I'm so tired (But you're so close)

— Иначе и быть не могло.

Уиллу хотелось кричать. Как он мог этого не понимать? Джеймс был прямо здесь, стоял перед ним, но так и не мог увидеть, кем Уилл был на самом деле. Это почти смешно. Джеймс всю свою жизнь пытался избежать судьбы, которая была его самым страшным кошмаром, но в итоге сам преподнес ей себя. В конце концов сам навлек свою погибель.

— Ты не навредишь мне, — сказал Джеймс, сделав еще один шаг навстречу, и оказался на расстоянии вытянутой руки. — Ты мог бы, но не станешь. Ты знаешь, что будет, если попытаешься, — его улыбка будто была высечена из камня. Весь он был подобен прекрасной статуе. Уиллу потребовались все силы, чтобы не отступить. Покажи ему, что он ошибается. Присвой его. Сломай и сделай своим. Заставь его-

— Ты говорил это и раньше, — ответил Уилл напряженным голосом, принимая тяжелое решение: отвернуться от юноши, стоящего перед ним, и начать отходить. Он остановился за кушеткой, всем своим весом опершись на ее спинку. Она была единственной вещью, отделяющей его от Джеймса. Этого должно было хватить на данный момент, хотя все его существо хотело броситься на него и наступать, пока спина Джеймса не коснется стены. — Ты утверждаешь, что сильнее меня.

Посмотри на меня, молился Уилл про себя. Пойми, кто я на самом деле. Беги. Спасайся.

Глаза Джеймса загорелись гордостью, отличной от той, которую Уилл видел в них раньше. Он не мог понять, почему.

— Я сильнее, — просто ответил Джеймс.

Кушетка, на которую опирался Уилл, задрожала. Он едва успел отшатнуться, прежде чем она отлетела в сторону. Его сердце бешено забилось, хотя Джеймс даже не пошевелился. Если бы не румянец у него на щеках, Уилл мог бы подумать, что эта демонстрация не стоила ему никаких усилий.

Он понял, что именно отличалось во взгляде Сент-Клэра. Это не было гордостью за свою разрушительную магию или служение человеку, желавшему подчинить его. Джеймс был горд, потому что сейчас демонстрировал свои способности Уиллу.

Мальчику, который был тем, кто в итоге сломал его.

Джеймс снова подошел ближе, в этот раз гораздо быстрее. Никакого драматизма, с которым он прежде приближался шаг за шагом, просто оказался рядом. Уилл не пошевелился, отказываясь отступать перед лицом такой возможности.

Джеймс был красив вблизи. Присмотревшись, Уилл засомневался в верности своего суждения о природе румянца, выступившего на лице Сент-Клэра. Он видел, как тот растекся по носу и спустился ниже, стоило Уиллу положить руку Джеймсу на грудь. Он чувствовал быстрый, мечущийся пульс под своими пальцами.

Джеймс был совершенством. Это то, что Уилл знал с самого начала. Любой человек, способный удерживать контейнер в воздухе лишь силой мысли и магией, так или иначе обязан был быть невероятным. Но на столь небольшом расстоянии он больше не был отстраненным образом красоты. Пусть Джеймс и был Перерожденным, но он был человеком. В нем было столько человеческого, что это причиняло Уиллу боль.

Выражение его лица было мягким, каждая эмоция на виду, чтобы Уилл мог ей насладиться. Был ли он таким все это время: уязвимым и готовым к тому, чтобы его завоевали? Или Уилл был слишком наивен, чтобы увидеть это прежде?

Поставь его на место. Заставь его умолять. Покажи ему, кто ты такой и кем он должен быть.

Уилл не стал прислушиваться к внутреннему голосу, который велел ему схватить Джеймса за шею и никогда не отпускать, сделать своей игрушкой, как и его прошлое воплощение. Это было бы так просто, но в этом и заключалась проблема, не так ли? Правильный выбор никогда не бывает простым.

— А если это не так? — прошептал он, пропуская сквозь пальцы гофрированный галстук, расцветший у Джеймса на груди. Он смотрел на свои пальцы, отказываясь поднимать взгляд. — Если все то, что ты знал обо мне, во что верил, было ложью?

