Vivat!

Масляный запах свежего поп-корна и сахарной ваты на палочке, топот маленьких ножек и звонкий смех, гелиевые шары на ленточках и атмосфера ожидания чуда — это ли не счастливое детство? Звучать так и пахнуть может лишь одно место в мире — цирк. Раскрашенный яркими красками, наполненный людьми, шумный и загадочный. Здесь на манеже творится настоящая магия. Зрители до колик смеются над клоунами, аплодируют смелым канатоходцам, с замиранием сердца и сложенными на груди ладонями наблюдают за воздушными гимнастами, поражаются фокусам, восторгаются смелостью дрессировщиков и послушанием диких животных.

Осаму Дазай сидит на своём месте в пятнадцатом ряду и пьёт из картонного стаканчика через трубочку сладкую шипучку. Зрители вокруг ликуют, а он смотрит действо на манеже с откровенно скучающим выражением лица, лишь с раздражающим хлюпаньем потягивает напиток. Он уже давно не ребёнок, чтобы смеяться с заезженных клоунских шуток и огромных надувных гирь. Все показанные высоким седовласым фокусником с моноклем трюки он с лёгкостью нашёл в интернете и может при необходимости повторить сам, если купит необходимое оборудование. Воздушные гимнасты делают не такие уж и смертельные номера, Осаму и поопаснее видел, к тому же, под ними натянута сетка, так что никто не убьётся. Но не за этим всем он приходит на представления цирка уже пятый день подряд, стараясь купить билет на места поближе к сцене. К сожалению, все лучшие расхватали ещё месяц назад, хотя вчера ему повезло, он сидел на седьмом ряду. 

А ждал Осаму отделения с дрессированными животными. И опять-таки не с целью полюбоваться или восхититься. Нет, его бесспорно приводила в трепет красота тигров и львов. Слоны заставляли его чувствовать себя мелким, даже несмотря на рост за сто восемьдесят сантиметров. Медведи немного пугали, так как Дазай был наслышан об их непостоянности. Вот перед тобой милый неуклюжий мишка на самокате, а в следующую секунду это чудовище готово уже разорвать всех, кто подвернётся под лапу. Перед тем, как прийти в цирк пять дней назад, парень прошерстил много статей в интернете, в результате чего и узнал, что мало кто из дрессировщиков любит работать с медведями. "Уж лучше крокодилы!" — едва ли не в один голос заявляли они. Вот и в цирке Йокогамы медведей не было, зато были крокодилы.

И новый дрессировщик, представленный публике неделю назад. Именно он, а точнее его работа, были основной целью Дазая.

Когда клоуны закончили бить друг друга резиновыми метровыми молотками, отвлекая зрителей от подъёма железного ограждения вокруг манежа, и убрались за кулисы, Осаму поставил почти пустой стакан под своё сидение, чтобы ничто ему не мешало. В руках появился блокнот с карандашом, а всё внимание сосредоточилось на чёрном провале выхода для артистов. Парень нервно кусает губы, ведь это его первое задание на новом месте работы, и он хочет предоставить в издательство идеальную статью, разоблачающую жестокое обращение с животными в цирке. Именно поэтому он уже почти неделю ходит на эти шоу. Почему ему не хватило одного раза? Потому что, как только начинает играть задорная музыка, из-за кулис появляется он...

Чёрт! В первый раз Дазай решил, что на манеж вышел очередной клоун, настолько яркими в лучах прожекторов были рыжие волосы дрессировщика. Он тогда сидел достаточно далеко и не смог разглядеть, насколько молод артист, и как красиво вьются вокруг лица мягкие локоны, собранные за спиной в конский хвост. Теперь-то он знает, что талантливый дрессировщик Накахара Чуя — его ровесник. Пробил в первый же день в интернете и узнал, что парень из цирковой династии, дрессировщик в третьем поколении. С четырнадцати лет был помощником отца за кулисами в Токио, в семнадцать стал ассистировать ему там же на манеже, а вот теперь получил должность и целое отделение в цирке Йокогамы. 

Рыжий выходит к манежу, твёрдой рукой открывает калитку ограждения, на секунду застывает вместе с сердцем Осаму, и тут же браво топает каблуком высокого ботфорта. Получившие команду тигры один за другим появляются из-за кулис и пробегают на манеж по железному коридору, ограждающему зрителей от пяти хищников. Клетку закроет помощник, и Накахара, доверяясь ему, начинает трусцой бежать по кругу вместе со своими полосатыми подопечными. Он бежит так легко на высоких толстых каблуках, словно не замечает их, а расшитый камзол алого оттенка с золотой отделкой совершенно не стесняет движений. Рядом с хищниками, под шкурой которых отчётливо видно перекатывающиеся мышцы, Накахара выглядит слишком маленьким и тонким, на один зубок, точнее, клык тигру. Но внешне он абсолютно спокоен, будто с котятами играет, а не с диким зверьём. 

