Теперь у Фремине не было ничего из того, что он мог бы назвать «своим». Теперь водолаз точно понимал: комната никогда не была личной. У него не было своей зоны комфорта, не было и собственных границ. Юноша всегда позволял Лини быть ближе, чем было необходимо. Всегда и сам подросток тревожил фокусника. Младшему воспитаннику казалось, что все так и должно быть. Старший брат разрешал себе многое, позволял делать куда больше положенного. С недавнего времени Фремине понял: ничего и никогда не было правильным по отношению к иллюзионисту. Дайвер более не мог связывать свою судьбу с близнецами. Что бы не случилось, Линетт всегда выберет Лини, даже если тот поступит не по справедливости. Отныне было страшно жить рядом со старшим братом. О доверии больше не могло идти и речи. Фремине старался не пересекаться с фокусником, но, по некоторым причинам, иногда это было необходимо. Дверь в свою комнату он преграждал не только хлипким стулом, но и тумбой, реже — комодом. Но ночью так поступить он не мог. Госпожа Арлекино несколько раз наведывалась к нему после возвращения, но и сам Лини с недавнего времени не брезговал заниматься подобным, все больше и больше напоминая Отца. Юноша не верил в отговорку о беспокойстве по поводу психического заболевания, не мог верить. Единственной отдушиной в его жизни стали встречи с Ризли.

      У них двоих было множество свиданий после выяснения статуса отношений. По ночам, не регулярно, они гуляли вместе по всему Фонтейну, вновь отправлялись в уже изученные места; побывали и там, где еще не были. Они прогулялись по Мемориальному парку Мари-Анн, любовались красотой Элинаса, вновь ближе рассмотрели Руины форта Харибда. Фремине много рассказывал о море, потайных ходах в руинах, пещерах. С Герцогом собирали много различных диковин на память: ракушки, темнозвездники, ламповые колокольчики, лилии озерного света. Юноша пребывал в полном восторге, был вне себя от радости свиданий. Мужчина был мил и обходителен по отношению к нему. Частые комплименты — пунцовость щек, подарки друг для друга — разлитая нежность, касания — небывалый экстаз. Подростку нравился их конфетно-букетный период, даже если иногда проступала тревога.

      — Фремине, ты больше не ощущал изменения в воде, как тогда, когда твоя рука почувствовала боль?

      Юноша все чаще и чаще слышал от Ризли подобные вопросы относительно моря Фонтейна. Это было подозрительно и необычно, будто вода действительно изменилась.

      — Фремине, что ты будешь делать, если твоя «семья» узнает обо всем?

      Водолаз не мог ответить на такой вопрос; у него не было представлений о дальнейшем существовании вовсе. И так продолжаться больше не могло.

      — Фремине, ты был бы рад убежать навсегда из особняка «Буфф д’эте»? Больше не видеть ни Слугу, ни других?

      — Конечно! — выпалил однажды, не раздумывая, подросток.

      Юношу больше ничего не держало. В фантазиях он и так давно не с Фатуи, но реальность была куда суровее. Госпожа Арлекино не позволит милым детям оставаться без присмотра взрослых. Не позволит и свободно дышать без разрешения. А разрешения никогда нельзя спрашивать. Его не было. Вот и будущго у дайвера иного не существовало. Что до близнецов…

      Такого предательства от Лини он не ожидал, такого мерзкого поступка не мог даже представить. Фремине больше не мог звать фокусника братом; даже иллюзионист в нем видел не семью, а, по всей видимости, близкого с «особыми привилегиями», проще говоря, любовника, с которым можно удовлетворить все свои извращенные фантазии. Это же так удобно: близко живущие, имеющие очень тесный контакт и, конечно, без права выбора. Лини прекрасно знал, что младший никуда не сможет убежать. В тот момент, когда Фремине согласился, на лице Ризли виднелась неописуемая радость, искреннее счастье. Будто другого ответа мужчина и не ждал.

      Герцог был немного странным и подозрительным. С первого взгляда это не заметишь, но с течением времени при длительном общении начинаешь подмечать некоторые особенности. Ризли мог резко менять темы в разговоре, будто недоговаривает, замалчивает определенные вещи. В особенности это касалось прежней жизни, до заключения под стражу. Фремине полагал, что мужчине из-за тюремного быта свойственно вести себя подобным образом. Любую сказанную информацию можно использовать против тебя, потому что в крепости «Меропид» существует негласное правило этого заведения: либо ты, либо тебя. Только у сильнейших есть право быть выше остальных. По всей видимости, такой стиль общения был приобретенным из-за условий пребывания. А может, Ризли просто не хотел вспоминать о содеянном. Подросток считал эти замалчивания несправедливыми по отношению к нему, но и заставлять говорить он не мог. Но, все же, управляющий крепостью продолжал любить его, Фремине, несмотря ни на что.

