Небо, даже затянутое непроницаемой пеленой облаков, неестественно черных и густых, казалось багряно алым. Рыжими всполохами мерцали зарницы, как будто тысячи огромных костров полыхают по ту сторону дымной завесы, а развеселые пламенные духи Мрачной Труппы с медными тарелками устроили в поднебесье буйный шабаш. Казалось, еще минута и разверзнутся тучи, а на землю нескончаемым потоком рухнет темное пламя, вперемешку с безумными артистами, закружат, затянут в круговорот, выжгут разум, утянут в пламенный ад, оставив за собой звенящую тишину. Казалось… только казалось. Мир замер в ожидании… развязки. Замер, напряженный и испуганный. И только Маэстро Гримм, бесконечно возрождающийся предводитель Мрачного Балагана, да, пожалуй, несколько богов знали, что происходит. Знал и, признаться, не испытывал от происходящего ни малейшего удовольствия.
Тонкий силуэт Маэстро в развевающемся на порывистом горячем ветру кожистом плаще, казался единственным свидетельством того, что в выжженной долине у подножия горного хребта, в окрестностях вскипевшей до самого дна реки, да среди обугленных до черноты гор осталось хоть что-то живое. Хоть кто-то, кто мог бы вместе с пламенным циркачом восхититься величием раскинувшейся у ног картины гибнущего мира. Восхититься смертельному танцу великих, сейчас, как пеленой скрытому за толстым слоем туч.
Гримм был в ярости, и широкая улыбка на бледном лике то и дело подрагивала, обнажая хищный оскал чудовища.
— Ах, какой конфуз! Желание воистину великим было, — со злой насмешкой проговорил красноглазый, обращаясь то ли к рокочущему небу, готовому вот-вот рухнуть на земную твердь, то ли к семи красным огонькам, что испуганными светомухами крутились над его левым плечом. — Что мир в огне горит… красиво…
Тучи пошли волнами, расступились на мгновение, и медленно, как в кошмарном сне, одном из тех, что тысячами роились в юдоли мрака, нечто огромное и черное, сопоставимое по размерам с горой, полетело вниз. Тело огромного Черва, сотканного из черноты такой густой, что казалось окном в пустоту… впрочем, не казалось, падало, раздвигая облака своим массивным туловом, на котором совсем недавно мерцали тысячи и тысячи лазурных глаз. Черв не достиг земли. Оставляя за собой жирный дымный след, долго не истаивающий в воздухе, он рассыпался на тысячи черных крупиц Пустоты, тут же подхваченных ветром и разнесенных по миру.
Гримм зло прицокнул языком, не зная, как еще реагировать на произошедшее. Воистину, это был черный день в истории мира. Ни разу до этого момента один бог не поднимал руку на другого и, тем более, ни разу одно божество не убивало себе подобного. Тучи над головой окрасились рыжими и бледными всполохами. В разрывах облаков то и дело мелькали изгибы тела еще одного Черва, бесцветного до белизны, и белоснежные крылья его противницы, обезумевшей от разъедавшей ее отравы.
— Как же бессмысленен порок, а смертных игры странны, — вздохнул Маэстро, с облегчением понимая, что ему все-таки не придется вмешиваться в бой двух светлых божеств и, возможно, разделять судьбу отравленной сестры или, что тоже вероятно, павшего Черва. — Когда б хватило капли крови, вы ей зальете океаны. И сотню душ отправите под нож…
Красноглазый шут зловеще улыбнулся и, протянув руку, не глядя захватил сразу все светящиеся шарики разом, с силой сжав их в кулаке.
— Теперь же свет горит чумой, должно мне это быть отрадой? — со злой, практически яростной иронией спросил земной лик Короля Кошмаров, так сильно сжимая пальцы, что огни засверкали, как угли костра, на которые подул ветер. Красивое, завораживающее зрелище, если не слышать пронзительных воплей заточенных в столь непритязательной форме душ, совсем недавно бывших жуками. Голос же Маэстро звучит почти весело, но это веселье уже никого не способно обмануть. — Впрочем, вы почти уничтожили мир! Это не должно остаться без «награды»!
Сумрачная тишь опустилась на подземелье, принося небольшое облегчение. Затравленным зверем она жалась в углы, скользила по полу, прижимаясь к камням обнаженным мягким брюхом, тянула во все стороны тонкие жадные лапки, испуганно отступая при малейшем звуке, будь то неосторожный звон потревоженных цепей или негромкий кашель скучающей стражи. Под потолком пушистым комком свернулась темнота — настоящее благословение после раскаленного рыжего жара, выедающего глаза и беспощадно жгущего хитин, пока тот не шел трещинами становясь хрупким и ломким, как высушенный на солнце лист.
Тень уткнулся лицом в прохладные камни, судорожно хватая ртом воздух, сухой и божественно холодный. По телу волнами пробегала дрожь, израненному, обгоревшему, изувеченному до такой степени, что в обугленной скорчившейся у стены фигуре с трудом можно было узнать жука… даже его подобие. Уже час как рыжая пульсирующая лоза, с мерзким бульканьем втянулась в потолок, оставив Тень в темноте, и раскаленная печь камеры стремительно остывала. Пытка пламенем сменилась пыткой холодом, но пленник был рад и этому. Был рад простой возможности дышать, не захлебываясь в отравленном свете, лежать на камнях, не чувствуя, как плавится под растрескавшимся хитином тьма, смотреть… пусть почти ослепшие глазницы некогда белой маски почти разучились видеть. Возможности… простой возможности провалиться в Грезы — в золотую хмарь, наполненную смутными образами и белесым туманом, — единственное место, где тело переставала терзать боль. Единственное место, куда ему иногда позволяли уходить из опостылевшей каменной гробницы, до которой сузился весь мир Тени. Позволяли нечасто, раз в несколько месяцев, за очень хорошее поведение или, возможно, когда нужно было дать телу и разуму восстановиться… хотя бы немного… подготовиться для новых и новых разговоров с Учителем…
Тень, бесшумно выдохнув, свернулся клубком, накрыв сочащуюся дымными нитями голову обрубками рук, и замер недвижимый. Даже здесь он не имел сил для того, чтобы пытаться бежать или хотя бы думать о побеге. Сложно было сказать, как долго темный клубок пролежал так, наполовину слившись с белесыми туманами Грез, здесь время текло совершенно иначе и час легко мог обернуться годом, а год — парой секунд. Однако именно сегодня покой Тени потревожили.
Это была совсем юная девушка, почти еще ребенок, странного незнакомого теневому вида, тонкая и хрупкая, как фарфоровая статуэтка, покрытая переливчатой лазурного цвета глазурью.
Еще недавно она видела перед собой лишь белоснежный шар света, яркий, но не слепящий, что, подобно небесному светилу, парил в совершенно черном пространстве. Ощущение невесомого полета сознания, который, казалось, уже в следующую секунду потянет за собой и тело, слегка кружило голову. Наверное, именно так происходит левитация при медитации, когда сознание, поднявшись слишком высоко, тянет за собой и оставленную в грубом мире оболочку. Но неожиданно окружение начало меняться, и сквозь блаженную пустоту, залитую нежным белым светом, постепенно проступило золотое пространство, затянутое облачным туманом… Незнакомка удивленно и растерянно огляделась по сторонам, еще не до конца понимая, что происходит, но уже ощущая чье-то присутствие совсем рядом. Повернув голову, она сразу же заметила черное, пугающее существо, мерзкую дымную тварь так выделяющуюся на лучистом фоне Грез и, удивленная встрече не меньше пустого, шарахнулась, чуть ли не отпрыгнула в сторону, стремясь оказаться подальше от глухо зашипевшего комка дымчатой тьмы.
Что делают нормальные и благоразумные дети, когда видят бесформенное темное облако с тускло мерцающими в глубине глазами? Плачут от страха, бегут, пытаются стукнуть чем-нибудь тяжелым или зовут на помощь, если не маму, то кого-нибудь способного разогнать темноту и показать, что это всего лишь сон. Что-нибудь… разумное, одним словом. Но уж точно не пытаются разговаривать с куском глазастого дыма.