Да, у него в руке свёрнут кнут, которым парень пока не пользуется, отдавая команды лишь голосом и скупыми жестами, но разве спасёт его кнут, если тигры кинутся на хозяина? Кажется, Осаму опять забыл, для чего он пришёл, и во все глаза наблюдает за маленькой фигуркой на арене. А тот уверенным тоном приказывает животным прыгать через кольца, играть с большим мячом, раскрашенным под клубок ниток, и послушно сидеть на тумбах. 

— Ко мне! — чётко раздаётся с манежа, где один из тигров неспешно подходит к дрессировщику. Накахара вешает кнут на пояс и раскидывает руки в стороны. — Тайлер! Ты скучал по мне?!

Тигр подходит вплотную к человеку, поднимается на задние лапы, тут же становясь в разы выше Чуи, и складывает передние мощные конечности ему на плечи. Улыбаясь, Накахара обнимает зверюгу, почёсывая мохнатые лопатки.

— И я скучал, друг!

Тигр отстраняется, вновь опускаясь всеми лапами на жёлтый манеж, и Накахара, похвалив его, указывает на бортик. Тайлер идёт за ним, запрыгивает, оказываясь в непосредственной близости от решётки, и вальяжно разваливается на красной обивке бортика. Огромным языком довольный тигр облизывает морду и усы, пока дрессировщик идёт за следующим подопечным. Он щёлкает языком, и самый большой из полосатых проходит за ним на своё место, только укладывается с большим пафосом. Зверь выглядит совершенно спокойным и расслабленным. 

Самого маленького Накахара усаживает следом за ним на противоположной от Тайлера стороне круга, а потом и того, который кажется самым ярким из всей пятёрки. Рыжие участки его шкуры напоминают цвет волос дрессировщика. 

— Бинго! — выкрикивает парень, и последний из тигров идёт к нему.

Под властной рукой дрессировщика дикая кошка запрыгивает на бортик арены. Накахара снова пускается в бег по кругу, тигр — рядом с ним, ловко перепрыгивая своих лениво лежащих сородичей. Те даже внимания не обращают на раздражитель, проносящийся у них над головами, только самый мелкий нервно дёрнул ушами. Перепрыгнув в очередной раз того, кого Накахара назвал Тайлером, ярко-рыжий припал к бортику под громкое "Ап!" дрессировщика и пополз, цепляясь когтями в обивку. Тайлер двинулся следом. Огромный тигр пристроился третьим в "гусеничку", когда два предыдущих перемахнули через него. Спустя минуту все звери дружно ползли друг за другом. 

— Ап! — командует молодой дрессировщик, последний тигр в цепочке тормозит, садясь.

— Ап! Ап!

И вот уже все пушистые артисты примерно сидят на бортике, а Чуя, крутанувшись на высоких каблуках, выходит в центр. Открывается дверь в заграждении, впуская на манеж огромного льва с пушистой гривой. У Осаму сердце проваливается в пятки в который раз за эту неделю, но рыжий парень уверен в своих действиях. А Дазаю страшно смотреть, как он там один окружён хищниками.

Накахара указывает льву на одну из тумб, куда тот и залезает. На манеж выходит девушка в коротком цветастом платье, изящным движением кидая дрессировщику обруч. Парень покрутил его в руках, встал между двух тумб и поднял над головой. 

— Оп!

Лев прыгает.

Осаму стикивает пальцами блокнот, кусает губы и подаётся немного вперёд.

Лев благополучно пролетает в кольцо над дрессировщиком.

Зрители взрываются аплодисментами, но Дазай знает, что это ещё не конец. 

Накахара возвращает девушке обруч, освобождая своё место, которая она тут же занимает, ловко вращая его на тонкой талии, пока парень подходит ко льву. 

— Ну что, Майкл, покатаешь меня?!

Зал ликует, а Чуя перекидывает ногу и садится на спину ко льву. Его руки зарываются в густую гриву. Девушка продолжает ослепительно улыбаться и вращать обруч. Осаму закрывает глаза, слушая громкие удары своего сердца. Открывает он их уже после того, как зрители снова начинают кричать и аплодировать. Дрессировщик заставляет животных поклониться и выгоняет их с манежа.

