Пицца «Часик» на двоих.

В Мире Грёз на удивление легко чувствовать. В частности то, чего в жизни никогда ранее не испытывал. Уникальные и невообразимые ощущения… Мужчине некуда от них деваться: остаётся только стойко выдерживать мучительное испытание.

Авантюрин никогда не думал, что когда-нибудь подвергнется схожему ужасу. Было ли это сопутствующим эффектом погружения в сон? Сейчас даже казалось, что весь пройденный жизненный путь, наполненный страданиями и непомерными усилиями, вовсе не имел значения. Ни засушливые пустыни Сигонии, ни потеря родителей и сестры, ни цена в шестьдесят медяков – абсолютно не были худшим кошмаром.

Перед глазами всё плывёт. Лицо искажено в гримасе омерзения. Чтобы он ещё хоть раз согласился на нечто подобное... На языке ощутимо вертятся ругательства, вот только и им не суждено прорваться в реальность Мира Грёз. Страшно лишний раз глотать.

— Богам неведома подобная жестокость... — только и может вымолвить Авантюрин.

Тяжело оставаться в прямом положении, поэтому в поисках опоры руки топ-менеджера отдела стратегических инвестиций КММ упираются в колени. В уголках глаз, беспощадно зажмуренных, образуются слёзы. Сложно сконцентрироваться хоть на чём-либо, но голос рядом становится якорем спасения: — Бросьте, Вы преувеличиваете.

Авантюрину стоит немалых усилий, чтобы поднять взгляд с носков собственных идеально начищенных туфель, и обратить его на лицо напротив. Человек перед ним, вероятнее всего, – садист. Иначе как объяснить этот случай?

— Прошу прощения, но... — ещё несколько секунд, всего несколько секунд, чтобы отдышаться, — Но этот товар мне не подходит. Вынужден отказаться.

— Странно. Мне показалось, Вы – человек, который готов идти на риски.

— Увы, такое приключение не по мне.

— Да ладно, где Ваше чувство юмора?

Авантюрин прочищает горло и выравнивается. Такое поведение уже начинает изрядно надоедать, но учтивость представителя КММ не должна пропадать из-за едва значимых пустяков: — Кхм, Джей... Благодарю за демонстрацию... столь дивного продукта, но мы несколько отошли от изначального списка.

— Ладно-ладно, но Вы многое упускаете. Мармелад «Кислые сны» приходится по вкусу всем гостям.

— Что же, пожалуй, стану исключением...

— В любом случае, Ваш заказ будет готов в течение пятидесяти системных минут. — говорит работник ресторана «Часы», пожимая плечами.

— Отлично, я подожду. Только принесите мне одну «Усладу», будьте добры. — Авантюрин отходит в дальний угол заведения и присаживается за столик. Сможет проверить некоторые документы и сообщения во время ожидания, а если удастся, то и избавится от мерзкого послевкусия. Остаточная кислота раздражает горло, а масса поступивших писем – разум. Выходные в КММ только формальные. Бюрократия... Бесчисленное количество документации, которое, превратись оно в деньги, могло бы обеспечить тысячи планет на сотни янтарных эр вперёд. Впрочем, эти бумаги так или иначе превратятся в деньги – обретённые или потерянные.

♣ ⚂ ♠

Платиновые номера отеля «Грёзы» уютны, но пусты. Огромная комната для одного человека... Комфортно. Но одиноко. Изгнать эти пустоту и одиночество может лишь...

...раздавшийся громкий стук, рассеявший тишину номера. Авантюрин отвлекается от своего смартфона и смотрит на открывающуюся дверь.

— Ну и зачем ты позвал меня сюда? — привычно недовольный тон заполняет пространство и Авантюрин щурится лукаво.

— Поучаствовать в научной конференции. — на устах одного – ухмылка, другой кривит губы, хмурясь.

— Так как осознание собственной глупости тебе недоступно, замечу сам: подобный юмор донельзя нелеп, не может считаться ни уместным, ни комичным, а степень невежества посредством демонстрируемого тобой поведения достигает критических высот.

Авантюрин разражается хохотом. Поразительно. Рацио неистово хорош в своей заносчивости. Надменная поза – склонённая вбок голова, скрещенные на груди руки, отставленное бедро – могла бы заставить любого затихнуть, усомниться в своих суждениях и себе самом, но авгин лишь забавляется. Искрящийся ток не пугает, когда тебе уже знакомы проблемы гораздо страшнее, нежели покалывающее электричество.

— Да брось. Я посчитал, что «эксплицитно тривиальное приглашение» ты отвергнешь непременно. — вычурная фраза, позаимствованная у него самого, пожимание плечами и ехидная усмешка Авантюрина только сильнее распаляют гнев доктора.

— И именно поэтому ты?.. — возмущённое восклицание обрывается приложенным к губам указательным пальцем, вызывая ещё большее негодование и полное недоумение. Веритас хватает запястье, близкое его лицу, немного мешкает, но всё же отталкивает преграду от собственного рта. Уж сказать ему есть что, и не этому жалкому, подлому и отчасти безнадёжному человеку затыкать его, но...

— Но ведь сработало, не так ли? Как ещё я мог заставить тебя прийти так быстро?

