– Дыши, Светло, дыши, блять. Через нос, Вань, – это было первое, что он услышал.
А потом открыл глаза: через белесую муть пробивались знакомые черты, но не Ванькины. Мирон. Быть не может!
– Слава живой? – проскрипел Ваня о самом важном.
Силуэт Мирона кивнул и, вроде бы, даже улыбнулся.
– Они с хозяином дома местами поменялись, – сообщил Мирон. – А ты лежи смирно, главное, что тоже живой. Ваньку скоро выпустят, и вообще красота будет.
– Ни хера не понял, – поделился наблюдением Ваня.
– И не надо. Главное, чтобы маньяк наш сейчас не отъехал. Я его сильно приложил, походу. Хотя он Славку тоже. Я отомстил, можно сказать.
Ваня слабо усмехнулся.
– Подробности будут? А потом я кое-что расскажу.
– Обязательно расскажешь, – сообщил теперь уже совершенно четкий и ясно видимый Мирон, – скоро прибудут все, кто должен, и расскажешь.
– Он сказал, что Дима в курсе, – не удержался от своих новостей Ваня, – его брать будете?
Мирон пару раз моргнул удивленно, потом прикусил губу и кивнул.
– Вот, оказывается, что Ваня еще на него нарыл. И мне ничего не сказал.
– Ваня?
– Когда его уволили, он говорил, что накопал что-то на Диму и Чумакова, такое, после чего они сядут надолго, а потом с чего-то решил, что они с нашим маньяком связаны. Но как-то туманно все объяснял.
– Я думаю, он и сам не уверен был на сто процентов, – покачал головой Ваня. – Лучше скажи, где Славян.
– Погреб охраняет, – заржал Мирон, – где наш «кавказский пленник» сидит. Но тебе сначала рекомендую хотя бы в бане тут ополоснуться, хотя и в холодной, а потом уже к нему идти.
***
Славка выглядел тоже не ахти но он все же был живой, почти здоровый и на свободе. В отличие от Ваньки. Это скребло изнутри и не давало Ване покоя. А если они профукают момент и упустят и Диму, и Чумакова? Если Ваньку уже не выпустят? Хотя маньяка-то взяли, вот он, отлеживается в погребе и свои достижения попрятать даже не успел.
– С легким паром, – глумливо улыбнулся Славка и протянул Ване руку.
– Иди ты, – беззлобно ответил Ваня: понимал, что Славка брякнул это от нервов. – Сам тоже красавчик. Чем он тебя?
Славка пожал плечами.
– Хэ его зэ. Трубой, вроде, какой-то. Блять, я когда увидел, что у него там в морозильниках спрятано, чуть не облевался. А потом вместе с Мироном заглянул в бункер этот. Жесть, Вань, он реально поехавший. А я еще учился же с ним, мы даже как-то в анатомке вдвоем целый вечер просидели, ждали вскрытия. Прикинь, никого же не было рядом.
Славку передернуло от воспоминаний.
– Он семью себе делал, – мрачно сообщил Ваня и поежился: только сейчас начало доходить, что он жив и почти не пострадал.
– А меня Мирон отсюда, – Славка постучал ногой по железной крышке погреба, – вытащил. Сначала, конечно, хозяина дачи поприветствовал трубой по затылку, потом меня вытащил. Мы вдвоем его связали и туда кинули. Прям кинули, прикинь! Может, он, пока падал, переломал себе чего. Вон, слышь, сидит там, воет?
Ваня прислушался: из погреба действительно доносился глухой протяжный звук.
– Ты только не спрашивай, что там еще есть, – поморщился Славка.
– А тебя Мирон как нашел? – перевел тему Ваня – примерно представил себе, что в погребе еще может быть.
– Так я орать умею даже с кляпом во рту, – довольно сообщил Славка о своей неожиданной суперспособности. – А еще я, оказывается, слишком высокий даже для этого погреба. Прикинь, с завязанными руками смог встать и на несколько ступенек залез, башкой в крышку еще долбил, когда шаги услышал. Хорошо, там сотрясать нечего.