      Подросток собирался на очередное свидание. Они условились встретиться на окраине Кур-де-Фонтейна, дне Салосского морского плато. Юноша все больше и больше замечал за собой, как подолгу он начинал рассматривать отражение в зеркале, как тщательно подбирает одежду, как лежат его волосы и увлажнены ли губы. Фремине стремился быть идеалом в собственных глазах, старался стать максимально презентабельным для мужчины.

      Водолаз, улыбаясь, выдвинулся в путь к месту встречи. Он решил, что в эту ночь они могут просто поплавать в глубинах вод, наслаждаясь обществом друг друга. Вместе с Герцогом подросток может покормить пухленей, поиграть с выдрами или даже напугать бронекрабов. План проведения этой встречи состоял только из одного и главного пункта: наслаждаться такой жизнью.

      Салосское морское плато отличалось от остальных подводных пейзажей своей обширностью территории. Здесь было умиротворенно и спокойно. Фремине искренне любил это место; в нем росло множество его любимых цветов. Может, благодаря умеренным подводным течениям или атмосфере, но плато ощущалось как нечто безмятежное, безопасное, убаюкивающее. Именно здесь находилась добротная часть подводной живности. Существа резвились то тут, то там, но, несмотря на благоприятное состояние в плато, оно усыпано патрулирующими меками. Юноше и мужчине не представляло никакого труда, не сговариваясь, понять, что встретиться именно в обусловленном месте нужно будет поздно, ведь именно в темное время суток патрульные механизмы было видно лучше всего.

      Объятие — их приветствие, поцелуй — прощание. Это уже успело стать небольшой традицией в их нестандартных отношениях, и от нее у юноши голова шла кругом. Такой язык тела стал обыденностью, который мог выразить куда больше чувств, чем слова. Нынешняя встреча началась так же, как и предыдущая.

      — Фремине, ты не против ненадолго остановиться в обсерватории под оперным театром «Эпиклез»? Мне понадобится время для небольшого презента, после чего можем прогуляться там, где хочешь.

      Подросток не может не согласится — он заинтригован. Ризли ведет его за собой. По пути на место им встречаются разного рода обрушения. Иронично, здесь, в гидро регионе, смена рельефа сопровождалась сменой архонта. Быть может, в будущем, через сотню-другую веков, Фонтейн вновь изменится до неузнаваемости. Герцог поравнялся с юношей, чтобы снова продолжить вести диалог:

      — Мне интересно, ты же понимаешь, что такому, как я, хочется… куда большего в отношениях?

      — Да, конечно.

      Дайвер долго не раздумывал, отношения же нужны для того, чтобы в конечном итоге видеть в партнерстве семью. Вот и парень решил, что Герцог был того же мнения. Правда, для такого нужно куда больше времени, проведенного в отношениях, чем у них было. Казалось, что темп развития был слишком быстрым. Юноше часто хотелось замедлиться; все происходящее будто проходило мимо него, он не успевал уследить за движением жизни. Подросток хотел замедлится, ведь в противном случае мог что-то упустить — что-то очень важное.

      Ризли целовался, по мнению Фремине, чересчур «страстно». Если не попросить Герцога быть нежнее, медленнее, чувственнее, то он и не станет как-то иначе. Несмотря на все, что между ними было, объятия — единственные касания, которые можно было назвать теплыми; все остальное являлось горячим, тем самым «страстным». И даже сейчас, мужчину было не остановить. Управляющий крепостью, по всей видимости, был из числа тех людей, кто сильно голодал по физическому взаимодействию. Фремине немного больно, когда его ягодицы сминают слишком сильно, неприятно, когда Ризли мог зацеловать его шею до синяков, что приходилось позже гримировать с помощью ворованной ненадолго косметики Линетт и Лини. Подростку немного неясно, почему Герцог, что слишком увлекался процессом, начинает обращать на него внимание только тогда, когда юноша прибегает к откровенному избиению тела мужчины, в частности, рук и спины. Парень хотел помочь Ризли выражать любовь по-другому, говорить, не стесняясь, и доверять. Но осознавал, что и сам ничего не мог, не умел.