— Не подходи, и я тебя не трону! — девочка воззрилась на испугавшую ее тварь, пристальным и твердым взглядом, должным скрыть страх, и, отступив, застыла в напряженной и настороженной позе, готовая как бежать, так и защищаться. Согнутую в локте руку она выставила вперед, прикрывая таким образом грудь от возможной атаки.
«Нет, я конечно знала, что темные сущности будут мне пытаться мешать… Но не такие же!» — мысли встревоженными мотыльком бились в разуме гостьи, а ее испуг болезненной волной разошелся по эфемерной дымчатой плоти Тени, на секунду перекрыв его собственный страх перед незнакомкой.
— Разойдемся мирно, х-хорошо?
Дымчатый был совершенно не против. С трудом приподнявшись на том, что осталось от рук, он попытался отползти в сторону, предоставив странному светлому созданию дорогу. Получалось плохо. Вернувшаяся боль мешала двигаться, и у несчастного удалось разве что на шаг отодвинуться от незнакомки, теряя быстро развеивающиеся в пространстве куски дымной плоти.
— Просто… обойди… — слова хрипом царапали обожженное горло, даже здесь помнившее раздирающий тело противоестественный жар отравленного света.
Отодвинуться еще дальше — хочется, очень хочется. Но сил больше нет, а потому он просто смотрит на возвышающееся над жалким обрывком тьмы светлое существо, совсем еще юное и не окрепшее. Даже столь молодому жуку нынче хватит одного походя брошенного заклинания, чтобы прекратить существование измученной темной твари, и мысль об этом почему-то даже приятна. Она дает… какую-то извращенную надежду.
Девушка меж тем не уходит, как предлагала всего секунду назад, а пристально всматривается в скрытую за лохматой дымкой фигуру.
«Какой-то слабый темный, » — страх почти ушел, ведь очень сложно бояться того, кто даже не в состоянии сам держать голову. — «Он не мог притянуть меня сюда. И других темных нет… Может помощь нужна? Мне ведь частенько приходилось ее оказывать… "
Растерянно и немного испуганно она оглянулась по сторонам. Будто в ожидании подвоха или засады, вгляделась в серебристую дымку облаков, подсвеченную золотом, но не заметила ничего опасного или даже интересного.
— Тебе помощь нужна? — участливо спросила жучиха, слегка склонившись над несчастным созданием, так похожим на одного из темных духов, населяющих тонкие планы.
Тому не хотелось приближаться к незнакомке, не хотелось вообще касаться кого-то, тревожа только успокоившуюся боль, не хотелось говорить, не хотелось даже думать… и Тень отпрянул, отвернув неразличимое за исходящей от тела черной дымкой лицо. Руки подкашивались, культи с неровно отсеченными или, скорее, обломанными кистями отказывались держать даже вес тела своего хозяина.
— Просто… ос…тавь… не сможешь… — хрипит, срываясь, выжженный голос, а существо, не выдержав своего веса, безвольной грудой завалилось на бок да так и замерло — только бледные глаза слабо мерцали за черной дымкой.
— Почему? — продолжила девчонка задавать глупые вопросы. — Не знаю, как я тут оказалась, но, наверное, для этого. И я постараюсь выполнить данную мне задачу. А смогу ли, только я могу знать, не так ли?
Она села на пол подле обездвиженного куска дымной плоти и по-детски подперла подбородок ладошками. Без того округлое личико незнакомки вовсе стало похожим на смешной щекастый шарик, на котором озорно поблескивали нежно-голубые, почти белые глаза в обрамлении густых ресниц.
— Так и почему не смогу, по-твоему, Темный?
Смирившись с таким соседством, Тень безвольно уронил голову на сгиб локтя, окончательно став похожим на клок черного тумана.
— Я… не здесь… далеко… — отвечать не хочется. Больно… страшно. Слова режут горло, как сухие мелкие камушки, но ответить все же легче и проще, чем молчать, игнорируя все новые вопросы.
Девочка опустила руки и непонимающе, с вопросом, склонила рогатую головку к плечу. Ее рожки — прямые и длинные — похожи на лучи нарисованной ребенком звезды, а белый слабо мерцающий ромбовидный фонарик во лбу вызывал непрошеные ассоциации с третьим глазом.
— В смысле… А где?
Ответа не последовало. Тень лежал, неподвижный и молчаливый, стараясь лишний раз не тревожить раны и не смотреть на навязчивое дитя света. Может, если не обращать на девушку внимания, то ей все-таки станет скучно, и несчастный темный сгусток оставят в покое?
Мечтать не вредно.
«Попробую…» — так и не дождавшись реакции на свой вопрос, странное дитя сложила руки в молитвенном жесте, призывая на помощь волшебную силу. И уже в следующие пару секунд между ладоней чаровницы закружился водоворот серебряных мелких звездочек. Звездный поток, берущий начало где-то наверху, свивался искристой спиралью между узких ладошек юной жучихи, которая, чуть разведя руки, разделила этот ручеек на два одинаковых и, подавшись вперед, направила их на ближайший обрубок — все что осталось от рук Тени.
«А на этом плане заклинание действует быстрее…» — с легким интересом исследователя отметила жучишка, увидев, как лихо заплясали искристые четырех- и восьмилучевые звезды исцеляющей магии вокруг обломленных кистей незнакомца.
Болезненно вздрогнув, он зашипел, но даже не попытался отстраниться или защитить себя. Смирение, с которым теневое существо приняло на себя поток внушающих подспудный страх звезд более напоминало покорность ведомой на убой скотины, нежели разумного существа. Впрочем, не чувствовалось в этом жесте девушки ни угрозы, ни желания причинить боль, а светлые искорки лишь слегка покалывали дымную плоть, спиральным каскадом закрутившись вокруг изуродованных запястий. Хаотично отлетая от них, словно искры бенгальской свечи, звезды уносили с собой боль и растворялись в пространстве. Медленно, но верно, под воздействием чуждой, но все равно благостной магии обрубки рук начали удлиняться, а дымный туман скручиваться, формируя давно утраченные ладони.
— За…чем? — прохрипел Тень, тупо, без удивления глядя на то, как в белом свечении постепенно восстанавливаются его кисти, крупные, похожие на пауков, с длинными тонкими пальцами плавно переходящими в устрашающего вида изогнутые когти. В вопросе звучало все то же болезненное смирение существа, давно переставшего ждать от мира чего-либо хорошего.
Услышав шипение, девочка, сжавшись, напряглась, втянула голову в плечи и закрыла глаза, но так и не перестала колдовать.
«Убить здесь не сможет, но если нападет будет больно…» — эта мысль, рожденная мятущимся сознанием, должна была успокоить ее… выходило не очень. Впрочем скоро незнакомка осознала, что опасности на самом деле нет и позволила себе открыть глаза, выдохнуть и, наконец, ответить.
— Затем… — пробурчала она, выпрямляясь, — Нашел, что спросить… — последнюю фразу девчонка сказала совсем тихо, под нос, слегка отвернув голову и будто про себя.
Меж тем, поток светлого колдовства заканчивал свое дело. Последние звездочки еще бегали по пальцам и тыльной стороне ладоней Тени, выискивая себе работу, но, не обнаружив изъянов, растворялись в золотистом эфире Грез. Жучиха, удовлетворенная результатом, отпустила заклинание.
Медленно, еще не до конца поверив в произошедшее, он поднял руку и с тупым удивлением, как на редкую диковину, уставился на восстановленную кисть. Пальцы, длинные, тонкие, цепкие, слегка подрагивали, но были послушны воле своего хозяина, изогнутые когти тверды, а кромка их остра. Они двигались, ощущали твердость пола, их можно было сжать в кулак и возможно, если собрать силы, приподняться, чтобы сесть, уцепиться за стену или… ударить, защищаясь… плести чары и держать что-нибудь… сжимать рукоять оружия… или чью-то теплую ладонь. Он… успел почти забыть, каково это, когда и ладонь, и все пальцы на месте, они гнутся, слушаются тебя, и теперь был совершенно растерян.