Дальнейшее представление Осаму не интересует. Он покидает цирк с мыслью, что снова провалился, наблюдая за молодым укротителем, а не зверями. Парень идёт по улице, проклиная самого себя за это. Ему через три дня сдавать статью о цирке. Он очень хотел сделать её скандальной, разоблачив неподобающее отношение Накахары к хищникам. Они у него такие покорные, что дрессировщик наверняка держит их на каких-нибудь транквилизаторах. 

Осаму с силой сжал в кармане карандаш. Необходимо было срочно начать писать статью, а у него даже наблюдений нет, чёртов Накахара Чуя перетягивает на себя всё внимание. 

До двух ночи молодой журналист перекапывает интернет в поисках скандальных статей о Чуе, но находит лишь небольшое упоминание о том, как три года назад в Токио на молодого ассистента Накахары Джиро, коим является его единственный сын, во время уборки клеток напал тигр. На момент написания заметки жизни парня уже ничего не угрожало, а на память об этом инциденте ему остался шрам через всю спину. Самого Джиро неоднократно калечили тигры, но семья продолжала заниматься их дрессурой. 

Осаму откинулся в кресле, отхлёбывая чай из чашки и глядя в окно. Как ни крути, а прямо идеальная семейка дрессировщиков. Аж противно. На деда тоже компромата не нашлось. Совершенно отчаявшись и понимая, что материал ему брать неоткуда, Осаму Дазай решился на безрассудный, а по его мнению — гениальный, поступок. Не давая себе одуматься, он лёг спать, заведя будильник на семь утра.

Ночь пролетела удивительно быстро, но проснулся Осаму воодушевлённый. Наспех съев два бутерброда и залив их кофе, парень схватил блокнот, карандаш и фотоаппарат, накинул лёгкое пальто и выскочил на улицу. 

Выходной день, раннее утро, вокруг тишина и влажный туман. "Сегодня или никогда", думает Осаму, быстрой походкой направляясь к метро. Он проезжает несколько станций и выходит по указателю к цирку Йокогамы. Яркое вчерашним вечером здание с детской каруселью перед входом нынче утром выглядит крайне обычно и даже серо. Очень похоже на человека — придавать себе лоск и блеск, когда это необходимо, а в остальное время кутаться дома в старый, но тёплый плед. 

Сегодня Осаму не интересуют ни карусель, ни парадные двери, ни яркие фонарики на фасаде цирка. Его цель находится за углом, и парень огибает здание, заходя в тесную подворотню. На задворках цирка стоит ряд мусорных контейнеров и немного воняет экскрементами животных. Осаму приоткрывает один из них, морщит нос и заглядывает внутрь. Очистки, совсем немного испорченных овощей, — ничего интересного. В соседнем — старая воняющая потом солома. Журналист разочарованно вздыхает и закрывает его. Что же, первый пункт его "гениального" плана успехов не принёс, пора приступать ко второму. Насвистывая, Дазай идёт к задней двери.

Хорошо, что никому не нужно лезть в восемь утра субботы в задние двери цирка, а потому она не закрыта, в помещении только ранние сотрудники. Воровато окинув взглядом переулок, Осаму проскальзывает внутрь. Тут полумрак, запах соломы и яблок, а ещё тепло и прибрано. Достаточно широкий коридор с жестяными ведрами, швабрами, вилами, холщовыми мешками и стогом того самого ароматного сена в углу. До чего же всё идеально. Осаму даже хочется пнуть вёдра и рассыпать содержимое мешков, чтобы хоть чем-то нарушить гармонию этого места, но он продолжает красться по коридору. 

Запах животных становится ярче, и журналист следует за ним, выходя к комнате с просторными клетками и вольерами. 

— Ну и ну! — присвистывает он, замечая справа от себя трёх тигров за заграждением. — Привет, кисы.

Тигры лежат на соломе, подметая её хвостами и нервно водя ушами, но не двигаются. Осаму осторожно обходит чистую клетку с дикими животными. И правда, придраться не к чему. Вода есть, животные в тепле и чистоте. В следующей клетке тот самый большой тигр, и он уже глупо предостерегающе рычит. Журналист прикладывает палец к губам, словно просит полосатого не выдавать его. Тигр облизывается, демонстрируя острые клыки, и Дазай сглатывает от волнения. У этого горе- детектива даже ладони вспотели.

