Гарри злился. Очень злился. И причина у него, как он считал, была. Драко же думал иначе.
Вот уже на протяжении пяти месяцев Гарри и Драко встречались. Отношения зародились абсолютно нелогичным и странным образом: ранним июньским утром национальный герой защищал семью Малфоев и Драко в частности от Азкабана, а уже вечером оказался в одной постели со своим однокурсником. Быстрое развитие событий никого из них не напугало: дважды умерев и уничтожив врага, Гарри уже не заморачивался настолько сильно о правилах жизни, а Драко чудом избежал Азкабана и решил — была не была! К тому же, Поттер давно ему нравился. А когда тот еще и на поцелуй полупьяный ответил — пошел напролом.
Просыпаться вместе стало для них доброй традицией — прямо как следующим июньским утром, когда Драко впервые оказался на Гриммо. С тех пор практически не было ночей, которые они не проводили рядом, прижимаясь друг к другу. На их счастье, на восьмом — единственном в своем роде курсе всех ребят объединили и расселили по комнатам вне зависимости от принадлежности факультетов, и Гарри даже не пришлось просить поселить их с Драко вместе: Макгонагалл сама обозначила распределение таким образом и аргументировала это тем, что «после всех событий, что вы пережили, важно научиться принимать друг друга, даже если вы абсолютно разные. И ты, Гарри, можешь стать большим примером для нового поколения студентов».
Знала бы профессор — теперь уже директор — Макгонагалл, как именно Гарри принимал Драко, как минимум бы исключила обоих из школы.
Главным условием Драко в их с Гарри отношениях стало сокрытие их связи, и имелся целый ворох причин для этого. Из основных — Драко не хотел, чтобы в обществе считали, что он — якобы «подстилка» (когда Малфой впервые сообщил об этом, Гарри с ним два дня потом не разговаривал), к тому же, это могло пагубно сказаться на самом национальном герое — которому, как оказалось, вообще плевать, кто и что о нем думал. Плюс Драко очень опасался реакции друзей Гарри, и хоть те уже были в курсе его ориентации, его выбор партнера могли не одобрить — и причины тому очевидны. К тому же, Драко до сих пор не знал, как сообщить своим родителям о том, что он — гей и вряд ли продолжит великий чистокровный род Малфоев. А уж как дать понять, что вообще-то влюблен он в Гарри Поттера и причем взаимно — вообще не представлял.
Поэтому все эти месяцы Гарри и Драко упорно скрывали свои отношения и даже иногда устраивали стычки острастки ради. Однако по большей части старались демонстрировать дружбу, и это работало. Как и сказала Макгонагалл, это действительно стало хорошим примером, причем не только для юного поколения студентов, но даже и для остальных восьмикурсников. Гермиона больше времени стала приводить со слизеринским заучкой Теодором Ноттом и то и дело в общей гостиной раздавались громкие споры на научные магические темы. Иногда к ним присоединялась и Ханна Аббот и Терри Бут из других факультетов. Рон неожиданно сблизился с Блейзом, и теперь вечера у них проходили в постоянных играх в шахматы или карты, а порой — даже в маггловские настолки, на которые зазывали чуть ли не весь курс. Да что там они: даже Паркинсон умудрилась стать подругой Невиллу, и вот это и вовсе казалось нонсенсом, и на их фоне дружба Гарри и Драко казалась само собой разумеющимся делом.
Замечая нейтралитет всех восьмикурсников к слизеринцам и в принципе друг к другу, Гарри выразил желание рассказать об их отношениях — хотя бы Рону и Гермионе, а потом — и всем остальным, и встретил яростное сопротивление Драко.
— Ты издеваешься? — Малфой разве что не рычал. — Я не собираюсь лишаться хотя бы относительного подобия спокойствия! Только привык к тому, что у меня все в жизни в кои-то веки спокойно, что мне не надо изображать из себя невесть что, что мне не надо держать марку чистокровного Малфоя, а теперь ты предлагаешь все это разрушить? В один момент? Все потому, что с дружками захотелось поделиться? Да они меня в порошок сотрут!