Вместе с восстановлением отсеченных кистей, кажется, улегся и струящийся чернотой туман, окутывающий фигуру. Теперь за ним можно было разглядеть худощавый силуэт жука с вытянутой головой и длинными острыми рогами. Белые глаза разгорелись и теперь казались ослепительными на фоне черноты тела.
— Зачем? — уже четче повторил он, поднимая взгляд на незнакомку. — Почему ты это делаешь?
Это кажется безумно важным. Важным и непонятным. Не бывает, просто не случается, ни в жизни, ни в сказках, чтобы случайный прохожий, дочь света, протянула руку бездушному чудовищу вроде него. Ведь… ведь так?
— Не знаю… — отозвалась девочка, теребя белую кайму на подоле своего платья. — Наверное, потому что меня прислали для этого? — она задумалась на секунду, — Хотя кто, тоже не знаю. Я сейчас должна находиться в медитации, но… могла и заснуть. — она отвела взгляд, испытывая некоторую неловкость от того, куда зашел разговор, — Да и какая разница? — в голосе волшебницы зазвучали нотки удивления.
Напрягшийся было при словах «прислали», Тень обмяк, осознав, что это, скорее фигура речи или отсылка к высшим силам. Среди жуков было много тех, кто искренне верил в предопределенность судьбы, что высшим и впрямь не все равно на копошащихся на земле насекомых. Видимо новая знакомая была как раз из таковых. Обессиленный, он опустил голову на локоть и устало смотрел на незнакомку, изучая, без интереса, апатично, почти безжизненно.
— Разница… она есть, — негромко прохрипел теневой больше из вежливости. — Если ты в медитации, то сейчас лучше вернись обратно. Ты ушла очень далеко… это опасно.
Девочка легла на пол рядом, оказавшись с Тенью на одном уровне. Сейчас, положившая голову на сложенные перед грудью руки, она казалась столь невинной и в то же время легкомысленной. Кого-то это напоминало… кого-то очень близкого, кто также любил валяться на ковре… с книгой.
— Это ты-то здесь «опасно»? — с беспечной улыбкой спросило светлое дитя, заглядывая темному в глаза. — И здесь это где?
— Я? — удивленно переспросил Тень. — Не-ет.
Он все-таки улыбнулся, одними глазами, пока еще робко, опасливо, не до конца вспомнив, как и зачем это делается.
— Меня скоро выдернут отсюда… всегда выдергивают, как бы глубоко я ни уходил, — рассказал он без страха или сожаления, как о давно решенном и привычном факте. — Если они увидят кого-то еще, то могут подумать… что мы связаны.
Юная колдунья слегка усмехнулась.
— На нас нет веревок. Как можно так подумать? — попыталась пошутить девчонка, смешно сморщив вздернутый носик-хоботок. — И кто они? Другие тёмные?
Тень фыркнул, отворачиваясь.
— Ты знаешь, о чем я… — минутное оживление вновь сменилось болезненным оцепенением, и пустотный снова опустил голову на руки. — Нет. Скорее… наоборот.
— О чем же? — с притворным непониманием в голосе спросила жучиха, но шутливый тон тут же уступил место удивлению, стоило ей осознать ответ собеседника. — Светлые? Как так?
— Отравленные светом, — поправился Тень, проигнорировав первый явно шуточный вопрос. — Вот так. Просто. Они подумают, что мы заодно, если почувствуют тебя здесь. Тогда ты не будешь в безопасности…
— Я в Брайтваллей, — со спокойной уверенностью возразила незнакомка, заметно посерьезнев. — И Отец Пульсар им не позволит.
— Брай… что? — переспросил пустотный, и искра интереса снова вспыхнула в глубине белых глаз. Он даже слегка поднял голову, пусть еще секунду назад, казалось, хотел просто лежать здесь, пока кто-нибудь не сожрет столь сомнительного вида падаль. — Никогда не слышал… а Пульсар… Звездный? — казалось, что это имя что-то разбудило в памяти. Что-то очень далекое и явно не предназначенное для твари, запертой в подземелье. Что-то, за одну мысль о котором, Тень ждало бы жестокое наказание…
— Брайтваллей, — медленно, почти по слогам повторила девочка. — Наше королевство. А Белый Пульсар — наш правитель и бог. — И тут же, пока не успела забыть, она добавила: — А как они отравились? Что за свет такой?
Поняв, что иначе от него не отстанут, темный окончательно смирился со своей участью и продолжил отвечать на бесконечные вопросы.
— Свет… рыжий. Ты разве не знаешь про чуму? Она уже… больше четырех веков буйствует
— Нет, — подобравшись, девушка помотала головой. — У нас все нормально… Правда всех, кто собирается выйти за пределы границы, предупреждают, чтобы были аккуратны и хорошо готовились к походу. Но мне пока не до этого, я занята учебой…
— Понятно, — кивнул Тень, снова опуская голову на руки. Долго держать ее ровно не получалось, слишком мало оставалось сил в измученном теле. — Ты из закрытого королевства. Там правда все… спокойнее. Безопаснее.
Некоторое время полый молчал, переваривая всплывшие в воспоминаниях определения и бесполезные знания о каком-то далеком, почти сказочном — внешнем мире.
— Повезло… — с легкой отрешенной завистью добавил он.
Девушка несмело протянула руку к голове обессиленного жука, жалея. Темное существо, так похожее на воплощенный кошмар, вовсе не казалось волшебнице злым.
— А где ты находишься? — спросила она, мягко проводя кончиками пальцев по лбу несчастного. — Если тебе там плохо, приходи к нам.
Тень напрягся, всем одеревеневшим телом вжимаясь в холодный каменный пол, и, как затравленный и забитый зверь, наблюдал за протянутой к его голове ладонью, подсознательно ожидая удара. Удара сильного, наотмашь, так что только искры из глаз. Ожидал, но не отпрянул, не попытался закрыться. На это не было сил, а болезненная апатия давно убила в пустотном создании всякую волю к сопротивлению.
— Не могу, — полый судорожно вздохнул, медленно принимая тот факт, что незнакомка, светлая, странная, чуждая, пришла сюда не для того, чтобы мучить его. В это все еще было очень сложно поверить, но в глубине души робко шевельнулся почти забитый за годы росток надежды. — Даже если бы я был свободен… я не могу… — уже спокойнее. Из голоса уходила судорожная напряженность, а дыхание постепенно выравнивалось.
— Жаль… — с искренним сожалением вздохнула синяя жучиха, после чего слегка недовольно добавила: — И не игнорируй один и тот же вопрос столько раз…
Осмелев, она уже полностью положила ладонь на голову Тени, и несколько раз нежно погладила его между рогов и по лбу, как будто успокаивая. Девушке казалось, что собеседнику сейчас очень не хватает чего-то такого — простого участия. Тот медленно вздохнул, принимая неожиданную, но такую приятную ласку. За столько времени он почти забыл, что чужие прикосновения способны нести не только боль.
— Зачем тебе это? — невнятно, с притворным недовольством спросил Тень. — Здесь опасно. Особенно детям чистого света.
— Мне просто интересно, — легкомысленно отозвалась девица. — Я ничего не видела, кроме земель Брайтваллей. Да и, я уже говорила, что не собираюсь покидать его. И если там так опасно, меня брат просто не отпустит…
К легкому сожалению Полого, она убрала руку и, подперла ладонью подбородок.
— Халлоунест, — неохотно ответил пустой, голос его прозвучал безучастно и глухо. — Когда-то это тоже было прекрасное место… сейчас же. Твой брат благоразумный жук… Верь ему.
— Халлоунест… — эхом повторила девушка, словно пыталась получше запомнить незнакомое слово. — Да, я знаю. Он не просто мой брат, он мой лучший друг, — с гордостью и удивительной теплотой в голосе заявила она. На губах жучишки, при воспоминании о брате появилась добрая улыбка. — И никогда не будет со мной не честен, как и я с ним.
