Радуйся, Мария!

      В один из холодных сентябрьских вечеров тысяча девятьсот пятьдесят второго года в Германии католическая семья стала свидетелем рождения на свет мальчика. Ребенок не первенец в этом доме, в мир он вошел с пронзительным криком и плачем. Вокруг новорожденного не было той суеты, которую можно было ожидать. Только мать держала крепко свое дитя, силясь не уснуть от слабости. Рядом с кроватью — пара голов старших детей. В комнате полумрак, только ночник горел желтым светом на тумбе. В один из холодных сентябрьских вечеров пятьдесят второго года на свет появился ребенок, нарекла его мать именем Фремине. Нарекла именем «любовника перемен», считая, что дите в руках сможет увидеть другую жизнь, отличную от той, в которой была нищета.

      Фремине рос слабым ребенком. В отличие от старших детей, его здоровье было хуже всего. Он был невероятно больным и истощенным, но очень везучим. Корь, свинка, скарлатина — список приходящих и уходящих болезней можно было продолжать еще очень долго. Но тем не менее, мальчику это не мешало учится и ходить в школу. Фремине рос в семье строгости и религиозности. По утрам — молитва, в день — молитва, на вечер — молитва. Может быть, однажды не только мать услышит «Ангел Господень» на латыни из уст Фремине, но и сам Господь. А до той поры мальчик продолжит молится, потому что внутри него зародилось сомнение.

      Пневмония. Туберкулезная инфекция.

      Может, Фремине проклят?

      Подростку было семнадцать, когда в его жизни впервые случилось «это». В очередное воскресенье, после прихода из церкви, юноша по-обыденному снова решается записать утренние события в свой личный дневник. Красивый и ровный почерк — результат воспитанности и прилежности. Каллиграфия подростка была на радость прелестной. Воскресный день предвещает оставаться солнечным, ясным. В такую погоду только гулять и надо, но Фремине не до этого. Вообще, религия его конфессии подразумевала лень делом греховным, но подросток в свой законный выходной хотел немного отдохнуть. Тем более, его учебе это не помешает, а тело требовало расслабится. Нет же ничего греховного в часе сна под одеялом? И Фремине лег, ничего не предвещало беды.

Но что-то сдавило туловище юноши. Подросток попытался встать, но судорога мешала хоть как-то пошевелится. Яркие пятна дьявольских рож перед глазами ужаснули Фремине. Хотелось кричать, хотелось бится, убежать. Но тело не поддавалось.

      Будто вовсе не принадлежало своему хозяину.

      Фремине чувствует под собой влажность простыней и собственных пижамных штанов. Холодный пот стекал по лицу подростка. Конечности продолжали двигаться сами по себе. Юноша все также пытается понять, что происходит. «Это» длилось, по ощущениям подростка, долгие минуты. И как резко началось, так резко и прекратилось. Фремине испугался. Но теперь он мог спокойно двигаться, как ему хотелось. Конечно, первое, что он сделал — встал с кровати. Второе — проверил спальное место. Третье — побежал к своей маме. И Фремине боялся. Не только «этого», но и реакции матери.

      — Мама! Мама! Я не знаю, что это было! Я правда не мог двигаться! Мама, ну послушай! Это странно! Мне страшно!

      Вот уже которую минуту подросток спорит с родным человеком. Фремине описывал все в красках: как нечто сжимало его в мертвой хватке, как потерял контроль над телом, как виделись в его глазах бесы и то, как он описался в кровати.

      — Да что ты все заладил! Хватит! Тебе простыней не жалко? Я батрачила! Батрачила! А ты! — Мать перешла на безудержный крик, но вскоре ее тон сменился на более мягкий. — А ты…сходи помолись; нет, мы пойдем вместе. Вдруг и дьявольские лица пропадут, и твое поведение в норму придет, неблагодарный.

      Мама встретила Фремине с осуждением. Подросток не знал, что ему следует предпринять. Он все еще боялся повторения подобного. Всегда было важно только три вещи: семья, образование и религиозные убеждения. Отклонения от этой истины каралось жесточайшим образом. Фремине не понаслышке знает, каково стоять коленями на горохе. Но сейчас хотелось не молиться, а лишь спросить, в чем он так провинился, что страдает подобным образом.

