Бесцветное Рождество

Она смотрела в одну точку через ножку винного бокала, уложив голову на стол. Точкой служил свет торшера из гостиной, которая перетекала в кухню, где и стоял тот обеденный стол.

Вокруг шумит тишина. Слышно, как работает холодильник позади. Никогда раньше не слышала его. Оказывается, он громкий На её лице не было ничего. Пустота. Ни счастья, ни радости. Ни скорби, ни печали. Ни боли. Ничего. Возможно, досада.

Возможно.

Она тихо вздохнула и перевела взгляд на стоящую бутылку рядом, оценивая количество выпитого и оставшегося. Всё случалось впервые. Первый взгляд. Первое знакомство. Первая улыбка. Первая любовь. Первое расставание. Первая выпитая бутылка вина. Только вот у Гермионы в этом списке первой была только бутылка. От чего она грустила? Может быть, скучала? Просто фрустрировала? Мечтала о невозможном?

Возможно.

Нет, это не про Гермиону. Она думала, что не про неё. Она злилась. Думала, что злилась. Лежала головой на столе и злилась. Всё было не так. Не по плану. Ей двадцать четыре, а всё, что она успела сделать из собственного жизненного плана, составленного на годы, выполненного — ничего. Успехи в министерстве уже не казались ей успехами. Она к двадцати четырём целый начальник отдела тайн. А ведь это стоило немало усилий. Но сейчас, за неделю до Рождества, её это совершенно не радовало.

Сколько ведьм к двадцати четырем становились главами отделов? Ладно. Вопрос ребром: сколько женщин к двадцати четырём вообще смогли стать начальниками какого угодно отдела в министерстве?

Какая теперь разница?

Гермиона не видела в этом смысла.

Какой в этом смысл, если она всё равно лежала головой на столе одна?

И думала. Злилась и думала.

А ведь ей было о ком думать.

Она лежала и думала о том, что план скатился в самую зловонную канаву. А еще, что умной быть слишком сложно. Слишком много мыслей в голове. Слишком глубокие рассуждения. Слишком.

Слишком.

Слишком много человека, о котором ей совершенно не стоило бы думать.

Кто-то бы сказал ей, что она наматывает сопли на кулак, потому что она — женщина. Ей нужна драма для того, чтобы было веселее жить. Но нет. Ей нужна драма, но не страдания. А она страдала. Вздыхала и страдала. Просыпалась утром, собиралась на работу, изучала артефакты, возвращалась домой и вновь страдала.

От одиночества.

А ещё эта влюблённость…

Так не вовремя.

А это весьма неприятно. Садняще. И не знаешь, что с этим делать. Особенно, когда влюблён. Когда у тебя есть близкие, друзья, коллеги, тебя вроде все любят и ты нужна, но всё равно чувствуешь себя одиноким. Теряешься. И ничего с этим сделать не можешь. Особенно, когда влюблён. А если находишь взглядом, сталкиваешься или проходишь мимо, то просто киваешь. Киваешь, как дура.

Она допивает бутылку вина. Выливает красную полусладкую жидкость в бокал, который через секунду уже опустошает залпом. Далее опирается руками о стол, поднимаясь, и следует в свою спальню. Чуть покачиваясь. А утром она проснётся и снова будет умнейшей ведьмой нового времени.

Умнейшей влюблённой ведьмой.

Нет.

Умнейшей и страдающей влюблённой ведьмой.

Её дни были одинаковыми. Одна из причин уныния. Ничего, что можно было бы оценить словом «восторг». Восторгов не было. Даже от самой себя. Даже глядя на того, от которого она первое время приходила в восторг. Сейчас подобные моменты заставляли её разочаровываться.

— Они говорят, что без денег делать ничего не будут. Пожалуйста, скажи мне, когда она освободится, ладно? — в приёмной стояла одна из специалистов отдела тайн.

Гермиона работала с очередной волшебной игрушкой, которая таила в себе слишком многое. Возможно, тёмного.

Всегда просила свою помощницу, чтобы не беспокоили.

Её и не беспокоили.

— А что за срочность?

— Наёмные ликвидаторы, которые работают по срочному договору, хотят получать деньги вперед, но мисс Грейнджер всегда спасает. Связывается с ними, говорит что-то вроде: «Ну, пожалуйста», и они соглашаются. В этот раз они опять за своё…

— Заходи! — выглядывает Гермиона из кабинета и продолжает свою скучную карьеру.

А ведь ей казалось, что волшебство — это весело.

— Добрый день, мистер Малфой.