Тень, слушая волшебницу, улыбается… невольно, неконтролируемо и светло. Улыбается, потому что в самый темный час своего существования встретил кого-то, кто еще не заблудился в беспросветном мраке и не ослеп. Эта девочка… ее манера говорить и держаться, кого-то очень сильно ему напоминала. Кого-то очень близкого и дорогого… но ни образа, ни имени так и не всплыло в памяти, пусть и звенело где-то совсем рядом. Руку протяни и все станет ясно.
А жучишка уже задает очередной вопрос:
— А у тебя есть имя, Темный?
Вряд ли она действительно хотела вызвать именно такой эффект, спрашивая невинную, в общем-то вещь. Как будто кто-то ударил булавой по стеклянной перегородке, и в переливчатом звоне падающих на голову осколков можно было разглядеть… нет, не истину — всего лишь ее кусочки. То, чем она была когда-то давно, наверное… в другой жизни.
— Эхо, — негромко и странно отзывается Тень, слегка качнув головой, хотел бы тряхнуть, но сил не было. — И я не Темный. Я — Пустотный.
— Как скажешь, Эхо, — не стала настаивать девочка, с готовностью принимая странное, более похожее на детскую кличку имя собеседника. — А я Свет. Приятно познакомиться.
Жучиха не врала, ни когда говорила, что ей приятно познакомиться, ни когда без страха протянула ладонь к пугающему темному существу. Для рукопожатия? Это было очень странно, - смотреть на жука, говорить с ним, - и, при этом, понимать, что он не испытывает к тебе ни страха, ни ненависти, ни отвращения, ни отравляющего душу желания. И… Тень ведь правда когда-то мог так… просто говорить с кем-то. Не когда его спрашивали о чем-то или требовали сказать что-либо в угоду фантазии мучителей, а просто потому, что может… потому что хочет.
— Свет? — Эхо невольно хохотнул, осознав всю иронию происходящего, и неловко коснулся протянутой ладони кончиками когтей. Все еще было непривычно видеть свои руки, кисти, пальцы и даже когти на своих местах. — Мне тоже. Спасибо тебе…
Жучиха улыбнулась, слегка усмехаясь вместе с его смешком. Синеликая не поняла, что сейчас развеселило собеседника, но невольно заразилась этим.
— Мне-то не за что, — неловко отозвалась Свет и тут же, видимо, чтобы как-то сменить тему, попросила: — Не расскажешь что-нибудь о Халлоунесте?
Тень задумался на минуту, копаясь в похожей на груду битого стекла памяти в поисках хоть чего-нибудь, что не вызовет желания сразу же лечь и умереть, после чего сокрушенно вздохнул. Надо бы снова напомнить девчонке об опасности, о том, что его в любой момент могут выдернуть обратно, в остывающую камеру, и тогда светлой девочке лучше быть как можно дальше… но, это ведь очевидно, самые честные предостережения будут пропущены мимо ушей.
— Хорошо, расскажу… — снова вздохнул пустотный, принимая поражение. — Халлоунест это…
На язык так и просились совсем нелестные эпитеты про чуму и ядовитый свет, про фанатиков, которые отравляют души и разум жуков и несут смерть всем тем, кто не хочет их слушать. Про войну, длящуюся так долго, что уже сложно вспомнить, когда все было хорошо, про спящих вечным сном Грезящих, оставивших мир ради целостности печатей и их Хранителях, вынужденных нести свою вахту также невыносимо долго. Хотелось, но… он заговорил совсем об ином, тщательно отыскивая среди множества разрозненных воспоминаний самые яркие и самые красивые осколки. Из них, кусочек за кусочком, складывалась совсем другая картина.
— Халлоунест раскинулся глубоко под землей, и лишь малая часть его находится под открытым небом, — начал он свой рассказ. — В пещерах можно найти и леса, и озера, и сверкающие кристаллические лабиринты. Столица королевства занимает огромную пещеру с потолка которой постоянно льется вода, и дождь там никогда не кончается. Я не знаю, почему для нее не выбрали более подходящее место… наверное, Лурьену просто нравился дождь, — еще одно имя, еще один осколок в разрозненной пока что картине памяти. А сколько их еще есть? — В глубине коридоров, среди грибных пустошей живут богомолы… они неприветливы и довольно воинственны, но если заслужить их уважение, то не будет союзников доблестнее и вернее. Западные пещеры полнятся жизнью, буйной и зеленой, ибо там до сих пор сильна власть Унн и Матери… — голос дрогнул, сорвавшись на этих словах. Эхо не помнил, Мать, но одно упоминание ее наполнило сердце тягучей тоскливой нежностью и скорбью. — Эти земли одинаково приветливы как для нас, так и для чужаков: дарят еду и лекарственные травы, но не прощают ошибок. А глубоко под землей спит Бледный Дворец Отца… ну как спит…
Голос полого стал слегка прерывистым, глухим и грустным, калейдоскоп осколков памяти медленно складывался в общую картину.
— Там всегда кто-то есть. Братья и сестры отдыхают там, когда не сражаются и не… мертвы. А еще ниже раскинулась Бездна — колыбель Пустоты, — дыхание перехватило от подступившего к горлу осознания. — П… прости…
Слушая рассказ, Свет, прикрыв глаза, представляла, будто она сама прогуливается по тем местам, о которых рассказывал темный — таким разнообразными и красивым… Эхо вспоминал что-то хорошее, и богатое воображение помогало девушке нарисовать недостающие детали. И ни слова об опасностях, которых, наверняка, немало, стоит только взглянуть на состояние рассказчика. Крылатая понимала, что будет лучше, если Тень вспомнит что-то хорошее о доме, так что не заостряла на этом внимание.
И тут рассказ прервался. Голос теневого изменился, сорвался, выдергивая Свет из мечтательного состояния, будто рассказ о Бездне, Дворце и братьях с сестрами вдруг встали у несчастного поперек горла, причиняя боль. Он обхватил голову руками, уткнувшись лицом в каменный пол, а по телу прошла крупная дрожь, всколыхнув черные дымные волны.
— Прости я… я…
«Вспомнил!»
Девушка, приподнялась на локтях, не понимая, что происходит. Испугавшись, чего-то, будто совершила какой-то непристойный, достойный порицания поступок, жучиха придвинулась ближе и мягко взяла Эхо за плечи. Может быть… может быть, ей не стоило просить его рассказать о королевстве? Может быть от этого стало только хуже?
— Этого хватит… Большего не нужно… — Свет обхватила его руками, прижимая к груди, жалея и пытаясь тем самым хоть немного успокоить, унять дрожь. — Тебе не за что просить прощения. Это ты прости… Мне… не стоило спрашивать об этом…
Казалось, еще чуть-чуть и девочка заплачет от сочувствия и собственного бессилия, глаза начало предательски пощипывать, а в горле встал горький ком, который все никак не получалось проглотить.
— Нет… все правильно… спасибо тебе… — голос Эха то срывался до шепота, то обретал неожиданную для столь измученного существа силу. Он не отстранился от светлячка, но, казалось, почти не заметил объятий, раздираемый пробуждающимися воспоминаниями. — Я почти забыл… я… почти позволил им… сломить себя… я почти поддался…
Пустотный судорожно втянул воздух в грудь, и попытался приподняться. Тщетно, руки вновь подогнулись, и Тень не упал лицом в камень только благодаря поддержке Свет.
— Ты… разбудила память… спасибо…
Девочка со вздохом отстранилась, никак не отреагировав на благодарность. Она лишь мысленно перенаправила ее Высшему Сознанию, ведь то, что увлекшуюся медитацией волшебницу закинуло прямо к умирающему пустотному — не более чем случайность. Или же Свет правда оказалась инструментом в руках высших сил.
Немного отодвинувшись, она пристально осмотрела распростертый на камнях силуэт, пытаясь найти то, что мешает полому встать. Не увидев на дымчатом теле многочисленных в реальности ран, девушка сделала вывод, что Эхо просто не хватает сил. Решив идти в своей помощи до конца, светлячок перебралась поближе, оказавшись напротив теневого. Мягко, но уверенно она взяла его за руки, прижавшись своими ладошками к ладоням Пустого.