И всё же эти звери достойны восхищения. Их лоснящиеся шкуры, сильные мышцы, пронзительные глаза. Осаму внезапно понял, что, наверное, в жизни ничего нет прекраснее, чем погладить огромную кошку. Ощутить под пальцами эту мускулатуру, зарыться ладонью в гриву льва.

Пальцы Дазая касаются решётки вольера с тем самым огромным львом, которого оседлал вчера Накахара. Зверь раздражённо бьёт хвостом, скалит зубы и предостерегающе рычит, но Осаму его не слышит. Словно зачарованный смотрит он в жёлтые глаза хищника. Ему страшно, но адреналин в крови не позволяет отступить. Раз он всё равно здесь, раз животные не трогают дрессировщика и его ассистентов, то, может быть, они и его не тронут. А даже если и тронут, чем не прекрасный способ уйти из жизни, погибнуть от когтей прекрасного зверя?

Скрежет когтей по железу кажется слишком громким, как и рёв льва. Клыки злобно клацают по решётке, а в затылке пульсирует резкая боль. Вместо опасных жёлтых глаз прямо перед лицом не менее яростные синие.

— Ты чего в клетку к Майклу полез?! Жить надоело?!

У кричащего на журналиста парня громкий командный голос. Осаму только сейчас понимает, что лежит на полу, а на нём сверху сидит его спаситель, оторвавший любителя экстрима от клетки.

— Бывает иногда.

Было забавно наблюдать целую гамму эмоций, пока гнев в голубых глазах сменялся удивлением, а затем непониманием. Тонкие рыжие брови взлетели вверх.

— Кажется, ты слишком сильно головой ударился.

Стоп! Осаму замирает. Не так много в Йокогаме рыжих парней. И правда, медные волосы его спасителя собраны сейчас в пучок на затылке, а по обе стороны лица свисают чуть вьющиеся прядки. Так странно было видеть дрессировщика не в камзоле и ботфортах на каблуках, а в мягкой выцветшей красной футболке и спортивных чёрных штанах. Со зрительских мест Осаму ни разу не видел его глаз, но теперь прекрасно разглядел их. И чёрт возьми, но парню нереально шёл этот сине-голубой цвет радужки.

— Ты меня вообще понимаешь? — дрессировщик несколько раз щёлкнул пальцами перед лицом Дазая.

Журналист поморщился и оттолкнул его руку в сторону.

— Не делай так.

— О! Понимаешь. Это хорошо. Тогда ответь, кто ты и что здесь делаешь?

Рыжий продолжал сидеть верхом на Осаму, придавливая его к полу, и вставать не спешил. Синие глаза смотрели неотрывно в его собственные, отчего парень ощущал лёгкое смущение. Ну не привык он, чтобы его столь открыто буравили взглядом. Особенно другой парень. Особенно, сидя на нём. Но Накахара явно не испытывал никакого неудобства. 

— Хотел льва погладить, — расплылся у улыбке Дазай, посчитав, что это весьма неплохой ответ, поясняющий его присутствие на задворках цирка. Нет, ну а что? Может быть, у него цель всей жизни — льва потискать!

У собранного и строгого на манеже Накахары в жизни очень живая и яркая мимика. Эмоции отражают буквально все черты лица, только глаза продолжают неотрывно смотреть в глаза, несмотря ни на что. 

— Ты ненормальный, да? — с мягким снисхождением в голосе интересуется дрессировщик. 

— Спросил меня человек, обнимающийся с тиграми, — притворяясь обиженным, проворчал Осаму, стараясь отвести взгляд, но тут же вернул его обратно к лицу рыжего.

У дрессировщика такой тихий, глубокий и красивый смех, что Дазай невольно чувствует, как тот обволакивает его, подобно одеялу. Накахара чуть подрагивает от него, и журналист чувствует это всем телом, на котором сидит молодой укротитель. Осаму без малого неделю любовался этим парнем из зрительного зала, а теперь этот самый парень без лишнего пафоса и напыщенности, выглядящий так по-домашнему уютно, сидит у него на животе и смеётся. Тот самый, который, не моргнув глазом, может оседлать льва, и у которого пять тигров ходят по струнке.

— На самом деле, — переведя дыхание после смеха, парировал Накахара, — тигра обнять совсем не страшно. Особенно Тайлера. Я его из котёнка сам вырастил.

Он пытался скрыть гордость от своих слов за весёлым тоном, но чуткое ухо Дазая смогло уловить её. 