— Это однозначно не то, что я когда-либо мечтал увидеть. Не думал, что когда-то всё же стану реципиентом этого вида гнусных сообщений, — доктор пристально всматривается в лицо владельца Опорного Камня, желая отчитать его за безрассудство и глупость прямо сейчас; пытается разглядеть хоть намёк на проявление стыда, но тщетно, — И уж точно не ожидал такого безрассудного поведения от одного из Каменных Сердец.

Суровость Рацио несомненно оправдана. Он искренне хотел бы сейчас достигнуть атараксии^{[Невозмутимость, хладнокровие, бесстрастие, безмятежность духа. Атараксия понимается эпикуреистами, скептиками и стоиками по-разному. Имхо, Рацио считает, что разделёнными эти подходы не должны восприниматься, а только в сопряжении учения скептицизма и учения эпикуреизма]} и всецело воздержаться, отстраниться от прокручивания воспоминаний об увиденном, но всё никак не может выбросить это прочь из своей головы. Словно заезженная пластинка, неустанно повторяющая одно и то же. Его сознание беспощадно поймано приманкой из осколков звёзд, на которую могла бы попасться даже сама Ороборос, и ненасытно пожирает само себя.

Хотя Веритас Рацио всегда старается держать мысли в чистоте, они неизменно запыляются частичками смятения. Исцеление ума так же важно, как и сохранение здорового тела, но в этом случае прояснять свой разум, избавляя его от страданий путём исполнения... (Доктор ни в коей мере не смеет трактовать эти вздорные побуждения, тенями мелькающие в его разуме, как внутренние желания) абсурдного наваждения, он не намерен. А потому и решения этой проблемы найти не может. Патовая ситуация.

— Жаль, я не видел выражения твоего лица. Ты, верно, потерял дар речи? Хах...

Застывший Рацио подобен статуе, с которой сошли все краски. Потуплённый куда-то взгляд, побледневшее лицо... Любому другому человеку впору было бы смутиться и прикрывать щёки с пунцовым румянцем, но только не ему.

Он всегда считал, что отсутствие желания пробуждает стремление к другим вещам, которые никоим образом не соприкасаются ни с романтикой, ни с близостью. Но теперь Веритасу Рацио странно, в полном понимании слова – «дико», замечать за своим разумом пусть и мимолётные, однако, на удивление, яркие и резкие вспышки одолевающих сознание страстей, от которых он всячески старается отмахнуться. Напрасно ли?.. Рацио не похотливый глупец, но и не застенчивый смиренник, которому пристало исключительно благонравно смущаться от вида чужого тела. И всё же, рациональности ему хватает, что даже самым непристойным мыслям он не даст воздействовать на свои действия при здравости ума. Хоть он и совершенно пропустил мимо ушей какие-либо речи и только обратил внимание на глумливое выражения лица напротив.

— Да ладно тебе, Док! Подумай сам вот о чём: когда ещё выпадет возможность отдохнуть от чудес «ме́ста, где эти самые чудеса рождаются… Ме́ста роскошных наслаждений и бесконечного праздника»? Может и от праздника нужно расслабиться и отдышаться? Как насчёт частной вечеринки? Только ты и я. Что думаешь?

Предложение сомнительное. План скверный. И если Рацио уйдёт, ничего критического не случится. Но что-то гложет и не даёт поступить согласно своим принципам... Да согласно им он и приходить то не должен был!

Он ненавидит вечеринки, считает их пустой тратой времени. Так почему бы действительно просто не уйти?.. Есть ощущение, что тогда он сдаст назад и проиграет в какой-то негласной конфронтации между ним и азартным игроком. И если тот полон азарта и интереса, то Рацио готов положить на собственную чашу весов гордость и мудрость, и, в рамках разумного, всё, что потребуется для того, чтобы его сторона превалировала.

И ведь избежать этой ситуации было вполне возможно: просто не стоило приходить. Но сколько бы ни думал, иного выхода из текущего положения дел, который позволил бы ему остаться незапятнанным, не находит.

Глубокий вздох знаменует упование на вероятное освобождение от назойливости собеседника. Если Веритас сможет на некоторое время ему подыграть, чем в итоге избавит себя от дальнейших контактов такого рода, то может это и будет стоить того.

— Так зачем всё-таки я здесь?

— Хочу поглотить с тобой само время.

Рацио вновь тяжело вздыхает и мысленно заранее извиняется перед самым толстым пособием, которое он когда-то видел в библиотеке Общества Гениев. Ещё немного, и проклятый картёжник наговорит себе на нехилый удар по лицу. Но последнему выжившему авгину вовсе не хочется ни терять лицо, полностью заслоняя всю свою серьёзность маской шута и беспечно счастливого человека с недалёким складом ума, ни как-либо его травмировать, ведь лицо, отчасти, – один из самых действенных инструментов для расположения к себе людей. Поэтому, улыбаясь, Авантюрин указывает на располагающийся рядом кофейный столик: — На Пенаконии бытует мнение, что в грёзах может произойти даже самое невероятное. Но съесть время здесь вполне возможно: символический маркетинговый приём – назвать еду Часами. «Довольно остроумно, не правда ли?» – как заявил мне господин Джей. «Какого бы диаметра не была пицца, она всегда разделена на двенадцать одинаковых частей, а также идеально подходит для вечеринки», — Авантюрин встряхивает рукой с часами – намеренно или же по чистой ироничной случайности – и, поднимая её на уровень головы, изображает жест пустой, бесконечной и надоедливой болтовни. Рацио на такую ребячливость не реагирует и никак не собирается это поддерживать. — В общем, не суть. Прошу, садись.