      Фремине любил Герцога с его недостатками, принимал такого, каким он и является. Подросток надеялся, что в отношениях с ним мужчина будет понемногу меняться. Юноше не терпелось узнать о прошлом управляющего, о провинности, узнать все в подробностях. Тем времнем они приплыли в обсерваторию, что под «Эпиклез». Здесь также присутствовал граммофон, стол со стульями, большое количество стеллажей и шкафов с различными записями, как и в том месте, в Элтонской впадине. Здесь была и мягкая скамья.

      — Фремине, я ненадолго тебя оставлю; мне нужно уйти и подготовить подарок. Подождешь? Я совсем быстро.

      И подросток совсем не против подождать. Ризли уходит, а юноша остается наедине с собой и со своими мыслями. Он не спеша включает музыку, чтобы скрасить свое времяпровождение. Начинает осматриваться. На полках стеллажей множество папок, книг и небрежно расфасованы рукописи. Фремине обратил свое внимание на одну из нескольких красных папок, что находились среди серой массы других, и достал ее, чтобы изучить более детально. Прокашлялся из-за поднявшегося давно не протираемого слоя пыли. Наименование с номером дела, явно намекает о своем происхождении. Вещица хранила в себе материалы об одном из рассмотренных когда-то в Фонтейне криминальных дел. Подросток, чтобы подтвердить свои домыслы, просмотрел внимательнее и другие папки, и понял, что с мыслями не промахнулся. Обсерватория являлась своего рода архивом судейских рассмотрений преступлений.

      Вернувшись к толстой красной папке, что сейчас находилась у юноши в руках, Фремине прошел к скамье, чтобы почитать все в удобстве.

      В ней повествуется о расследовании по делу о череде серийных убийств людей; большая часть жертв входила в состав секты, идеология которой была выстроена вокруг главного пророчества региона. Фремине обратил свое внимание на дату рассматриваемого дела. В истории гидро региона нечасто происходят такие преступления — из ряда вон выходящие. Это все происходило в очень юном возрасте Фремине, где-то, когда ему было лет пять, вроде. Юноша действительно не мог запомнить нечто подобное. И парень начал читать.

      По описаниям криминалистов при составлении психологического портрета маньяка, тот являлся действительно психопатом в полном объеме описания термина, и конечно, была отмечена умалишенность. Каждое преступление совершалось на идеологической почве, что впоследствии было выяснено. Убийца сам являлся членом запрещенной религиозной общины. И по всей видимости, сильно потрясенный мозг не выдержал идейной обработки.

      Фремине перевернул страницу. Убийства совершались хаотичным образом: жандармы могли установить причастность трупа к серийнику в одну из ночей, на протяжении недели стало быть находить больше жертв, а после — затишье длинною в месяц, затем все по новой. Общее число убитых в течении расследуемого дела — тридцать четыре, признанных подсудимым всего десять, но доказано двадцать семь. Фремине с ужасом вглядывался в цифры и не верил своим глазам, но все-таки перевернул страницу. Расписано было все: как искали преступника, чем руководствовались, как выявляли характер серийности и причастность к одному маньяку, заключения судебно-медецинских экспертов, полные описания мест преступлений и физических расправ.

      Фремине перевернул страницу вновь. Маньяк с крайней степенью жестокости и зверства. Убивал стариков, женщин и даже детей. Все сопровождалось фотографиями. Подростку не впервой видеть мертвых, но труп изуродованного младенца, которого вытащили из утробы убитой лежащей рядом женщины навсегда теперь останется в памяти юноши.

      Фремине подташнивало и он перевернул страницу. Большая часть жертв, как было описано ранее, имели членство в секте. Жандармы сильно заинтересовались религиозной общиной, но люди отказывались давать показания, покрывая тем самым маньяка и ссылались на праведность поступков преступника. В дальнейшем каждый, кто знал о злодеяниях убийцы, был приговорен к заключению под стражу с сроком от пяти до пятнадцати лет, согласно законодательству региона. Сама организация часто меняла места пребывания, усложняя поиск убийцы.

      Фремине опять перевернул страницу. Сотрудники проникли в секту под прикрытием.

      Фремине перевернул еще одну страницу. В одну из ночей зафиксировали резню в общине, что впоследствии будет охарактеризован как «инцедент». Жертвы добровольно сдавались своему убийце, чтобы «спастись», под предлогом искупления грехов предыдущего архонта.

      Фремине перевернул страницу, еще одну, вторую.

