The epic of fear

Несколько шрамов под толстовкой еще не до конца зажили, но уже так давно напоминали об осторожности. О том, что от людей нужно стоять подальше. На расстоянии вытянутой руки — если быть точнее. Поэтому в аэропорту в очереди за оформлением билетов Нил стоит позади всех. Не сразу за последним человеком, а на пару шагов дальше. Ради собственного спокойствия. Но даже это не способно уменьшить количество стуков сердца. В час. В минуту. В секунду.

Уровень температуры достаточно большой, чтобы все окружающие его люди мельтешили перед глазами в футболках и майках. Но не Нил. Паранойя не дает ему открыть руки по локти и дать им всем взглянуть на эти самые шрамы, ожоги, незажившие синяки и просто следы работы отца. Удачной работы, что стоит заметить. Постарался на славу.

Мимо него проходит рыжая девушка в платье, и яркий свет пламени заставляет тут же мысленно собраться. Спокойной позы и след простыл. Спортивная сумка в руках теперь сжата до побеления костяшек, а взгляд становится в сотню раз внимательнее.

Окружающая обстановка невольно напомнила ему о множестве переездов — и перелетов в том числе. Но даже тяжелые воспоминания сейчас не способны заставить Нила дать слабину. Он балансирует на грани того, чтобы провалиться в эти самые воспоминания, но держится. До момента, пока напротив не встает мужчина, испытующим взглядом заглядывая ему в самую душу.

Нил не заметил, что очередь уже давно продвинулась, а он так и остался стоять на одном месте, пока люди позади все приближались и приближались к нему.

Но встретившись взглядом с незнакомым мужчиной, он сразу отмел все терзающие мысли назад. Куда-то туда, в толпу, шествующую прямо за ним.

Постарался, по крайней мере.

Регистрация и проверка паспортов прошла быстро, что радует, ведь большое внимание к его документам заставило бы тревоге проснуться и забить о грядущей опасности.

Он видел множество аэропортов, и каждый был похож на предыдущий, так что этот ничем не отличался от них. Разве что резким прибытком в виде тревожности. Большой, колющей все его нервы тревожности. Но и с этим, так или иначе, Нил свыкся. Признал и принял. Так что рука уже начинала болеть от силы, с которой он держал сумку, а по лбу скатывалась капелька пота. Все-таки начало осени — на улице пока тепло. В помещении еще хуже.

Ну, красота требует жертв.

Безопасность тоже.

И все же со стойки к креслам для ожидания он вернулся быстро. Быстрее, чем ожидал. Удивительно, что не задержали. Хоть и раньше проверка документов не требовала много времени, никогда не знаешь, чего стоит ожидать. Но конкретно за эти он отдал больше денег, чем за остальные.

Все дело в том, что ему, насколько известно, больше не нужно скрываться усердно. По крайней мере, не так активно, как раньше.

Рефлексы и старые привычки дадут знать о себе еще долго, но сейчас точно не об этом.

Стюарт — его хороший дядя. Хороший, насколько может быть вообще, ведь он работал практически в одном месте с его отцом.

Работал? Или работает до сих пор — Нилу неизвестно. Но гангстер по натуре, а значит, есть чего опасаться.

И все же это лучший вариант сейчас.

Ему некуда идти. Некуда податься, а ощущение постоянной слежки делает всю его жизнь хуже каждый раз, каждый день.

Нил жмется поближе к стенке кресла, но ближе уже некуда, и все же чувство, что он недостаточно далеко, было, есть и будет.

Каждую минуту Нил глядит на телевизор с расписанием вылетов. Он мог бы сходить до кафе или магазинов, да хоть сплясать прямо здесь, но с места не сдвигается, только смотрит и ожидает.

И неизвестно чего боится. По сути, все самое страшное уже здесь: он возвращается в дом гангстера (слава богу, уже к другому), с одной спортивной сумкой в руках (бога ради, ему нужно перестать сжимать ее так сильно) и с кучкой из тревоги и паники, сжимающейся в глотке (наверное, хватит о боге. Он даже не верующий).

И ведь действительно хуже некуда?

Но все-таки оказалось, что есть.

В соседнее кресло садится девушка лет двадцати, и Нил рефлекторно прижимается уже не к стенке, а ближе к краю собственного кресла. Зрелище интересное. Он будто борется с вирусом между ними. А если в этой девушке действительно вирус, он может передаваться воздушно-капельным путем?

В свое оправдание он так и скажет:

«Неизвестно, чем люди болеют, а я опасаюсь не долететь до своего дяди гангстера в родной город, где половину детства жил с отцом тираном».

Вот только кто и зачем потребует у него оправдание? Но даже если так, стоило промолчать. От греха подальше.

Он прикусил себе язык на случай, если к нему подойдут и он выдаст что-то об отце.

Или о том, что Балтимор — его детский кошмар.

И взрослый в том числе.

На табло расписаний ничего не изменилось, беспокоиться было не о чем. Не сказать, что Нил даже в такой ситуации не нашел бы себе причину для тревоги, но, обдумав все несколько раз, сердце значительно успокоилось. На время. Хотя стуки, громкие, жестоко отбивающие грудную клетку, до сих пор разносились в голове эхом. Он постарался проигнорировать это чувство.

Это был не страх, самолетов он не боялся. О чем речь, если Нил с детства к небу привык? К высоте на уровне облаков. К чувству невесомости, к тревожным моментам во время турбулентности. Когда самолет шатает из стороны в сторону, а некоторые начинают паниковать. Нил привык и к этому. Наблюдал постоянно, как на соседних местах люди напрягались или, что очень редко, оставались в том же спокойствии, что и он.

