***
— Вздор! Молодой дофин и без невесты! — Взвизгнул хмурый Париж, хлопнув в ладоши от отчаяния. — Какой удар по статусу государства! Позор! — Он топнул ногой, на момент останавливаясь, но вновь продолжая ходить туда-сюда в раздумьях.
— Позор! Позор! — Промямлил в ответ полусонный слуга-подхалим, подпиравший угол комнаты, снова проваливаясь в дремоту.
Раздался раскат грома. Бум! Бам-с! Грохот. Закричал испуганный петух, где-то под полом зашуршали мыши. По крышам застучали крупные капли дождя. Погода трактовала свои правила и была не намерена уступать никаким церемониям. Сверкнула молния, но её сложно было разглядеть из окошка полуподвальной комнаты. Виднелись только новообразующиеся лужи и грязь. На удивление она была иссиня-серой, от чего напоминала целебные грязи. По крайней мере напоминала бы, если не находилась почти в центре Парижа. Дай бог, если в эту грязь не плюнули или ещё чего хуже, не нагадили.
— Париж, успокойтесь, держите себя в руках.— Попытался успокоить его парламент, сидя как раз за столом под этим самым окошком, как под единственным там источником света, и читая важный документ. — предложений и о женитьбе и о замужестве здесь столько. — Он сделал непроизвольный жест руками, губами вытягивая первую «о», демонстрируя колличество желающих. —что и переживать о такой ерунде не стоит, вы сами поглядите на это.— Готье выдвинул на край стола объёмную стопку писем, довольно ухмыляясь. — и это пришло только за сегодня и все о бракосочетании.Так что позориться будут только отвергнутые!
— Готье, вы меня не слышите и вовсе не знаете Флорентина.— Париж остановился снова посреди комнаты так, что свет попадал только на носки его туфель.— в том и проблема, что отвергнуты будут все. Все без исключения.— Он эмоционально топнул и снова задумался.
— Пьер, дышите ровнее, иначе с этой женитьбой наживёте себе удар, или ещё чего хуже.Оно того не стоит.— Не выдержав наконец этого спора, без культурно впутывается в разговор граф, сидевший в обшарпанном, но уж очень удобном кресле.— Должность столицы и без того нервная, а вы ее только усложняете, пытаясь сделать всё лучшим образом.— Он зевнул, прикрыв рот тыльной стороной ладони. Оно и понятно, давно перевалило за полночь, а они тут всё заседают. И самое главное, что не назаседали ничего путного.
— Легко вам говорить, вы, мой друг, давно женаты, и Готье женат, и…— Пьер набрал побольше воздуха в лёгкие чтобы сказать что-то ещё, так сказать нанести решающий удар и поставить жирную точку в этой теме, но его без зазрения совести перебили.
— и сами же вы и не женаты! Что же вам тогда рассуждать о теме любви и корить молодого принца за отсутствие интереса к делам амурным? А он меж прочим млаже вас так, ну — Готье задумался, пытаясь примерно припомнить сколько уж лет холостяку Парижу.— На тысячелетие так точно, кабы не больше.Неужели человек, что за тысячелетие так и не нашел себе мужа или жены, может упрекать в таком грехе милое невинное создание, коему едва стукнуло шестнадцать?
Парламент, уткнувшись носом снова в документы, нахально улыбнулся, радуясь, что так резко смог обставить Парижа и поставить его на место.С этой женитьбой замучил уж всех. Пьер даже немного обомлел, но ненадолго.
— Прошу заметить, что я в первую очередь город, а не человек или страна, и как вы заметили ранее, самостоятельно, могу стоять тысячелетия, мне нет нужды в прямом наследнике.— Пьер подошёл к столу парламента, глазами рыская за что зацепиться и чего поумнее такого сказать.— а вот страна может простоять пару месяцев и рухнуть, и оставить своих граждан без попечительства. А тут хотя бы ребенок будет, наследник! Чувствуете разницу, дорогой Парламент?