Авантюрин легко отталкивает левитирующие рядом элементы, по его мнению, абсолютно безвкусного чайного сервиза, и указывает на одно из кресел, призывая доктора наконец принять приглашение и всё же провести с ним время. Ведь он не просит многого. Всего-навсего один вечер. Но настроен крайне серьёзно.

И Рацио это приглашение принимает, пусть и чувствует себя относительно напряжённо и неудобно, что точно не укрывается от Авантюрина.

— Расслабь свой гениальный ум, и что ещё ты там уже сжал и напряг. Просто отключи хотя бы на сегодня.

Очередную колкость Веритас предпочитает пропустить мимо ушей и донести хоть какую-то ценную информацию до человека, которого считают его "стратегическим партнёром". Какая чушь.

— Вообще-то мозг ни одной из рас, принадлежащих к углеродным формам жизни, не может быть хотя бы частично отключен. Это возможно только у неоргаников, что доказано и фигурировало ещё в отчётах учёных Гильдии эрудитов самой ранней стадии изучения происхождения механической жизни на планете Скрюллум. Одни автоматы способны истощить свой блок питания, другие – полностью устранить колебания в своих нейронных импульсах. В любом случае, и то и то равносильно смерти.

Авантюрин едва ли ошеломлён, ведь и удивляться особенно нечему. Рацио таков, и менеджеру это прекрасно известно. Для Веритаса такое поведение не в новинку: у него на всё найдутся какие-нибудь законы, теории или гипотезы, постулаты или теоремы, случайные факты о том, о чём нормальный человек за всю жизнь мог бы ни разу не задуматься. Этот человек в любой момент может указать на чьи учения и труды он ссылается или чьи высказывания опровергает (разумеется, подкрепляя достоверными фактами), привести статистику проблематично просчитываемых явлений и просто уморить любого обывателя лекцией о его недалёкости. Веритас Рацио эксцентричен и остёр на язык, и это знает каждый, кто хоть раз с ним встречался.

От дальнейшего просвещения его разума научной тирадой Авантюрина спасает стук в дверь.

— Ты ведь говорил о «частной вечеринке».

Вопрос доктора вызывает у Авантюрина смешок. Менеджер направляется к двери и, прежде чем открыть её, подтверждает свои прошлые слова: — Всё верно, вечеринка частная. Мне лестно, что тебе так хочется побыть со мной наедине, — он выскальзывает в коридор и через оставшийся не до конца закрытым проём Рацио слышит с трудом доносящееся: — Запишите на мой счёт.

В номер вкатывается тележка с коктейлями и недоумение от неожиданного стука сменяется смятением насчёт напитков. Веритас Рацио никогда не пьёт на публике и вообще не пьёт. Причиной тому является банальное неумение.

— То есть ты решил ещё и напиться?

Авантюрин искренне не понимает, как от нескольких коктейлей можно напиться, но репутации закалённого пьяницы ему совсем не нужно. Особенно в глазах Веритаса.

— Я заказал тебе два коктейля на весь вечер. К тому же, их объём не так уж и велик. Как и в моих.

Второе согласие сегодняшнего вечера диктуется нежеланием уступать. Рацио достаточно эгоистичен и высокомерен чтобы принять поражение и уйти, поэтому лишь откидывается на спинку стула со скрещенными руками и одну из них с раскрытой ладонью возводит по внешней диагонали вверх, дескать, «Дерзай».

Авантюрин оставляет телегу рядом со столиком и раскрывает коробку, на удивление, ещё немного тёплой пиццы: – Выбирай. Право первого ломтика за гостем.

Рацио скептично осматривает содержимое коробки, но выбор делает. Он берёт часть с цифрой «два» и подносит ближе к себе. Пробовать не торопится. Доверия к пище Пенаконии не питает.

— Ты первый.

— Как скажешь, — Авантюрин вытаскивает пронумерованный единицей кусок и делает первый укус. Разумеется, прежде чем сделать заказ, он пробовал её отдельный кусочек, продающийся в ресторане «Часы», но, с оглядкой на кислый опыт с мармеладом, Авантюрин благоразумно осторожничает.

Вкус приятный и насыщенный. Практически как у обычной пиццы в столовой КММ на Пир-Пойнте. По крайней мере, это самое съедобное блюдо Пенаконии, не уходящее в экспериментальные крайности. Руки становятся очень липкими, но это, кажется, единственный недостаток. Но Авантюрин позаботился заранее об этой проблеме.

— Следует ли мне подождать около получаса и посмотреть на твоё самочувствие?

Лёгкий смех Авантюрина заполняет комнату. Взгляд Рацио несколько смягчился: вероятно он полностью принял ситуацию и даже пытается наслаждаться, потому что голос его не резок, более того, – практически нежен. И как будто бы с толикой беспокойства.