— Да никто тебя не сотрет! — Гарри негодовал в ответ. — Гермиона отреагирует вполне нормально, она всегда на моей стороне! Рон, может, и поворчит немного, но остынет и привыкнет!
— Ага, а потом случайно разболтает кому-нибудь — и прощай, Драко Малфой, на кой черт мне Пожиратель! — фыркнул слизеринец.
— Ах, вот ты как считаешь? — Гарри не выдержал. — То есть, до этого я якобы не в курсе был, с кем встречаюсь?
— Твои друзья могут на тебя повлиять!
— Твои тоже! — отбрил Поттер. — Слизеринцы же должны ненавидеть Гриффиндор, а я — так вообще враг номер один, я же Волдеморта прикончил, и родители многих слизеринцев из-за меня в тюрьме сидят!
— Это другое!
— Да нет, Драко, все одинаково! Мир изменился, а ты, похоже, нет, — с обидой произнес Гарри. — Уже все слизеринцы постепенно привыкли и живут, не боясь, что их кто-то осудит за «неправильное общение». А ты один словно так и живешь в прошлом. Тебе самому не надоело? Знаешь, подумай над этим. А я не собираюсь всю свою жизнь дальше сидеть и прятаться. Мне надоело. Хватит! Все детство в чулане прожил, потом — в плену чужих установок. Я устал и хочу свободы, хочу иметь возможность сказать: «Хэй, это Драко Малфой и я его люблю, а если кого-то это беспокоит — оставьте свое мнение при себе, я его не спрашивал». Подумай. Я считаю, что мы вполне можем открыться. И вполне можем обо всем рассказать твоим родителям. Я не думаю, что твои родители будут настолько против моей кандидатуры: в конце концов, они понимают, что я повлиял на степень их свободы.
Драко смотрел на него исподлобья и только лишь чуть не взорвался сейчас словами оскорблений: то ли врожденный аристократизм роль играл, то ли понимал, что отчасти Гарри прав. Хотя его манипулятивный тон совсем не пришелся по нраву. Ему казалось, что уже привык к этой отрицательной черте Гарри, ан нет.
— Ты ведешь себя как чертов слизеринец, — фыркнул Малфой.
— Неспроста Шляпа хотела распределить меня в Слизерин. Думай, Драко. Давно пора решать этот вопрос. Либо мы вместе и рассказываем об этом — хотя бы нашим друзьям, либо пора прекращать все сейчас, пока будет не так больно все разрывать.
С этими словами Гарри вышел из комнаты и напоследок громко хлопнул дверью. Вот ведь чертов гриффиндорец, даже в этом выразил свои негативные эмоции.
— Будто сейчас разрывать не больно, — только и смог сказать Драко, чувствуя болезненный укол в сердце.
Всю свою жизнь Драко жил чьими-то правилами и установками, принятыми еще за сотни лет до его рождения. С юных лет он уяснил, как требуется вести себя в обществе, четко знал, какой будет его жизнь, чем будет заниматься — дипломатический работник, как и отец. Даже жену для него подобрали еще до его пятилетия: младшую дочку Гринграссов ему сосватали без какого-либо его разрешения. Драко жил с этим тяжелым пониманием и старался к нему привыкнуть — насколько может привыкнуть ребенок. Подростковый возраст принес Драко немало сюрпризов: это и осознание того, что девушки его не интересуют вовсе, чувство своей неправильности из-за мечтаний о мужском теле рядом, это и военные действия, и метка Пожирателя, и осознание того, что убеждения о чистокровности — ересь полная, и постоянный страх раскрытия мыслей, ужас от управления Волдеморта… Военные действия сказались на Драко сильнее, чем он предполагал, и сломали многие установки, и теперь он только учился жить заново. Гарри был не прав, когда считал, что Драко увяз в прошлом. На деле Драко просто слишком боялся сделать неправильный шаг снова, и во второй раз сломать собственную жизнь. После первого перелома еще не успел должным образом построить и справиться с последствиями воспитания и своих выборов, а тут Гарри — его любимый Гарри — ставит ему такие условия.
Драко срочно требовалось с кем-то поговорить.