Пока Нилу удавалось едва охладиться под напором кондиционеров, остальные с насмешкой глядели за ним.

Ему нет дела до остальных.

Цель, конечно, оправдывает средства, но его цель сейчас — забить огромный болт на противоречия остальных. Как он и делает абсолютно всегда.

Поэтому, поднимаясь к своему самолету, он запрокидывает сумку на плечо и присаживается на место.

Хотя бы здесь можно забыть об остальных, пока транспорт поднимается высоко к небу. Он отключил мобильник. Последний раз взглянул на небо (повезло с местом, оказалось у окна) перед тем, как сон окутал его с головой. Из-под прикрытых век он смотрел на наклон самолета, на то, как быстро они поднимаются туда, к верху. К невесомости.

К воспоминаниям.

И именно с этими мыслями Нил позволил себе наконец уснуть. Возможно, впервые за сутки. Со сборами он действительно повременил, насчет чего в моменте очень пожалел, но быстро забыл под тяжестью других вещей. Гораздо важнее.

И тщетно было надеяться, что пелена кошмаров и страха не сдержит его в коконе. Таком безжалостном и тяжелом. Где невозможно вырваться, сделать хоть шаг на встречу к свету. Ледяными радужками на него глядели с высока. Взгляд — помнящий все до мельчайших подробностей. И огню не сделать его менее хладным, как сталь или нож. Давно знакомый из детства. Полыхать его не заставит даже та температура тела, в коей находился Нил.

Его уже посадили в эту камеру, где нет возможности отогреться под взглядом суровой глыбы льда. Растопить этот лед невозможно. Уже пытался. Сотню раз. И каждая попытка обрывалась разочарованием. Неизвестно лишь, в чем это разочарование было.

Или в самом себе?

Он бы никогда не растаял, а потому свыкся с холодом внутри и с жаром снаружи.

Иронично, что Нилу приходится бороться с пылким огнем только потому, что холод в глазах отца превратился в ледяную сталь, что прошлась по нему глубоко и быстро.

Но к хорошему быстро привыкаешь.

Как и к плохому.

Поэтому проблем нет, пока Нил, пылая изнутри, не просыпается в до сих пор высоко парящем самолете. Нет проблем до критического момента. И Нил чувствует ужасную тошноту в горле, прекрасно зная, от чего она возникла, но дело далеко не в высокой температуре его тела.

Он знает, в чем проблема, но не дает себе думать об этом.

Старается забыть о проблеме. Сделать вид, что ее не было.

И ее не будет.

Однако уснуть больше не получилось, и, возможно, Нил намеренно не давал себе расслабиться. Не хотел больше видеть того льда.

Но и в огне ему не легче.

Джостен чувствует себя загнанным в капкан зверем. Когда охотник не объявляется так долго, что выбраться он мог уже сотню раз. Вот только остается на месте. В страхе быть замеченным.

Знает, что тогда достанется больше.

Будто плевок, давно знакомый, но по сей день раздражающий. Сжимает горло ледяной хваткой, и от этого ощущения у Нила волосы дыбом, а мурашки ротой пробегают по телу. Знакомые чувства. Знакомые достаточно, чтобы перестать удивляться им, однако он позволяет себе прожить несколько минут в молчаливом шоке. Жаловаться было некому, но нужна ли ему жалость? Жалость напоминала о слабости, а слабость парила со взмахами крыльев в разуме, что был затемнен и ему не под силу работать в прежнем ритме.

Сейчас Нил уж точно был узником, но вот вопрос: сможет ли кто-то его запереть?

Достаточно, чтобы мысли не сковали сильнее.

Но так просто Нил не позволит кому-то запереть его.

Точно не сейчас. Когда, наконец, появился шанс выбраться.

Поэтому немедля он направляется к выходу из здания. Поскорее на улицу, на свежий воздух, где ему, возможно, удастся все-таки успокоить бушующее сердце. Такт работы давно потерян, сейчас стуки небрежны, но половину он просто не слышит из-за народа, направляющегося с ним в одну сторону. Судя по всему — к выходу, и Нил мысленно проклял себя за то, что поддался порыву выбежать одним из первых. Вынужденная мера — стоять в куче людей. Неизвестно, кто из них нападет первым, а кто не нападет вообще. Поэтому он решает идти не торопясь, ведь сзади всегда есть возможность видеть всех.

☽

Направляться в спокойствии (насколько возможно назвать спокойствием вечные оглядки) получалось не так долго, как Нил планировал. Может, причина в его взгляде, что неосознанно попал на черную, словно уголь, машину Стюарта? А может, в том, что спокойствие вообще не посещало его последние сутки?

Возможно, причины не было вообще.

Нил шагнул вперед чуть быстрее, и от этой скорости ветер ощущался сильнее. Обдувал прохладным воздухом и вздымал вьющиеся волосы в разные стороны. Машина Стюарта — дорогой угольный Лексус цвета обсидиана, натертый до блеска, что аж блестит при свете солнца. А солнца, к слову, особо и не было, но это и не мешало ему сверкать. Нил мог сравнить цвет этой машины лишь с темным дымом. Или кварцом. Однако одно другому не мешает.

В переднем стекле он заметил виновника сего торжества.