Он усмехнулся, хотя несколько невесело, и закурил. Потом неожиданно закашлял и выкинул сигарету.
– Пока там сидел, решил, что если живым выберусь, то брошу.
Ваня кивнул, соглашаясь.
– А как ты понял, что это Мирон?
– Так он звал. Тебя, вообще-то, но один хрен, голос-то его.
– Почему меня? – не понял Ваня.
– Мирон – наивный человек, он подумал, что у меня хватит ума пересидеть на Ванькиной даче и не высовываться, – Славка ухмыльнулся и неожиданно кивнул на Ванину руку, – Что за следы? Че он тебе колол?
Ваня пожал плечами:
– Без понятия. Что-то вроде формалина. Сказал – хочет на живом человеке проверить, можно ли его так забальзамировать, как труп.
– Если бы формалин, ты бы присоединился к экспозиции в гараже, – возразил Славка. – Наверняка что-то другое, чуть менее, но тоже говно. Дай сюда.
Он повертел Ванину руку и так и сяк, даже на свет посмотрел, хотя это и было бесполезно, потом облегченно выдохнул:
– Это просто нереальное везение, что Мирон так вовремя появился и спугнул его своим слоновьим топотом. Он тебе даже и вколоть ничего не успел похоже. Так только, расковырял вены. Руки, видать, тряслись. Пойдем лучше к Мирону, посмотрим, что там у него. Я мельком глянул на этот кошмар и ушел. Блять, даже мне там находиться страшно, а я в гнойной хирургии работал.
***
Оказалось, что пока Ваня мылся, а потом обсуждал последние новости со Славкой, успела подъехать опергруппа, и сейчас в гараже и домике активно работали специалисты. Измеряли, фотографировали, описывали. Едва парни появились в гараже, их тут же взял в оборот какой-то лейтенант, так что Ваня даже не успел толком поблагодарить Мирона за спасение. Славка тоже докладывал о своих подвигах другому оперативнику.
Как-то почти в мгновение ока они перешли из категории подозреваемых вновь в свидетелей. Ваня только заикнулся о связи найденного наконец маньяка с Димой, как лейтенант подскочил, отвел в сторону Мирона и еще одного опера, они зашептались, а потом старший группы вышел с телефоном на улицу. Ваня переглянулся со Славкой, но у Мирона ни тот ни другой уточнять не решили. В этот раз здравомыслие оказалось сильнее любопытства.
Впрочем, Мирон вскоре, когда все, включая Серегу в наручниках, уже разъехались, сам посвятил их:
– Если все пройдет удачно, сегодня и Чумакова возьмут, и Диму. Чумакова, кстати, проще: сидит себе в кабинете, чаи гоняет, а вот Диму и предупредить могут, так что не думаю, что его поймают быстро.
– Чумакова? – разом спросили Ваня со Славкой.
– Вы же не думаете, что Дима в одиночку такие сложные схемы проворачивал? Обычный опер без связей ничего не сделает. Там цепочка ого-го! В отделении его Чумаков покрывал за процент, дальше еще. Представьте: недвигу надо переоформить на другого человека, совершенно постороннего, в короткие сроки. При том, чтобы никто не подкопался. Кого надо – подмазать, а кого-то и запугать.
– А наследники? – засомневался Славка. – Серега же не выискивал спецом одиноких людей.
– Он – нет, – кивнул Мирон, – а вот Дима как раз их и искал. Уже потом они с Серегой пересеклись случайно и поняли, что могут быть друг другу полезны. Серегу несколько лет назад загребли за драку. По его словам, он защищался, вроде и взятки гладки, но у потерпевшего челюсть сломана и несколько ребер, так что Сереге светила шикарная перспектива между вредом средней тяжести и тяжелым. И вот пока следствие шло, там еще и кровь на экспертизу брали. Дело в итоге за примирением сторон закрыли, а материалы остались.