Снейп нашелся в своей лаборатории. Чудом выживший профессор согласился поработать еще один год и выпустить многострадальный восьмой курс при условии, что ему дадут свободную возможность работать над своими зельями. Изрядно благодарный ему Поттер подсобил, так что у Снейпа теперь имелась целая лаборатория, которой наверняка бы позавидовал даже Николас Фламель.
— Крестный, мне надо поговорить с тобой на личную тему, — выпалил Драко, присаживаясь рядом со Снейпом.
Тот явно был не рад, что его оторвали от дела, но пришлось идти на поводу у крестника: тот просто так с разговорами не стал бы захаживать. Значит, дело серьезное.
— Дело в том, что я… влюблен в человека, которого не одобрят мои родители. И в принципе не одобрит кто-либо. Этот человек хочет раскрыть наши отношения хотя бы для наших друзей. А я опасаюсь.
— Чего именно ты опасаешься? — слова Снейпа не выдавали никаких эмоций. Вот же жук. Драко требовалась хоть какая-нибудь реакция.
— Многого, на самом деле. И слов друзей с обеих сторон, и того, что скажут родители… — протянул Драко.
— Представь гипотетическую ситуацию: вот вы рассказали. Что самое страшное может произойти? — поинтересовался Снейп. — Во всех красках.
— Меня посадят в Азкабан, — начал говорить Малфой, и на этих словах у Снейпа аж дернулась бровь. — Меня будут избивать за то, кого я посмел любить «не того» человека. Мои родители от меня отрекутся и лишат средств к существованию и я сдохну где-нибудь в Лютном переулке. Хорошо еще, если мной при этом не воспользуются в самых мерзких смыслах.
— И ты всерьез в это веришь?
Умом Драко понимал: он слишком все утрировал, однако страх руководил им в данный момент больше, чем адекватность. Потому и посмотрел на Снейпа, как скулящий щенок, просящий хоть корочку хлеба.
— А если ты откажешься от человека, которого любишь? Что тогда?
Эти слова профессора прозвучали с какой-то хриплой болью, и до Драко начало доходить, почему. Да уж, Драко нашел, к кому обратиться с темой запретной любви. Гарри ж ему рассказывал. Какой Драко идиот.
— В таком случае мне придется жениться на Гринграсс, пытаться делать вид, что она мне нравится, делать то, что мне скажет отец и… потратить свою жизнь впустую и прожить ее несчастливо, — вдруг признал Драко.
Всю свою жизнь Драко во многом слушался отца, в итоге это привело его к ненависти, ложной стороне в войне, психологическим проблемам и… тому, что он до ужаса боялся быть самим собой. Скрываться за фасадом ненависти к обществу казалось легкой задачей, и до поры до времени все было в порядке, однако жизнь умело все перевернула все с ног на голову и он стал тем, кого сам якобы ненавидел. А на деле — не терпел за то, что другие имели смелость проявлять себя. Он же — боялся.
— Ты специально спровоцировал разговор таким образом, чтобы ткнуть в меня нелогичностью своих убеждений? — Драко чуть усмехнулся и встал со стула и направился к выходу. — Спасибо. Мне правда помогло немного разобраться. Но подумаю я сам. Спасибо.
Снейп тоже был тем еще манипулятором. Казалось, предложил крестнику два варианта событий, а на деле — все равно показал неправильность его, Драко, мыслей. Выбрать счастье — очевидный вариант. Но как же обидно, что для него придется многое преодолеть? Малфой привык, что все падало к его ногам, а теперь делать самостоятельные шаги оказалось… страшно.
— Мы слизеринцы, Драко, — Снейп повел бровью. — Только и всего. И кстати. Если тебе это поможет — большая часть Хогвартса уже давно в курсе, что вы с мистером Поттером встречаетесь.
Драко резко остановился у входа и развернулся. Чего?
— Только идиот не заметил бы, какими взглядами вы друг с другом перекидываетесь. Даже мистер Уизли уже свыкся с осознанием того, что мистер Поттер в отношениях с вами.
Так, Драко вовсе не дурак, но сейчас вообще отказывался что-либо понимать. С чего Снейп вообще все это взял? Да и Уизли явно бы не стал скрывать тот факт, что о чем-то в курсе, экспрессия свою роль бы сыграла.
— Так, во-первых, с чего ты взял, что речь о Поттере?