— От чего же не продадите дофину собственный пример? Какая сенсация, самый завидный холостяк Франции женится! — Издевательски смеётся парламент, даже не поднимая глаз на Пьера.
— я женат на своей работе! — возражающе взвизгнул Пьер, как никогда выведенный из себя. Отрезал бы Готье язык, не будь он на столь высоком посту.
—А вечерами изменяю ей с римским легионером? — Снова издевательски добавил парламент, ехидно хихикая. Хотя ему и не подобает так сильно язвить.
Пьер даже побагровел от подобной наглости старого друга и товарища. Он ждал слов поддержки, совета как вразумить взбалмошного принца, а не разговоров о своей личной жизни. И какое он вообще имеет право лезть в его постель! Хоть оргия каждую пятницу, а многоуважаемый парламент то касаться не должно!
— ЦЫЦ.— рыкнул Париж нечеловеческим голосом, стукая кулаком по столу так, что письма разлетелись в разные стороны, а парик сдвинулся на лоб парламента. Честно сказать, рука Пьера даже хрустнула.Перестарался.
— Тише-тише, господа.— Снова наконец вмешался полусонный граф, в чьём доме и проходило это сомнительное неофициальное собрание.—Джо, налей гостям настойки, они изволят нервничать.— Сипло крикнул он куда-то в потолок, а после снова замолк, поудобнее устраиваясь в кресле и прикрывая глаза.
Это и отвлекло несчастных спорщиков от обмена взаимными ругательствами. А то и до дуэли и поножовщины было бы не далеко. Готье, обиженный косвенным рукоприкладством товарища, ткнулся носом в документы глубже, загораживая себе последний луч света, а необычайно нервозный сегодня Пьер подбирал с пола письма, ползая на корточках, и бубня себе что-то под нос.
За дверью послышались сначала стук каблуков, после скрип половиц и несмазанных петель. Скоро дверь отворилась и в комнату вошла служанка лет тридцати или сорока, в аккуратной одежде, не по годам привлекательной фигурой, но ко всему прочему с не очень красивым лицом и кривой на правый бок шеей. Нос вытянут и вздёрнут вверх крючком, один уголок губ все время дёргается, а болотного цвета глаза немного косят в сторону, всё того же носа-крючка. Всё это смотрелось ещё хуже в свете догорающей сальной свечи, стоявшей на краю подноса. Нельзя сказать, чтобы Джо была совсем уродлива, скорее не считалась бы красивой, тем более когда по улицам Парижа толпами расхаживают ночные жрицы внешне подобные Венере.
— Ваша светлость, госпожа желает видеть вас в покоях.— С явным, но приятным итальянским акцентом гнусавит служанка, ставя поднос на столик возле кресла графа, и раскланявшись с почтенными гостями снова уходит восвояси.
— Скажи ей, что мы все ещё тут заняты, пусть ложиться спать! — Напоследок бурчит граф в пустоту.Всё же некультурно оставлять даму в ожидании, тем более когда она твоя высокопочтенная супруга.
— Женщины- существа развратнейшие и совершенно бесстыжие.— Строго замечает парламент, поправляя ранее съехавший парик на своей голове. Его явно не воодушевили речи о ждущей графа супруге и о постели. И вообще в культурном обществе в кругу джентльменов не полагаются разговоры о женщинах и их капризах.
— Кому же о том знать, как не вам, Готье, ведь ваша жена Тулузанка! — граф издевается, поднося к столу стаканы с бодрящим напитком.— Бойкая, горячая и совершенно неугомонная, м! Чем не красота?
— Попрошу не выражаться так о моей жене своим грязным языком! — Вскакивает разъяренный любовник, отбрасывая прочь какой-то документ.— Жена ваша вовсе ведьма! А? Сожгли бы эту шваль давно в Германии, а я вас всё прикрываю. Я жалостливый, добродушный на ваше счастье!
