“Мы все как снег, как воды рек
Мы проходим через вечность жизнь меняя
Мы волна и ты и я
Часть небесных и земных морей”
— “Волна”, Гран-КуражЪ
Солнце вставало с просветов между тяжёлыми облаками, плавно переходя в широковатые лучи и заканчивая ярким жёлтым светом. От него иногда прикрываешь глаза, чтобы мир перестал казаться отчаянно кричащим и ярким хотя бы на пару секунд. Потом всё же открываешь и притворяешься будто ничего не было.
В конце концов, свет не зависел ни от кого. Появлялся тогда, когда хотелось ему. Заставлял других страдать или наоборот - кричать от радости. Для каждого это чувство оказывалось совершенно разным, составляя круг из разношёрстных людей, смотрящих в одну точку и думающих о своём.
В поезде утро начиналось с проводницы, заходящей в купе и рассказывающей о чём-то крайне важном. Но спустя время настолько привыкаешь к этому бубнежу, что уже даже не слышишь о чём идёт речь. Потом кто-то обязательно расскажет всё самое важное, пропустив множество вводных слов.
Свет мягко застилал небольшой купейный стол, по которому странной картиной были расставлены полупустые чашки с чаем, открытая упаковка печенья и пластиковая упаковка от сэндвичей-треугольников.
Местом для комфорта и удобства пассажиров поезда могли похвастаться крайне редко. Чего только стоил то самый грустный стол - поставишь под него ноги и определённо точно будешь касаться чужих коленей своими.
Обладая достаточными средствами, можно было позволить себе заполнить верхние полки лишними вещами и не играть в лотерею удачливого соседа. Хотя, конечно, иногда приходилось спать с боязнью того, что багаж с громким стуком полетит на тебя и придавит. И даже если ты пострадаешь не сильно, то что-нибудь крайне дорогое и хрупкое обязательно разобьётся вдребезги.
Петя сидел, подтянув под себя обе ноги и глядя куда-то мимо окна. Изначально он в действительности разглядывал пейзажи, проплывающие за ним. Все эти вытянутые и не очень деревья, пестрящие зеленоватой листвой. Редкие станции, на которых поезд даже не пытался остановиться, они не были включены в его маршрут, оставляя людей лишь разглядывать уезжающий хвост, который может быть и довёз бы их до нужного места.
Потом стало банально скучно. Всё было одним и тем же, ничего не цепляло взгляд светлых глаз, заставляя всё глубже и глубже погружаться в собственные мысли. Мысленно повторять текст какой-то песни, вспоминать точный порядок сет-листа и думать о том, как перестать ошибаться на том самом моменте.
Но и мыслей в какой-то момент стало слишком много, они роем сумасшедших пчёл начали давить на голову, словно он сейчас должен начать задыхаться от их количества. Они словно шапка тревоги, приходят вместе с учащённым сердцебиением и желанием бежать от всего мира.
И всё же, это ощущалось не так плохо, как полноценная тревога. От этого можно было сбежать. Переключить мысли с переживаний на что-то более существенное, более спокойное. Что-то, что точно не добавит лишних переживаний в копилку страха.
Петя чуть встряхнул головой, откидывая пару прядей чёлки с лица и медленно перевёл взгляд на Мишу. Он сидел ровнее его, в который раз нажимая на экран телефона, явно в попытке обновить новостную ленту, которая всё это время отчаянно отказывалась загружаться, выдавая или ошибку, или вечную загрузку.
Он выглядел чуть смешно, словно с утра успел где-то забегаться и превратил ровный и длинный хвост в какое-то подобие метлы, смешно и неровно лежавшей на его плече. Резинка для волос сползла ближе к его концу, заставляя его выглядеть как подобие китайского фонарика, смешное и объёмное с торчащими в разные стороны прядями.
Рукой хотелось коснуться, поправить, вытянуть мягкую резинку повыше к макушке, разглядывая срез волос, который в таком положении выглядел практически ровным. Лишь ближе к одному своему концу становился более коротким и редким, а от того даже ещё забавнее.