Стюарт вальяжно сидел на водительском кресле, положив руки по обе стороны от руля. Руль, между прочим, из интерьера не выделялся — весь черный, судя по всему, из кожи. Кресла обернуты в бордовые чехлы. И Нил искренне не понимал, ради чего все это? Но зная Стюарта, его статус, работу и темперамент, легко было ответить, что ему это просто в кайф.

Нил кротко кивнул ему, слегка приподнимая сумку. Дав понять, что багажник для вещей не нужен. Еще бы, Нил и взял бы что-то больше, чем ручная кладь? Он отродясь не получал в самолетах багаж, даже учитывая частые перелеты. Никогда не приходилось. Все нужное держал при себе.

Он аккуратно заглядывает в салон машины, а затем садится на пассажирское место. Пахло приятно. Смесь мужского одеколона и крепкого кофе (судя по всему, остывшего). Сразу подметив на подставке бумажный стакан, Нил потянулся к ремню.

А о чем говорить?

«Привет, дядя. Давно не виделись, не то чтобы я скучал, ведь ты напоминаешь мне отца. Кстати, помнишь его?»

Еще бы он не помнил. Таких вообще возможно забыть?

Но все же промолчал. Надеялся, что Стюарт среагирует радушнее и скажет хоть что-то сам.

Запах влажности проник в нос, и Нил мельком глянул в окно, где, кажется, собирался лить дождь.

Зная многие места планеты, он не удивлялся. А чему именно? Тому, что родной город встречает его дождем и ужасной погодой? Забавно, что он этого и ожидал. Ведь Балтимор редко славился солнцем и жарой. Напрасно, здесь царили вечные холода и ознобы. Возможно, поэтому его отец стал таким ледяным и холодным. А может, родившись, ему было предназначено умереть с позором? Нил намерен считать, что он отродясь был холодным, как зимние вечера. Даже хуже.

Хотя зимние вечера в Балтиморе он помнил отлично.

И хорошо помнил, как отец разжигал камин, подкидывал дрова в больших количествах, чтобы в доме было тепло.

И помнил, как он угрожал Нилу поджечь его в этом самом камине за любую оплошность.

Так что да, зимние вечера он запомнит и свяжет с отцом. Так уж вышло, что других воспоминаний ему сохранить не удалось.

— Рад видеть тебя, — Стюарт говорит, лишь слегка заметно напрягаясь. Хорошо, что Нил замечает многие вещи и действия людей, поэтому сразу скидывает это напряжение подальше, оправдывая долгой разлукой и воцарившейся молчаливой атмосферой.

Они со Стюартом (причем оба) разговорчивостью не отличались. Нил никогда не любил пустые диалоги, не видел смысла. Да и говорить было не с кем.

Лишь изредка Нил позволял себе болтать «ни о чем» с людьми. Но изредка — это лет шесть назад, когда он был ещё ребенком. Когда невзгод особо и не было.

Однако, вырастая и становясь опытнее, он отхватил также и осторожность вместе с врожденной паранойей матери, что оставила ему их в качестве подарка перед смертью.

А может, подарком было то пламя, что он привык ощущать ежедневно?

А может, подарка и не было. Ибо он хорошо помнил слова матери. Слова, что он подарки редко заслуживал.

Но Нил с рождения «недостойный», так что слышать это что тогда, что сейчас было бы не внове.

— Хотел предупредить, что у тебя будет своя машина.

О.

Что?

Спрашивать «зачем?» было бы глупо. Он отлично знал зачем. Так же, как и знал, что денег у Стюарта достаточно, чтобы не переживать о таких мелочах, как покупка авто.

Однако он этого явно не просил.

— Я бы справился и без нее. — И это чистой воды правда. Зачем ему машина? Незачем, Нил любил бегать. Неважно где, неважно в какое время, месяц или год — бег успокаивал его от грядущих мыслей. От тревоги, от случайных оплошностей, от чувства погони сзади. Спасал, в общем-то, от всего.

И Нил привык к этому ощущению теряющейся земли под ногами, когда бежишь слишком быстро, что кажется, будто взлетаешь. И все это давало ему чувство, будто хоть от чего-то он убежать мог. Однако знал (конечно, знал, а как иначе?), что если побежит, то вряд ли остановится.

И даже так позволял себе бежать.

Абсолютно всегда.

Машина здесь не к месту. Нил умел водить, но не нуждался в этом. Нуждался лишь в холодном воздухе, проникающем в горло после долгого бега. Нуждался в тягучей боли в ногах, от которой тяжело было сгибать их.

Но Стюарт, видимо, считал иначе.

— Нет, Натаниэль. Ты надолго в Балтиморе, привыкай, пожалуйста, к автомобилю.

— Называй меня Нилом, — тут же ответил он, полностью игнорируя всю остальную часть фразы.

Никакого Натаниэля здесь нет, пока Нил в Балтиморе.

Пока он там, где родился Натаниэль и где умер.

Сейчас он — Нил, а значит, что Натаниэль остался далеко позади.

Даже если пришлось бы вернуться к прежнему себе.

☽

Последний раз Нил позволял себе подолгу наблюдать за вечерами так же давно, как и был в Балтиморе. Признать, что город изменился лишь в мельчайших деталях, он смог, только въехав в него. Огромная деревянная вывеска с въезда встречала его радушно, в отличие от холодной погоды — но не такой холодной, как нахлынувшие воспоминания. Уже прилично разыгрался дождь, когда они со Стюартом доехали до дома и тот показал Нилу его новую комнату.

Новую — старую комнату, если быть точнее. Ведь жил Нил в ней еще задолго до того, как они с матерью сбежали отсюда.