— Здорово, наверное, играть с тигрёнком.

— Очень, — парень свёл вместе руки, упёрся локтями в грудь Осаму и уложил подбородок на кулаки. — Мне это начинает напоминать какое-то интервью. Серьёзно, кто ты такой?

При этом он продолжал мило улыбаться, больно давя локтями на грудную клетку. 

— Осаму Дазай, — прохрипел страдалец, но дрессировщика не отталкивал. 

— А я — Чуя, — его синие глаза задорно заблестели. Осаму понял, что за весь их разговор он лишь раз смог оторвать взгляд от глаз Накахары, и то лишь на пару секунд. Дрессировщик гипнотизировал не хуже пресловутого льва.

— И Дазай Осаму здесь для того, чтобы... — начал подсказывать Чуя.

— Я должен написать статью о цирке. Точнее, о животных, — Осаму сглотнул, старательно скрывая нервное напряжение от того, что разговор перетёк в то русло, в которое он совершенно не собирался его заводить. Но Накахара словно обладал какой-то аурой, заставляющей животных и Дазая выполнять его приказы. — О содержании, дрессуре и всём подобном.

Укротитель резко выпрямился, вновь перенеся вес всего своего тела на пятую точку и живот Осаму, соответственно.

— Почему просто не пришёл ко мне и не попросил показать тебе животных?

— Так бы ты мне и показал всю реальную подноготную! — обиженно надул губы журналист. — Привёл бы всё в идеальный порядок и выставил себя таким супер крутым дрессировщиком.

— Мне скрывать нечего.

Показалось или нет, что он своим заявлением задел Чую? Осаму-то уже видел, что парень и правда содержит своих зверей в чистоте и комфорте. О нём самом так никогда не заботились, как Накахара о животных, но природная язвительность в совокупности с непонятным дискомфортом от осознания, что Чуя оказался весь такой идеальный, не удержали длинный язык за зубами:

— Что, даже ни одного вонючего хорька в грязной клетке?

Последствия своих слов Осаму не мог предугадать. Рыжий схватил пальцами нижнюю челюсть парня и повертел его голову из стороны в сторону, придирчиво осматривая, словно одного из своих тигров. Затем склонился ниже к лицу и шумно втянул носом воздух, от чего у Осаму в животе стало непривычно тепло, и совсем чуть-чуть покраснели щёки. 

— Да вроде бы не такой уж и вонючий, — задумчиво протянул Накахара, отстраняясь. 

Это Осаму что, с хорьком сейчас сравнили? Ну нет!

— Слезь с меня! Живо! — Он принялся брыкаться, пытаясь спихнуть с себя рыжего дрессировщика, но как бы не так! Парень лишь сильнее стиснул коленями его бока и залился своим неповторимым смехом. — Чего ржёшь?!

— Ты такой забавный, Осаму Дазай.

— Кто бы говорил! И вообще, прекрати на меня так пялиться!

— Прости, прости! — Чуя улыбался, слегка подёргивая плечами и пытаясь сдержать смех. — Я не специально. Привычка смотреть хищникам в глаза. 

— Ты же вроде назвал меня хорьком.

— Хорьки тоже хищники, к твоему сведению. Маленькие, но хищники.

— И ты всем так пристально в глаза смотришь? Не то что я против, но напрягает. Чувствую себя под взглядом удава.

Накахара вмиг погрустнел и впервые с их незапланированной встречи отвёл глаза в сторону. Его ноги ощутимо напряглись, и парень ловко встал с Осаму, протянув ему руку, чтобы помочь подняться. Зато сразу стало понятно, почему рыжий дрессировщик носит на манеже такие каблучищи: в жизни гроза тигров — метр с кепкой в прыжке.

Его красивое лицо стало серьёзным и немного печальным, а Дазай почувствовал себя слишком пусто без пронзительного взгляда. Как часто люди отказывались общаться с Накахарой из-за этой привычки смотреть прямо в глаза, подавлять взглядом и силой воли? Или все его друзья — дикие кошки, которых он дрессирует? Осаму очень не нравилось чувство вины, что шевелилось в груди при виде этого парня без задорной улыбки на лице и искорок в синих глазах.

— Чуя, — неожиданно пришла ему в голову гениальная идея, — помоги мне, пожалуйста.

— Это ещё с чего? — огрызнулся дрессировщик, сложив руки на груди. — Ты проник в цирк, заставил моих зверей нервничать, вынюхиваешь тут всё. Почему я должен помогать тебе?