А может и вовсе распустить, пальцами зарыться в мягкие волосы. Словно руками в море пасть, чувствуя как пряди растекаются по кистям, чуть касаясь запястий. Накрывают их словно лёгкая накидка из натурального шёлка, которая распадается по плечам в попытке их согреть.
Только волосы особо и не греют, да и Петя, кажется не нуждается в этом. На купейной полке вряд ли согреешься достаточно, чтобы стать подобием кота на батарее, но и это было терпимо. Всегда можно было одеться по погоде, накинуть на плечи с десяток одеял и дальше наслаждаться тем, что радовало взгляд.
Вот только стоило ему выйти из глупых мечтаний, Петя наконец почувствовал на себе чужой взгляд. Лента новостей, кажется, окончательно достала Мишу, настолько, что он решил наконец заметить, что последние несколько минут Петя абсолютно без намёка на стеснение рассматривал его хвост.
Совершенно не краснея, он вновь перевёл взгляд на него, ещё раз изучая все торчащие пряди и заставил Мишу наконец обратить внимание на то, в какую дурацкую картину успела превратиться его причёска.
Не спеша стягивать резинку с собственных волос, он тяжело вздохнул и провёл рукой по лбу, задевая и чуть подтягивая передние пряди, делая всё в разы хуже и смешнее одновременно. Уголки губ Пети растянулись в полусмеющейся улыбке. Такое зрелище заставляло забыть обо всём и навсегда, разглядывая лишь это смешную картину с недовольным лицом.
Миша рукой, словно махнув, коснулся экрана телефона, разглядывая большие цифры часов, встречавшие его сразу же после яркой вспышки включения. Время шло неумолимо медленно, заставляя каждый раз высчитывать сколько его осталось и понимать, что этого всё ещё слишком много.
Воспользовавшись моментом задумчивости, Петя сполз к противоположному концу своей полки, наконец выставляя ноги на пол и пересаживаясь на чужую. Словно снег на голову, он сначала потянул за резинку, а потом головой свалился на чужое плечо.
— Петь? Ты чего? Сидеть устал? — первое, что приходило в голову. Банальная усталость, скука и затёкшие конечности. Всё это было, конечно, решаемо, но редко когда приятно.
— Ммм? А, вовсе нет. У тебя волосы во все стороны торчат, позволишь? — он протянул мягко, слишком приятно для ушей, вытягивая вперёд раскрытую ладонь, на которой лежала всё та же резинка. Напоминал наглого кота, который ластился к руками ради лишней, но совершенно необходимой ласки.
— Позволю. Делай, что хочешь. — слепое доверие, расплывшееся по словам. А если он сейчас достанет ножницы и превратит его в глупый, торчащий волосами, как иголками, ёжик?
Петя лишь улыбается вновь напоминая кота, только на этот раз крайне довольного. Настолько, что даже попытки скрыть будут бесполезны. Выкладывает резинку на стол, рукой сдвигая чашку в сторону и тут же тянется под полку, вытягивая рюкзак. В нём что-то очевидно гремит, сталкиваясь друг с другом каждый раз, когда Петя в очередной раз встряхивает всё содержимое в попытке достать до дна. Расчёска находится прижатой к спинке и почти сразу же подкидывается в сторону стола и, естественно, летит мимо, приземляясь ровно в подставленную руку Миши, который всё же убирает её на место вновь толкая бедную чашку.
Он сам несколько поворачивается на своём месте, разминая затёкшие мышцы и отдавая волосы целиком и полностью в чужие владения, позволяя им чуть подлететь и вновь опуститься на плечи.
Петя закрывает рюкзак и толкает его обратно ногой, вновь отправляя в тьму пространства под полкой, где ему предстоит встретиться ещё с парой сумок и чьей-то обувью лицом к лицу. Если, конечно, у всех этих предметов были лица.
Волосы падают в руки мягкими, слегка помятыми прядями, проходят между пальцами спокойными волнами, которые разбиваются о берег, оставляя лишь небольшую линию на песке. Такие, что даже не всегда сносят ближайшие песчанные замки.