И с того момента все в ней изменилось: новые обои. Прежние были в оранжевых оттенках, а сейчас они дымчато-голубые, светлые, и подразумевалось, что успокаивающие. Ну, если Нила способно успокоить хоть что-то.

Новая кровать. Двуспальная и заранее подготовленная к новому жильцу. Нил сразу вспомнил свою старую детскую кроватку с маленькими перилами (ради спокойствия матери). Помнил, что декор и саму комнату обустраивала тоже мать. Отцу не было до этого дела, и, может, поэтому он запомнил комнату особенно хорошо?

Помимо новой мебели, на столе так же стоял компьютер. В отличие от общего интерьера, он был уже староват, потрепан, но для Нила — лучше некуда, учитывая, что он компьютером (как и всей техникой) пользовался до необозримого редко.

И много времени на осмотр он не тянул. Как и на ужин.

А за столом они со Стюартом обсудили лишь то, какую машину Нил хотел бы себе, но и тогда разговор особо не удался:

— Может, что-то дорогое? — Стюарт говорил так, будто Нил в этой теме вообще разбирался. И совершенно точно допускал ошибку. Как и в своем предложении.

Нилу точно не нужна «пафосная» машина за огромные деньги.

Достаточно удобной и вместительной. Возможно, быстрой, но он не уверен, что откажется от пробежек с утра. А может и пробежек в школу, кто знает? Однако Стюарт настаивал поберечь себя, ведь несколько миль пешком может отразиться на нем хуже, чем тот рассчитывает.

— Я не разбираюсь в машинах. Могу лишь сказать, что хотел бы… Удобную и точно не дорогую. Такое счастье мне не нужно. — Нил не потрудился отвести взгляд. Играть в «гляделки» он умел лучше всех. И в отличие от Стюарта, что давно глядел лишь на тарелку напротив, он продолжал осматривать дядю с головы до… стола, грубо говоря.

Не то чтобы он не доверял ему.

Доверяй, но проверяй. Вот в чем дело.

Так что разговор закончился быстро. Точно так же, как и начался.

Нил не против. Стюарт, кажется, тоже.

Поэтому оставшийся вечер он провел на подоконнике комнаты, свесив одну ногу вниз, а другую подогнув поближе к себе, обнимая одной рукой.

На секунду Нил задумался о тяге к дыму, ведь именно в такие моменты хотелось держать в руках хоть что-то, кроме собственных чувств.

Город словно на ладони, а из окна второго этажа в доме Стюарта (бывшего дома Натана — что стоит помнить) было видно большую часть района. Было видно, как с наступлением темноты зажглась парочка алых огней. Нил подумал о том, что они бы вряд ли согрели хоть что-то. Даже обычным светом и внушением. К сожалению.

Вряд ли бы согрели его.

И когда в окнах погасили свет, он осмотрел свою комнату. Взглянул за дверь.

И как иронично было то, что первым, кто потушил свет дома — оказался сам Стюарт. А теперь и его вездесущий племянник.

Он думал, что завтра без внимания не обойтись. Не тот случай. Ведь население в их районе Балтимора еле достигало двух тысяч. Ему вряд ли удастся спрятаться от сплетен и вопросов. Удастся, но с трудом.

Если неспособность молчать вовремя не потянет его ко дну.

Туда, где Нил уже бывал сотню раз и побывает столько же.

И дно достигало его чаще, чем свет и высота.

Днем было проще. Не приходилось сталкиваться со всепоглощающей тьмой, и, казалось, Нилу она была знакома, но даже если так, встреча с ней — сущий кошмар.

Когда первая звезда появилась на темном небе, он еще не спал.

Не смог уснуть и с появлением последней.

И все же сам не заметил, когда окунулся в дрему. В этот раз сном был далеко не кошмар.

☽

В старшей школе Балтимора насчитывалось около восьмисот учеников. На весь район. В бывшем городе Нила такое количество делилось лишь на одну параллель, но даже так он вечно был в центре внимания и ажиотажа. Поэтому надеяться остаться незамеченным было пустой тратой времени и нервов.

Даже будь Нил прозрачным, его бы заметили.

Пропустить его мимо глаз было бы тяжело, но и он сам, извините, больше не обязан скрываться за масками. Даже если вернуться к прежнему образу жизни будет трудно. Может, даже невозможно.

Но сейчас ему не нужно быть невидимкой, поэтому волосы, ранее — темные и прямые, сейчас выглядят ярко и небрежно. Так, какими были изначально. Темная медь, завитые в разные стороны локоны. Ледяные глаза, что также тяжело было не заметить.

Местные действительно отличаются любознательностью, и дело далеко не в подростках. Интересовались все. Совали нос не в свою жизнь, но такое для Балтимора — обычное дело. Как каждый вторник или среда. Подобным образом обходился народ и в его далеком детстве. Нил отлично помнил психи отца из-за вечных вопросов и интереса людей. А услышав вместо объяснения краткие ответы вроде: «Уезжали к родственникам», «Свет всю ночь был только в коридоре», «Заходить в дом не стоит, не убрано», — интерес и допросы только увеличивались в размерах, а каждый следующий был хуже предыдущего.

С утра, выйдя на кухню, Стюарта нигде не оказалось, а позже Нил заметил записку на холодильнике.

«Новая машина ждет тебя в гараже, ключ на столе. Удачи в школе».

Мысль о новом авто сразу заинтересовала Нила. Что Стюарт мог приготовить ему, совершенно не зная вкус и предпочтения? В его инвентаре лишь факт о том, что Нил хотел бы «удобную» машину.

