Выстрел

***

Тысяча девятьсот сорок пятый год. Спустя долгое время войны Берлин был наконец разгромлен. Союз был на входе у большого, потрёпанного годами войны, здания. Войдя в полуразрушенное здание, он направился к кабинету Рейха. Он находится на третьем этаже. Через несколько минут Совет находился у двери кабинета своего злейшего врага. Рука потянулась к ручке, дабы открыть дверь. Но вдруг тот остановился. В голове пронеслись воспоминания о их детстве. Возникло тоскливое чувство в груди. Коммунист всё же решается открыть дверь. Перед ним предстаёт вид на своего врага. Он находился в довольно странном состоянии. Алый, словно кровь, взгляд полон пустоты. Русский никогда не видел его таким.. безжизненным? Немец смотрел прямо в глаза Союзу. Их взгляды пересекались. Наступило неловкое молчание. Никто не смел его нарушить. Рейх стоял в дальнем углу комнаты, облокачиваясь на стену. В руках у него был пистолет. Вскоре немец поднёс револьвер к виску и медленно нажимал на курок. Время словно замедлилось. Союз лишь удивлённо наблюдал за происходящим, не смея даже пошевелиться. Вдруг послышался хриплый голос нациста, что раздавался эхом по кабинету, тем самым прерывая мёртвую тишину.

– Ну чтож, прощай.. – тихо произнес немец на ломаном русском. Его голос заметно дрожал.

По всему помещению раздался глухой выстрел. Рейх медленно сполз вниз по стене, хватаясь за кровоточащее плечо и роняя револьвер. Слёзы побежали из глаз. Жгучая боль заставила его заскулить. Коммунист всё же успел среагировать и выстрелил Третьему прямо в плечо, дабы выбить у него из рук пистолет, попутно стараясь серьёзно не задеть. Вмиг тот подбежал к нацисту и в порыве злости дал ему пощёчину.

– Ты идиот, да?! – выкрикнул русский.

Союз не хотел его убивать. Он пришёл, чтобы забрать немца и уже на собрании стран решить, что с ним сделать. Но явно не убивать. Почему? Хотя бы потому, что смерть – низшее, что немец заслужил. Убив его, они бы просто избавили его от мук. Выйдя из своих мыслей, тот опустился на колено и аккуратно осмотрел ранение. Несерьёзное, и хорошо. Нацист сидел, опустив голову. Слёзы капали на слегка порванную рубашку.

– У тебя есть здесь что-то наподобие аптечки? – спросил русский.

– J-ja.. (Д-да..) – сквозь боль, прошипел тот.

– И где?

– I-Im Büro gegenüber i-in einem der Schränke in d-der Ecke, (В кабинете напротив, в одном из шкафов в углу,) – слегка запинаясь, пояснил Третий.

– Ясно, жди меня тут, я сейчас прийду, – Совет быстро вышел из помещения и зашёл в соседнюю дверь. И правда, в углу стояло два шкафа. Открыв один из них коммунист сразу увидел аптечку. Взяв её, он вернулся к немцу.

Тот всё также сидел на холодном полу и держался рукой за плечо. Его трясло. Кровь обильно вытекала из раны.

– Убери руку, – попросил Союз, – я обработаю рану.

– Nein.. (Нет..) – отводя взгляд, отказался нацист.

Для него это негоже, принимать помощь от врага. Стыд-то какой. Сам Третий Рейх, великий диктатор, блестящий военнокомандующий, а также прекрасный отец примет помощь от какого-то грязного коммуниста? Да ни за что!

Тогда Союз силой убрал руку немца, тем самым сделав ему очень больно.

– AHH! Lass los! (ААА! Отпусти!) – из глаз Рейха ещё сильнее побежали слёзы.

– Ты сам виноват, я спокойно попросил. – ответил тот и всё также, крепко держа руку Третьего, достал всё необходимое из аптечки: бинты, перекись и йод.

Также он взял несколько тряпок, что лежали в кабинете Рейха. Они нужны были, чтобы остановить кровотечение. Приготовив всё нужное, он начал обрабатывать пулевое ранение. Сначала он приложил тряпку к нему, крепко сжимая, из-за чего немец издал глухой стон.

– W-warum?.. (П-почему?..) – прохрипел немец.

– М? Всмысле? – не понял русский.

– W-warum?. Warum machst du das? Warum hilfst du mir?! Warum lässt du mich nicht einfach sterben?! (П-почему?.. Почему ты это делаешь? Почему ты мне помогаешь?! Почему бы тебе просто не позволить мне умереть ?!) – Рейх сорвался на крик.

– Потому, что от этого нет толка. Если я дам тебе умереть, то освобожу тебя от мучений, – начал коммунист, тоже постепенно переходя на крик. – Ты не заслуживаешь такого. Ты заслуживаешь намного больше мук и страданий. Поэтому я просто не могу тебе позволить тебе умереть так просто. ты хоть знаешь, как было больно моему народу?! Как солдаты уходили на фронт, оставляя своих жен и детей одних?! Как было страшно узнать, что твой муж погиб на войне?! Если ты и умрёшь, то это будет долго и мучительно! – сейчас в русском говорили сильная обида на немца и ненависть.

– Kha.. kha.. heh, aber du hast recht.. ich bin ein Monster und verdiene das Schlimmste, (Кха.. кха.. хех, но ты прав.. я монстр и заслуживаю худшего,) – прохрипел тот, смирясь со своей участью.

– Видишь, ты и сам это осознаешь, – спокойно добавил тот. – Сейчас я обработаю рану и мы поедем в штаб ООН. Будем решать вопрос о твоей судьбе.

– Und was wird mit mir passieren? (И что будет со мной дальше?) – поинтересовался нацист.

– Не знаю. Возможно, тебя отправят на исправительные работы, – немного задумался русский, попуто взяв в руки йод и начиная наносить его на рану. – Или же тебя могут отдать какой-нибудь стране на «перевоспитание». И вот тогда тебе будет не до шуток, попадись бы тебе в «няньки» США или Великобритания.

– Klar, (Ясно) – кратко ответил Третий. – Ahh!.. Seien Sie vorsichtig, bitte!..(Ааа!.. Будь осторожнее, пожалуйста!..) – вновь прошипев от боли, попросил нацист.

– Я уже закончил, – ответил Союз, убирая йод в сторону.

Тем временем Союз почти обработал рану. Оставалось только перебинтовать. Закончив и с этим, он помог немцу встать. Затем он завёл его руки за спину и завязал какой-то верёвкой, что также нашёл в кабинете.

– Warum ist das das? (А это зачем?) – спросил тот.

– Надо, – нехотя ответил Союз. На это Рейх лишь неразборчиво проворчал что-то на немецком.

Они вышли из здания, и, сев в машину, что приехала за ними, направились в штаб ООН. Там Рейху предстояло присутствовать на собрании стран, где будут решать, что с ним делать.

***