— Я думаю, что в этом нет нужды. Будь с ней что-то не так, то я бы сразу почувствовал. И меня пришлось бы откачивать гораздо раньше, — задумываясь, Авантюрин прикладывает палец к губе, — Как думаешь, какова вероятность того, что они здесь изобрели "съедобное" оружие массового поражения замедленного действия?..

Рацио фыркает и слегка посмеивается: — То есть, я должен буду сообщить, что менеджера из отдела стратегических инвестиций, владельца авантюрина хитрости и того, за кем меня отправили присматривать, убила пицца?

Раздаётся щелчок пальцами и рука, мгновение назад находящаяся около рта, оказывается направлена в сторону собеседника в указательном, схожем на "пистолет" жесте, подвешивая в пространстве неозвученное «Именно так»: — Рассчитываю на тебя в этом вопросе.

Авантюрин кажется довольно беспечным в этот момент, а вот Рацио не до смеха. Позволить умереть напарнику – хлопотное дело. Веритасу вспоминается ощущение револьвера в руке, направленного на партнёра-сигонийца. Тогда он тоже улыбался. Это была их первая встреча, на которой Рацио отчётливо уяснил, с каким помешавшимся от удачи безумцем столкнулся. Но доктор не верит в вечное везение и абсолютно уверен, что рано или поздно дар обернётся проклятием, все холостые выстрелы воздадутся сторицей, нанеся колоссальный ущерб, а единственный победитель станет абсолютным проигравшим. Авантюрин готов бросить своё тело на стол в качестве игральной кости и заглянуть в глаза самой смерти, потому что уверен, что уйдёт не только живым, а ещё и с выигрышем в довесок, однако Веритасу совершенно претит такое безрассудство.

Кивок головы в сторону тележки разрывает зрительный контакт и Рацио берёт один из одинаковых коктейлей. Он вытаскивает из бокала мягкое декоративное украшение в виде клубка пепеши и откладывает его куда подальше. Доктору кажется отвратительным, что подобная идея украшения вообще пришла кому-то в голову. Сладкий вкус напитка^{[«Прекрасный враг» – это всего лишь любовь всей жизни. Особо сладкий напиток, создаётся смешением Доктора Перчика и Умиротворяющей содовой, добавлением молока дутой козы]} перебивает горечь прошлых мыслей.

Авантюрин незначительно дует губы, берёт бокал такого же напитка и протягивает руку к середине стола, делая Веритасу очевидный негласный намёк.

Звону стекла сопутствует взаимное «За вечер!», на котором настоял Авантюрин – как тосте, так и вечере.

Размеренный ужин сопровождается разговорами о рабочих планах и задачах, на темы отвлечённые и не только. От многочисленных экранов телевизоров доносится приглушённая музыка. Над Чашей сновидений парят пузыри, а самые глубинные желания Авантюрина становятся явью. Он так долго мечтал о спокойном вечере и отдал бы многое, чтобы он не заканчивался. Он живёт в достатке. У него есть удобная одежда, свободный доступ к хорошей еде. Угроз для его жизни значительно больше, но и он стал сильнее. Он вырос, он обрёл власть, добился её собственными действиями и словами. Удача на его стороне, и, кажется, он способен на всё что угодно.

Авантюрин встаёт из-за стола и подходит ближе к камину. Он крутит в руке почти опустевший бокал «Станции свободы» и в его голове мысли проносятся по магистралям, уходящим в противоположные стороны. Одна ведёт в вожделенное будущее, другая – в неизбывные воспоминания.

Он вспоминает Сигонию-IV и во рту становится сухо. Освежающий напиток действует как-то не так. Это не нежная ностальгия или бодрящее былое. Горькое прошлое накатывает песчаными волнами, образуя барханную гряду печали и сожалений. Мёртвая пустыня была землёй непреходящих страданий, но это был его дом. И, живи они в Ложе Матери, это бы ничего не изменило, ведь даже в ней происходили природные катаклизмы, были неблагоприятные условия обитания и оказывались катика^{[С сигонийского – шкуродёр]}. Земли Ока Бури безжалостны к слабым, и он хотел бы владеть хоть каплей силы и власти, которые имеет сейчас...

Временами ему становится настолько горестно, что невозможно выносить. Он начинает ненавидеть свой дом. Ненавидеть бескрайние пустоши. Ненавидеть Фэньгэ Биёс... Как могла Матерь... Треокая Гаятра допустить такой исход? Ведь они истово верили в свою богиню и обращали к ней молитвы. Разве его семья заслуживала того, что с ними случилось? Разве он сам, маленький Какавача, – дитя, названное в честь ночи возрождения Матери – заслужил такую долю?

В чём смысл бога, чьим благословением является смерть, встреченная под дождём – "милостью Треокой Гаятры"?

Его удача дарована богиней? Он не согласен. Какавача предпочёл бы разделить это везение со своими сестрёнкой, мамой и папой или лишиться его вовсе, и умереть вместе с ними. Но Авантюрин больше не ребёнок и понимает, что это было бы глупо. Он помнит об их жертве ради него и ни за что не позволит ей быть бессмысленной. Хотя порой так хочется попасть к ним...

