Аид вонзает двузубые вилы в пропитанную кровью землю — прямо рядом с отрубленной головой титана. Глаза чудовища застывшие, они описывают весь ужас, который титан испытал перед тем, как погибнуть от руки Хозяина царства мёртвых.

      Аид безжалостно лишил его жизни, услышав плач земных детей и женщин. Они, напуганные нападками этого монстра на поселения, принесли в жертву домашний скот одной тёмной ночью, только бы Бог царства мёртвых услышал их и уничтожил этого монстра.

      И Аид услышал их.

— Я бы сделал из его черепа кубок, — задумчиво произносят за спиной божества. — И подарил бы Вашему брату.

      Сгорбленный многовековой работой старик вырывает пару волосинок с головы титана и прячет в карман своей длинной туники.

— Что с Вами? Опять боли в сердце? — обеспокоенно произносит он, заметив туманный взгляд Божества.

      Несколько недель Аид жалуется на боли в сердце, но ни один лекарь не смог ему помочь. Неведанный недуг господина тревожит всех поданных в Царстве мёртвых, а в особенности самого правителя.

— Нечего тревожиться, Иерофей, — голос Божества ровный, холодный, такой, какой полагается иметь хозяину места упокоения мёртвых. — А идея с кубком мне неравнодушна.

— Разумеется! — мерзко улыбается помощник и поднимает голову титана, как пушинку. — Вы как всегда превосходны. А как вы красиво вели бой!

      Аид хмурится, почувствовав жжение в груди. Он ещё раз бросает взгляд на тело титана и щёлкает пальцами, чтобы перед ним тут же появилась его колесница с запряжёнными чёрными конями.

— У Афродиты сегодня праздник?

— Богиня шествует день рождение любимой нимфы, — недоумённо произносит Иерофей и кладёт голову титана в колесницу. — Вы хотите преподнести подарок?

— Хочу заключить сделку.

      Иерофей провожает удивлённым взглядом повелителя и замолкает. Аид никогда в глаза не смотрит, поскольку всегда держит в голове слова одной богини, за которой он какое-то время ухаживал до момента, когда она в ярости сказала: «Твои глаза мёртвые! Ты сам — живой труп, а целовать тебя подобно осквернять мертвеца». С того момента Аид поднимает взгляд только на своих врагов.

      Кони, оставляя на кровавой земле следы, уносят колесницу в Царство мёртвых.

***

— Ещё! Ещё больше!

      Афродита заливается смехом, когда к танцу присоединяется ещё больше нимф, а сатиры растворяются в исполнении новой песни. Над ними сияет солнце Олимпа и ласкает открытые участки тел всех существ, собравшихся на торжество в обители Богини любви.

— Моя лучшая Эхо, — обхватывает щёки нимфы Богиня. — Моя лучшая спутница! В твой день рождения я исполню все твои желания.

— Я хотела бы жить вечно, — тянется к губам любимой Богини горная нимфа и оставляет на них поцелуй. — Хочу служить вам всю жизнь.

— Это в моих силах. Будет тебе вечная жизнь, ты только никогда не предавай меня, иначе, — Афродита замолкает, когда её губы вновь чужие накрывают, а другие нимфы вновь начинают в танце кружиться, а сатиры — мелодию плести.

      Однако веселье резко заканчивается испуганными возгласами, когда тёмная колесница, которая будто появляется из воздуха, останавливается в нескольких метрах от торжества. Девушки и парни, увидев, кто восседает в ней, испуганно попятились назад, а потом и вовсе спрятались во дворце Богини Любви. Только бы лицом к лицу с Богом мёртвых не столкнуться.

— Ты! — разъярённо кричит Богиня. — Да как ты!..

      Афродита краснеет от злости. Это был лучший праздник за всю её жизнь, и он бы продлился ещё дольше, если бы не Аид.

— Кто тебе позволил так нагло врываться на чужой праздник? — шипит ему в лицо разъярённая женщина, стоит Аиду остановиться в нескольких метрах от неё.

— Моё предложение затмит всю твою грусть из-за сорванного торжества, — скучающим взглядом осматривает владения Богини. — Где твой муж?

— Мне покуда говорить такому хаму, где мой любимый муж? — голову гордо задирает, но теряет уверенность, стоит только Аиду посмотреть на неё. — Говори, что тебе нужно.

      Возле Аида останавливается Иерофей. Афродита вздрагивает из-за его некрасивого лица, но заинтересовывается, когда в руках слуги оказывается золотой флакон с загадочной туманностью внутри. Девушка глаза расширяет и делает жалкую попытку выхватить его из рук, но Иерофей с гадкой улыбкой уводит ладонь.

— Поиграться вздумал? — сдерживает себя, чтобы не изуродовать его лицо ещё больше. — Это душа моей первой нимфы, — произносит уверенно, ведь она в этой туманности видит тот свет, который излучала её первая любовь, а ещё громкий мелодичный голос, который не раз исполнял любимые композиции Афродиты.

— Выполни моё условие, и я воскрешу её.

      Через несколько минут они уже стояли в саду, где никто не мог их подслушать из-за зачарованных цветов. Аид выглядит спокойным и умиротворённым в отличие от Афродиты, которая взгляда не может оторвать от флакона.

— Создай мне того, кто полюбит меня.