Дыхание Джеймса будто замерло, застыв где-то под галстуком, который Уилл до сих пор держал в своих пальцах. Внезапная перемена в юноше, что стоял перед ним, почти заставила Кемпена рассмеяться. Может, он был прав. С точки зрения грубой силы Джеймс, возможно, был сильнее Уилла. Но, в конце концов, соотношение сил имело свойство меняться. Сегодня они уже не были теми, кем были вчера.

— Что ты имеешь в виду? — Мягкость, которая прежде отражалась на лице Джеймса, исчезла, он снова надел маску контроля. Уилл не выпустил галстук.

— Что, если ты ошибался насчет того, кто я такой? — Прошептал он. — Если я вовсе не был героем?

Уилл позволил себе снова встретиться взглядом с Сент-Клэром. Он не мог разобрать, что скрывалось в глубине его глаз. Надежда? Страх? Отчаяние? Уилл не дал себе времени разобраться.

— Что бы ты сделал, если бы все это время врагом был я?

Джеймс подался назад и его галстук выскользнул из-под рубашки, в которую был тщательно заправлен. Он стоял неподвижно, смотря на Уилла сверху вниз так, будто он и был причиной всех бед, которые когда-либо с ним случались. Но, если подумать, разве это не было правдой? Само существование Уилла было тем, что превратило всю жизнь Джеймса в ад.

В одно мгновение Уилла отбросило назад. Ноги царапнули пол, прежде чем его впечатало в стену. Спину пронзила боль от удара с висящей на ней картиной. Ему потребовалось призвать всю свою силу воли, чтобы не сопротивляться. Чтобы показать Джеймсу, что он имел в виду, когда спрашивал о том, насколько он силен. Возможно, он смог бы сбежать, а может, нет. Но пусть даже, кажется, сам Темный Король внутри боролся за освобождение, Уилл не пошевелился.

Выражение лица Джеймса превратилось из тщательно вылепленного спокойствия в смесь страха и ужаса: рот приоткрылся, а глаза широко распахнулись. Волосы упали ему на глаза, но Джеймс не стал убирать их, сжимая свои запястья.

Уилл все еще не двигался.

— Ты не можешь быть, — прошептал Джеймс дрожащим голосом. Уилл почувствовал, как его сильнее вдавило в стену, невидимые руки впились в плоть, а картина на стене за ним пошевелилась. — Ты не он, ты не можешь им быть. Саймон еще не призвал его, кровь не пролилась, так что ты не-

Стакан взорвался, за ним ваза, после свеча. Мебель дрожала, стены дребезжали. Джеймс схватился за голову, пропуская волосы сквозь пальцы, пока его руки не остановились на задней части шеи, царапая ее. Он пытался вернуть хоть какой-то контроль. Юноша резко обернулся, наблюдая за окружающим его землетрясением. От его вида сердце рвалось на части. Джеймс стоял в созданной им же самим буре и искал любой возможный выход. Уилл почти позволил себе поддаться порыву и оттолкнуться от стены. Подойти ближе и убедить Джеймса в его невиновности. Но он этого не сделал.

Джеймс обернулся, чтобы снова встретиться с Уиллом взглядом, и тряска прекратилась.

— Скажи мне, что я ошибаюсь, — сказал он пугающе твердым голосом. Кажется, ногтями он все еще впивался в свою шею. — Ты не- Ты не можешь-

— Я — это он, — прервал его Уилл. Он не смог сдержать горькую ухмылку и откинул голову назад. Собственные слова ощущались кислотой во рту. Он хотел избавиться от горечи правды, превратить ее в сладкую ложь.  — Иронично, не правда ли? Как я изо всех сил пытался найти способ уничтожить самого себя?

Отразившегося на лице Джеймса предательства хватило, чтобы стереть неискреннюю ухмылку и показать истинное чувство: пожирающую его изнутри боль.

— Я не знал. Должен был, но не знал. До прошлой ночи.

Уилл не знал, что делать, так что он просто сосредоточился на юноше перед собой. На том, как огонь окрасил его кожу золотом, а волосы превратил в сверкающий ореол.  Все в нем было таким правильным, абсолютно совершенным. Как могло что-то столь совершенное быть столь неправильным?