      Краснуха. Коклюш.

      С того случая прошел год, полный множеством больных дней для Фремине. Мама не любила таскать ребенка по врачам не только из-за дорогих лекарств, которые они выписывают, но и из-за того, что с каждым годом все меньше и меньше надеялась, что доктора смогут хоть чем-то помочь юноше меньше болеть. Она больше не верила им, отдавая свою веру только Богу. Но, когда мать наяву увидела припадки собственного сына в церкви, его полную отрешенность от этого мира, и услышала нечеловеческий голос из уст подростка, то, не задумываясь, отвела юношу в больницу. В ее душе присутствовал страх за жизнь собственного ребенка, но больше и сильнее этого страха было только нежелание принимать печальную действительность.

      — Доктор считает, что у тебя что-то с мозгом! Только не начинай говорить, кому не попадя, кроме наших! Ты же знаешь, какие люди ходят рядом? Они будут говорить: «Фремине — сумасшедший! Вы слышали об этом? Ему пришлось вызвать психиатра! Психиатра! Психиатра!» — Мама истерично продолжала повторять одно и то же, виня во всем подростка.

      Фремине действительно продолжал думать, что проклят. Хотя он молился трижды в день, прилежно учился, мясо не ел, рукоблюдием не занимался. Но юноша продолжает страдать, чтобы через страдания в конце своем пути познать покой. Именно в это верил подросток.

      А еще верил в то, что им кто-то управляет.

      Припадки участились, но лекарства, что выписывались врачом, даже не были куплены. Фремине отмаливал свои грехи как мог, все колени были в кровоподтеках. И однажды во время чтения молитвы он услышал, как мама разговаривала со своей подругой.

      — …быть может, он одержим!

      — Точно!

      — Вам надо священника! Экзорцизм!

      — Вот-вот!

      И Фремине осенило, затрясло от страха. Потому что сам догадывался, что одержим кем-то. В нем бесы, сам дьявол управлял им, не давая покоя юноше. Сейчас, стоя на коленях перед иконой, мальчик хотел спастись, чтобы его избавили от таких мук.

      Вскоре к ним в дом заглянул священник, внимательно выслушивая мать Фремине.

      — У него дьявольский голос! Он говорит не на нашем языке! Он весь дергается! Челюсть! А челюсть сжимает крепко-накрепко! Мы когда были в церкви, так сразу упал и начал дергаться! На иконы не смотрит! Нос воротит! А недавно… снова судороги какие-то и вещи, в доме которые, летят по всей комнате, падая вниз!..

      Юноша все слышал в своей комнате, оставаясь лежать в кровати в одной рубахе. В последнее время ему сильно нездоровилось, тело было вялым и слабым, а сам Фремине хотел лишь спать. В его дверь легко постучали, чтобы известить о том, что зайдет человек. Мальчик увидел высокого темноволосого мужчину в сутане со стоячим воротником, в котором присутствовала белая колоратка.

      — Отец, вы пришли помочь мне? — Фремине хотел встать, чтобы поприветствовать гостя, но тот лишь отмахнулся, указывая, что подросток может оставаться в постели.

      — Отец Ризли. Рад встрече и знакомству, Фремине. Я успел многое узнать о твоем состоянии, но не переживай, ты в полной безопасности.

      Священник успокоил дух подростка одним лишь присутствием. Юноша теперь верит в то, что его избавят от демона внутри него. Он верил в одержимость, потому что верили в это все.

      — Отец Ризли, мной кто-то управляет.

      Мужчина ничего не ответил, лишь прикоснулся своей ладонью к щеке юноши. Стал поглаживающе и так мягко водить ею, что Фремине начал потихоньку окунаться в дрему. Прикрыв глаза, юноша наконец-то расслабился. И понял, что у него самого жар, поскольку рука мужчины была столь приятно прохладной, что не описать словами. Подросток хотел верить, что сейчас он находится под защитой и что бес, сидящий внутри него, испугается святости и выйдет из его тела.

      — Фремине, чем ты питаешься в последние дни?

      Какие странные вопросы задавал священник, неужто проблема была именно в этом?