– Примирением? – ужаснулся Ваня. – После сломанной челюсти и ребер?
Мирон потер большим пальцем об остальные и выразительно посмотрел на Ваню, будто на маленького.
– Короче, главное, что материалы остались. Да еще и ты сегодня о нем сказал. Ну, я и решил пробить личность охранника. А потом еще и экспертизу принесли по тем следам крови, которые Ваня нашел, когда ему стекло в тачке разбили. Ну и сошлось все. Неожиданно.
– Ну, допустим, – согласился Славка, – но квартиры, наследники. У Серегиных жертв наследники же были. Да и сам он откуда мог что о них знать.
– Мог, – возразил Мирон. – И знал. Наверняка знал о них очень многое. Он же не резал первого попавшегося человека. Он приглядывался, изучал маршрут, образ жизни. Очень продуманный чувак. Он же выискивал определенных людей, чтобы ему там руки или ноги подходили. Разумеется, он знал о них достаточно. И да, старался выбирать тех, кого сразу никто не хватится. А заодно и с опустевшим жильем вопрос решал. В последнее время с помощью Димы. Кстати, – он посмотрел на Ваню, – мы нашли у него в гараже кучу записных книжек, заметок, всякого такого. Ты в курсе, что он Ваньку приметил? Даже руки его рисовал несколько раз. Кисти. Между прочим, неплохие эскизы. Даже какой-то влюбленностью от них веет. Эстетического плана, – на всякий случай уточнил Мирон.
Ваня похолодел. Некстати вспомнилось, что и он при первой встрече в отделении обратил внимание на них. Тогда Ванька для него был еще капитаном Евстигнеевым.
– И адрес у него был, и досье краткое. Вот тебе и пример. Одинокий мужик, квартира только его, хоть и ипотечная. Ну и руки…Красивые, чего уж там.
Ваня даже не сообразил, что надо бы приревновать, а вот Славка успел и недовольно покосился на Мирона. Тот заметил и довольно улыбнулся: что-то такое, наверное, у них было на тему ревности.
– И когда его выпустят? Одинокого мужика с красивыми, чего уж там, руками? – проворчал Ваня.
– Как Диму повяжут. Для Ваниной же безопасности. Мало ли… Он же начал под него копать, только не говорил, где материалы. Я вчера к нему домой заехал: там материала полно, и все так по-дурацки в диван запрятано. Непонятно только, чего он так тянул, можно было бы еще с месяц назад всю эту шушеру накрыть. Если бы его, – Мирон запнулся и неловко отвел взгляд, – короче, если бы в эту квартиру попал Дима, а шансы, как ты понимаешь были, то все оказалось бы без толку.
Ваня мрачно кивнул и отвернулся.
– Ну че, по домам тогда – десятый час уже? – попытался разрядить обстановку Славка. – И так торчим тут почти противозаконно. Тебя домой добросить, Вань?
– Ловко ты Ванькиной тачкой распоряжаешься. Как своей, – усмехнулся Мирон. – Ваню домой, а тебя куда?
– А мы с тобой за дачей и машиной приглядим, правда? – просто объяснил Славка.
***
У подъезда Ваня попрощался со Славкой и Мироном и с некоторой завистью посмотрел вслед отъезжающей машине. Конечно, они-то миловаться поехали, а ему еще сколько Ваньку ждать?
Домой он попал ближе к двенадцати и думал, что уснет, едва добравшись до подушки. Но вышло все ровно наоборот: от пережитого за день сон вообще не шел. Раз за разом Ваня прокручивал в голове все события и чем дальше, тем четче понимал, чего именно он избежал по чистой случайности и во что вляпался по своей собственной глупости.
Глупости или нет, но по-другому он вряд ли бы встретил Ваню. Неужели в жизни все на самом деле предопределено заранее и он должен был оказаться тем утром возле заправки? Наверняка, должен был. Чтобы потом явиться в отделение и уже там…
С философского мысли внезапно свернули во вполне прозаическое русло: когда выпустят Ваньку? И не только в сексе было дело. Даже совсем не в нем. Как-то даже невежливо думать про секс, когда твой парень на нарах загорает.