Мысленно он представил подержанный и древний пикап, что заводиться будет через раз, не говоря уже о том, с какой скоростью ехал бы.

Но схватив ключи со стола и направившись в гараж, Нил увидел — там стоял далеко не пикап. Не подержанный. Разве что самую малость, но в основном машина выглядела отлично.

Аккуратный серый бампер, совсем новые колеса, вымытые до блеска окна. Сама машина, казалось, неприметная, цвета дыма или тумана. Она точно будет ассоциироваться у Нила с Балтимором. Но ее единственное отличие от остальных воспоминаний — это ощущение радости. А о таком ему можно было лишь мечтать в детстве.

А вышло все так, что Балтимор сам по себе ассоциируется с детством.

Порой жестоким (практически всегда), но моментами, очень редкими моментами, — приятным. И все же воспоминание с машиной присоединится к арсеналу запоминающихся вещей.

Появляться в школе первым он точно не хотел, но находиться в доме было хуже. Поэтому, сев в свое новое автоА вот кстати и сама машина Нила. https://autolenta.ru/sites/autolenta/files/post/2004/02/52/5380.jpg ЧЕСТНО БЕЗ ПОНЯТИЯ БЫЛИ ЛИ ПОПУЛЯРНЫ ТАКИЕ РАНЬШЕ, но выбрала самую как по мне подходящую :)))), он завел его и поскорее направился со двора к школе.

Темно-синяя толстовка еле согревала, но и в начале сентября этого не требовалось. Достаточно было привыкнуть к подобной погоде.

Но о холоде он забыл быстро, пока наблюдал за дорогой. За лесом, окутывавшим глубоко и надолго, Нил даже не был уверен, насколько он был большим, но хотел попасть туда. Побегать под деревьями, возможно, даже под дождём.

Оглушительный рев машины заглушал звуки редких-редких капель дождя. Кожаная обивка на машине пахла свежей мятой. Радио Нил остановил на неизвестной ему станции, но оттуда играли спокойные треки. Он не считал важным запоминать слова из них, однако в момент полного отсутствия мыслей начинал прислушиваться к тексту.

Нил времени на разборки с машиной не тратит.

Не тратит времени и на поиски школы, ведь найти ее было легче, чем его самого.

Отыскать ее оказалось вполне простым заданием, даже если раньше Нил не был там. Большое здание приметно на фоне небольших домов, магазинов и других мест. Они просто не были достаточного размера, в отличие от школы, что располагалась не так далеко, как говорил Стюарт.

Темно-красным камнем было собрано несколько зданий, а с крыши слетало множество капель дождя. На вывеске написано: «Старшая школа Балтимора».

Он припарковался у первого здания, где виднелась надпись «Администрация». Табличка деревянная, а от дождя и влаги потемнела на пару тонов. Оглянувшись вокруг (привычка с детства), дабы узнать, сколько людей рядом, он заметил, что машин на стоянке всего несколько — его и парочка рабочих, на первый взгляд — дорогих.

Нужно было найти расписание уроков, записаться на предметы, узнать класс… Он зашагал по каменной дорожке ближе ко входу. Ютиться внутри — развлечение куда лучше, чем продолжать беспомощно стоять на улице, поэтому решение зайти было принято быстро.

Вся ситуация на улице была ему непривычна, однако, что не странно, приятна. Может, он просто устал от постоянного солнца? А может, совсем уже поехал крышей и принял Балтимор действительно лучшим выходом в решении не ходить хвостом за любым возможным спасением.

В административном корпусе тонированные окна заглушали и цвет, и звук улицы, отчего туманный свет погоды подавлялся более темным, размеренным.

Складные кресла для посетителей, а рядом с ними парочка пластиковых стульев, темная ковровая дорожка и множество плакатов с рекламой, грамотами школы, грамотами людей и просто документы, а также небольшой стол с привязанной к нему ручкой. Нил посчитал забавным перерезать и украсть ее (и, к сожалению, не сделал этого). На стене так же были тикающие часы, что в такт отбивали ритм времени. На стойке регистрации папок было больше, чем количество учащихся в школе, а неподалеку стояло несколько растений, будто им на улице мало леса и зелени.

Сразу за столом он увидел молодую девушку в очках, что немедля подняла голову на него, внимательно осмотрела, и от этого непринуждённого действия у Нила волосы на затылке встали дыбом, а мурашки пробежали со вселенской скоростью. До сих пор не привык к такому.

— Чем я могу помочь? — «Подсказать, где забрать документы», — Нил сдержался, чтобы не ответить именно так, и на секунду пожалел, ведь девушка действительно поедала взглядом. Или просто была любознательной? Хотелось надеяться на последнее.

Нет. Честно, Нилу не хотелось надеяться вообще ни на что.

Где там выход? Он должен поскорее смыться отсюда, пока не смыл все свое достоинство, просиживая (технически он стоит) все время на это.

— Нил Джостен, — представился он, и женщина впервые за все время его нахождения здесь оторвала взгляд, коротко кивнув, стала искать в стопке папок одну единственную — с его документами. Его здесь ждали с особенным интересом.

Племянник важного лица города и его ветряной сестры, что сбежала несколько лет назад. Удивительно, что не встретили на въезде в город. С распростертыми объятиями.

— Вот ваше расписание и карта школы, — наконец, объявила она и улыбнулась уголками губ. На стойке появилось пару листов и небольшая карта с его именем, классом и фотографией. Смотреть на себя же, признаться, было жутко.