Движение рядом с собой выводит из задумчивости, а едва задетое плечо простреливает контрастом и оно становится точкой соприкосновения напряжённого сознания и расслабленного тела.

— Ты долго молчишь.

— ...

— Непохоже на тебя.

— И правда, — Авантюрин немного поворачивает голову и облизывает пересохшие губы, — Возможно гармония вечера поработила меня и запретила говорить.

«Отражение истины» отдаёт в горле своей крепостью и горечью. Оно сулит обретение целого мира. Являются ли желания Рацио истинными? Или это просто бред захмелевшего разума? Ведь Рацио так ратует за поиски этой самой истины, но теперь желает всячески её скрыть. Но одного взгляда на напарника достаточно для того, чтобы утратить рассудок и способность к сопротивлению глубинным желаниям.

— И многим ты отправляешь приглашения со своим голым телом?

— Мм... Нет. Совершенно точно нет. Абсолютно.

Вдох. Выдох. Веритас старается нормализовать дыхание и вести себя как можно непринужденнее.

— Не многим?

— Никому.

— Но ведь вероятность этого утверждения уже отрицательна и оно совершенно не может быть верным.

— Порой, доктор Веритас Рацио, ты – самый глупый человек во всей вселенной.

Отдел стратегических инвестиций всегда строит долгосрочные планы. Их инвестиции никогда не ограничиваются краткосрочной прибылью. Но в этом деле Авантюрин был бы рад и единому мгновению. Нет смысла загадывать наперёд, если заведомо известно, что ничего не выйдет. Авантюрин привык подмечать детали. Они могут позволить найти рычаги давления и обернуть ситуацию в его пользу, или спасти ему жизнь. Он по праву рождения наделён исключительным приятным обаянием, приятной внешностью и пронзительным взглядом, но добиться расположения Веритаса Рацио слишком проблематично и он готов опустить руки. Успех здесь и сейчас был бы схож с тем, как если ставить лишь одну фишку и выиграть целую планету. Забавно, что даже здесь, нет... Особенно здесь, не поможет ни управление, ни планирование, ни стратегирование. В конечном счёте всё в его жизни сводится к удаче. И большая удача сделала бы его счастливым, но вот реальность?.. Она так несправедлива. Ничьей сути не изменить, времени вспять не обернуть и счастья не получить. Но что насчёт грёз?..

Рацио действительно не понимает его слов. Как не понимает и своего необъяснимого влечения к Авантюрину. Почему его так задела та фотография? Почему сейчас он находится на грани от того, чтобы пропасть в пучине медовых глаз?.. Кажется он действительно утратил себя, потому что не понимает собственных побуждений. Он сам не заметил, в какой момент его рука коснулась предплечья Авантюрина.

Менеджер смеряет взглядом хватку на собственной руке и поворачивается.

— Ну давай, придумай что-нибудь невероятно умное, что сможет не только доказать твоё превосходство, но и доказать мою тупость, — свободная рука поднимается на уровень лиц (насколько это возможно при их разнице в росте) в останавливающем взмахе, — Хотя постой. Ты бы придумал словечко более броское. «Скудоумие»? Я и сам знаю, насколько ничтожен. Нет нужды повторять это каждый...

Обе руки схвачены и движения скованы. Требуется некоторое время на понимание произошедшего. Расстояние между менеджером одного из отделов КММ и их научным представителем сокращено до минимума. Служебные связи приобретают новый, совершенно отличный от прошлого характер. Глаза Рацио плотно закрыты, а губы распахнуты и накрывают собой другие. Авантюрин пребывает в замешательстве от неожиданности и только. Он совершенно точно доволен происходящим, но пока что пытается это переварить.

Рацио медленно отстраняется, пытаясь оттянуть как можно больше времени, вот только на что? Чтобы соприкосновение губ длилось дольше или чтобы он смог придумать себе хоть сколько-нибудь достойное оправдание?

Авантюрин произносит едва слышное, хриплое «Вау» и прочищает горло. Больше слов не находит – боится спугнуть. Проглатывает все порождённые волнением шутки и молчаливо ждёт реакции или дальнейших действий.

Основательно удивляться собственным поступкам и мыслям не получается. Сегодня это уже кажется таким привычным. Веритас не узнаёт себя, готового поддаться чужим принципам. Пусть это риск, профессиональный и личный, – доктор Рацио полагает, что вполне способен хотя бы раз выдвинуть все фишки и вдоволь упиться шампанским. Конечно риск сгинуть велик, но пойти ва-банк кажется ему такой заманчивой авантюрой. Рацио медленно наступает на Авантюрина, оттесняя его к дивану отвратительного оранжевого цвета, вынуждает сесть в окружение мягких подушек и нависает сверху, уперевшись руками по обе стороны от плеч авгина.

Ограничение свободы Авантюрин чувствует, но оно его совершенно не заботит. Он всецело сосредоточен на хаотичном блуждании взглядом от выразительных глаз до ещё более выразительного выреза на одежде в области груди, практически утыкающегося ему в лицо. Он очень хочет прочесть намерения Веритаса, пусть они и кажутся кристально ясными, но Авантюрин совсем не представляет чего можно ожидать от такого Рацио.