Они успели лишь слегка примяться и разбежаться в разные стороны от сна не на самой удобной поверхности. Несмотря на то, какой небрежности и безобразия добавляла эта картина внешнему виду Миши, поправить её не составляло труда.
Гораздо больше труда для Пети составляло оторваться от ощущения того, как целые, не сожжённые постоянными покрасками и осветлением волосы ощущались в руках.
Послушные и слишком мягкие. Без неприятных торчащих в разные стороны тонких прядей. Те, что непонятно откуда взялись, но слишком тонкие, чтобы куда-то пристроить и слишком страшно, чтобы отрезать.
И хотя результаты всех этих страданий стоили своей цены, в противоположном исходе тоже были свои плюсы. И в разы больше их было тогда, когда более мягкие волосы были не у тебя, так их гораздо проще было касаться и протягивать между пальцами как бы вскользь.
В этом деле Петя мог давно стать магистром, только не имел даже диплома более низкого уровня, чтобы подниматься на такую высокую ступень. Кажется и не нужно было, ему доверяли и без всех этих бумажек.
Расчёска с тихим стуком об поверхность столешницы отходит на второй план. Петя лёгким движением руки подхватывает с неё резинку и натягивает на руку, сдвигая к запястью.
Аккуратными движениями рук вновь поглаживает чужие волосы, словно примеряя то, чем можно было заменить скучный хвост. У них же ещё достаточно времени, чтобы позволить какую-то глупость подобную этой?
Зная, что создавать что-то крайне неудобное и тяжёлое было долго, а к тому же и глупо, потому что подобное принесло бы практичному Мише несравненные неудобства, Петя возвращается к чему-то привычному, но не настолько, насколько этим был хвост.
Делит волосы на части, переплетая их в основание. И всё же позволяет себе натянуть лишь немного сильнее, чтобы плод его стараний не повторил судьбу уже известного хвоста.
Он мог сделать всё быстро, мог тут же развернуть Мишу обратно и сразу же сказать “Готово, можешь идти”. Сам же хотел растянуть момент на подольше, позволить и самому Мише отойти от нервной и настойчивой темы.
А потому делал всё предельно медленно, переплетая каждую прядь с другой, создавая привычный, уже ставший родным, рисунок. Мишиных волос на него хватало идеально, он словно был создан ровно для того, чтобы работать манекеном для юного парикмахера в лице Пети. Хоть прямо сейчас беги и записывайся на курсы.
Силуэт косы складывался довольно неплохой, почти без глупых торчащих волосков, которые словно преследовали его по пятам, не давая расслабиться даже на долю секунды. Миша чуть наклонился назад, словно собираясь уснуть или опереться спиной на первое, что попадётся.
— Миш, грохнешься сейчас. Можешь ровно сесть? Немного ещё осталось. — Миша готов был поклясться, что если сейчас обернётся, то увидит у Пети глаза умоляющего котёнка, который словно сейчас расплачется. Но всё же выровнялся, рукой оперевшись на колено.
— Ты там шедевр мирового искусства создаёшь? Не боишься, что проснётся кто-нибудь и стучать начнёт? — Он словно должен был говорить эту фразу от отчаянного переживания за собственное будущее, но на самом деле желал лишь пошутить над тем, какой абсурдной эта ситуация покажется незнающему. Ладно ещё хвост собрать, но целую косу?
— Постучит и уйдёт. Нельзя позволить себе от скуки поспать до обеда? — Петя усмехнулся, чуть потянув всю конструкцию, заставляя Мишу немного отклониться назад и глупо взмахнуть руками, хватаясь за стол. До падения было ещё слишком далеко.
И всё же, если соберётся больше одного человека, то от их стука наверняка с верхних полок что-нибудь да упадёт. Петя лишь едва ускорился, уже подходя к концу и натягивая резинку в несколько оборотов, двигая её чуть выше в попытках сделать так, чтобы она не улетела вниз и не потерялась где-то на вокзале.
— Всё, готово, можешь смотреть.
Миша тут же потянулся на стол за телефоном, но даже подняв его вверх и несколько раз поводив таким образом разглядеть ничего не смог. Сдаваясь, он протянул телефон назад, позволяя Пете его забрать.