— Потому что я понял, что был не прав.

Рыжая бровь скептически изогнулась в немом вопросе.

— Я думал заработать себе имя в журнале скандальной статьёй, разоблачающей тебя, как того, кто издевается над дикими животными...

— Тебе не кажется, что ты сейчас лучше не делаешь?

— Подожди, дай мне договорить! — Осаму подошёл к парню вплотную, тот не пошевелился. Конечно, ведь отступать — совершенно не в его натуре.

— И почему я вообще с тобой разговариваю? 

Снова этот пристальный взгляд глаза в глаза. У Чуи это происходит непроизвольно, ведь большую часть жизни он привык общаться с дикими зверями, а среди них нельзя ни на миг дать слабину. У Осаму мурашки по спине бегут от этого взгляда, но, если посмотреть с другой стороны, так на него не смотрел и не будет смотреть больше никто. Нужно только привыкнуть.

— Потому что я забавный, — улыбается Дазай. — И потому, что я хочу рассказать всему миру про такого классного дрессировщика, как ты.

— Ты вот сейчас серьёзно? — ах, эти эмоции! Осаму не может оторвать глаз от них. 

— Более чем. Я же сказал, что признаю, что был не прав. И прошу милости быть первым, кому великий Накахара Чуя даст первое большое интервью.

Рыжий склонил голову набок, обдумывая его предложение, а Осаму невольно любуется его невысокой фигуркой. Таким домашним и живым он нравился журналисту даже больше, чем на манеже. И всё же, у него язык не повернётся сказать, что Чуя мелкий. Тот в ответ посмотрит так, что любой почувствует себя жалкой букашкой рядом с великаном.

— Хорошо, — наконец выносит он свой вердикт. — Когда ты хочешь встретиться?

— Сейчас! — выпалил Дазай, ликуя от радости и облегчения. 

— Серьёзно?!

— Ты повторяешься.

— Ах, прости, что я не журналист и не обладаю твоим словарным запасом для трёпа и отмазок! Тиграм поэмы рассказывать не доводилось.

— Конечно. Их достаточно стегануть кнутом.

— Зачем? — Накахара опешил от подобного заявления, а Дазай поспешил объясниться:

— Чтобы они такими шёлковыми были, слушались тебя и команды выполняли.

— Ты что-то путаешь. Я не бью животных, — нахмурился парень. — Не знаю, что ты там себе вообразил, но и тигры, и львы очень умные животные. Нужно лишь показать им, что ты главный, а не запугивать.

— Именно поэтому ты так пристально смотришь в глаза?

— Извини.

— Нет, всё нормально, — Дазай замахал руками, прося не извиняться. — Меня даже начало прикалывать.

Молодой дрессировщик усмехнулся.

— Правда?

— Правда, — от всей души признался Осаму, хоть и чувство нервозности не спешило проходить. Но самым удивительным открытием для Дазая стало то, что ему очень нравилось находиться в обществе Накахары. Дрессировщик чем-то очень походил на своих подопечных — такой же искренний, дикий и красивый. — Так что насчёт того, чтобы пойти выпить кофе и дать мне интервью?

— Не знаю, — рыжий постучал пальцем по подбородку. — У меня дел по горло. Я пришёл только полчаса назад, и надо клетки дочистить, и расчесать их всех, — он кивнул на тигров. — К тому же, после кофе я к ним ещё час подойти не смогу, слишком яркий запах.

— Вот чёрт, — у Осаму опустились плечи, ведь он так надеялся пообщаться с Чуей чуть дольше. 

— Но я могу отвечать на твои вопросы и здесь, пока убираюсь, — словно прочитал его мысли парень. — Если ты не против, конечно. Заодно могу рассказать про эти наглые морды.

Дазай усиленно закивал, просияв. Он быстро вытащил из кармана блокнот и карандаш, демонстрируя боевую готовность.

— А льва дашь погладить?

— Нет, — рассмеялся дрессировщик. — Не надо так жалобно смотреть, это ради твоей же безопасности. Ты и так его перевозбудил.

— Я могу, — ляпнул Дазай, после чего только осознал сказанное. Парни несколько секунд молча смотрели друг на друга, а потом оба заржали.

— Блин, неловко вышло, — утирал слёзы Осаму.

— Нет, правда, — вернул тему Чуя, — я не могу тебя подпустить к Майклу. Нельзя просто подойти и погладить льва, даже если он спит. Каким бы послушным он ни выглядел, это всё равно хищник. Он должен привыкнуть к человеку, почувствовать себя в безопасности рядом с ним. В конце концов, ты не должен его бояться. Засомневаешься хоть на секунду — он бросится.