Прикосновение к щеке для Рацио владеет странным смыслом, кажется двояким. Он не понимает его истинной цели: образумить и оттолкнуть или наоборот притянуть ближе, заверив в абсолютном согласии. Но мгновение или вечность спустя Веритас чувствует давление на собственную шею, принуждающее наклониться, велящее подчиниться чужой воле.

Повторный поцелуй даёт определённый ответ, не требующий дальнейших объяснений. Желание обоюдно, и оба это понимают. Напор становится сильнее и единение губ полнится небывалой ранее страстью. Ощущения не обострены до предела, но чувствуются практически каждой клеточкой расслабленного алкоголем тела. Решительные касания губ сменяются нежными покусываниями и редкими мазками языка. Колено Рацио упирается в диван, а руки находят своё место на бархатных щеках. Авантюрин зарывается пальцами в удивительные фиолетовые волосы, которые кажутся мягче, чем его собственные. Поцелуй необуздан и прерывист, даёт возможность дышать.

Ноги Авантюрина сводятся ближе, зажимая между собой Веритаса, чьё колено так и норовит проскользить дальше. Рацио отрывается от Авантюрина и сжимает зубы; обхватывает верхнюю часть его бедра и тянет на себя. Неловкое столкновение рук при изменении их положения смущает сильнее, чем сплетённые немногим ранее языки. Авантюрин проводит по рельефным мышцам рук и чувствует как нечто столь же крепкое затягивается внизу живота.

Украшение с головы в виде золотой оливковой ветви отбрасывается Веритасом в сторону, и он готов вступить на поле битвы, бросая вызов этому игроку и самому себе. Рацио припадает к шее Авантюрина, от которой раздаётся манящий аромат стойких духов. Разгорячённое дыхание доносится до обнажённой кожи и вызывает дрожь по телу Авантюрина. Губы касаются пульсирующей вены и чувствуют совсем не редкий пульс. Языком, едва касаясь, Рацио проводит дорожку до уха и кончиком носа утыкается в висок, вдыхая запах золотых волос. И запах этот кажется поистине драгоценным.

Гулкое дыхание Авантюрина не проходит мимо слуха доктора: ловятся каждый вдох и выдох, резонируют со стуком сейчас совсем не рационального сердца. Рука Рацио поднимется выше, смещается к центру тела напарника, который сегодня плотно застрял в его голове и стал центром пересечения всех мыслей. Ткань под рукой натянута, мышцы тел напряжены, атмосфера накалена до предела. Жар от камина не может сравниться с пылающим чувством желания.

Авантюрин накрывает руку Рацио своей и намеренно оказывает давление, задаёт направление. Он замечает признаки проявления Веритасом смущения, но первым ничего останавливать не собирается. Если светилу науки будет не угодно то, чем они сейчас занимаются, то в своём лексиконе он точно найдёт слова, чтобы это выразить. Однако Веритас об этом кажется и не думает вовсе. Он просто вынимает руку и расстёгивает мешающий жилет, а после тянется к молнии брюк. Авантюрин сглатывает накопившуюся слюну – честное слово, он забыл как дышать – и быстро засовывает руку в карман, но сразу же вынимает, а другой хватается за рубашку Веритаса.

— Я не присылал тебе сомнительных фотографий. И не давал никаких обещаний и гарантий. Отпусти.

Изумлённо уставившись, Авантюрин выполняет... Просьбу?.. Требование. Напористый Веритас чертовски заводит, Авантюрин даже представить не мог – насколько. Странное чувство возникает где-то внутри: он бы никому и ни за что не подчинился, но Веритасу... Проклятие. Он бы мог дать слабину перед Рацио и отдать себя его власти.

Брюки спускаются до голеней и возникает некое чувство уязвимости. Предстать таким перед Рацио вживую... Смущающе, но завораживающе. Но стоит только Авантюрину подумать о следующих действиях, Веритас, с присущей ему прагматичностью, отнимает возможность контроля событий: хватает в отдалении подушку, оказавшуюся не у дел, и кладёт её на пол к ногам Авантюрина. Авантюрину хочется рассмеяться от внезапного проявления сущности Рацио; так сильно это "по-веритасовски". Рацио всегда действует прежде всего во благо себе, а уж после, но немаловажнее, просвещением предоставляет путь к благу в перспективе другим.

Нижнее бельё опускается следом за брюками. Веритас – опускается на колени. Он дотрагивается руками к бёдрам, талии, останавливается где-то между. Пальцами проводит по выпирающим косточкам. Ногтей сверху касается рубашка, которую Веритас бы мог задрать и рассмотреть всё, потрогать, может и не только пальцами, но этого он себе не позволяет. Границу дозволенного и вообще того, на что он думал способен, сегодня он пересёк с большим отрывом, и пересечёт ещё, но это расстояние хочет сократить до возможного минимума.

Расстояние сокращается и между ртом Веритаса и талией Авантюрина. Поцелуй в бок вызывает невозможную дрожь. От внезапного, настолько интимного прикосновения, кожа покрывается следами возбуждения, а член подрагивает в нетерпении. Рацио замечает эту реакцию и накрывает рукой половой орган, обхватывая основание. Движения медленные, неторопливые. Скольжения не выходит: кожа мягкая, нежная, тянущаяся в след за рукой, только бы прикосновение не исчезало.

