нежной патокой разливающийся в душе и сердце. 

Такие, казалось бы, мелочи всегда доставляют Рацио особое удовольствие. Он с наслаждением вслушивается в тембр любимого голоса, когда тот напевает ему колыбели из своего далекого прошлого, когда читает вслух или когда бормочет что-то себе под нос, занимаясь документацией. 

Из размышлений вытягивает щелчок двери и вышедший из душа Авантюрин, за которым следует шлейф различных ароматов: от персикового геля для душа до травянистых масок для лица. На коже поблескивают прозрачные капли воды, тонкими струйками стекают по шее, и Веритас с трудом сдерживается, чтобы не податься вперед и не сцеловать их. Крайне тяжело натягивать на лицо маску невозмутимости, когда твой муж стоит перед тобой и ты можешь лицезреть все изгибы его идеального тела сквозь полупрозрачную ткань, а в голову то и дело лезут самые красочные воспоминания прошедших ночей.

— Мм, ты что-то готовишь? — с привычной лукавой улыбкой спрашивает Авантюрин и подходит ближе, заинтересованно оглядывая ингредиенты, попутно вытирая волосы махровым полотенцем. — А можешь научить меня? 

На самом деле, Авантюрин совершенно не умеет готовить. Никто никогда его этому не учил, бывший хозяин использовал далеко не для этого, а с появлением денег отпала всякая необходимость браться за это дело самостоятельно, ведь есть возможность пойти в дорогой ресторан и выбрать любое блюдо или заказать доставку, если уж совсем нет сил куда-либо направляться. 

Зато Веритас в идеале владеет кулинарным искусством и даже делает это с удовольствием. Он часто пробует новые рецепты, пока Авантюрин крутится рядом на кухне, то и дело норовя утащить со стола какой-нибудь ингредиент, стоит только Рацио на секунду отвернуться. Тот специально ворчит недовольно, но все равно не сдерживает ласковую улыбку, наблюдая за Авантюрином, который довольно жует украденное яблоко для пирога и выбирает фильм на вечер. 

— Давай, идем, — легко соглашается Веритас, и Авантюрин тут же радостно проскальзывает между ним и столом. 

Рацио устраивается позади, аккуратно вкладывает нож в его руку, направляет и помогает нарезать фрукты, которые должны стать вкусным и полезным дополнением к завтраку в виде панкейков. Тот ощущает себя маленьким ребёнком, который еще толком не научился держать ложку, но все равно старается сжимать нож крепче, резать осторожно и ровно, что получается далеко не сразу и не каждый раз, но Веритас все равно хвалит вполголоса, также придерживая. 

За фруктами следует смесь для самих панкейков. Авантюрин самостоятельно разбивает два яйца, — часть скорлупы все же попадает в миску, отчего приходится немного повозиться, чтобы достать ее — а вслед за ними сахар, молоко, мука, масло… Веритас только наблюдает, подсказывая количество ингредиентов, шепча негромкую похвалу, и оставляет на влажной пшеничной макушке невесомые поцелуи. 

Он с упоением втягивает в легкие едва уловимый медовый аромат шампуня, спускается поцелуями к молочной шее и крепче прижимает Авантюрина, старательно перемешивающего все добавленное в миске, к себе ближе. Самообладание дает первую крупную трещину, когда тот отзывчиво подается назад и бросает игривую полуулыбку через плечо, но все равно намеренно делает вид, что занят готовкой. Веритас сдерживает тихую усмешку и принимает безмолвное приглашение в своеобразную игру.

Горячие ладони проникают под ткань шелкового халата, скользят по особенно нежным после тщательных водных процедур бедрам и крепко сжимают, оставляя красноватые следы и срывая с губ несдержанный вздох. Пальцы спускаются ниже, оглаживая внутреннюю сторону бедер и медленно приближаясь к уже вставшему члену. Дразнят совершенно бессовестно, но до безумия приятно одаривают невесомыми прикосновениями мошонку, плавно проходятся по всей длине. Авантюрину кажется, что он готов кончить от такой простой стимуляции умелыми пальцами, и активнее подается навстречу крепкой ладони, нашептывая чужое родное имя. 

Каждый раз, когда Авантюрин забывается от ощущения обжигающих прикосновений к каждому миллиметру разгоряченного тела, Веритас опускает свою ладонь на его, чтобы продолжал замешивать тесто. Чересчур сложно сосредоточиться на готовке, когда в тебя крепко вжимаются собственным возбуждением и распаляют до невозможного. 

— Знаешь, я готовился там, в душе, — хрипло выдыхает Авантюрин. 

— Не отвлекайся, — бархатисто шепчет Веритас, убирая руку под разочарованный то ли стон, то ли всхлип. 

Легкие пижамные штаны быстро слетают вниз, а следом Веритас приподнимает края халата. Проводит пальцем по собственному члену, распределяет предэякулят, с трудом сдерживая стон от прокатившейся по телу волны наслаждения, и, наконец, пристраивается между ягодиц, неспешно проскальзывая внутрь. Входить вот так сразу, без подготовки, без долгих прелюдий, непривычно, но от того не менее приятно. Напротив, то, как узкие стенки плотно обхватывают член, ощущается до звезд перед глазами ярко и сладостно. Внимательный взгляд следит за каждым движением Авантюрина, который шумно вздыхает и, изящно прогибаясь в пояснице, начинает самостоятельно насаживаться на всю длину. Медленно, тягуче и до одури восхитительно. 

Каждое четкое попадание по пучку нервов внутри растекается по телу горячими волнами наслаждения, заставляя всхлипывать, вздыхать прерывисто на глубокие ритмичные толчки и крепко впиваться в твердую столешницу. Шелковая ткань едва ощутимо проезжается по головке, но этого слишком мало. 

Хриплые стоны Веритаса, навалившегося на него сверху всем весом, пробирают до дрожи, его горячее дыхание опаляет чувствительную кожу ушей. Авантюрин с грохотом роняет венчик в тарелку, отталкивает ее в сторону и грудью заваливается на прохладную поверхность, лицом утыкаясь в сложенные руки. 

Рацио даже самую малость жалеет, что они делают это в таком положении, из-за которого невозможно разглядеть все эмоции Авантюрина: как он широко распахивает глаза на особенно глубоких толчках и роняет звучные стоны, как жмурится, закусывая губу, и особенно, как достигает пика наслаждения. 

Одной рукой Веритас подхватывает его под бедром, удерживая на весу и меняя угол проникновения, а другой вновь начинает в такт водить по требующему внимания члену. Авантюрин практически скулит, когда, наконец, получает желаемое трение, и с протяжным стоном кончает всего после нескольких размашистых движений, пачкая дорогой шелк и сильнее сжимая Рацио внутри себя. Тот вновь проникает на всю длину и замирает внутри, содрогаясь в сокрушительном оргазме, а затем с хлюпающим звуком выскальзывает из разнеженного тела. 

— Ну вот, любимый халат испортили, — хрипло посмеивается Авантюрин и разворачивается лицом к Веритасу, чтобы сжать в крепких объятиях…