      Богиня любви замирает, не в силах поверить в произнесённые самым холодным Богом слова. Затем гадкую улыбку давит, а Аид, заметив это, напрягается. Он чувствует себя глупым, что до невозможности неестественно для него. Он бы никогда в жизни не попросил о чём-то, если бы не одиночество, съедающее его изнутри.

— Мне не важно, парень это или девушка. Мне нужен тот, кто будет любить меня в независимости, какой я облик приму. Взамен я подарю тебе твою первую нимфу.

— Я согласна, — Афродита поправляет волосы цвета солнца на Олимпе и резко разворачивается в сторону выхода, а подол длинного платья красиво кружится. — Приходи через месяц, а сейчас уходи. Ты испортил мне праздник, чем я очень сильно огорчена.

      Афродита кривится, когда Иерофей, проходя мимо, щёлкает зубами и криво улыбается. Девушка гордо задирает голову и складывает руки на груди, всем своим видом показывая недовольство. В душе же что-то ликует при мысли, что её любимая нимфа вновь окажется рядом с ней.

***

      Эхо раздражённо пинает камень и совсем не следит, как тот точно попадает в красивую статую Афродиты. Всё в ней выдаёт кипящую внутри злость: и красные щёки, и плотно сжатые губы, и пронзительный орлиный взгляд. После визита к Богине любви её настроение изменилось кардинально. Хочется ломать, крушить, только бы избавится от кипящей ярости.

— Кто здесь? — резко оборачивается горная нимфа и видит, как из-за статуи кто-то выглядывает. — Выходи!

      Эхо расслабляется, когда из своего укрытия неуверенно выглядывает мальчишка. Это же та самая нимфа-океанида, которая смешит всех своим неумелым пением и неловкими танцами.

— Что ты здесь делаешь в такое позднее, Юнги? — взгляд опускает на его грязную одежду. — И что случилось с твоим платьем?

— Я немного заплутал, — от страха омега опускает глаза на каменную дорожку сада. — Могу ли я пойти в свою комнату?

      Эхо с подозрением щурит глаза, ещё раз рассмотрев наряд нимфы. Подолы белого платья в грязи, а сандалии оставляют после себя комки земли. И где этот дурной омега гулял? Эхо принимает решение оставить в покое этого бедолагу, а потом поговорить с Афродитой, чтобы избавиться от этого посмешища. Из-за него обитель Богини Любви выглядит нелепо. Так не пойдёт.

— Приведи себя в порядок и возвращайся в покои, — разворачивается на пятках Эхо и уходит, оставляя позади себя потерянную нимфу.

      Юнги облегчённо выдыхает, ведь он до ужаса боится любимицы Богини. Выполнив всё, что сказала Эхо, он возвращается в свои покои под покровом ночи. Он на цыпочках подбирается к своей комнате, открывает бесшумно дверь и жмурится из-за слабого света фонаря, ударившего по глазам. Его сосед, испугавшись, что это может быть Эхо, резко под одеялом прячется, а лесные жители мигом под кровать прыгают.

— Это я, Гордей, — шёпотом произносит Юнги и плотно закрывает дверь.

      Белки и зайцы, услышав знакомый голос, вылезают из своего укрытия и вновь занимают место на подоконнике, а Гордей резко сбрасывает с себя одеяло.

— Юнги! Ты не поверишь в то, что сегодня произошло, — лесная нимфа вся дрожит от желания поделиться новостями.

— Я встретил только что Эхо. Она выглядела такой недовольной и злой, — бурчит омега и чешет каждому животному пушистое пузико. — Что за новости?

      Юнги снимает с себя платье и в одном белье залезает под одеяло, сладко прикрыв глаза. Гордей же закрывает окно, чтобы их никто не подслушал, и залезает в кровать друга. Юнги не бурчит, уступает ему место и внимательно слушает.

— Сегодня во время праздника к нам наведался сам Аид, — шёпотом говорит Гордей, а глаза Юнги в удивлении расширяются, в то время как карие глаза Гордея засверкали азартом. — Мы все убежали, остались только он и наша госпожа. Эхо рассказала своим друзьям, а они — мне, что они заключили сделку. Госпожа должна слепить существо, чтобы оно полюбило Аида.

      Гордей чуть с кровати не падает, когда на улице раздаётся какой-то шум. Он быстренько убегает на свою кровать, едва не ударившись лбом о пол, и накрывает себя одеялом. Через несколько минут, когда ничего не происходит, он аккуратно выглядывает и продолжает:

— Наверное, кто-то из животных пробегал. А ты можешь себе только представить важность любви, что сам Аид, которого все боятся, не может жить без этого чувства? Юнги? Уснул, что ли?

      Гордей перестаёт разговаривать и через несколько минут засыпает, а его сосед, повернувшись лицом к стене, тихо плачет. Как же он понимает Бога царства мёртвых! Ему также хочется любить и быть объектом любви. Только вот для всех он только нелепая нимфа, от которой скоро избавятся. Омега в этом уверен. Наверное, отдадут Дионису, как подарок, и до конца жизни он будет кружиться в кругу развратных пьяниц. А какая ещё судьба угодна для такого, как он?

      Юнги вытирает слёзы и засыпает, решив, что рано утром сбежит на какое-то время из обители.