Профессор знал об ориентации Драко: ибо как иначе объяснить подаренную им книгу о гомосексуальных контактах? Но почему и как он догадался?
Снейп снова изогнул бровь, что на его языке значило: «Этот вопрос на полном серьезе задан? Все настолько очевидно, что только дурак или гриффиндорец — что, впрочем, слова-синонимы — не догадался. Хотя и они догадались».
— Я серьезно спрашиваю, — Малфой надул губы, прямо как в свои детские годы.
— Мистер Малфой, вы серьезно предлагаете по пунктам рассказать? Это займет много времени. К тому же, вы не всегда запираете комнату и бываете слишком громки по ночам. Во время ночных дежурств я в этом убедился и поверьте, я очень сдерживал себя от того, чтобы накостылять вам обоим, — Снейп зыркнул на него своими темными глазами так, будто хотел испепелить.
Драко сглотнул.
— Но мой отец…
— Драко, напомни, сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— Помнится мне, что магическое совершеннолетие как раз наступает в этом возрасте. Ты уже сам вправе решать, что тебе делать с жизнью, и твой отец тебе не указ. К тому же, я хочу, чтобы Нарцисса выиграла спор.
Какого черта?
— Чего? Какой спор?
— Люциус и Нарцисса еще года три назад поспорили по поводу твоей ориентации. Нарцисса поставила на то, что ты гей. Люциус же, видимо, на что-то еще надеялся и сделал ставку на твою бисексуальность.
Драко чудом только не рухнул на холодный пол. Пока он, значит, трясся и думал, как сообщить обо всем родителям, стоит ли вообще это делать и как жить эту жизнь, они поспорили на него же? И никто из них даже не рассматривал его вероятную гетеросексуальность? Неужели он настолько сильно восхищался Крамом и негативил в сторону Гарри Поттера, что не оставил даже шансов на этот вариант?
— А на сколько хоть поспорили? — да, Драко, самый лучший вопрос в данной ситуации.
— А они спорили не на деньги, — ухмыльнулся Снейп, и эта странная улыбка показалась Драко очень подозрительной.
Тем не менее, из лаборатории профессора Малфой уходил окрыленным. Одна из самых больших проблем — страх перед родителями — вроде как разрешилась сама собой. Хотя теперь ему явно стоит поговорить с ними и немножечко — острастки ради — поворчать из-за спора. Может, с друзьями ситуация тоже разрулится таким образом?.. На общественное мнение можно будет и начхать: в конце концов, Драко упертый, своего добьется и заставит всех извиняться, если кто решит выпустить неугодную ему статейку.
С этими размышлениями слизеринец добрался до общей гостиной, надеясь, что Гарри найдется там. Ссориться с ним он не хотел, так что и без того на душе до этого было скверно. В конце концов, Гарри, хоть и манипулировал, просто пытался доказать свою правоту — уж как умел. Умел, конечно, паршиво: видимо, на Гриффиндоре не учили ни такту, ни дипломатичности. Ничего, Драко его подтянет по всем параметрам. Все еще впереди.
Малфой забежал в гостиную восьмого курса и обомлел из-за увиденной картины: Гарри сидел, вжавшись в кресло, а вокруг него кругом столпились однокурсники. Стоило им увидеть замершего у входа парня, как они как по команде расступились, а в его сторону направились Рон и Блейз. Малфой и пикнуть не успел, как парни взяли его под руки и потащили аккурат под руку.
— Я не понял, что вы творите? Что вы… эй!
Тычок в бок — и Драко толкнули к Поттеру, и только природная ловкость Гарри (чертов ловец же!) помогла схватить Драко так, чтобы тот не ударился.
— Что здесь происходит? — Драко недоумевающим взором окинул однокурсников. Что они злые такие?
— То, что вы оба — два идиота, — нахмурилась Гермиона и сложила руки на груди в недовольном жесте. — Почему вы поссорились?
Опачки. Кажется, он пропустил что-то интересное.
— Да не ссорились мы! — неожиданно пискнул Гарри. — У нас просто некоторая недомолвка! Давайте мы сами разберемся!