— Скоро тебе должно стать получше, не беспокойся только. Ладно? — произнесла Свет успокаивающим тоном, так говорят с неразумными маленькими жучками, прежде чем сотворить что-то, что они никогда не встречали в жизни, и от того могут испугаться и заплакать.
Жучишка закрыла глаза, сосредоточившись на своем солнечном сплетении, и направила энергию циркулирующую по ее телу, через руки к ладоням. Спустя несколько секунд теплый поток магии потек по ним, переходя из одного тела, молодого и здорового, к изувеченной оболочке пустотного. Белые ниточки-потоки соединили их, словно шелковые нити судьбы. Возникая из пальцев девушки, они струились по дымчатой оболочке, чтобы, спустя секунду, утонуть в черноте Тени, напитав его силой. Это не было удивительно само по себе, направлять, передавать и впитывать энергию — чуть ли не первое, чему учат волшебников, какой бы дисциплине юный жук не отдал бы предпочтение. И уже потом, освоив фокус души, можно было приступить к чему-то более серьезному.
Свет открыла глаза. Уловив нужный настрой, колдунье уже не требовалось дополнительных усилий, чтобы поддерживать концентрацию, и теперь девушка внимательно наблюдала за состоянием Эха, ожидая, когда ему станет лучше настолько, чтобы хотя бы начать передвигаться самостоятельно. Опасаясь, что собственного резерва будет недостаточно, через какое-то время крылатая подсоединилась к дополнительному источнику энергии — одной из пульсирующих звезд. Ей, светлячку, созданному звездным богом, это было проще, чем любому другому жуку мира. Теперь, пропуская звездный свет через себя, она могла дать пустотному существу именно столько сил, сколько ему будет нужно… или даже больше.
Эхо судорожно вздохнул, не сразу сообразив, что от него хочет эта странная светлая жучиха. И когда белые язычки пламени тонкой струйкой побежали по сцепленным рукам к сотканному из теней существу, пальцы его сжались на руках девочки. Не сразу удивленный, но не успевший вовремя среагировать Эхо сообразил, что происходит, и почему энергия, теплая, желанная после многолетнего голода, не кончалась, продолжая течь даже тогда, когда девушка должна была полностью обессилить. Что волшебница — лишь врата между ним самим и куда более мощным источником энергии. Чуждая для Тени светлая сила проходила через астральное тело синей жучишки, как через фильтр, трансформируясь в привычную жизненную энергию. И продолжаться это, очевидно, могло еще достаточно долго, насколько хватит воли и терпения чаровницы.
— Скажешь, когда будет достаточно… — произнесла девочка отрешенно от того, что это было сказано между делом, будто прочитав мысли обескураженного пустотного. — Можешь забрать с запасом.
Самонадеянные слова, когда обращаешься к безумно голодному кусочку Бездны. Очень самонадеянные. Эхо судорожно и тяжело дышал, с пристальным вниманием наблюдая за нежданной гостьей. Наблюдал, готовый в любой момент прервать контакт, стоит только уловить признаки истощения или усталости, пусть сам не был уверен, что в нужный момент ему хватит воли остановиться и не взять больше, чем это невинное дитя может дать.
Сила текла и текла, растворяясь в Пустоте существа, как в бездонной бочке. И если поначалу казалось, что какого-либо эффекта нет вовсе, то вскоре можно было заметить, как постепенно унимается призрачная темная дымка, скрывающая силуэт жука. Как сотканные из тьмы руки, грудь и плечи покрываются черными хитиновыми пластинами, бугристыми от множества шрамов, а вытянутая мордочка, наоборот, белеет, и сквозь тени постепенно проявляется белоснежный фарфор маски.
— Я… лучше прерви сама, когда почувствуешь, что становится трудно… — неопределенно и несколько растерянно отозвался полый, на последнюю фразу Свет. Впрочем, что-то ему подсказывало, что девочка не внемлет голосу разума даже сейчас.
Синяя жучиха кивнула в ответ, сосредоточив почти все свое внимание на концентрации, что поддерживала сразу три процесса: сбор, распределение и передача энергии. Это длилось довольно долго, и все это время колдунья почти не двигалась. И, не будь она сейчас занята, то, несомненно, удивилась бы внезапной перемене во внешности пустотного создания.
Меж тем Тень отчетливо понял, что голова жучишки тяжелеет, сдавленная от растущего внутреннего напряжения. Затем тяжелая скованность расползлась и по телу, но упрямое дитя не думало останавливать передачу сил, будто от этого зависела как минимум ее жизнь, а то и что посерьезнее. Спасение мира — не иначе. Потоки энергии начали ощутимо прокатываться внутри, проходя через тело и руки, чувства обострились, так что даже биение собственного сердца, ощущалось каждой жилкой в теле, дыхание сделалось глубже. Однако Свет упорно отказывалась принимать поражение воли после столь долгих, но недостаточных, как казалось, усилий, отказывалась прерывать передачу и признавать, что просто… устала.
Эхо мягко отстранился, прерывая контакт и освобождая девушку от грозящего ей бремени. Он все еще выглядел неважно — изможденный, измученный с отчетливо виднеющимися на панцире следами от едва затянувшихся ран, но более не походил на ту бесформенную тень, которой предстал вначале. Худощавый, гибкий, сложно было сказать точно, к какому виду жуков пустотный относится. Он был одновременно похож на неприлично вытянувшегося муравья, богомола и мелкого палочника, как будто позаимствовал по кусочку от каждого вида. Белая маска с длинными как надломленные спицы рогами полностью скрывала голову, или, скорее, являлась ей. В прорезях маски не получалось разглядеть глаза — только белое сотканное из серебряного света души подобие радужки плавало в непроглядной черноте глазницы. На груди же, чуть ниже ключиц проступил слабо мерцающий белым светом символ, словно выжженный на хитине — хищно оскалившаяся четырьмя надломленными зубцами корона.
— Достаточно… спасибо, — поблагодарил он, слегка поддерживая девочку под локоть. — Не стоит выматывать себя в астрале.
— Но… Точно? — спросила девушка, по инерции немного склоняясь к полу. — Спасибо за заботу. Но это не смертельно, пережила бы…
Она, очевидно, храбрилась, но Эхо предпочел не заострять на этом внимание. Способность соизмерять свои силы приходит к волшебникам не сразу, и ему бы не хотелось стать первым серьезным уроком в жизни этого добродушного дитя.
— Точно, — вместо этого подтвердил он и осторожно, еще не до конца веря в собственные силы, приподнялся на руках, садясь.
Хитин, пусть и обретший плотность, пестрил множеством жутких шрамов — следов то ли когтей, то ли лезвий, нередко можно увидеть бугристые отметины застарелых ожогов. Спину и вовсе сплошь покрывали шрамы, особенно в области лопаток, где скорее угадываются разбитые ложа давно отсутствующих крыльев.
— У тебя начала болеть голова. Если бы ты продолжила, то неделю бы потом встать не смогла, — немного ворчливо, но с отчетливой заботой в голосе произнес жук. — Тебе нужно соизмерять свои силы… излишняя храбрость может дорого стоить.
Внезапно осознав, что начал занудствовать и читать мораль, Эхо смущенно умолк и чуть неуверенно сжал, и разжал пальцы на руках. Привыкнуть к ним оказалось неожиданно сложно.
— Пфф, да ты преувеличиваешь, — жучишка демонстративно махнула рукой, храбрясь, но сбившееся дыхание, только сейчас начавшее приходить в норму, выдало ее с головой. — Все не настолько плохо.
— Разумеется, пока что не так уж плохо, — усмехнулся Эхо осторожно, будто опасаясь боли, но уже в следующее мгновение, с явным наслаждением, до хруста в суставах, потягиваясь всем телом. — Но это все равно опасно, а я — прожорливый.
— Ну кушать всем надо, — игриво улыбнулась Свет, слегка наклонив голову на бок.
— Это не повод есть других, — парировал полый. — Особенно тех, кто тебе помогает.
Свет звонко, но негромко рассмеялась.
