Игорь понимает, что облажался, натыкаясь на рассерженный взгляд. Игорь отдаёт белые пионы соседке, через неделю тащит ей коробку клубники. Сдаёт серебряное кольцо обратно в магазин, неловко потирая шею на взгляд консультанта. Запоминает, что на пионы и клубнику аллергия, а серебро просто не нравится. Приносит взамен золотые серьги, получает заслуженное одобрение и долю ласки. Целует в шею, вдыхая аромат дорогих духов, под нравоучительное, приправленное шутливыми нотками «можешь, когда хочешь».
Игорю не кажется — он уверен, что делает недостаточно. Он отдаёт всего себя, пытается выйти за лимит, отдать хотя бы сто три процента от положенных ста. Игорь преданной псиной бежит обратно с первым зовом, после того, как оттолкнули. Ластится, подставляет щёки под поцелуи, улыбается застенчиво, слыша заветное «я же тебя люблю».
В груди у Игоря сердце огромное, в котором любви хватит на всех. От томящихся внутри чувств почти ощутимо больно, даже когда он эту любовь отдаёт близким. Когда, кажется, растрачивает все лимиты, любовь продолжает жечь его самым ярким пламенем.
Любовь жжётся, растекается по венам, заставляет просыпаться ночами, после того, как она уходит. Берёт его лицо в ладони, улыбается механически-грустно, целует в кончик носа. «Я так больше не могу. Вещи завтра грузчики заберут. Извини».
В кошмарах огонь в груди превращает всё, что он любит, в пепел. В жизни огонь испепеляет его. Он цедит чувства, раздавая понемногу незнакомцам: помогает старикам в очереди супермаркета, подкармливает беспородную дворнягу с зеркально-доверчивым взглядом, спасает девчонку от шпаны. Внутренний огонь напоминает о себе покалыванием в кончиках пальцев.
Сергей его пламя приручает. С Сергеем не так больно. Сергей быстро находит подход, принимает его негласные правила, но часто идёт против них. Сергей не даёт заплатить за них на свидании, отчего пламя в груди клокочет яростно, и Игорь по пути домой покупает ему сахарную вату. Сергей радуется по-детски, даже смущается. Игорь на прощание целует его в щёку, боясь шагнуть дальше и обжечь своими чувствами.
Сергей быстро становится Серёжей. Его вещи органично вписываются в творческо-полицейский беспорядок квартиры Игоря. Смешная цветастая кружка рядом с его, старой, выцветшей, со сколом на ручке, не режет глаз. Футболки перемешиваются и Игорь второпях надевает какую-то с дурацкой надписью, о которой потом судачит половина участка. Они постоянно путаются в ключах, хоть и брелки разные — у Серёжи с вороной, с которой давно уже слезла вся краска, оставив белый корпус, у Игоря с таким же видавшим виды Соником, подарком от папы. Игорь ходит по дому босиком, Серёжа везде забывает свои пушистые тапки. От Серёжи в груди тепло.
Серёжа одним касанием к груди неосознанно огонь успокаивает. Серёжа чувствует, понимает на каком-то особом уровне. Серёжа сияет на букет полевых цветов в руке — их вообще в декабре возможно где-то найти? — и Игорю кроме этой улыбки ничего и не нужно. Серёжа садится близко, даже если вокруг куча места. Серёжа целует с такой жадностью, что мысли об огне уходят на второй план. Серёжа берёт за руку на улице, залезает ледяной ладонью в карман его куртки, переплетая пальцы, тянет танцевать под едва освещающий аллею фонарь среди ночи. Серёжа любит по подростковому наивно, верит, что вдвоём они горы свернут.
У Игоря от прошлой любви шрамы на сердце и страх потерять нынешнюю. Игоря до сих пор будто через мясорубку проворачивает, когда он слышит её голос. Когда случайно натыкается на её фото. Когда находит в диванных подушках её кольцо, дорогое и любимое.
Серёжа опирается щекой на его плечо, когда обнимает. Серёжа ничем её не напоминает. С ним легче и лучше. Может, подобное притягивает подобное, думает Игорь, гладя его по огненно-рыжим волосам. Огонь в груди потрескивает уютным костром.
Просыпаясь ночами от едва запомнившихся кошмаров, Игорю кажется, что, будучи окружённым любящими людьми и семьёй, он всё равно будет один. Наедине с пламенем.