— Добрый, Кассандра. Я принёс отчёты для мисс Грейнджер, которые нужно согласовать. Всё ещё не понимаю, для чего нужно согласовывать с ней информацию о пойманных пожирателях, но всё же. Сообщите мне, когда она вернёт их, сам заберу. И как можно скорее. Кингсли хотел получить их до вечера.

— Хорошо.

Сквозняк всегда не вовремя захлопывает двери. Особенно, когда просыпается любопытство от голоса, что заставляет сердце трепетать.

В обед она ходила в кофейню напротив министерства. Ей хватало салата и чашки чая. Странно, ведь от ужинов она порой вовсе отказывалась, а завтраком был лишь кофе.

Каждый день садилась за один и тот же столик. Минута в минуту.

Каждый день здоровалась с одним и тем же человеком сдержанным кивком. Просто жест вежливости, воспитанности. Они знают друг друга — это факт, но желать здравия голосом... Нет. Хотя, она бы могла. Или нет. Она этого точно не знала. Думала, что могла бы. Слишком далёкие, но не такие, чтобы вовсе пройти мимо.

Она притягивала к себе ламинированный лист с меню каждый день ровно в ту секунду, когда Драко Малфой поднимался из-за стола. Они кивали друг другу, а потом он уходил. Каждый день.

Если в жизни сплошной день сурка, как тут не загрустить? Глядя в спину тому, кого она хотела бы видеть напротив, грустить хотелось сильнее.

— Ты слишком много думаешь, Гермиона. Думай меньше.

— Я знала, что у тебя всё в порядке с юмором, Джинни, но это едва ли шутка.

— Так это не шутка! Я серьёзно! Ты можешь не думать хотя бы час в день? Скоро Рождество, ты чувствуешь приближающийся праздник?

— Издеваешься? Ничего я не чувствую.

И правда.

Какой ещё, к черту, дух Рождества?

Но Джинни была права. Рождество приближалось, а Гермиона в своей меланхолии совершенно позабыла об этом. Нужно хотя бы купить подарки. Даже с бесцветным настроением. Даже если она думала, что в этом году у Рождества нет совершенно никакого цвета.

Во время обеда она направилась в книжную лавку. Всегда дарила книги. Даже если кому-то не нравился подарок, его всё равно поставят на полку и каждый раз, когда переплёт попадётся на глаза, о ней вспомнят.

«Это подарок Гермионы на Рождество».

Ей нравилось так думать.

В лавке не то чтобы было много народу, но достаточно, чтобы проходить мимо полок боком. Зимой особенно неудобно ходить по магазинам. Все тепло одеты, громоздко, а магазинчики небольшие, тем более тот книжный, неподалеку от министерства. Совсем узкие проходы. Гермиона хотела развернуться, но задела локтем хрупкий стеллаж. Он, конечно, не упал, а только тихонько покачнулся. А вот Гермиона же была на грани от того, чтобы не свалиться, но что-то стало препятствием. Вернее, кто-то, кто вовремя схватил её за воротник пальто. Удержавшись на ногах, Гермиона всё же обернулась, чтобы поблагодарить человека, что так вовремя оказался рядом.

— Малфой? — выдохнула она от неожиданности.

И сердце заколотилось. Ничего больше она сказать не смогла.

— Будь осторожна, Грейнджер, — бесцветно сказал Драко и направился дальше вдоль стеллажей.

Приятно и неприятно одновременно.

Непонятно.

Когда Гермиона с двумя тяжеленными сумками с книгами, наконец, пришла в кофейню, чтобы съесть надоевший салат, Малфой уже был там. Кивать ему было как-то неудобно, поэтому она просто кинула на него взгляд, поджав губы, пока снимала пальто. Она улыбнулась девушке-официантке, когда решила, что Малфой сейчас тоже на неё посмотрит. Нельзя было просто стоять и пялиться. Официантка поняла, что заказ будет тот же и меню в этот раз не нужно, поэтому улыбнулась в ответ, скрываясь за дверью служебного помещения.

Драко сидел за столиком у окна, смотрел в него, держа в руках белую чайную чашку. Думал о чем-то своём. Гермиона не поняла, как оказалась в такой странной ситуации и почему она буквально пялилась на Малфоя. Опять. Ей просто нужно было куда-то смотреть, ожидая заказ. Она вовремя осеклась, когда он перевёл взгляд в её сторону.

Может быть, не заметил. Хотя, может, и поймал.

Она заправила локон за ухо и опустила взгляд вниз, когда перед ней появилась тарелка с зеленью, овощами и свежим лососем. А в голове один вопрос: «Почему он тоже всегда обедает один?».

Этот вопрос давно без ответа.