— Можешь сфотографировать?
Петя на это улыбнулся уже совершенно по-доброму. Нравится?
Он передвинулся по полке назад, включил телефон и несколько раз нажал на кнопку съёмки, чуть подняв его вверх, чтобы тот точно запечатлел всё. Рука легко скользнула по кнопке выключения, специально нажимая её и протягивая телефон обратно.
Хотя даже так много времени на простое действие просмотра не понадобилось. Миша выровнялся на полке и мягко улыбнулся, переводя взгляд на Петю, который неотрывно смотрел на него, ожидал реакции.
— Спасибо. — тихое, слишком резко и быстро оказавшееся возле уха. Не самым лёгким движением руки Петя вновь оказался достаточно близко.
Достаточно, чтобы опустить голову на плечо и прикрыть глаза, позволяя себе задуматься о чём-то отчаянно далёком и одновременно близком. До конца отпустить долгие линии тревожных мыслей в дальний полёт. Он, наверное, вернётся к ним, но всё это будет не сейчас, это будет в разы позже.
— Я, пожалуй, у тебя тут посплю. Ты не против? — Петя улыбнулся, словно пытаясь состроить саму невинность, которой точно нужно это одного единственное место у Миши на плече.
— Одеяло дать? Или тебе не холодно?
— Мне и так хорошо… — протянул Петя после короткого зевка.
Он, кажется, почти уснул в таком положении. Совершенно позабыв о том, что после будет болеть спина, которую придётся обклеить всеми возможными пластырями от боли в мышцах, спине и суставах, чтобы “починить” ко времени. Совершенно не думая о том, что на столе всё ещё лежала дурацкая расчёска, а чашками словно играли в новый вид домино, крайне нелогичный и от этого ещё более смешной и глупый.
В купе вновь стояла тишина, прерываемая лишь стуком колёс о рельсы, который со временем просто начинаешь игнорировать, вовсе забывая о том, что он когда-то тут был. Что он когда-то мешал тебе работать и существовать.
И может быть, потратить он хоть на каплю меньше времени на все эти “дела”, то сейчас бы Пете не приходилось подпрыгивать на месте от резкого звука стука об купейную дверь. Не успев осмыслить хотя бы одну достойную мысль, он поднялся и с разворотом упал на свою полку, делая вид, что ничего здесь и не происходило.
***
Никто никогда не говорил, что перенос всего багажа на платформу вокзала был делом простым. Однако от этого легче не становилось. К концу этой вечной погрузки ужасно хотелось бутылку воды из ближайшего автомата и сесть в машину с мягкими сиденьями, чтобы болящие конечности хоть на какое-то время успокоились и перестали выть голодным волком.
Наставленные на чемоданы сумки, закинутые за спины гитары и вложенные в свободные руки дополнительные килограммы аппаратуры могли выглядеть комично. Иногда. Не тогда, когда вес этой комичности приходилось терпеть тебе.
Петя резко обернулся, глазами ища Мишу с его жёстким чехлом для гитары, который никаким образом нельзя было поместить за спину. То, как он донёс это всё до вокзала в Москве почему-то резко вылетело из головы.
Но Миша был абсолютно цел, стоял по правую руку от Пети и разглядывал что-то в телефоне. Госномер такси? Сообщение от водителя? Очередную новую информацию от организаторов?
Петя уже был готов выдохнуть от облегчения, увидев то, что от нехватки рук Миша не страдает, но зацепился взглядом за одну очевидную деталь в чужом образе.
Он забыл распустить косу и собрать хвост обратно, позволяя всем разглядывать новую причёску Миши.
Слишком аккуратную для того, кто, кажется, никогда себе такое и не делал.
Петя был готов залезть на ближайший фонарный столб от осознания того, что он натворил, когда Миша всё же отвлёкся от своих дел и посмотрел на него. Во взгляде быстро появился вопрос, который практически сразу же пропал после того, как рука нащупала оставшуюся на голове косу. Ему от этого стыдно не было. Будто бы это было каким-то доказательством чего-то ужасного вместо лёгкой и удобной причёски.