      — Ну, знаете, иногда прозрачный жиденький бульон уже хорошо на обед, на завтрак предпочитаю булочки с солью, а ужинаю, как попрошайка, как и все в Германии.

      — Фремине, ты выглядишь очень нездорово. Твои синяки под глазами, впалые щеки… ты очень слаб и худ. Как давно ты был на осмотре у врача?

      Очень давно не был. Да и к чему, если все всё понимали о его недуге? Он устал кочевать по больницам и кабинетам врачей, чтобы в результате все равно заболеть вновь. Они не помогали. Фремине нервничал. Фремине стало тревожно. Но рядом с мужчиной было так спокойно, безмятежно, приятно и хорошо. До той поры, пока дьявол внутри тела подростка не взбесился вновь. Руки священника уже не гладили юношу, а с силой сжимали в кровать. И снова: бесконтрольное поведение, размытые образы, нечеловеческий голос. Фремине был в сознании и он видел в глазах священнослужителя смятение и озадаченность. Доселе спящие в теле силы пробудились, и мужчина всем своим весом вдавил юношу в постель. Это закончилось вскоре, Фремине оставалось только отдышаться, а священнику встать и поправить рясу.

      — Отец Ризли, помогите мне. Вы сами видели все воочию, поэтому прошу вас, помогите мне, помогите этому мирянину, рабу Божьему.

      Мужчина не спешил давать свой ответ, быть может, увиденное потрясло его до глубины души. Но тот снова подошел к лежащему парню, поправил подушки и одеяло и присел на край кровати, чтобы после начать разговор вновь:

      — Боюсь, что не я должен тебе помочь. А врач, высококвалифицированный специалист. Не мне судить, но из того, что я увидел, могу предположить, что у тебя эпилепсия. Ты не одержим, Фремине. Ты просто болен.

      Подросток не может что-либо сказать, потому что не верит словам Отца Ризли. В нем же бес! Демон! Дьявол! Он, неверяще, начал трясти головой в отрицании услышанного.

      — Тебе необходимо лечение, Фремине. И как священник, могу подтвердить, что в твоем теле нет никаких бесов. Парень, тебе питаться нужно, принимать лекарства в первую очередь, потом молиться. Твоя мама, по всей видимости, забыла о своих обязанностях.

      — Так я действительно не одержим демоном?..

      На глазах подростка наворачивались слезы, он жил во лжи последние несколько месяцев, нормально не евши и не спавши. Священник начал поглаживать руки юноши, успокаивая:

      — Конечно же нет, но, думается, твоя мама не бросит попытки провести экзорцизм. Я поговорю с ней, не бойся.

      Отец Ризли выходит из комнаты, оставляя Фремине наедине с собой. И подросток слышит мало различимый разговор двух людей: священника и матери. Подросток встает с кровати и тихим шагом проходит к двери, силясь хоть что-либо расслышать:

      — …экзорцизм осуществляется исключительно с разрешения епископа…

      — …мы найдем другого священника!..

      — …хорошо-хорошо, успокойтесь, Дамочка. Я сделаю все, что в моих силах, только проследите за здоровьем вашего сына, он излишне худой и слабый…

      Неужто Фремине разгневал Бога, но разве он мог? Разве было недостаточно веры? И если он всего-навсего болен, тогда почему его мама так сильно верит в наличие демона в теле юноши? Ответ был на поверхности: вера в потустороннее была дешевле лекарств, нужных для подростка. Фремине слаб, он нуждался в отдыхе, хорошем питании, свежем воздухе и лечении. Подросток сам не заметил, как начал страдать худобой и от низкого веса, не заметил, как вера стала помешательством, не заметил, как мать медленно убивает свое дитя.

      Юноша чах с каждым новым днем, священник навещал семью. Отец Ризли подал прошение на проведение экзорцизма. И спустя долгий месяц ожидания и детального рассказа того, что поведала мать ребенка священнослужителю, епископ дал свое согласие на проведение обряда большого экзорцизма. Священник пришел в один из будних дней. Фремине по прежнему лежал в своей комнате без каких-либо сил. Вскоре к нему заходит мужчина.

      — Фремине, твое здоровье? Как ты?

      Подростку худо и невмоготу как-либо отвечать, лишь тихим голосом тяжко может произносить слова.