Это было так же внове, как и получение документов о личности.

Он постарался, действительно постарался не бросать недоуменных взглядов на администраторшу, но бровь изогнулась сама по себе.

И многим он должен будет эту карту показывать?

А можно замазать фото?

И все же Нил не стал (стал, еще как) долго разглядывать листы. Посчитал, что такое внимание к бумагам вызовет в ней еще больше интереса (а больше и некуда), так что да. Схватив их, он повернулся и направился к выходу, где уже на улице его ждало появившееся солнце. Впервые за утро.

Тепло окутало. Под толстовкой все так же скрывались те шрамы. Неозвученные, скрытые за плотной тканью.

Он не станет снимать ее. Не сейчас.

Никогда.

В самих бумагах был список его предметов на выбор: языки (испанский, немецкий и французский), математические науки и базовые предметы. Подписи преподавателей и расписание. Ничего особо привлекающего. Языки даются ему легко с самого детства, а математика просто интересна. Будет чем развлечься.

К слову, помимо всего выше, на улице его уже ждала почти полностью заполненная стоянка.

Взглянув на часы, он обнаружил, что до начала урока осталось меньше получаса. Он пробыл в администрации достаточно времени, хоть и не заметил этого. Не заметил и причины такой задержки: долгая работа той улыбчивой девушки или он слишком много времени провел в мыслях? Неизвестно.

Следуя по разметке, не тяжело было приглядеть, что все машины здесь подержанные, а роскошью отличаются лишь единицы. Все-таки район не был самым богатым, так откуда подросткам здесь иметь дорогие авто? Однако неподалеку так же находился престижный район, поэтому новые «Ниссан» и «Порше» на парковке считаются обычным явлением. Дорогие машины как по шеренге стояли неподалеку, сияя на общем фоне всех обычных. Ничем не примечающихся и незаметных.

Свое авто он припарковал у забора школы. Подальше от сбора дорогущих машин, но и не слишком далеко. Все-таки при необходимости нужно иметь возможность быстро сдернуть к выходу.

Сидя в машине, он развернул бумаги и изучил расписание уроков, а также кабинеты, где будут проходить занятия, стараясь разобраться во всем и запомнить как можно больше. Ходить по кампусу, лицом уткнувшись в карту, и путать кабинеты не хотелось вовсе.

Нил представил картину, где заходит не в тот кабинет, а там среди учеников за первой партой ждет его отец. И страхом была не сама ошибка и насмешки людей, а лицо, так долго ожидающее его здесь. Уму не приложить, как в школе он мог встретить своего отца, что давно мертв и даже не подозревал бы, где Нил находится.

Должно быть, он сильно удивился бы, увидев Нила в его родном городе, откуда они с матерью сбежали еще годы назад.

А может, он схватил бы его прямо там? На глазах у остальных.

Учитывая, что Нила не знает никто — о спасении можно было даже не мечтать.

Но пока это только его тревожная фантазия.

Пока что он спастись может. Если выяснит, где проходит первый урок.

Во всяком случае, выходя на подъездную дорожку, он не торопится. Если доверять часам, то на все про все у него оставалось двадцать минут.

И этого было бы по горло достаточно для поиска кабинета.

Однако у шкафчиков с вещами его встречает незнакомый парень. Карие глаза смотрят в самую душу, но, не насилуя ее напрасно, они проникают внутрь с интересом и чем-то похожим на счастье. Волосы, выкрашенные в блонд, на корнях оставались темными. Он на секунду встретился взглядом с парнем, но этого было вполне достаточно.

Ведь Нил долго наблюдал за людьми, чтобы понять, что взгляд — далеко не показатель полных чувств. За взглядом может скрываться многое, и в том-то и дело, что за ним можно скрыть. Скрыть прошлое, скрыть будущее.

Скрыть личные намерения.

— Привет! — Этого достаточно, чтобы Нил напрягся всем телом. К чему, блять, это дружелюбие? — Вижу тебя здесь впервые. Познакомимся? Я Джереми. Джереми Нокс. Как твое имя? — И улыбку натягивает. Приторную, а Нил никогда не любил сладкое. Но тон его голоса заставляет его опустить прежнее напряжение. На момент, на очень, очень краткий момент.

Возможно, не все здесь хотят убить его.

Возможно.

— Нил Джостен. И я не ищу знакомств.

— Напрасно, Нил. Ты ведь в новой школе! Знакомые нужны всем.

И с этим Нил может согласиться. Знакомства действительно важны. Но не такие незначительные.

— Отлично, но мне это неинтересно. — И смотреть ему в глаза снова Нил не осмеливается. Боится увидеть там еще больший интерес. Или наоборот, желание навредить.

А в моменте разворачивается и уже собирается идти, но дверь закрывает тело, одетое в именное джерси, должно быть, у школы есть спортивная команда.

— Постой, Нил. Присоединяйся сегодня ко мне и моим знакомым за ланчем. Тебе правда стоит подумать об этом. Поверь мне.

Говорить, что Нил не верит даже себе, он не станет.

Он едва заметно кивает. Возможно, чтобы этот Джереми отстал. А возможно, соглашаясь на ланч. Пока что разбираться в этом не было обязательным занятием.

И дверь со скрипом открывается, когда Джереми, удовлетворившись (судя по всему, посчитав кивок — согласием на ланч), отодвигается в сторону, дав Нилу полный проход. Последний взгляд, что был брошен, стал слишком понимающим, отчего он сам решил обдумать предложение более внимательно.