— Достаточно, разобрались уже! — возмутилась вдруг неизвестно откуда взявшаяся Джинни. — Один ходит потерянный и бледный к Снейпу на поклон — и не спорь, я тебя видела, второй в депрессию рискует впасть! Вам что, нервотрепки прошлого года мало? Что случилось?
Драко решительно ничего не понимал и молящим взором посмотрел на Гарри. Тот глядел на него аналогично. Ага. Они оба не в курсе, что происходит с ребятами. Ага. Класс.
— Ребят, конкретизируйте, пожалуйста, чем вы недовольны, — вкрадчиво произнес Гарри, на автомате прижимая Драко к себе в защитном жесте. А у самого Драко от этого аж мурашки по коже пробежали. Приятно все же.
— Тем, что вы поссорились сегодня! — возмутилась Паркинсон. — Сегодня на обеде оба сидели бледными поганками и друг на друга не смотрели!
— Все в порядке, это просто дружеская…
— Ага, знаем мы вашу дружбу — ночами да под стоны, — пробубнил Гойл. — Мы с Невиллом слушать замучились.
— Да я-то сплю крепко, — ответил Невилл. — Но почему вы поссорились? Вы пара такая хорошая!
— Мы не пара! Мы… — начал было Гарри, но Драко решил взять все в свои руки. Была не была!
— Да, мы пара, — выпалил Драко. — И это была просто небольшая размолвка, в которой Гарри был не прав, потому что он мной манипулировал, а я был не прав, потому что трусил признаться в том, что мы — пара.
Малфой спиной почувствовал, как Гарри напрягся после его слов. Неудивительно — небось вообще ничего не понимал.
— А почему боялись? — удивилась Гермиона.
— В смысле? Так вы все знали?! — обомлел Гарри и отпустил Драко. — Какого черта? Откуда вы узнали? Мы все скрывали!
— Ага, очень упорно скрывали, постоянно улыбаясь друг другу смущенно, проводя все свободное время вместе, целуясь украдкой, когда якобы никто не видит, обнимаясь постоянно, — выпалила Паркинсон и встала рядом с недовольной Гермионой. — Вы на полном серьезе думали, что что-то сможете скрыть? То, что является самым большим секретом, знает весь Хогвартс — вы что, забыли это золотое правило?
— Балбесы, — Гермиона закатила глаза.
— Солидарна, подруга, — кивнула Пэнси.
Осознав, что, кажется, теперь проблема с раскрытием отношений разрешена, Гарри повернул Драко к себе и с нежностью поцеловал. Тот, хоть поначалу и обомлел с такой наглости, все же ответил и притянул гриффиндорца к себе ближе.
— Ну наконец-то, а то сидели бобылями, — послышался смешок Джинни. — Теперь хоть скрываться перестанут.
— Мне главное — чтобы по ночам так сильно не шумели, остальное меня не интересует, — выдохнул Гойл.
— К слову говоря… Драко, оторвись на секундочку от лобызания национального достояния! — крикнул Нотт, и Малфою с явным недовольством пришлось подчиниться.
— Ну что еще?
— А что ты своим родителям скажешь? Как они отнесутся? Может, пока от них будешь скрывать? Или… в общем, мы можем рассказывать о ваших отношениях своим семьям в разговорах или как?
Губы Драко тронула ехидная ухмылка.
— Нет уж. Я хочу видеть реакцию своего отца!
Гарри вообще не понимал такую поразительную перемену в Драко, но не спорил. Спорить с Драко вообще было опасно, как он уже успел убедиться за годы знакомства с этим хитрецом.
А несколько месяцев спустя он убедился в том, что спорить опасно со всеми представителями четы Малфой. Ибо Нарцисса выиграла спор у своего мужа, и теперь по саду с пафосом гуляли страусы — ибо именно это она затребовала у мужа. Новое увлечение Нарциссы казалось странным, но Гарри с этим быстро смирился. А когда узнал, что предводителя страусиного семейства Нарцисса опять же в рамках своего спора назвала Люциусом — неистово хихикал. Впрочем, почему при этом невесту Люциуса эта женщина назвала Волдеморточкой, Гарри решил не уточнять.
Кажется, у него будет очень веселая теща. Или свекровь.