Джонни это пиздец бесило.
Прямо очень сильно. Он слишком привык все держать под контролем или иметь хотя бы возможность что-то сделать, чтобы изменить чужие планы или действия. Теперь же, блять, хоть он и мог влиять на решения Ви, было еще кое-что, что его невыносимо раздражало.
Даже не то, что он чувствовал буквально все, что чувствовал Ви, хоть это и никак не влияло на его состояние. Он просто способен был понять, что это происходит, но будто бы с кем-то другим. Это было сложно, он так и не разобрался до конца.
Но сильнее всего его бесило то, что он сам не может сделать ничего, кроме как испытывать «базовые» эмоции. Ни голода – настоящего, от которого сводит живот, ни дикой потребности потрахаться, ни даже боли, когда он тщетно пытался разбить себе затылок о стену.
Это злило. Поначалу.
Потом, когда злость начала отступать, когда они с Ви начали разговаривать, не пытаясь оскорбить друг друга, просто выкладывать то, что думали – что-то начало меняться. Эти разговоры, так или иначе, как-то странно его успокаивали. Усмиряли пыл. Нет, конечно, он понимал, что постоянная ярость и раздражительность — это не вариант, иначе он наступит на те же грабли, что и пятьдесят лет назад.
Но из-за этой проникновенности к их разговорам вместо злости начал появляться страх.
Сначала совсем незаметный, на уровне легкой тревожности. Угадывалось ПТСР, которое он пытался замещать постоянной злостью, алкоголем, сексом и сигаретами. Но потом это начало разрастаться дальше. Даже не так… он сам позволял этому страху капать на сознание. Как когда тебе говорят, что курение может тебя убить, а ты, прекрасно это понимая, затягиваешься тремя сигаретами подряд.
Из-за того, что чаще всего Джонни был сосредоточен на себе, это произошло еще до отеля в Пасифике и жетонов, которые Ви потом никогда не снимал.
Когда это произошло, они были у Ви дома – он как раз собирался идти спать. Его накрыло, стоило поставить одну ладонь на кровать, намереваясь забраться дальше и забыться на несколько часов беспокойным, почти не приносящим отдыха, сном.
Джонни, ковыряясь в собственных воспоминаниях от скуки, четко услышал, словно в замедленном режиме, гулкий удар чужого сердца, а вместе с ним, с небольшой задержкой, ощутил чужой, продирающий до самых костей, ужас.
Ви, чувствуя, как земля под ногами трясется, попятился, с силой впечатываясь в стену позади. Казалось, было слышно даже треск стекла в окне.
Руки начали дрожать, в горле першило, а сделать хоть один вдох нормально не получалось. Стены начали давить тем, как мечущийся мозг позволил им стать воплощением самого тяжелого материала в мире, способного прижать к земле так, что хрустнет каждая косточка в теле.
Когда Джонни более полноценно прочувствовал этот реальный, практически осязаемый ужас, то ощутил приятное эгоцентричное удовлетворение, исходящее от жуткой догадки о том, что это он довел парнишку. Вот только куча выплывающих ошибок прервала момент и заставила вспомнить о законном владельце их тела.
Тот выглядел подавленным. Зашуганным. Казалось, дрожащие руки вот-вот потянутся к ушам, чтобы заглушить слишком громкие мысли, шальной взгляд дезориентировано метался по комнате, словно пытаясь найти якорь, чтобы помочь организму восстановиться, но ни за что не мог зацепиться. Ви терялся все сильнее, не в силах нормально вздохнуть, но все равно отчаянно открывая рот, словно рыба, которую выкинуло на сушу.
Сильверхенд не хотел бы, чтобы данный ему второй шанс на существование проебался вот так просто и с легким беспокойством появился возле Ви, ловя его дикий взгляд, замечая, как тот пытается отползти дальше, не узнавая мужчину перед собой. Пульс подскакивает еще активнее.
Ладно, теперь можно побеспокоиться сильнее.
— Ви! Ви, блять! — Джонни стягивает очки с лица и хватает наемника за запястье, пытаясь заставить смотреть себе в глаза. — Посмотри на меня. На меня смотри.
Чужой взгляд становится яснее, перестает лихорадочно бегать по комнате и останавливается глазах напротив.
«Карий. У него карий цвет глаз, — так же громко, но еще не все происходящее отчетливо понимая, думает Ви. И Джонни слышит его. Ну и пусть, не важно на чем, пусть просто фокусируется. — Карие глаза. Красивые.»