Новые знакомства? Возможные друзья?

Нил никогда не нуждался в них. Не нуждался и в обществе, как ему казалось. Но почему тогда приглашение показалось ему хорошей идеей? Ответа на это он найти не мог. Слишком много мыслей, а времени оставалось меньше, чем если бы он вообще не тратил его на пустые разговоры.

☽

Нил не нуждался в знакомых.

Не нуждался в общении. Просто не находил времени на это.

Но зайдя в кафетерий, когда Джереми встретил его и повел к столу у дополнительного выхода (за что Нил мысленно благодарил бога) к своим, насколько он понял, друзьям — что-то в голове превысило тот барьер, и он просто сел на свободный стул.

За несколько уроков он не запомнил имен большинства людей, однако некоторые индивидуумы, отличающиеся особой навязчивостью, пытались, судя по всему, стать его другом. Будто это вообще возможно. Нил в ответ на все слова многозначительно кивал, изредка вообще смотрел им в лицо, проявляя максимальную незаинтересованность. В ответ на вопросы, нравится ли ему в Балтиморе, он отвечал, что еще не ясно, и просто позволял себе уходить от диалогов. Буквально.

На некоторые вопросы просто врал. А что еще он должен был отвечать на такую бестактность? Да, ему плевать на школьную газету и на то, что его появление должно стать темой следующего выпуска. Да, ему нет дела до отношений учителей и учеников.

Хотя, говоря об отношении учителей, он заметно усмотрел некоторые вещи, что, видимо, присуще здесь всем.

Преподаватели задавали вопросы, касающиеся его переезда: причина, надолго ли. И Нил искренне не доверял им всем. Особенно, когда зайдя в кабинет математики, учитель не спросил его имя, не попросил дать на проверку карту школы, а с ходу начал интересоваться его жизнью.

Нил не понимал, как будет бороться с этим.

Но пока, что странно, заинтересованность казалась не такой уж и плохой. Вот, к примеру, им заинтересовалось несколько людей, а сейчас он находится в кафетерии с ними за одним столом.

Не стоит упоминать, что большинство ему даже незнакомы.

Но Джереми уже предоставил возможность для знакомства, а парочка из этих людей ею воспользовались. И, что стоит отметить, воспользовались удачно.

Одна из них — Лайла Дермотт. Девушка весьма интересная, запоминающаяся. Сидя рядом со своей подругой — Каталиной Альварес, она шутила на разные темы, но как только за столом затевали новый диалог, присоединялась к нему с огромным интересом.

Каталина не отставала от буйного нрава приятельницы, и они обе, судя по всему, были до ужаса похожи друг на друга поведением.

Лайла — светлая девушка с темно-рыжими волосами, в отличие от Каталины, чья внешность была значительно темнее, она буквально светилась на солнце.

Нил, что к диалогам не присоединялся вообще, успел оглядеть каждого за их столом, осмотреть чужие и несколько раз заметить, как на него смотрели издалека.

Все подростки так или иначе походили друг на друга: внешностью, поведением, стилем.

За всеми столами доносился смех, звуки активных разговоров.

За каждым стояла плотная дымка шума.

За каждым, кроме одного единственного стола у выхода на улицу.

Он был чуть меньше, чем все остальные, но лишь потому, что людей там было соответствующе, с учетом, что одно место все-таки оставалось пустым.

— Заинтересовался Уинфилдами, а, Нил? — Джереми повернулся к нему, причем не просто головой, а всем телом, будто был настроен на долгий диалог.

Зная себя, Нил просто вновь от него уйдет.

Ушел бы, если бы действительно не заинтересовался.

Они сидели дальше всех остальных, как можно ближе к выходу, и в этом действии Нил узнал себя.

За столом находилось пятеро человек и один пустой стул, аккуратно задвинутый. Но помимо всего, Нила привлекла полная тишина за их столом. Никто не издавал звуков.

Хотя…

Нет, звуки они издавали.

Между всей компанией не было ни единой схожести. Каждый сидел по-разному, не говоря уже о внешних данных.

Увидев их впервые, можно было посчитать, что они до этого момента не видели друг друга никогда.

Высокая блондинка, аккуратно расчесывающая свои волосы уже минут пять, выглядела очень дорого. Очень. Дорогие цепи, золотые серьги. Вид у нее был такой, будто всю школу организовала и выкупила у директора. И сама, должно быть, стала директором. Рядом с ней — девушка, почти что одного роста, с каре по плечи, а концы на ее волосах выкрашены в пастельные цвета всей радуги. Она, аккуратно поставив руки по обе стороны на стол, положила голову на них и, кажется, о чем-то долго думала. Выглядела она чуть крепче, чем приятельница, что со стороны казалась очень худой и хрупкой.

Слева от нее сидел темноволосый парень с ярко-зелеными глазами, что сразу заметил Нил. Высокий. Мог быть выше всех остальных, но в компании был еще один высокий парень. Склонив голову чуть в бок, он приложил два пальца к подбородку. В отличие от других, его взгляд отражал особую высокомерность.

Остальные два парня сидели с противоположной стороны. Один из них — чуть смуглый, находился со стороны блондинки и весело глядел в окно, периодически осматривая всю компанию. А рядом с ним — невысокий блондин с золотисто-ореховыми глазами, что нервно постукивал ногой по полу. Он выглядел не так крепко, как два других парня, но взгляд его говорил о многом.

Что-то вроде: «Не подходи — убьет». Но Нилу этот взгляд знаком, и его было недостаточно, чтобы вселять огромный страх в людей.