      "…признан невменяемым, особо опасным, неспособным к реабилитации…"

      "…Оратрис Мекханик Д’анализ Кардиналь признала виновным и назначила наказание в виде пожизненного лишения свободы в Крепость "Меропид"…

      Фремине вернулся к предыдущей странице; та приклеилась к этой, которую он читает. Там была фотография и данные убийцы. Подросток перестал чувствовать свое тело — оно будто окаменело, — холодный пот стекал с лица, а руки затряслись.

      С фотографии на него смотрел мальчик-подросток.

      «Ризли»

      Его начало тошнить. И все встало на свои места. Нашлось объяснение и для странных вопросов, и для поведения, недоверия, умалчивания. Фремине забылся, с кем именно он общается, с кем именно встречается. С преступником, заключенным в крепость «Меропид». Фремине показал выход из тюрьмы маньяку.

      Из-за мыслей, музыки, юноша не заметил, как позади него стояло это.

      — Фремине, держи! Это тебе! Ты упоминал, что любишь их.

      Дайвер медленно обернулся, чтобы увидеть Герцога с букетом свежесорванных цветов ромаринов. На лице Ризли была теплая и нежная улыбка, но вскоре эмоции сменились. Оно заметило в руках подростка то, что не должен был узнать младший. Улыбка исчезла с лица мужчины, глаза расширились и взгляд стал пугающе пустым. Фремине почувствовал тот самый животный ужас, как тот, что испытал в той комнате, наедине с Отцом. Дайвер ничего не мог предпринять — его сковывал страх. Оно медленно наступало. Оно остановилось перед ним. Букет давно выпал из рук. Оно не говорило ничего.

      Последнее, что заметил Фремине — замах кулака. Последнее, что почувствовал юноша — боль. Его ударили.

***

      Линетт всегда беспокоилась о своих братьях, наблюдала за их взаимодействиями со стороны. Фремине был первым ребенком, с которым близнецы подружились. Конечно, ее старший брат сильно привязался к младшему. Но, чем взрослее они становились, тем страшнее становилось за чувства фокусника. Линетт не смогла вовремя уследить, как привязанность Лини к младшему стала одержимостью. Девушка подозревала нездоровый интерес фокусника к этому несчастному ребенку, но думала, что иллюзионист вырастет и сам поймет проблемность своих чувств. Старший брат сначала мечтал о помощи Фремине и его содействии в шоу, после хотел, чтобы водолаз сам был вторым ассистентом в выступлениях, позже желал подготовить серию номеров и опасных трюков, в которых младший мог бы стать главным гвоздем программы. Линетт в первое время была не против, но Лини не останавливался и продолжал развращать собственное сознание.

      Став старше, фокусник мечтал об уединении с Фремине. Линетт пришла к этому выводу, хотя не была уверена в своей правоте, когда видела пассий брата, с которыми он оставался наедине. Все, как на подбор: невысокие, с маленькой грудью, со стрижкой градуированного каре и обязательно блондинистые волосы, с яркими светлыми глазами, а на щеках — вкрапления веснушек. Девушке было страшно и за своего родного брата, и за названого. Сестре было не впервой заставать их двоих в одной постели. И, зная старшего брата, тот был очень рад страху младшего спать в своей комнате. Линетт хотела думать, что Лини образумится.

      Но человеческая жадность не знает границ.

      — Брат, преследовать Фремине — плохо.

      — Это не преследование! Это — банальное беспокойство! Я просто хочу проследить за ним в целях безопасности! Нет, я ему все полностью доверяю, но тебе, разве тебе не страшно? А вдруг ночью с ним что-либо случится, а нас не будет рядом? Я просто хочу знать, куда он уходит, только и всего!

      — Лини, если бы ты ему доверял, то у тебя бы не возникали бы подобные идеи.

      — Линетт, ну пойми меня…

      — Просто признай, что помешался. И ты пугаешь Фремине. Я хочу помочь тебе избавиться от одержимости.

      — У меня нет никакой одержимости!

      Линетт раздражало упрямство брата, но она не могла не признать, что ей тоже было интересно, куда именно ходит по ночам Фремине. Его прогулки случались частенько, но следить за ним было все равно, что признать его недееспособность. Близнецы доверяли брату, а его доверие не хотелось подводить никому. И Лини был такого же мнения, но ключевое слово — был. Девушка испугалась внезапной ссоры братьев, тут же ринувшись к другим воспитанникам, проверять, не услышали ли они чего.

      — Что случилось?

      — Линетт, тебя это не касается.

      — Лини, почему Фремине…

      — Не касается!