Накахара говорил с таким жаром и увлечённостью, что легко можно было залюбоваться, потерявшись во времени. У парня глаза блестели, пока он рассказывал о правилах поведения рядом с дикими животными, почему что-то делать нельзя, а что и почему, наоборот, необходимо. Поведал, что тигры и львы похожи на людей, у них разные характеры, и к каждому нужен индивидуальный подход. 

— Это Тайлер, — Чуя сдержанным жестом указал на того тигра, с которым обнимался на сцене. Осаму уже понял, что эмоционально размахивать руками рядом с хищниками ни в коем случае нельзя. — Мне его отец подарил ещё в Токио три года назад. Боялся, что я решу всё бросить, и вот подарил котёнка, у которого только глаза открылись. Он таким классным был, действительно размером с обычного кота.

Осаму припомнил, что читал об этом случае. 

— Это когда тебя ударил тигр? — осторожно спросил он, отрываясь от записей в блокноте, но, как оказалось, Чую это не смутило. 

— Было дело, — провёл рукой по волосам дрессировщик. — Но, кто опускает после такого руки, или начинает бояться, может сразу же уходить из нашей профессии. Такое случается сплошь и рядом. И хотя к подобному невозможно быть готовым, нужно просто принять этот факт — они хищники. Да и я сам был виноват. Догадался повернуться к тигру в клетке спиной. Решил, что раз он меня уже пять лет знает и в лицо лижет, то я могу расслабиться. В общем, Мартин показал мне, что я ошибался, и напомнил, что они мне не друзья, хотя и принимают.

В его голосе и глазах промелькнула печаль, но парень тут же встряхнулся, кивая на соседнего тигра.

— А это Бинго. Самый непоседа среди них всех. За ним сейчас дрыхнет Оззи. Он у нас ещё совсем котёнок. Его уже при мне сюда привезли. В соседнем вольере, — Накахара прошёл вдоль заграждения и подозвал жестом Дазая, — у нас Шерхан, хотя я зову его просто Шер. Он самый старенький из всех. И Рыжий. Думаю, понятно почему так назвали.

Это был тот самый тигр с ярким окрасом, похожим на волосы Накахары. 

— Если Бинго с Оззи надо постоянного гонять по манежу, то Рыжий настоящий ленивец. Выполнит всё беспрекословно, лишь бы от него отстали, — он усмехнулся, глядя на тигра.

— Ты так говоришь о них, — Осаму попытался подобрать слово. — Так вдохновенно.

Чуя открыл рот, но тут же закрыл, осторожно цепляясь пальцами за прутья решётки и опуская голову.

— Они — моя семья. И пусть я знаю, что они видят во мне вожака, ближе них друзей у меня нет. 

И вновь у Дазая появилось ощущение, что вместе с появлением печали Накахары скрывается солнце. Этот жизнерадостный парень не должен грустить, не должен ограничивать свой мир лишь общением с животными. Да, он странный, но вместе с тем такой необыкновенный. 

— Чуя, — Осаму замер у него за спиной, кусая от волнения губы, — пойдём вечером в кафе?

— Что?

Накахара резко развернулся, едва не врезавшись макушкой Дазаю в подбородок. Он выглядел ошарашенным.

— Я говорю, — журналист прочистил горло, — что хочу пригласить тебя в кафе. 

Рыжий быстро взял себя в руки, вскинул голову и грустно улыбнулся.

— Дазай, я не девушка, чтобы приглашать меня в кафе.

— Я... я...

Впервые в жизни Осаму не знал, что сказать. Как объяснить всё, что он чувствует, глядя на Чую? Как попросить никогда не отводить от него пронзительного, припечатывающего к месту взгляда.

— Неужели наш журналист растерял всё своё красноречие? — хитро прищурился рыжий и склонил голову к плечу.

— Я дурак, да? — поднял на Накахару виноватый взгляд Дазай.

— Конечно, — каким же нежным может быть голос у этого человека, уверенно и твёрдо приказывающего зубастым тиграм. — Но мне нравится.

Осаму почувствовал лёгкое прикосновение к своей ладони и, опустив взгляд, увидел, как Чуя осторожно переплёл пальцы своей руки с его. Сердце бешено забилось в груди, грозя выпрыгнуть наружу. 