И не казалось, что к ним вообще планировали подходить.

Но все же были крупицы их внешней схожести друг с другом.

К примеру, исключительная бледность на всех, кроме одного парня, что темнее остальных. Но его нахождение за столом со всей остальной компании уже намекало на то, что были иные сходства.

Были, просто их не так легко заметить.

Густые темные тени под глазами каждого, кроме той роскошной блондинки, так что Нил предположил, что она просто могла замаскировать их косметикой.

Они не смотрели друг на друга. Не смотрели на остальные компании подростков в кафетерии.

За их столом аккуратно расположилось лишь несколько подносов, и ни один не был тронут человеческой рукой. Они просто там стояли. На некоторых — вода и фрукты. На остальных лежали небольшие тарелки с едой. Также нетронутые.

Нил не понимал, в чем дело, но чувствовал опасность.

Вперемешку с невообразимым чувством понимания, будто за тем столом — пять его копий.

Признаться, вся картина рядом с ними была нервной. Нилу неиронично казалось, что это замечает только он, ведь Джереми продолжал глядеть на него, как и некоторые люди за столом. Очень нервно. Видимо, не только за их столом.

— Что? — Нил сузил глаза, создавая непонимающий вид.

— Тот стол — семья Уинфилдов. Странные, согласись? — покачивая головой в ту сторону, парень напротив заговорил с ним. Нил уже и не помнил его имя. Честно, даже знать не хотел.

— Не слушай его, Нил. Они нормальные, просто не общаются с остальными. А ты что, кого-то приглядел? — И в этой фразе точно был скрытый смысл, однако Нилу сейчас было не до этого.

Это странно, правда, но это слишком похоже на самого Нила.

И если бы не было заинтересованных людей, он бы сидел точно так же. В стороне, молча, не думая об остальных.

Но в школе находилось множество подростков, готовых подружиться с кем угодно.

Вот к примеру, сейчас он находился в компании таких.

И как в подобной школе эти Уинфилды оставались в гордом одиночестве?

— Почему они одни? — спрашивает Нил резко. Даже слишком для обычного интереса, поэтому пытается больше не давать таких очевидных знаков. Голос прорезается от долгого молчания, и от этого кажется, что наступает тишина. Мимолетная, ведь сразу после — активный диалог возобновляется.

Неужели он один почувствовал опасность в их взгляде?

Неужели один ощутил остроту этих людей?

Колющую, бесстрашную остроту. Она исходила дымкой тумана от этого места. Ему показалось, что все голоса перемешались воедино. Было глупо паниковать по такой причине. Глупо, глупо. Однако Нил сразу подумал об отце. Ощущения похожи, учитывая, что сейчас он чувствует это к определенным людям.

Обычно опасность растет из воспоминаний.

А сейчас она выросла из ниоткуда. Просто, блять, без значимой причины.

— Никто не знает. Они переехали два года назад и с тех пор, насколько всем известно, ни с кем не общались, — подал голос Джереми.

Взгляды стали пронзительнее. Они все поняли? Это настолько заметно?

— Вот та блондинка — Элисон, а рядом с ней Рене, сразу после нее Кевин, а напротив — Ники и Аарон. Еще… Ам, есть Эндрю. Они с Аароном близнецы, но, в отличие от Аарона, Эндрю чуть… В общем, сам все увидишь. Но сегодня его почему-то нет. — замялась Каталина.

Сам все увидит? Что он должен был увидеть?

Нил перебирает все мысли в голове, не видел ли их ранее, и понимает, что точно нет. Но откуда тогда это чувство, будто они уже встречались?

— Их называют «Монстрами», но не все там плохие. Рене — сущий ангел. Она хоть и не общается со всеми, но старается помогать, — подает голос девушка слева от Джереми.

Нил в очередной раз бросает взгляд на стол и встречается глазами с тем, как все говорят, ангелом — Рене.

На секунду, буквально, но этого достаточно, чтобы она сразу отвела голову в другую сторону и встала, подхватив поднос с нетронутым яблоком и бутылкой воды.

— Они не похожи на одну семью, — верно подметил Нил, о чем и думал изначально. У каждого из них своя особенная внешность, особые повадки, действия. Они не выглядели как знакомые. Будто действительно встретились впервые.

— А они и не семья. Тренер Ваймак забрал их всех, еще будучи молодым. Кажется, у его жены — Эбигейл Уинфилд, не может быть детей. Она работает медсестрой в городской больнице, может, как-нибудь встретишь ее, — Нил уже не смотрел, кто ему отвечал. Просто подмечал важные факты.

И пока он застрял в своих мыслях, мельком глядя на стол, диалог в компании развернулся в другую сторону.

Что это могло значить? По словам остальных, они не такие уж и плохие. Кажется, что обычная семья. Не о чем было переживать, однако Нил то и дело возвращался в размышления, что с ними не так.

Он не мог перестать думать об этом.

Хотя нет. Он мог, но сам не хотел переставать, считая важным узнать, в чем дело. В голове не сходилось многое. Даже то, на что ответ ему уже дали, казалось странным, удивительным и не совсем логичным.

Но кому говорить о логике? Нилу? Ему самому далеко до этой необъятной вещи.

Далеко и от ответа на все вопросы.

Но он предпочитает молчать об этом. Молчит, и когда Стюарт спрашивает, как прошел первый день, он лишь отвечает, что все было в порядке, отлично зная, что это «в порядке» могло пропасть в любой момент.