      Девушка впервые видела брата таким. Весь красный, с вот-вот готовыми течь по щекам слезами в глазах. Лини взъерошенный, дерганый и, естественно, нервный, не сконцентрированый и полностью не контролировавший ситуацию. В такие минуты Линетт понимала, что фокусник открыт и слаб. Он, любитель менять образы, сейчас был самим собой. Сестра не знала, что произошло, но, как родному человеку, ей было необходимо успокоить близнеца.

      — Линетт, я… кажется… облажался. Пожалуйста, только не спрашивай, пожалуйста! Ну, пожалуйста! Я не хотел! Я просто…ну ты же знаешь, как твой братишка мучается, вот и… Фремине, он… просто… я… я не мог остановиться. Ты же не будешь расспрашивать, да? Обещаешь? Пожалуйста!..

      Бессвязный поток слов насторожил Линетт. Лини сделал что-то, о чем он будет сожалеть долгое время. Девушка в последние дни все чаще и чаще начала задумыватся над тем, как долго у них продержится эта «семья», потому что как раньше уже не выходит.

***

      Фремине пришел в сознание позже, и первым, что он услышал, оказался звон в его собственных ушах. А еще ему было сложно дышать; его придавило всем своим весом оно. Подросток не мог двигаться. Оно удерживало конечности юноши. Водолаз хотел осмотреться; ему было необходимо переключить свое внимание на что-либо другое.

      Парень узнал место, в котором он находится. Это кабинет Герцога в крепости «Меропид». Все тот же желтый свет, давящий на глаза, все та же легкая музыка звучала из граммофона. Фремине был голым. Ему следует обратить свое внимание на что-либо другое. Он и тело сверху лежали на диване, и дайвер заметил раскиданные по полу подушки — видимо, мешали. Подросток отчетливо различал на фоне музыки другие, иные звуки.

      — Да! Еще чуть-чуть, да, молодец! Вот так! Еще, еще!

      Оно тяжело дышало над ухом юноши, стонало, скулило. Фремине тошнило, не обращать внимание на происходящее было невозможно. Он чувствовал фрикции мужчины, ощущал тянущую боль нутра, где-то внизу, где была сейчас неприятная наполненность. Тело терлось об него, вылизывало плечи и шею. Юноша был прижат щекой к дивану. Боль в животе сопровождалась тошнотой.

      Тяжело было признавать свое незавидное положение. Сложно было принять свою участь. Ему всего лишь шестнадцать лет, и его насилуют. Подросток начал плакать от безысходности. Тело сверху обхватило юношу поперек, крепко сжимая, не давая и шанса на возможность вырваться. Оно стало еще ближе, водолаз чувствовал горячие вздохи над ухом, ощущал движения влажного языка где-то под челюстью. Мысленно дайвер был в море, в единственном месте, где безопасно.

      Его тело — не его.

      — Да! Хорошо! Еще, милый, ты лучший! Да! Да! Да!

      Фремине был в ужасе и не знал, что ему делать. Подросток чувствовал на щеках слезы, они же выходили из носа. Ему было больно, его гордость хотела сопротивляться, но было велико желание просто навсего абстрагироваться. Юноша чувствовал вину за то, что не мог противится. Он хотел спастись. Парень боялся сделать хуже. Духом он в море, плавает, юноша сильный, а расслабленное и сдавшееся тело — не его. Фремине считал каждый прерывистый толчок в него, мечтал, чтобы все это закончилось. Чтобы сама жизнь тоже закончилась. В ней ничего не было хорошего. Тело сверху иногда останавливалось для отдыха, но позже возобновляло темп. И оно заметило, что юноша был в сознании. Оно приподняло таз подростка, перехватило его руки своей ладонью, а второй начало ласкать дайвера. Этому существу было все равно на отсутствие эрекции у юноши.

      — Ну же, Фремине, постарайся для меня! Вот так! Молодец! Хороший мальчик.

      Рука мужчины гладила с особой осторожностью член юноши. Оно не было нежным, оно таковым только хотело казаться. Фремине был унижен. Собственное тело реагировало на такие нежности, а разум еще помнил, как подросток мечтал об уединении с Герцогом. Парень поздно осознал, с кем он имеет дело. Водолаз винил себя в глупости, наивности, полностью ненавидел себя за случившееся. Если бы не знакомство, если бы справился с заданием… если бы вовсе его мать не отдала бы его в приют к Фатуи, все сложилось бы иначе.