— Ты, что, съел бы меня? Да ну. Слабость не от того, что ты оттяпал мою жизненную энергию. Перебьешься. Я не глупая, чтобы себе жизнь укоротить, — игриво объяснила она, как маленькому.
— Технически, я могу это сделать, — серьезно сказал Эхо, смерив преступно легкомысленную девочку суровым взглядом. — Обладай я чуть менее устойчивым разумом или не умей контролировать себя на тонких планах, все могло обернуться не очень хорошо. И… я знаю, точнее могу предположить, отчего твоя слабость. Это совсем не меняет ситуации.
— Технически не значит на самом деле. Я ведь вижу, что ты не хочешь так делать, — уже серьезно, без смеха, сказала Свет.
Полый тактично промолчал о том, мог бы он навредить созданию света или нет. Пожалуй, и правда не стоит пугать ее лишний раз, тем более, что девочка была права, Эхо бы ни за что не захотел причинять боль невинному, как бы плохо ему самому ни было.
Чтобы как-то сгладить неловкую паузу, девочка решила сменить тему.
— Почему ты поменялся? — с интересом спросила жучиха, поднимая на него взгляд.
— Просто стал сильнее, — неловко ответил Тень, осторожно ощупывая грудь и шею. — И смог восстановиться. Наверное, там я тоже регенерировал.
Эхо заметно помрачнел, когда говорил это, и, задумался. Что теперь? Если его застанут таким, почти выздоровевшим, с восставшей из забытья памятью… как надолго хватит воли, чтобы не скатиться в прежнее практически животное состояние? Не сломается ли он, вспомнивший, что в мире есть что-то кроме бескрайнего, полного боли существования. И не в этом ли мог заключаться план Учителя?
«Бред!» — пустотный тряхнул головой, прогоняя упаднические мысли. — «Даже у него не хватило бы на такое фантазии» .
— Интересная… физиология? …биология? …у твоего вида, — проговорила Свет, окидывая своего пациента, если так можно было сказать, оценивающим взглядом. Не нужно было быть эмпатом, чтоб понять, что по мнению жучишки, краше только в гроб кладут. — Еще не совсем смог… — со вздохом резюмировала она состояние Эха, задержавшись взглядом на покрывающих плечи длинных шрамах.
— Физиология, — поправил Тень запутавшуюся в определениях девушку, под сочувствующим взглядом собеседницы почему-то хотелось спрятать свои увечья, чтобы не беспокоить еще больше столь добрую душу. — Но это, скорее, моя личная особенность.
Жук был не доволен собой — все-таки он не смог вовремя остановиться и взял больше, чем следовало. Эгоистично и нечестно использовать для этого невинное дитя, и оставалось только надеяться, что Зведный простит детищу Бледного Короля его слабость.
— Точно. Физиология. Спасибо, — исправилась синяя жучиха — То есть ты какой-то особенный? — спросила она, продолжая с любопытством разглядывать собеседника.
Перехватив взгляд Свет, Полый провел ладонью по бугристому шраму на предплечье, испытывая какой-то смутный стыд за свой внешний вид и то, в какой ситуации находится.
— В какой-то мере, — без гордости, как простой факт, ответил Эхо, потерев ладонью мерцающее на груди тавро. — Иначе бы не выжил… так долго. Не бери в голову, теперь я смогу справиться с этим.
«Я должен справиться с этим! Если не хочу, чтобы мне отрезали совершенно все пути».
Свет закрыла глаза и очень медленно втянула в себя воздух, а потом так же медленно выдохнула, позволяя разуму окончательно восстановиться после изматывающей передачи сил. И вместе с выдохом, Тень отчетливо почувствовал это: из тела девушки ушли последние крупицы усталости.
—Спасибо, — в смутной попытке как-то сгладить странную неловкость от ситуации добавил он, искренне стараясь, чтобы голос звучал бодро. Тем более, что озабоченность из взгляда собеседницы никуда не делась. — Мне гораздо лучше, чем было. По крайней мере, я теперь могу двигаться. Возможно даже, сражаться…
Свет на это только усмехнулась.
— Не смеши мои крылья. Сражаться… — сказала она и демонстративно развернула похожие на нежно голубые длинные яблочные листья крылья, сложив их за спиной двумя дугами, отчего крылышки стали напоминать сердце, каким его рисуют дети.
Девочка слегка помахала ими, делая вид, будто крылья полностью разделяют мнение своей хозяйки. И, прежде чем Эхо успел хоть как-то отреагировать Свет сложила ладони лодочкой, в очередной раз призывая уже знакомые звездные чары. Немного разведя руки в стороны, она разделила звездный поток на два, а затем, три раза мигнув ромбовидным фонариком во лбу, призвала еще один такой же, который, спустившись откуда-то сверху, опирался на лоб и фонарик колдуньи вместо ладоней. Без лишних слов световая направила все три потока на собеседника. Закручиваясь спиральками, звездные ниточки змейками тянулись и переползали от одной застарелой раны к другой, растворяя их в белом свете. И только легкие мурашки пробегали по непривычно гладкому хитину.
— Ты… спасибо, — немного растерянно сказал Тень. — Ты всегда готова так легко помогать незнакомцам?
У девочки была очень светлая улыбка — добрая, заразительная. Плохие мысли моментально растворялись, заставляя возвращаться к более приятным воспоминаниям. Это давало надежду. Почти забытое чувство… Приятное чувство.
— Не стоит, — проговорила чаровница на очередное «спасибо». — А почему это должно быть не легко? Нужно ведь помочь тем, кто в беде, особенно, если в состоянии это сделать.
Полый только хмыкнул, понимая, что простое «спасибо» в этой ситуации совершенно не способно противопоставить той помощи, что оказала умирающему сосуду просто проходящая мимо девочка из далекого мирного края. Края, который, если судьба будет благосклонна к миру, никогда не познает на себе разрушительного влияния ядовитого света.
— Если честно, — чуть глухо сказал Эхо, зябко поведя плечами, — я не привык, что кто-то незнакомый может просто взять и помочь такому созданию. Обычно… нам сначала приходится убеждать жуков в том, что мы не причиним вреда. И… ты ведь испугалась поначалу. Почему не ушла тогда?
Сосуд поднял на крылатую заинтересованный взгляд.
— Я читала предупреждения о том, что темные существа опасны и могут мешать тем, кто практикуется, — чуть хмурясь, ответила Свет, не прерывая лечения. Судя по всему, оно грозило затянуться надолго. — Об этом предупреждал и учитель медитации. Еще раньше ко мне привязался один из Темных. Пугал ночью, пока родители не отвели меня к знахарке из-за долго не проходящего страха темноты… С тех пор я его не видела, — тут она осеклась и прервала речь, поняв, что не туда свернула, — Ты был похож на одного из их числа. Но я просто не могу оставить того, кто настолько в плачевном состоянии, даже если бы ты был реально одним из темных. И все равно не смог бы мне навредить.
— Иногда тени могут быть агрессивны, — покачал Эхо головой. — Это не значит, что они хотят навредить просто, смерть бывает… неприятной, — он осекся, осознав, что тоже нырнул в какие-то совсем дебри, и это только сильнее путает. — Прости, я увлекся, — извинился Полый.
Свет как-то задумчиво замерла услышав о смерти, но и ей не хотелось сейчас в это вдаваться. Начало этой темы выглядело, как начало густого и темного леса, сплошь заросшего бурьяном и колючками.
— Ничего. Бывает… — обыденно ответила светлячок.
— Признаюсь, я не сталкивался с Темными, как и кто-либо из моих родичей. Они нас… опасаются. В форме тени нас и правда можно спутать, — Тень хмыкнул, заметив про себя, что это и правда забавно. — Я рад, что ты не прошла мимо, и очень благодарен тебе, Свет. Просто… наверное я отвык от того, что в мире есть и просто добрые жуки, которые не втянуты… во все это…
— А я никуда и не шла, — улыбнулась она, — Точнее я стремилась к Высшему, потом как-то попала сюда и наткнулась на тебя. Наверное он и перенаправил меня… Так что нужно благодарить его, а не меня. Я здесь лишь инструмент.