Джеймс по-прежнему не двигался. Он будто видел перед собой саму смерть. Его кожа побледнела. Джеймс подошел ближе, явно против своей воли, колеблясь, но в то же время будучи абсолютно уверенным.

— Ты должен был освободить меня, — говорил он приближаясь. — Ты собирался вернуть мне мою жизнь. Поэтому я-

Уилл не знал, что Джеймс может отчаяться еще больше, но слова застряли у него в горле и он замер. Уилл понял, что все могло быть хуже. Всегда могло быть еще хуже. Джеймс, не отрываясь, смотрел ему в глаза.

— Вот что это было? — прошептал он. — То чувство?

Уилл грустно улыбнулся.

— Теперь ты это понял.

Тогда он упал. Сила, удерживающая его у стены, пропала, и Уилл едва успел встать на ноги. Мир закружился на мгновение, и он глубоко вздохнул, опираясь на стену.

Джеймс все еще стоял, замерев от шока. Это было так непохоже на то, что Уилл видел в нем прежде. Всегда уверенный, всегда державший все под контролем. Теперь все защищавшие его стены пали, открывая то, кем он был на самом деле: просто мальчишкой. Мальчишкой, вынужденным прожить жизнь, полную лжи и предательства. Мальчишкой, наконец-то решившим, что он в безопасности лишь для того, чтобы его вновь обокрали и оставили беззащитным.

Он твой, все еще шептала Уиллу какая-то его часть. Он принадлежит тебе. Ты имеешь полное право делать с ним все, что захочешь.

Уилл ненавидел эту часть себя.

Оттолкнувшись от стены, он сделал несколько нетвердых шагов в сторону Джеймса. Его глаза были мутными, взгляд расфокусированным, он все еще смотрел туда, где прежде был Уилл. Приблизившись, он понял, что Джеймса трясло. Казалось, Сент-Клэр может рухнуть в любой момент.

Он знал, что должен что-то сказать, но боялся того, что может сделать Джеймс, если он посмеет разрушить чары молчания, сковавшие комнату. Вместо этого Уилл подошел так близко, что стоило ему сделать еще один шаг, и их тела бы соприкоснулись.

Уилл протянул руки вперед и положил их на плечи Джеймса. Чары были разрушены в тот же момент.

Он вскинул голову так быстро, что Уиллу на секунду показалось, что они столкнутся лбами. Джеймс смотрел на него широко раскрытыми глазами, в которых читалась смесь страха и отчаяния. Но он не скинул руки Уилла со своих плеч.

— Что ты сделаешь со мной? — прошептал он, и его голос сломался. Прядь волос снова упала ему на глаза, и в импульсивном порыве Уилл заправил ее за ухо. Джеймс следил взглядом за каждым движением его руки и вздрогнул от прикосновения. Уиллу хотелось кричать. Он уже не знал, почему.

Рука, оставшаяся возле уха Джеймса, скользнула ниже, до шеи, в которую тот впивался. Очень осторожно Уилл отнял пальцы Сент-Клэра от кровоточащей кожи, позволив его руке безвольно повиснуть. Тоже самое повторил с другой рукой.

— Ничего из того, что ты не хотел бы, чтобы я делал, — ответил Уилл мягким тихим голосом.

Что он должен был сказать? Что инстинкты твердили ему сломать мальчишку, стоящего перед ним? Что его прошлое воплощение было прямо здесь, у него под кожей, и молило заявить права на то, что считало своим? Что бы вы сказали кому-то на грани срыва, если бы сами и были причиной несчастий этого человека?

— Ты должен знать, — прошептал Уилл, и его руки скользнули вверх по рукам Джеймса с обеих сторон, — Что я никогда не причиню тебе боль. Мне плевать на мою прошлую жизнь, или на твою, или на то, что судьба уготовила нам.

Он вздохнул, располагая руки на плечах Джеймса. Уилл чувствовал, что тот дрожит, пожалуй, даже сильнее, чем до этого. Он продолжил.

— Если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду. Тебе не нужно просить меня дважды или бояться моей реакции. Я уйду, но… — Уилл взял Джеймса за подбородок, — ты должен сказать мне, чего ты хочешь.