Парень! Эта мысль как током пронзила. Не просто знакомый или друг, а парень. И ни в кое случае не партнер для секса.
К тому же, Ваня так и не сказал ему, что собирался еще позавчера.
Спать почему-то вообще не хотелось, зато откуда-то появилось желание еще раз помыться, содрать всю кожу до костей, лишь бы забыть мерзкое ощущение, будто бы налипшее на него в Серегином гараже. Холодный душ освежил, в мозгах прояснилось. Взгляд неожиданно упал на сушилку, на которой уже почти неделю болталась Ванькина белая футболка. Они тогда впервые совершенно глупо поцеловались. Ваня его поцеловал. Ваня вспомнил, что подспудно хотел этого, но сам себе боялся признаться. А уже на следующий день они ночевали у Евстигнеева на даче. Внутри сладко заныло от воспоминаний. Прошла всего неделя, а казалось – год. Столько всего произошло. А сколько еще будет!
Ваня снял футболку с сушилки, она пахла пятновыводителем, пересохшая, чуть жесткая. Можно было прижать ее к лицу, как в дешевой мелодраме, а потом сунуть под подушку или положить рядом. Как напоминание. Ваня просто сложил и отнес в шкаф – к чему все эти глупости. Ванька вернется, и он отдаст футболку. И даже пятна от кетчупа не осталось. Никаких внешних напоминаний. Все только внутри, и оно не давало спать.
Он так и проворочался чуть не до восьми утра, когда позвонил Мирон. Бросил только коротко: «жди, скоро будем» и отключился. Внутри приятно ёкнуло, и в этот раз предчувствия не обманули.
***
Довольный Мирон (не иначе, к этому довольству был причастен еще и Славка, безмятежно попивающий чай) сообщил, что Чумакова задержали на собственной квартире в лучших традициях – в начале шестого утра, когда обитатели еще сонные и ничего не соображающие, а потому не имеют сил к сопротивлению.
Кроме того, первый раз в жизни Мирон пошел в обход начальства (того самого Чумакова – а как иначе?) и подключил знакомого повыше, из Главка, поэтому шансов соскочить у Чумакова не было. А вот у Димы, как оказалось, были. То ли бывший начальник успел как-то предупредить, то ли у того и своя чуйка была развита сверх меры, только ни по одному известному адресу Диму застать не удалось. Пришлось объявить план «Перехват». Ваня мрачно пошутил, что сразу надо было бы и рапорт подготовить, что план «Перехват» результатов не дал. Мирон в ответ свирепо на него зыркнул и громко скрипнул зубами, так что пришлось встрять Славке и чуть успокоить своего ненаглядного. Правда, довольно безобидно, словами: «Ну, че ты, Мирош, Ванька же со школы язва, не бери в голову, бери лучше…». Доуспокоить он не успел, потому что словил в ответ такой же взгляд и угомонился сам, все же ехидно улыбаясь.
– Когда его выпустят? – на самом деле Ваню только это всерьез и волновало. Пусть там Диму ищут, главное, чтобы Ванька оказался на свободе.
– В понедельник, может быть, – ответил Мирон и, увидев непонимание в Ваниных глазах, объяснил, – Выходные же, вот в понедельник и выпустят. Я надеюсь.
– Мы с ним в понедельник познакомились, – вполголоса, как бы сам себе, сказал Ваня.
Слава с Мироном неловко отвернулись и сделали вид, что их что-то очень интересует одного на плитке, второго за окном.
– Да ладно вам, все же нормально. Кого надо – повязали или повяжут в ближайшее время, а другого, кого надо, – выпустят. И нехер сопли на кулак мотать, – Ваня выпалил все это на одном дыхании, нарочито весело. Ему было неловко и от самого себя, что замечает такие мелкие совпадения, и от реакции пацанов – надо же, какие деликатные. Внутренний голос ехидничал насчет большой и чистой любви, но Ване сейчас было не до него.