— А... Твой настолько сосредоточенный взгляд немного озадачивает...

Рацио поднимает голову, чтобы посмотреть на Авантюрина, но прямого контакта с глазами авгина не находит. Авантюрин повернулся и смотрел в сторону, почёсывал шею, но опасался встретить неблагоприятную эмоцию на лице доктора или вовсе наткнуться на гипсовую голову.

Тишина полнится молчанием. Рацио делает вдох – последний шаг ознакомительной подготовки – и к этому исследованию он готов приступить. Неспешный и лёгкий поцелуй головки – определение объекта и предмета исследования. Лёгкое движение кончиком языка заставляет Авантюрина дрогнуть снова. Рацио кропотливо изучает каждую мелочь. Вкус странный, но не противный. Рацио пытается предугадать, какие цели и задачи ему нужно поставить и решить, но единственное к чему приходит: простые движения вверх и вниз с изредка переменной скоростью. Именно это он и начинает реализовывать.

Рот приоткрывается пошире и обхватывает головку. Губы смыкаются, а крайняя кожа начинает всасываться Веритасом глубже. И сам член от движения входит глубже, практически наполовину. Рацио сложно взять больше. Он немного приподнимается, берётся за ноги Авантюрина чуть ниже бёдер и начинает двигаться чаще. Опускать и поднимать голову не слишком удобно, и Рацио слегка меняет тактику, начиная приподниматься всем телом. Авантюрину это кажется несколько забавным, но не до того, чтобы посмеиваться. От волнения у него пульсирует, кажется, всё, что может и не может. Но должного возбуждения и ощущений он не получает.

— Скажи честно, ты изучал научную литературу вопроса?

Движения Рацио останавливаются. Притуплённое сознание пытается уловить суть выраженной мысли, но ответа не находит. Опухшие губы отнимаются от члена и смыкаются в тонкую линию, челюсти сжимаются в недовольстве; прищуренные глаза, изогнувшиеся брови, насупленный нос – всё свидетельствует о замешательстве. Теперь Веритас пристально смотрит в глаза, о, эти ужасные глаза, каждый раз сводящие его с ума. Он видел их разными: печальными, преисполненными коварством или озорством, абсолютно расчётливыми. Но каждый раз так завораживающе: до застывания тела, до замирания сердца.

— Извини?.. — Рацио не понимает, с чем связан такой внезапный вопрос, — Что ты имеешь в ви..

Авантюрин торопливо объясняет: — Ты делаешь это будто по методичке, очень сухо и... статично? Хах... Да, наверно так и есть. — Ему несомненно приятно, что невозмутимый и строгий Веритас решился на нечто подобное, и даже по собственной инициативе, надо заметить, но абсолютное отсутствие чувственных касаний или поцелуев после окончания прелюдии удручает. И не то чтобы он хотел жаловаться и требовать чего-то большего, но нетерпение, порождённое продолжительным желанием и усугублённое выпитым коктейлем, развязывало язык не хуже острой, щекочущей темы в споре с любым оппонентом, являющимся открытым неприятелем и не подлежащим к заключению договорённости о сотрудничестве.

Авантюрин отнюдь не желает насмехаться или провоцировать, опасается спугнуть, но, всё ещё чувствуя руку, сжимающую основание его члена, и видя совершенно серьёзный и сосредоточенный взгляд немного успокаивается, и мысли о том, что он ляпнул что-то не то постепенно отступают.

Долгое молчание сродни приговору. Сам Рацио не решается что-нибудь сказать. Естественно он не считал, что в этом деле ему равных нет и он невероятный гений, но и не ожидал, что всё так плачевно...

Признать, что он видел когда-то нечто подобное в разных книгах? Нелепо. И в корне противоречит истине. Он конечно знал, что есть источники содержащие и такую информацию, иногда случайно натыкался, но сразу пролистывал или откладывал, но даже не думал ими интересоваться, считая такие вещи абсолютно глупыми и невежественными. Теперь же сам почувствовал себя непросвещённым невежей. Признать, что опытом не обладает и на самом деле понятия не имеет как должна происходить близость? Никогда такого в слух не произнесёт.

Он и так уже чувствует себя негласным проигравшим от собственных действий и решений. Всё пошло не так, как только ему на смартфон пришло то злосчастное сообщение. Не открывать и не читать. Не приходить. Уйти сразу же. Отказаться пить. Не прикасаться. Было столько вариантов, которые он проглядел неизвестно как. Признать, что сам хотел этого и не мог думать ни о чём другом?.. Что помешает ему остановиться и уйти хоть сейчас? Стоит только отступить и не доводить дело до конца, а затем больше никогда об этом не вспоминать.

Но неизвестное желание саботирует здравый смысл. Рацио не отдаёт отчёта ни своим мыслям, ни действиям. Хорошо, что ещё способен контролировать хотя бы свою речь. Теперь ему точно лучше придержать язык за зубами, а зубы за губами, чтобы не нанести травм обхватываемому ртом половому органу. Хотя этому очаровательному дураку он был бы не прочь провести внеплановое удаление, чтобы впредь более неповадно было отправлять фото неподобающего характера и занимать собой полностью все мысли Рацио.