— Ви, сосредоточься на мне. Дыши. Попробуй со счетом. Четыре секунды вдыхаешь, семь держишь дыхание. Восемь секунд выдыхаешь. Попробуй. И смотри на меня. Или, если так будет легче, закрой глаза.
Наемник рвано кивнул, прислоняясь затылком к стене и прикрывая веки. Дыхание сбивалось сильно-сильно, так, что он с треском провалил первые пару попыток. Где-то с третьей начало более-менее получаться, хотя сердце все равно сумасшедше колотилось, рискуя угробить всю систематику. Ви делал, как сказал ему Джонни, иногда приоткрывая глаза и перехватывая чужой взгляд.
— Все нормально? Ты как? — Джонни едва узнавал себя в этих вопросах. Как много небезразличности, ну охуеть ведь просто. Наемник с усталым скептицизмом покосился на него исподлобья. — Точно. Тупой вопрос.
Подхватив парня под руку, медленно потянул его вверх, заставляя парой рывков встать, нетвердо опираясь на стенку и продолжая дышать через рот. Грудь ходила ходуном и у Джонни назойливо крутилась мысль о том, что сейчас у парнишки снова будет приступ. Но нет, Ви просто дышал несколько минут, в то время как мужчина внимательно за ним наблюдал.
После того, как немного отдышался, парень, чуть покачиваясь, пошаркал обратно к кровати, обессиленно заползая на нее и скручиваясь к стенке лицом. Джонни материализовался у ее края и оперся спиной, мрачно складывая руки на груди. От выскакивающих ошибок о перегреве каких-то имплантов начинало рябить в глазах.
— Тебе надо сходить к своему риперу. А то закоротит, и откинешься у себя же в квартире. Херовый будет некролог.
Молчание, прерываемое громким дыханием Ви, продлилось пару минут.
— Это, сука, твоя вина.
Его голос дрожал, что сразу ударило по ушам. Он произносил это вслух, а не мысленно, как обычно. Словно сумасшедший, как мантру нашептывающий каждую ночь свой святой бред.
— Ну извини, малыш, что я блядская энграмма на чипе, который, если выдернуть, то мы оба сдохнем. Не я карты жизни тасовал, — недовольно огрызается в ответ Джонни. Он этого придурка тут, блять, успокаивает, печется за него, а эта мелочь еще и наезжает.
— Нет. Нет, я слышал твои мысли, — продолжает бормотать Ви, обнимая себя за плечи и чуть подрагивая. — Я видел твои воспоминания, когда ты снова занимался ебаным самобичеванием. Ты накручиваешь себя так сильно, что это перекидывается, блять, на меня, — голос понижается до шепота и теперь звучит до жути обреченно. Потому что этот голос принадлежит Ви, тому самому, который постоянно тратит себя на чужие проблемы, который идет к своей цели, не оглядываясь на мысль о том, что слишком многое в этом мире может его убить.
Джонни так привык видеть этого сильного и хладнокровного Ви, что тот, который сейчас лежит, едва сдерживая истерику, заставляет его ошеломленно застыть, с непонимающим изумлением глядя на подрагивающие плечи. Он зачем-то протягивает руку, легонько касаясь талии парня, и чувствует, пусть и не слишком четко, как дрожит тело под пальцами. Хотя, казалось бы, он всего лишь ячейка с памятью в чужой голове.
«Ему страшно, — думается Джонни и он с невольной опаской убирает ладонь, словно боясь заразиться этим страхом. — Он боится, что это сломает его».
— Черт, малыш…
Конечно. Одно дело, когда ты знаешь всю свою жизнь, знаешь, что был верным друзьям, поступал по совести, знаешь свой каждый косяк – ты проматывал его в голове достаточно долго, чтобы понять, как подобные косяки исправлять. Но совсем другое, когда в твоей голове появляется еще одна память, как новый коридор, в котором на каждом шагу раскидано битое стекло. А ты идешь босиком.
Может, Джонни достаточно привык к мысли о том, что сам он эгоистичный мудак, но для Ви, вероятно, в их памяти теперь были моменты, которые пугали своей неправильностью, нехарактерной для него самого жестокостью, заставляя забывать на секунду, что эта память принадлежит не ему. Что он не делал ничего подобного. Пока что.
Это, кажется, и правда может свести с ума.