Вскоре Мирон ушел, а Славка, которому больше не нужно было прятаться, занялся решением рабочих вопросов в своей комнате. Ваня немного послушал, как тот по кругу рассказывал уже пятому или шестому собеседнику историю о том, что в Хабаровске удалось все решить в кратчайшие сроки, а он, Слава, так стремился вернуться на работу, что первым же рейсом вылетел в Питер и совсем не спал, и готов выходить на сутки прямо сейчас в одиннадцать утра.
Куда же деть самого себя Ваня не представлял. Вроде и закончилось уже все, оставалось только ждать понедельника и еще всяческих официальных полицейских мероприятий. Никаких передач в субботу тоже не полагалось, не говоря уже о визитах. Так что до вечера Ваня промаялся создавая видимость работы, а больше убивая время серфингом и просмотром бессмысленных коротких роликов.
К вечеру позвонил Мирон и обрадовал новостью, что Диму тоже удалость задержать, правда, на пропускном пункте в Ивангороде. Ваня нехотя признал, что «перехват» сработал и даже извинился, правда в своей манере, но Мирона это устроило. Он сообщил, что Ваньку точно выпустят в понедельник – теперь ничего этому не мешало. Жизнь налаживалась, и Ваня решил, что теперь он почти счастлив. До полного счастья оставалось полтора суток.
***
В понедельник Славка с чистой совестью ушел на работу, а Ваня сидел дома и страдал. Страдал от того, что не мог придумать идеального и не сопливого решения сегодняшней проблемы. Встречать Ваньку или нет? Или просто позвонить ему ближе к вечеру и поздравить с освобождением. Или как вообще? Судя по их последнему разговору вот здесь, на этой самой кровати, они были вместе, пара, а значит, и сидеть дома был так себе вариант. Но и ждать Ваньку под дверью в отделении было бы глупо. С цветами еще можно было бы – вообще умора.
В итоге, когда Ваня принял наконец решение позвонить и просто узнать у Мирона детали, запищал домофон.
– Привет! Футболку у тебя забыл. Пустишь?
Вопрос – идиотский, значит, Ванька тоже маялся все это время неизвестностью, но пришел. Сам. К Ване. И он тоже не знает, что и как сказать.
Ваня открыл дверь нараспашку, прислонился к стене и стал ждать. Потом зачем-то притащил футболку, будто бы Ванька на самом деле пришел за ней. И чуть не пропустил момент.
– Че там надо говорить, когда откинулся? – смеясь, спросил Евстигнеев, прислонившись к косяку и в квартиру не входя.
Ваня пожал плечами.
– Отстиралась нормально? – продолжал Ванька странный допрос.
Ваня молчал. Слова крутились на языке, но произнести их вслух было странно.
Ванька шагнул в квартиру и протянул руку за футболкой. А Ваня не отдал.
***
– Это тренд такой – голым у окна курить, чтобы с улицы тебя все разглядывали? – проворчал Ваня, входя в кухню.
Он и сам был не то чтобы одет, но и Ваньку приструнить надо было. Все, на что там надо смотреть, должно теперь предназначаться только ему, Ване.
– Не видно ничего, – отмахнулся Евстигнеев, но от окна отошел. Хотя бы.
Ваня забрал у него сигарету, затянулся.
– Я сказать хотел… Пока трахаешься, это как-то неуместно, а теперь нормально, теперь нельзя на спермотоксикоз списать. Я тебя тоже. Очень.
***
Какого приговора Ваня ждал – сказать трудно. И ждал ли вообще? Он же свидетель, его по большому счету и колыхать не особенно должно. Хотя в итоге его статус и изменили – на потерпевшего. Но все равно ни Ваня, ни кто-то другой из них четверых не мог заранее сказать, сколько Сереге дадут. Про Диму он вообще сильно не думал. Но замечал, что Евстигнеев с каждым днем все довольнее и довольнее. Значит, и этому уебку светило много.