— Инструмент… плохое определение для существа, обладающего свободной волей, — слегка хмуро отозвался пустотный. — А я не столь важный кусочек мира, чтобы Высший посылал кого-то, чтобы спасти меня.
— Для него все важны. Высшее Сознание — это все, что есть. И быть его инструментом, это высшая благодать. Я рада, что гожусь для этого и могу помогать ему, помогать кому-то, — просияла девочка, будто это было самым счастливым, что вообще могло бы произойти с ней в жизни.
— Может быть, — не стал спорить Эхо. В конце концов каждый сам решает, во что верить и чему служить, а высшее сознание — далеко не самый плохой выбор.
Девушка, меж тем задержала взгляд на знаке на груди Сосуда, который наливался все более насыщенным белым светом по мере того, как затягивались раны.
— Что это за символ? — с интересом указала она на белую «корону» взглядом.
Сосуд вздрогнул и инстинктивно попытался прикрыть разгоравшийся на груди знак ладонью. Однако, осознав всю глупость этого движения, со вздохом опустил руку и ответил:
— Тавро отца. Этим знаком он отметил тех своих детей, которым доверил закончить… его дело. Если сам он не сможет. И тех жуков, которым доверял более прочих.
Увидев столь панический, по-детски суетливый жест собеседника жучишка неловко и почти виновато отвела взгляд, но, выслушав, снова посмотрела на Эхо, серьезно и задумчиво.
— Похож на странную корону… — тихо подметила она, слегка корректируя заклинание, чтобы звездам легче было добираться до тех травм, которые еще оставались на груди и плечах.
— Корона и есть, — грустно отозвался сосуд, забыв, какую реакцию такое откровение может вызвать у непосвященных. — Бледная Корона Халлоунеста…
Искорки чар покалывали хитин, растворяя шрамы и раны, постепенно перебирались с груди и живота на плечи и особенно изувеченную спину.
— Тебя точно не выматывает это заклинание? — неуверенно спросил Сосуд, припоминая, скольких усилий подобное исцеление стоило бы большинству волшебников на родине. Впрочем, может и здесь Свет черпала силы из другого источника, в Грезах это сделать легче, чем наяву.
Наверное, все-таки не стоило упоминать про корону, ибо, стоило девочке понять, что тавро является королевским знаком, как она тут же вспомнила об этикете и оробела. В своем неведении колдунья общалась с подобным существом как с равным, а ведь она простая жучиха — как грубо. Виновато склонив голову, светлячок приглушенно, отчаянно стыдясь своей оплошности, заговорила, резко напомнив Тени прислугу Бледного Дворца с их… зачастую неуместным подобострастием.
— Простите, Ваше Высочество. Я вела себя не подобающе… — почти прошептала Свет, пряча глаза под ресницами. — Нет, Ваше Высочество. Заклинание второго уровня световой магии является простым и не энергоемким, но имеет минус не быстрого действия, — мерным, неестественным тоном проговорила, точнее даже процитировала синяя жучиха, подобно зашуганной отличнице перед излишне строгим школьным директором, устроившим внезапную проверку знаний.
— Све-ет, да полно тебе, — жалобно протянул Эхо, которому, как вовремя вспомнилось, стоило немалых трудов отучить окружающих звать его «высочеством». От этого титула еще тогда, в далеком детстве, сводило челюсти. — Это не то, что… в общем, тавро — не повод… ох… поверь это всего лишь означает, что на мне лежит некоторая ответственность, и это не повод как-то по-особому ко мне относиться. Особенно тебе.
— Но правила и порядок должны соблюдаться, — удивленно возразила девочка, — И с чего мне-то особенно?
Удивление и спор на тему воспитания и правил поведения не помешал чаровнице следить за своим волшебством. Звездные потоки, справившись с ранами на груди и животе, потянулись на спину, но легко было заметить, что они едва достают до ближайших травм. Девушка осторожно попросила:
— Вы… можете повернуться? Будет лучше, если я направлю их напрямую.
Полый кивнул и послушно повернулся к девочке спиной, позволяя направлять заклинание. Впрочем, продолжить спор это не помешало и в отношении «правил» он собирался стоять до конца, каким бы глупым это ни казалось окружающим.
— Правила чего? — спросил Эхо чуть запальчиво взмахнув рукой.
— Этикета, — робко попыталась возразить девушка, но внезапно обретший статус пустотный явно имел на это свое мнение.
— Мы не на приеме, не в Бледном дворце и даже не в Халлоунесте. Ты — такое же божье дитя, что и я, а я, в свою очередь, всего лишь один из семи тысяч полых, — он помолчал секунду, после чего со вздохом признался. — И я до дрожи не люблю, когда меня зовут высочеством… какое-то… неоправданно большое значение вложено в эти слова.
Последние слова принца окончательно прояснили его отношение к титулу, заметно успокоив и, чего греха таить, умилив девицу.
— Ну ладно, — тихо хихикнув, согласилась крылатая после небольших раздумий, — не буду.
— Спасибо, — искренне поблагодарил Эхо, радуясь, что легко отделался.
Разговор немного затих. Свет сосредоточилась на лечении, хмурясь, при виде спекшихся в единую бугристую массу хитиновых пластин на спине, а Тень погрузился в свои мысли. Несмотря на, в целом, невеселую ситуацию, ему было непривычно спокойно и приятно находиться здесь. И пусть Полый знал, что это продлится недолго, он был рад каждой минуте в компании с девушкой.
К спине постепенно возвращалась чувствительность, спекшиеся между собой пластины хитина приобретали подвижность, а из медленно восстановившихся лож, к удивлению целительницы, начали вырастать слабо поблескивающие полупрозрачные крылья. Едва восстановившись, слюдянистые, слишком короткие для полета крылышки дрогнули, взбив воздух, и тихое жужжание наполнило воздух. Эхо вздрогнул от неожиданности и в мимолетном испуге вскинул голову, как насторожившийся маскокрыл.
— Ой… — изогнув длинную шею, он оглянулся, пытаясь посмотреть на спину, — а я и забыл, что так мог…
Свет снова хихикнула, такая реакция на собственную часть тела показалась ей забавной, пусть и не совсем здоровой. Последние звездные искры растворились в воздухе, отпущенные призвавшей их волшебницей. Для них больше не было здесь работы.
— Что ж, пора вспомнить, — доброжелательно улыбнулась жучишка и встала с пола. — Ну… я сделала, что могла. Думаю, мы больше не встретимся, если высшие силы снова не пришлют меня для помощи. Приятно было пообщаться, Эхо. Спасибо за рассказ о Халлоунесте, — произнесла она благодарным тоном.
— Пожалуй, — отозвался Эхо.
Очевидно, и впрямь пришло время прощаться. Он встал в полный рост, чувствуя себя неожиданно некомфортно, будто делает что-то недозволенное, и вот-вот кто-то одернет, вернет Тень в обычную беспросветную реальность, где нет возможности даже встать на ноги, выпрямившись во весь рост.
— Я у тебя в долгу, Свет, спасибо. Может высшие силы и прислали тебя, но помогла именно ты, — Полый склонился в поклоне, прижав ладонь к груди. — Тебе правда лучше будет сейчас вернуться в тело. Когда я проснусь, то постараюсь стереть твои следы в астрале. Но все же, когда все начнется, тебе лучше оказаться подальше.
Свет поклонилась в ответ, повторив жест пустотного и, случайно нащупала прикрепленный на груди «Голос Мира» — фиолетовый амулет-переводчик с белым опалом в обрамлении четырех желтых лепестков, напоминавших скромный цветок.
«Высший и об этом позаботился…» — с удивлением отметила она, — «Значит мы говорим на разных языках».
— Нет. Я ничего не делаю в долг, — с достоинством ответила девушка на благодарность темного принца. — Помощь всегда должна быть безвозмездной. Да и ничего мне не надо ни от кого.
У нее была красивая улыбка, мягкая и домашняя, лучистая, как пробивающиеся сквозь полог теплые лучи. И Эхо нечего было возразить, пусть он и не смог бы перестать чувствовать себя обязанным этому чудному дитя. Обязанным чем-то, куда более ценным, чем жизнь.