— Вот чего ты боишься? — после затяжной паузы мягко спрашивает мужчина, глядя в пол. — Потерять себя?
Ви только сильнее втягивает голову в плечи, не переставая мелко подрагивать, подтверждая тем самым чужие слова.
Тогда он впервые подумал, что они похожи. Что оба сошлись на мнении о том, что вероятность потерять себя, превратиться во что-то другое, что ты раньше считал чем-то ужасным, является такой же пугающей, как и сама смерть. Джонни показалось на мгновение, будто он снова вернулся туда, в Микоши, в Арасака-тауэр, прямо перед тем, как стать энграммой.
Парень, лежащий перед ним, с босыми ногами, в одной майке, слегка подрагивающий и старательно восстанавливающий дыхание, чтобы унять дрожь, совсем не похож на того, с которым они срутся каждый день по полчаса. Этот Ви был… таким хрупким.
Джонни понимал, отчетливее, чем когда-либо раньше, что любое его действие или слово в привычном грубом тоне сделает Ви больно. А ему и так херово, он вымотан после этой эмоциональной перегрузки. Сейчас, в таком состоянии, любое оскорбление или даже не особо жестокий подкол может сильно на него повлиять.
Поэтому мужчина, воровато оглянувшись, словно кто-то кроме Ви мог его увидеть, вмиг очутился ближе, на краю кровати совсем рядом с парнем, подмяв под себя одну ногу.
— Эй, Ви, — он почти осторожно, но уверенно опустил ладонь на чужую руку, чуть выше локтя, отчего наемник вздрогнул, сильнее отворачивая голову в подушку. Это было странно — прикосновение ощущалось почти так же четко, как если бы он касался сам себя. — Все прошло. Ты в безопасности теперь, ладно? И я здесь.
Он хотел напомнить лишний раз, что его компания, конечно, не самый лучший эквивалент одиночеству, но решил все же промолчать. Из-за него Ви и так невозможно хуево.
Другой рукой Джонни коснулся его головы, положив руку на лоб и немного нелепым движением безуспешно попытался взъерошить чужие волосы. Но Ви это, кажется, вполне успокаивало.
— Расскажи мне что-нибудь.
Сильверхенд лукаво фыркнул про себя.
— Что тебе рассказать? Библию на ночь почитать? С комментариями автора?
Губы наемника обессиленно дрогнули в улыбке. Джонни тяжко вздохнул. Ну, сам виноват, надо теперь это расхлебывать.
Мужчина, еще раз зачем-то оглянувшись, мелькнул, покрывшись помехами, вновь появился на краю кровати, прислонившись к стене.
Джонни не без оснований решил, что почти любое воспоминание, связанное с войной или с «Самураем» Ви вряд ли воспримет хорошо, потому что, как бы он не отрывался в то время, оно определенно не было пиком беззаботности и спокойствия в его жизни. Как ни странно, самыми умиротворенными были воспоминания о том времени, когда они с Керри еще учились. Особенно на последнем курсе.
Когда ты уже полностью осваиваешь способность избирательно прогуливать пары и засыпать в любом месте, на любой поверхности. Он помнил, как новые преподаватели поначалу даже восхищались тому, какие они тихие. Пока не доперли, что все это время два оболтуса-раздолбая просто дрыхли, прикрывшись учебниками.
Когда Джонни понял, что все истории для успокоения как-то скоропостижно закончились, — или он все остальное просто забыл? — то придумал кое-что получше. Ви пропустил момент, когда у энграммы в руках появилась гитара. Но его отрубило буквально после пары спокойных, умеренных, даже задумчивых рифов.
Как только вместо обыденных снов в голове отключившегося парня начали мелькать искаженные, в худшую свою сторону, моменты жизни Джонни, мужчина в полной мере, насколько это было возможно, ощутил как его начинает грызть совесть и полоскать мозги вина. Как же давно он, оказывается, чувствовал себя такой сволочью.
Он попытался, насколько хватало понимания о том, как работает их странная связь, дотянуться до чужого сознания, прикоснуться, как можно мягче, чтобы Ви не воспринял это чем-то враждебным. И, что бы там ни сделал Джонни, парень глубоко вздохнул, полностью расслабляя плечи.
— Прости, Ви. Хоть ты, наверное, и не слышишь, но я постараюсь больше этого не делать, ладно? И я буду рядом, если у тебя опять что забарахлит, не волнуйся. С тобой все будет нормально.