Все оказалось проще, чем они думали и одновременно неприятнее. Высшую меру Сереге заменили принудительным лечением на двадцать лет. А Дима вместе со своим бывшим начальником уехали на десять и пятнадцать лет соответственно. Уехали далеко, в район Урала. Ваня надеялся, что оттуда оба уже не вернутся.
Ваньке предложили вернуться в органы, даже повышение сулили, но он отказался. Оказалось, его давнее желание стать художником никуда не делось, а просто чуть изменилось. И он уже пару лет как пробовал себя в фотографии. А когда поперли из полиции, решил – судьба. Ваня был с ним полностью согласен, потому что фотки получались бомбические, можно даже на всякие крутые международные выставки отправлять и точно стыдно не будет. Может даже приз дадут. Ваня бы, например, обязательно дал.
Они съехались почти сразу после Ванькиного освобождения. И на первых порах было очень странно делить постель с кем-то и вообще жить вот так, но оба быстро привыкли. Славка точно так же съехался с Мироном, и они вчетвером долго не переставали шутить насчет семейных посиделок по парам и вообще такого, несколько старческого времяпрепровождения. Старческого – из-за Мирона, конечно же.
Ваня мог бы о многом подумать, порассуждать о судьбе, случае и обо всем таком. Но он этого не делал, даже не собирался. Потому что, когда человеку хорошо, ему вообще срать на все эти выверты судьбы. Главное, что в жизни теперь сплошная красота и никаких уродов.
***
Когда он слушал приговор, то не мог поверить ни единому слову. Больница! Они все, все до единого, считают его больным. К черту врачей, они ничего не смыслят ни в психиатрии, ни в искусстве. Никто из них не понял его гениального замысла. Идиоты.
Он прошел сотни экспертиз, он всем пытался объяснить, что, зачем и почему. Он пытался приобщить их к прекрасному. А они не поняли истинной красоты. Как не поняла та женщина, что родила его. Как не понял ни один из его доноров. Только те, в Убежище, его понимали. Понимали и разделяли все его мысли.
А эти люди были слепы и глухи к Прекрасному, к идеалу, воспетому в камне и живописи. К «Золотому сечению» и гармонии пропорций. Удивительно даже, что все они жили в таком городе, оставаясь невеждами. Для кого тогда Атланты? Для кого поразительная гармония Колонны и венчающего ее ангела? Ответ был ясен, но не устраивал.
Они называли отклонением, болезнью, уродством его творения. Они не знали, сколько труда за этим стоит. Да, кто-то пожертвовал собой. Но ведь и прекрасный город не возник в одночасье. Созданный по воле гения, через пот и кровь людскую, он стал идеалом. И населять его должны такие же идеальные люди. Красивые, которых следствие почему-то называло уродами и кадаврами. Впрочем, ничего нового. Темнота и серость никогда не поймет гения. Его скорее признают психом, чем согласятся с тем, что лишь опередил свое время.
В мутное зарешеченное оконце автомобиля он мельком увидел «Кресты» и решил, что весь срок проведет там. Ведь там наверняка есть тюремная больница. Но машина проехала дальше и свернула налево. Его вывели на свет возле небольшого, недавно отремонтированного здания. На табличке он успел прочитать только аббревиатуру и ничего не понял. И только внутри, вдыхая кислую смесь запахов табака и лекарств, сообразил, что это больница тюремного типа. Что здесь мягче режим, что нет забитых до отказа камер. Что наблюдать его станут врачи, а не люди в погонах. А потом, когда лязгнул замок и он оказался в палате, где пока был первым и единственным пациентом, пришла спасительная мысль, что срок могут скостить. Достаточно дать этим людям то, чего они ждут – его выздоровления. Надо разобраться в тестах и методиках, надо найти ключ к системе. Ее, как и всякую другую, можно обмануть. Он найдет. Он окажется на улице свободным человеком. Ведь прекрасный город заслуживает, чтобы его населяли идеальные, созданные по воле человека, жители.