В кофейне тихо. Посетители пили свои горячие напитки, негромко говоря о своём. Одна за столиком была только она. И Драко.

Возможно, это и был ответ на многие вопросы Гермионы.

Расплатившись за обед, она поспешила вернуться на работу, таща в руках тяжеленные сумки с книгами, то и дело поскальзываясь в неудачно подобранных сапогах. Знала же, что нужно надеть те, что удобнее и на плоской подошве, но всё равно выбрала другие.

Когда она уходила, Драко всё еще пил свой чай. Кивать ему не было смысла, вдруг встретит его в министерстве. Например, когда придёт забирать отчёты. Он уже второй год отрабатывает наказание в секторе борьбы с неправомерным использованием магии, которому поручили всю бумажную работу относительно пожирателей. А её было много, и бесплатные свободные руки совершенно не мешали.

Поскользнувшись в третий раз, Гермиона полетела назад и даже зажмурилась от испуга, но…

— Это уже тенденция. Как часто ты падаешь?

... Голос Драко над головой. Его руки держали её за плечи. А потом он как-то по-свойски поставил её на ноги.

— Второй раз за час.

— Просто скользко.

— Просто ты неуклюжая. Это забавно.

— Что?

— Забавно. Ты смешно жмуришься, когда пугаешься.

Сумки, что Гермиона держала в руках, грохнулись на заснеженный асфальт.

Влюбиться — это всегда так по-дурацки. В этом нет ничего светлого, если тот, в кого ты влюбился, тебя, скорее всего, ненавидит. Или ты просто неприятен. Скорее, противен.

Драко поднимает обе сумки, взяв их в одну руку. Гермиона мотнула головой, глядя на его действия.

— Что ты делаешь?

— Ты же в министерство идешь?

— Да.

— Книги перевешивают тебя. Вряд ли министр будет рад, если начальник отдела тайн убьется в канун Рождества.

Гермиона ничего говорить не стала, а Драко просто направился в сторону министерства.

Не стала или не смогла? А ведь ей было чему удивиться.

Она шла за ним и думала о том, что происходит. Она каждый день обедает в одном и том же месте, ковыряет вилкой один и тот же салат, кивает одному и тому же человеку. Год. Целый чёртов год. Кивает. Кивает, как дура, тому, в которого влюбилась. Странно? Возможно.

Драко остановился резко, от чего Гермиона врезалась в его спину и ойкнула.

— Грейнджер?

— Зачем ты остановился?

Драко обернулся и посмотрел на девушку сверху вниз. Он давно стал выше её.

— Почему ты всегда обедаешь одна?

— Что?

— Ну… Мне любопытно. Не то чтобы я прям страдал от этого вопроса, не спал ночами, но когда год видишь одного и того же человека в одно и то же время, вопрос сам собой вырисовывается.

— Это не…

— Не моё дело, я знаю. Ты можешь ничего из себя не строить и просто ответить?

— Гарри и Рон обедают вместе со всей командой авроров, а Джинни не всегда может вырваться, чтобы просто поесть со мной. С кем-то из коллег я не могу общаться близко, потому что меня связывают обязательства, сам знаешь какие. Приходится обедать в одиночестве.

— Понятно.

Удовлетворить желание. Драко давно думал об этом, но не подозревал, что это так просто.

Просто спросить. Что в этом такого? Ничего, если не брать во внимание неприятное прошлое. Почему она вообще ответила? Какая разница? Главное, что ответила.

— Вот. Держи свои книги, — Малфой протянул сумки Гермионе, когда они подошли к входу в министерство.

Она взяла один пакет, потом второй и кивнула ему, намекая на благодарность.

Почему бы просто не сказать «спасибо»? Как-то странно. За один этот день она должна была поблагодарить его трижды, но ни разу не смогла сказать спасибо.

Он тоже кивнул ей, прощаясь, и хотел было уйти…

— Малфой?

… но обернулся.

— А почему ты обедаешь один? — протараторила Гермиона, глядя себе под ноги.

Драко улыбнулся.

Погода меняется, становится теплее.

— Пообедаем вместе, Грейнджер?

— А?

— После Рождества.

— А… да, — Гермиона подняла голову и посмотрела на того, о ком думала последнее время слишком много, чем это было позволено.

— Счастливого Рождества, Грейнджер.

— И тебе счастливого Рождества, Малфой.

Чтобы долгая меланхолия покинула, ей нужно было всего лишь несколько его слов. Настроение Гермионы больше не было бесцветным. Оно окрасилось в цвет Рождества и закрепилось ожиданием первого обеда после праздничных дней, которые она проведёт за мыслями о человеке, что трепетал её сердце.

Ей нравилось так думать.