— В восемь вечера. Кафе на углу. Подойдёт? — тихо спросил дрессировщик, тоже глядя вниз. А Осаму, не в силах отвести взгляд от их переплетённых пальцев, молча кивнул. — Только не вздумай наряжаться как на свидание.

— А ты не приводи льва.

— Постараюсь.

— И я постараюсь.

***

Два месяца спустя

— Готов?

— Ты уверен?

— Если ты не боишься, то да.

Осаму прикрыл глаза, глубоко вдохнул и с улыбкой раскрыл их, встречаясь взглядом с Чуей.

— Рядом с тобой не боюсь.

— Ну вот и хорошо, — дрессировщик поднял руку и потрепал шатена по волосам. 

Дазаю до странного нравилась эта привычка Накахары лохматить его шевелюру. Ему вообще нравились все привычки возлюбленного, которыми он поощрял своих полосатых кошек, и которые время от времени переносил на него. Чуя мог цокнуть языком, когда хотел высказать недовольство, или хлопнуть в ладоши. Мог укусить за ухо, доказывая свою правоту, или повалить его на кровать и усесться сверху, отстаивая свою точку зрения. Его слушались хищные кошки, слушался и Дазай. А ещё Осаму привык к его пронзительному взгляду и мог с уверенностью и гордостью в душе сказать, что не знает ни одного человека, на кого смотрят так же, как на него. Втайне он уже предвкушал их первый раз, когда Чуя припечатает его к кровати этим взглядом и будет неотрывно смотреть в его глаза, пока Осаму позволит укротителю делать с собой всё, что тому будет угодно. Но это будет чуть позже.

Чуя открывает дверь клетки и, держа Осаму за руку, заводит его внутрь. У него, пусть и грубые, но такие тёплые ладони, особенно если сравнивать с ледышками Дазая. И держит он крепко, уверенно.

С того самого утра, когда Осаму решил проникнуть в цирк, чтобы написать статью о мерзком дрессировщике, многое изменилось. Журналист перестал гнаться за скандальными историями, перевёлся в другой журнал и теперь освещает культурные заведения и мероприятия Йокогамы. Молодой дрессировщик больше не живёт в цирке денно и нощно. Его часто можно увидеть вместе с высоким шатеном на выставке, в театре, кафе или просто выходящими из одного подъезда. Осаму может назвать себя практически счастливым человеком, у которого есть всё. Ну или почти всё. 

— Майкл, — Чуя идёт чуть впереди, прикрывая собой Осаму. — Хороший мальчик. Хороший. Не бойся, это друг.

Тем вечером в кафе Накахара предложил исполнить мечту Дазая, правда, на это требовалось время. И со следующего утра не было ни единого дня, когда Осаму не приходил бы в цирк к Чуе. Он всегда находился рядом, когда дрессировщик кормил животных, мыл клетки и чистил шкуры. Звери привыкали к новому другу хозяина, а он к ним. Необходимо было соблюдение главного правила — лев не боится Осаму, а Осаму — льва. 

Майкл лениво повёл ушами, игнорируя приближение Дазая. Зверь уже хорошо знал его запах, поэтому остался лежать мордой на огромных сложенных передних лапах. Чуя присел на корточки и потянул вниз Осаму. Сначала он сам погладил льва и, убедившись в дружелюбном настроении зверя, посторонился, пропуская вперёд шатена. 

Осаму не боится, ведь Чуя рядом, он чувствует, как рыжий привалился к его боку, и тянет руку к густой гриве. Майкл приоткрывает один глаз, безразлично смотрит на него и закрывает, продолжая наслаждаться отдыхом. Дазай вдыхает тёплый запах соломы и сытого, ухоженного животного, а потом погружает пальцы в его шерсть. 

Такое странное ощущение, вроде бы и мягко, но немного жёстко. Так дико и первобытно, но уютно. 

Боже! Он гладит льва!

Дазай перебирал пальцами гриву Майкла и всё равно не до конца верил в это чудо. А потом Чуя обнимает его со спины, укладывая подбородок ему на плечо, зарывается своей ладонью в львиную гриву. Он находит там пальцы Осаму и сжимает их.

— Я люблю тебя, — шепчет дрессировщик, нежно касаясь губами уха Дазая.

Теперь он полностью счастлив.

Тигра обнять не страшно. Если зверь признаёт тебя, он никогда не предаст. Может ударить лапой, если ты сделаешь что-то не так, но не предаст. Страшнее — обнять человека, довериться ему и остаться с ним навсегда.