Тут будто лопнула натянутая струна. Уиллу не сразу понял, что Джеймс уткнулся ему в плечо, а приглушенные рыдания утонули в перепачканной тунике Хранителей. Он обхватил Уилла, сплетая руки у него за спиной, ища опору, то, за что мог бы ухватиться.

Первый шок прошел за секунды, и Уилл быстро обнял Джеймса, запустив руку в волосы, касающиеся его щеки. Он чувствовал каждый прерывистый вздох, каждую неудачную попытку собраться, пока Джеймс крошился на кусочки.

Уилл не пытался этому помешать. Это был первый раз за многие годы, когда Джеймс позволил себе сломаться, результат того, что с ним обращались как с питомцем даже дольше, чем одну жизнь. И пока Джеймс прижимался сильнее, такой хрупкий, что, казалось, одного дыхания хватило бы, чтобы он рассыпался, Уилл лишь шептал нежные слова так тихо, что сам едва ли мог их расслышать.

Ему хотелось кого-нибудь убить. Покинуть комнату, найти графа Синклера, убить его медленно и мучительно, заставить его заплатить за все. Если его мать не была достаточной причиной для этого, то Джеймс уж точно был. Дрожащий и отчаявшийся, в его руках. Уилл отдал бы целый мир, чтобы вернуть тот гордый вид, который был у него совсем недавно.

Он не сразу понял, что дрожал не только Джеймс. Комнату трясло, вибрации усиливались с каждым прерывистым вздохом. Уилл прижался щекой к волосам Сент-Клэра и крепче сжал его в объятиях, продолжая баюкать. Переместившись к кровати, Кемпен присел на ее край, потянув дрожащего юношу за собой. Они оба завалились назад, Уилл лежал на спине, а Джеймс свернулся у него на груди, все еще вздрагивая, пытаясь взять себя в руки.

— Все хорошо, — прошептал Уилл, пробежавшись рукой по спине Джеймса прежде, чем снова обнять его. ‒ Все будет хорошо, я обещаю.

Джеймс издал смешок между всхлипами, все еще пряча лицо где-то в изгибе шеи Уилла, щекоча ее своим горячим дыханием.

— Не обещай того, чего не сможешь исполнить, — выдавил он, прерываемый судорожными вздохами.

— Это обещание я смогу исполнить, — настоял Уилл, хотя сам не был в этом уверен. Что если бы он потерял контроль? Если бы сдался своему прошлому воплощению? Он не мог допустить этого, не мог заставить Джеймса пережить его худший страх. Он поправился. ‒ Я приложу все свои чертовы силы.

Джеймс немного успокоился. Он больше не задыхался, хотя и по-прежнему дрожал. Но в то же время, он не сделал попытки отстраниться.

— Я не должен тебе доверять, — прошептал Джеймс, будто его безмолвная мольба могла заставить перестать чувствовать притяжение, позволила бы забыть об их с Уиллом связи. — Я должен убить тебя прямо сейчас.

Уилл лишь сильнее сжал его, зарываясь пальцами в золотые волосы. — Ты можешь, — ответил он. — Ты сильнее меня, помнишь? Ответом был смешок, снова превратившийся в икающий всхлип.

Какое-то время они провели в тишине, и единственным, что ощущалось реальным в этом мире, был Джеймс в его объятиях, обнаживший эмоции и дрожащий от страха и истощения. Уилл не мог сейчас этого исправить. Возможно, никогда не сможет. Но он может сделать все чуть-чуть лучше. Он пообещал себе, что так и будет.

— Тебе нужно поспать, — мягко прошептал он. — Мы все обсудим утром, хорошо?

Уилл почувствовал, как тот кивнул, и вновь сжал его в объятиях, прежде чем расслабиться. Джеймс лежал неподвижно, его дыхание почти выровнялось. И все же Кемпен не мог его отпустить. То, что он был так близко, казалось, было единственной причиной, по которой Уилл все еще не уничтожил мир, чтобы бросить его к ногам Сент-Клэра, укрытого его объятием. Так что он лежал не шевелясь, обнимая Джеймса, даже позволил себе закрыть глаза. Уилл снова напомнил самому себе, что сдержит свое обещание. Сделает так, что все будет хорошо.