—А вы не кричите. Я и не о вашей выражался.— Задумчиво замечает граф, беря стакан и в момент переворачивая его содержимое себе в горло.— За здоровье и её величество! — Атаназ, или же граф, достал из кармана платок, промакнул рот, будто бы и не слышал о том, как назвали его супругу, и убрал его обратно. —Хорошо! В прочем, не смущайте Пьера, а то он в холостяках ещё пару тысячелетий пробегает.
Париж же не обращал внимания на споры, его больше интересовали поднятые с пола письма. Писали сюда графы и герцоги Тулузы, Аквитании, Нормандии, Бургундии, Анже, Фландрии, Шампани, Милана, Флоренции, Вероны, Астурии, Рима. И чем больше претендентов рассматривал Пьер, тем межбровная морщина его становилась лишь виднее на вымотанном лице. Ужас окутывал его всего.
Неужели столько домов, родов, стараний и все зря из-за того, что его высочество капризен, как туземный цветок? Сколько будет разочарованных гостей и как сильно рухнет репутация французского монаршего двора Бурбонов? Или не Бурбонов? Каролингов? Капетингов? Плантагенетов?
Пьер на момент застыл, в недоумении глазея в подвальное окошко. Теперь в его руках была не куча писем, а всего штук семь. Дежавю трепало каждую фибру его души. Неужели он с того момента пытается найти партию Флорентину и всё тщетно? Столько династий поменялось, столько фамилий сменил Флорентин, но ещё никто не занял монарший трон рядом с ним. Неужели лилия так и останется холостым и умрет без наследника?
— Может ну его? А? Пьер? — Наконец не выдержав трепет его за плечо парламент, обеспокоенно и участливо лепеча.— Ты каждые лет десять такой гомон поднимаешь из-за брака и каждый раз зря!
— А? Что? — удивлённо окликает Париж, поворачиваясь к парламенту.
Словно за столетия ничего и не поменялось. Он нервничает, парламент читает документы, а граф сопит, иногда подзывая Джоргет с настойкой, коя клюя своим носом, гнусавит " госпожа желает видеть вас в покоях «, и снова растворяется в темноте. И каждый раз за полночь, одно и то же убранство подвальной комнаты в доме графа, и тот же диалог о Лилии, отвергающей всех невест и женихов без разбора.
— может ну эту свадьбу, каждый раз одно и то же, дело совсем провальное. Да, и стоит он крепко, век шестой уж его правления пошел, при чем заметь, бессоюзного, бездетного и безбрачного.— Парламент слабо улыбнулся, отнимая письма из рук Парижа, и пряча их в стол. Кажется, что они только больше его нервируют.
— Ну, не скажи, дорогой. Сколько у его величества детей? Голов так десять? — скептически перебил его граф, потирая стекла очков какой-то сальной тряпочкой.
— Молчи, раз не знаешь! В головах скотине счёт ведут, а не монаршим детям.— развернувшись в пол оборота, фыркает Париж, а после снова обессиленно обмякает.—Да и какие то дети? Союзы, да альянсы. А опора страны где? Где будущее нации? Где прямой наследник, в котором я буду уверен?
В голосе Парижа с каждой новой фразой проскакивало все больше слезливых нот, словно он прямо здесь разрыдается, как малое дитя. Столько лет безуспешных поисков «второй половинки» для старшего Бурбона сильно его измотали.
—Да, и к чему тебе вообще этот наследник?! — из всех своих сил пытается подбодрить Пьера парламент, стараясь не съязвить лишнего.—Простояло его величество пять веков и дай бог ему в здравии стоять столько же. Тем более, что земли большинства потенциальных женихов мы давно захватили! А? Чем плохо?
Париж беспомощно уставился сначала на Парламент, потом на графа, после на лужу за подвальным окошком и снова на Парламент. Раздумья его упрямо грызли.
— Не дело это, нужен наследник, чего бы мне это не стоило.Костьми лягу! — Пьер топнул ногой, задумался, а после крикнул— Джоргет, принеси настойки, я хочу выпить!