      Юноша больше не плакал. Быть может, его бы продали за долги отца, если бы не приют со Слугой. Быть может, его бы жизнь была бы куда хуже, чем сейчас? Наверное, его бы ждала судьба либо раба, либо проститутки.

«Лучше бы я не рождался.»

      Именно к такому выводу пришел подросток. Юноша опустошен, он окончательно сдался. Может, ему следует продолжать бороться, корить себя за нежелание даже пытаться спастись, но уже не хотелось. Его тело реагировало на обласкивания маньяка, доставляя мужчине массу удовлетворения от доминирования над ним. Сознанием Фремине понимал, ему не может нравится это совокупление. Тело — не его.

      — Ты такой податливый, Фремине, такой мягкий. Маленький мальчик с нежной кожей… такой… весь мой. Ну же, твоя забота — ублажать взрослого мужчину…

      Фремине вырвало. Ему было противно от собственного тела.

      — Ну и что это?

      Оно было раздражено, оно было недовольным после такого. Юноша полагал, если он просто расслабиться и не будет как-то реагировать, то ему не повредят органы и все закончится куда быстрее. Для насильника было важно не столь сексуальное удовлетворение, сколько ощущать превосходство. Но юноша не учел одного — оно действительно возбуждалось от желания обладать им. Оно хотело красивого полового акта, а подросток оказался не в силах скрыть свое отвращение. Фремине был наивным, верил, что взрослый мужчина действительно влюбился в него, а не просто имел сексуальную девиацию. Далее для парня начался его персональный ад. Его перевернули на спину, ноги раздвинули, руки сжали над головой, и торсом вдавили юношу в диван. И оно начало двигаться до боли жестко, грубее в разы. Внутренняя боль заставила Фремине кричать и умолять.

      — Прекрати! Прекрати, пожалуйста! Мне больно! Больно! Больно!

      Юноша хоть и сдался, но терпеть еще большие истязания было выше его сил. Хотелось прекратить эти муки. Однако Ризли не собирался останавливаться, всего навсего закрыл рот подростку своей ладонью. Дайвер не хотел смотреть на мужчину, но его заставляли обращать внимание на то, что с ним делают. Этот акт продолжался еще долго для младшего.

      — Еще немного!

      Оно было на пределе. Оно входило в подростка грубо и глубоко так, что дышать было сложно от боли и мучений. Оно даже не думало о состоянии юноши, просто использует его тело для достижения удовлетворения. Фремине почувствовал последние телодвижения в нем, оно громко застонало, впадая в экстаз. Из тела подростка вышли, вызывая новую волну боли. Мужчина встал и куда-то ушел, оставляя юношу одного со своими мыслями. В голове — море Фонтейна, на душе — пустота, а тело — не его. Водолаз перевернулся на бок, приобняв колени: так меньше болел низ живота. Фремине почувствовал, как по его бедру и ягодице что-то течет. Аккуратно он стал прощупывать то, что осталось после происходящего. Задний проход саднил, к нему было не притронуться. Жидкость, что текла — то сперма мужчины с вкраплениями крови подростка. Юноша был грязным, на весь кабинет стояла вонь от соития. Фремине начало тошнить снова.

      Это было его тело, и его изнасиловали.

      Мужчина вернулся, чтобы убраться после всего содеянного. Парень лежал, не двигаясь, прикрыл глаза. Все закончилось, но что будет дальше?

      — Тебя надо помыть.

      Подростка взяли на руки и куда-то понесли. Место, в которое его притащили, было темным. Единственный источник света был за панорамным окном. Фремине ужаснулся — он увидел огромных размеров строящийся корабль под крепостью. Тело подростка положили в какой-то таз с водой и стали мыть. Мужчина снова касался парня. В углу дайвер заметил матрац. Герцог обтер тело парня после мытья и перетащил его на этот самый матрац. Рядом, совсем впритык к Фремине, легло и оно, укрыв обоих каким-то куском ткани. Ризли начал его целовать: легко, непринужденно, обыденно. Подросток лежал спиной к нему и смотрел в стену. Его продолжили выцеловывать, шепча слова на ухо:

      — Фремине, я спасу тебя. Ты не растворишься в воде, я знаю, я спасу тебя. Мы всегда будем вместе, здесь, в крепости, ты же этого хотел, да? Ты не умрешь, я спасу всех. Я твое спасение.

      Юноша не желал слушать бред сумасшедшего, не хотел принимать тот факт, что действительно будет находится здесь навсегда, не хотел верить, что это все взаправду происходит с ним.

      — Мы семья, Фремине, а в семье никто никого не бросает.