— Прощай, Эхо. Береги себя и удачи, — мягко завершила Свет свою речь, помахав напоследок рукой.
— Да хранит тебя Вечность, Свет, — только и смог ответить Полый. — Я тебя не забуду. Прощай.
С этими словами Эхо развел руки в стороны, призывая магическую силу. Тавро на груди вспыхнуло нестерпимо ярким белым светом, а в следующий момент он исчез, пробудившись в реальном мире. Настало время отвоевать свою свободу или вынудить одержимых убить его.
Вспышка в которой исчез пустотный, не ослепила вовремя закрывшую глаза синюю жучиху, исчезнувшую в свою очередь из золотого пространства без особых эффектов, будто просто слившись с воздухом.
Звуки хора разносятся по опустевшим коридорам храма. Высокое и чистое пение должно наполнять душу покоем и радостью, в нем нет ни нотки фальши, а в каждом слове звучит благодарность за каждый прожитый миг и надежда на то, что следующий день станет лучше, чем предыдущий. Ежегодная служба в честь Чистого Неба должна дарить надежду… должна дарить…
Молодой послушник, торопясь, почти бежал по пустынному коридору, не опасаясь быть замеченным или узнанным. Все жуки ушли на службу. Священники, стражники, горожане — некому было заметить одинокую фигурку в праздничном длиннополом одеянии, некому было задавать неудобные вопросы. А спросить, очевидно, было что.
Послушник не должен был быть здесь. Он должен находиться там, в главном зале, подле Наставника, приемником которого его уже видит паства. Он должен славить пением приход нового дня. Он должен отдавать почести Божьему Гласу, на чьих стараниях и на чьей великой жертве держится мир. Он должен… должен… Должен, но вместо этого бежит по пустынным коридорам в скрытую от посторонних глаз часть храма, к тяжелой металлической двери, испещренной обережными глифами. Бежит со всех ног, спеша управиться до конца песнопений, пока Наставник не может отвлечься… пока не может наблюдать… Это, разумеется, не поможет оставить проступок ученика в тайне, но позволит его совершить. Так, чтобы никто не помешал. А наказание… да что наказание?!
Знакомая дверь. Тяжелая, окованная рыжим металлом, невосприимчивым ни к темным чарам, ни к обычному волшебству — в сознании молодого жука она навсегда ассоциируется с воротами в Преисподнюю — ту самую, где в очистительном огне горят самые черные, самые жестокие души.
У двери двое стражей в белых доспехах. Спокойные, они более заняты тем, что вслушиваются в звенящее в коридорах пение хора, чем смотрят по сторонам. Их можно понять. Три уровня подземелий, три магические решетки и дверь камеры отделяют их от того зла, что заперто под храмом. Здесь наверху — безопасно. Здесь не от кого ждать угрозы.
Послушник устало привалился к стене и перевел дыхание. Осталось немного, главное не переборщить. Собравшись с духом, он развел ладони, будто старательный внук, помогающий старой бабушке сматывать пряжу, и тут же тысячи нитей, сотканных из чистого рыжего света, возникли между узких ладоней. Осторожно, боясь повредить или потревожить пульсирующий, как живое сердце клубок, юноша повернул его несколько раз, выискивая нужные нити. Это не заняло много времени, два извивающихся лучика рыжего света, ведущих к душам скучающих стражей, мягко легли на пальцы послушника, и тот бережно потянул, вплетая свой разум в их мысли.
Воины дернулись, почувствовав вторжение. И, если бы юнец вздумал отдать приказ или, как любил делать Учитель, взять под контроль тело, им всем пришлось бы вступить в нешуточную борьбу, и еще не ясно, кто бы вышел победителем. Однако жучок не собирался терять время на бесполезные действия. Резким рывком за нити, как подсекающий малька рыбак, он выключил сознание стражей, еще до того, как те успели окончательно понять, что происходит. И только когда два тела безвольно осели на пол, юноша выпустил зажатые в кулаке лучики света.
Путь был открыт, и послушник не без труда отодвинул тяжелый засов на двери в подземелье. Створка, высокая и тяжелая, поддалась не сразу. Юнец не был крупным жуком, и ему пришлось всем своим весом навалиться на ручку, чтобы хотя бы сдвинуть более чем вдвое превышающую его рост дверь. Темнота, сгустившаяся в проходе, на секунду ослепила, и жучок замер на первой же ступени, пристально вглядываясь во мрак.
Что-то было не так. Слишком пустой казалась обитая металлическими пластинами лестница, слишком тихой и… темной. Не горели золотые светочи на стенах и снизу не пробивался слабый огонек, а ведь стражники на своих постах не могут находиться в темноте. Впрочем… были ли там стражники, юноша уже сомневался. Он не чувствовал присутствия собратьев там, внизу. Ни единой живой души, ни сердцебиения, ни вздоха… точнее, никого, кто носил бы в своем сердце и глазах благословенный рыжий свет.
Темнота внизу шевельнулась, выдавая присутствие. Послушник судорожно вздохнул, с усилием проглотив так и напрашивающийся вопрос.
«Как?»
Неважно. Уже неважно. Еще было время с силой захлопнуть дверь, закричать, наполнив общий разум собственной тревогой, знамением опасности. Еще было время…
Послушник устало привалился к косяку, понимая, что ничего из этого не сделает. И неважно, что будет потом. Ему, уже неделю как двадцатилетнему жуку, самому старшему из учеников, знающему слишком много и слишком много на себе испытавшему, в любом случае осталось недолго. Это вопрос времени, и лучше будет… чтобы это случилось сейчас, пока воли хватает хоть на что-то… правильное.
Он бесшумно взбежал по ступеням, замер напротив, черный, с белым ликом, оказавшись почти на голову выше своего невольного… врага? Товарища? Друга?
«Как?» — вопрос так и остался невысказанным.
Тень осторожно тронул послушника за локоть и мотнул остроносой рогатой головой куда-то в сторону коридора. Звал за собой, без слов, как могут только они. Даже обретая голос, пустые не утрачивают этой поразительной способности делать жесты… понятными. Или молодой жук просто хочет так думать?
Юноша покачал головой. Оранжевые огни в глазах, казалось, померкли на секунду, но лишь на секунду. Пожалуй… он и правда хотел бы уйти, но слишком хорошо знает, насколько это бесполезно. Пустой смотрит. Долго, без слов. Они оба знают, что больше никогда не увидятся. Они… даже немного сожалеют об этом. Но и рады тоже. Пятилетний кошмар подошел к концу… так или иначе.
Тень отворачивается и быстрым шагом удаляется по коридору, оставляя послушника наедине с внутренней тишиной. Под сводами звенят отголоски хора, служба подходит к своей кульминации, а юноша, чувствуя себя неожиданно пустым и свободным, медленно оседает на колени и, сцепив дрожащие пальцы, молится. Молится, отчаянно взывая к запечатанному во мраке Свету, к тому яркому и волшебному, что еще может быть в мире, отстроенном на пепелище. Молится не за себя, он уже давно отвык что-то просить у богов или жуков, а за тех, кто есть сейчас и останется после. За тех, кого, уже не сможет защитить.
Пение хора звенит под сводами, и тысячи огнистых нитей, тысячи душ со всего королевства объединялись в едином торжественном порыве, в единой молитве, в единой песне. И никто не видел, как рыжий свет в глазах обреченного послушника сменяется на золотой.
А где-то далеко, в мирной Яркой Долине юная девушка-светлячок пробудилась от своего медитативного сна. Потянувшись всем телом после долгого пребывания в одной позе, она встала с кровати и подошла к письменному столу. В одном из ящиков хранилась её личная книжка для самых разнообразных записей — всего лишь простой блокнот, уже исписанный более чем наполовину. На одной из чистых страничек девушка аккуратно вывела всего два слова: «Халлоунест» и сразу под ним имя — «Эхо». А эта встреча войдет в ее копилку памяти, как одна из невероятных историй случившихся с ней однажды.
«Я тоже не забуду тебя, » — подумала Свет, с искренней улыбкой на губах.