— Тогда веди сам. — совершенно исчерпывающее решение.

Авантюрин касается щеки Веритаса, ведёт большим пальцем по скуле, опускается к губам и задерживает палец на нижней, немного оттягивая её вниз. За руку приподнимает Веритаса на себя и целует. Касанием губ. Поцелуем с напором. Изучающим языком.

Стоит только губам разомкнуться: — Хочешь поменяться?

Чёткое «Нет» служит ответом.

— Хорошо, я понял.

Нарастающая удача Авантюрина сегодня выиграла джекпот. Менеджер до сих пор не может поверить, что он не в бреду и всё это не ошибка помутнённого сознания. Такой всегда правильный, педантичный, серьёзный человек сейчас стоит перед ним на коленях? Шутка какая-то? Где спрятаны камеры?

Рацио правильный до мозга костей. Живёт по строгому расписанию, хоть и более чем способен адаптироваться и подстроиться под изменения. Он чистоплотен, всегда ухожен. Следует своим принципам и поступает по правилам. Расскладывает всё по полочкам – как в доме, так и в уме. Он даже ел кусочки пиццы исключительно с чётными номерами. Авантюрин хочет привнести в его жизнь толику хаоса.

Движения Веритаса возобновляются, и рука Авантюрина ложится на затылок. Сперва пальцы накручивают на себя пряди волос, вытекающие сквозь них словно потоки мемории. Рацио целует, облизывает, посасывает. Авантюрин его направляет и чувствует себя чудесно. Поцелуи расходятся по внутренним сторонам бёдер, открытой части торса, лобку и даже пальцам свободной руки авгина.

— Ох, Доктор… — протяжно вздыхает Авантюрин и накрывает пальцами собственные веки, — Должен признаться честно: чувствую… занятное головокружение… Хах... И отнюдь не из-за воздействия мемории или алкоголя.

Веритасу сложно поверить в услышанное. Он же так и надеялся списать всё на действие странных коктейлей, привкус которых всё ещё оставался во рту, не перебитый вкусом Авантюрина.

Охота Рацио ищет воплощения в совершенно непредсказуемом направлении: в жажде увидеть что-то необычное на лице Авантюрина. Теперь он уязвим и Рацио может выиграть первенство. Нельзя позволить себе упустить момент слабости оппонента – в этом Веритас уверен. Его цель намечена и он сделает всё, чтобы победить. Не нужно быть гением, чтобы понимать за кем преимущество. Взгляд Рацио цепляется за подрагивающее чужое запястье. Нервничает или наслаждается? Рацио уверен, он знает, что не верно ни то, ни другое.

Драгоценные камни по природе прочны. Однако Авантюрину требуются немалые усилия, чтобы не рассыпаться прямо сейчас на части. Сохранить в норме сознание не выходит, не дать чему-то странному проступить на лице при разрядке – ещё сложнее. Он сыт, он не обделён средствами, он в безопасности, должно быть? Но он в чертовской опасности прямо сейчас. Чувствуя руки на своих оголённых бёдрах, тепло, разливающееся внутри живота, и умопомрачительное ощущение собственного члена в чужом горле, Авантюрин готов дать обет, заключить пари, оформить договор... Чёрт, да что угодно! Только бы удалось оставить самообладание прочным. Ясность сознания держится в шаге от конца – на одной зажатой в пальцах фишке – но, если в любви как в казино, то насколько большую ему нужно сделать ставку? Жаль, что этого не хватит в любом случае. Авантюрину точно известно, что в отношении Рацио это не сработает. Сколько бы он ни поставил – обречён на провал, даже при всей своей удаче. Единственная ставка, которая может сработать – его собственная жизнь. Так, что плохого в том, чтобы рискнуть и ей? Быть может, драгоценные камни прекрасны даже когда разбиты...

Сохранение Авантюрина противится, ставит щиты, возводит барьеры. Он не должен окончить плачевно.

Раскрыта последняя карта: удивление, растерянность, смущение, наслаждение... Внутри Авантюрина вертится рулетка из чувств. Все фишки поставлены. Игра ва-банк для него – обычное дело. Поставить на кон всё на один цвет, на один исход, и будь что будет. На лице желают проскользнуть тысячи эмоций. Лик Рацио, напротив, по обыкновению беспристрастен. И как его голова ещё всё-таки не сделалась гипсовой?.. Возможно так бы и было, если бы не лёгкий, едва уловимый, розоватый румянец на щеках.

Мнимость заполняет тело, сливается с такой же силой и Авантюрин чувствует подступающий конец. Он судорожно дышит, цепляется за края подушек, поддаётся навстречу Веритасу. Он щедр. И жаден. Ненасытен.

Авантюрин резко отстраняет Веритаса, но этого всё-таки недостаточно. Уйти не запятнанным у Рацио уже не выйдет. Авантюрин тяжело дышит и сильнее откидывается на спинку дивана. — Пенакония – это поистине Земля Грёз.

Что было во сне – во сне и остаётся.