      — Отец Ризли, разве вы мне в состоянии помочь?

      Юноша знал ответ на этот вопрос, он был неутешительным.

      — Мы закроем дверь и окно, чтобы нечисть не сбежала. Твоя мама будет свидетелем обряда. Я постараюсь, чтобы все происходило быстро, постараюсь делать это не особо больно. — Мужчина наклонился ближе к лицу парня, чтобы шепотом разъяснить план дальнейших действий. — Фремине, слушай меня внимательно, тебе необходима медицинская помощь, мне придется убедить твою маму, что за тобой нужно присматривать мне лично очень много лет. Еще несколько месяцев и ты явно испустишь дух, а я не хочу допустить твою смерть. Я заберу тебя и буду обучать в воскресной школе, заодно и подлечим. И сегодня, если придется, нужно потерпеть малые страдания. Если у тебя случится припадок, а молитвы и святая вода не помогут на глазах у мамы, то остается прибегнуть к порке. Прости меня, я пытался все объяснить, но твоя семья настаивала. И лучше я буду легкие удары совершать, чем другой священнослужитель будет тебя бить.

      Фремине страшно. Фремине надеялся, что судороги не проявятся во время обряда. Но злой рок или иные стечения обстоятельств, но припадок снова случился. Подросток видел, как силуэт мамы стоял рядом с дверью в его комнату, он слышал речь на латыни от мужчины и чувствовал холод от святой воды на собственном теле. Как обычно: тело двигалось само по себе, голос был измененным, а разум затуманенным. И резкая боль на туловище, которую еще можно было терпеть. Но Фремине безумно устал от всего, даже от приступов. Он теряет сознание.

      Подросток приходи в себя в неизвестной ему комнате. Он оглядывается, чтобы рассмотреть место получше.

      — Фремине, не переутомись, ты и так еле очухался. — Рядом с кроватью, парень увидел сидящего на стуле священника.

      — Отец Ризли, где я?

      — Ты у меня дома. И давай для начала хлебнешь немного куриного бульона, потом поспишь, восстановишь силы, тогда и поговорим.

      Фремине был рад оказаться в доме у священника, рад был, что его спасли. Не от демона, а от собственной матери. Отец Ризли оказался воистину альтруистичным верующим: он начал присматривать за подростком, кормил и поил, отвел к доктору и купил лекарства на собственные сбережения. Конечно, именно священник устроил парня в воскресную школу.

      Занятия длились ровно столько же, сколько и в обычной школе. Фремине было не сложно влиться в новый коллектив, все же вера в одного Бога в трех лицах у них одна. Их школа была при церковном приходе, соответственно является церковно-приходской. Подросток не раз и не два читал закон Божий, учился и общим дисциплинам и, конечно, ходил на утренние мессы к отцу Ризли. Он и стал вызывать у юноши множество вопросов.

      Вместе жили, делили быт между собой, верили в одну веру, молились на одном и том же языке. Временами казалось, что и Фремине и отец Ризли - неразлучны. И никого это не смущало: ни одноклассников, ни друзей, ни родителей, ни само духовенство в целом. Для каждой из групп было свое объяснение: желание стать ближе к Богу, одержимость, спасение от смерти.

      Юноша был рад видеть в Отце Ризли свой моральный и нравственный ориентир, пока однажды, не стал замечать, каким взглядом окидывает его с ног до головы мужчина: слишком печальным и тоскливым. Томительные переглядывания смущали и заставляли задуматься. Точно ли отец Ризли откровенен и открыт этому миру, или ему есть, что скрывать?

      В церкви запах ладана и воска. Здесь рады каждому, кто приходит сюда, но нечасто тут можно услышать тишину, оттого, что мало людей. Фремине поздно вечером, когда церковь уже закрывалась для постояльцев, мирян, ждал мужчину, чтобы вместе отправится домой. Подросток каждый раз, смотря на иконы, благодарит Бога, что именно отец Ризли помог ему спастись. Юноша боялся представить, каким был бы его конец, не встретив священника однажды. Но теперь он сыт, не жалуется на здоровье и готов отплатить добротой мужчине. Фремине полагал, что отца Ризли что-то гложет.

      Священник всегда мог исповедоваться перед другим представителем духовенства, но подросток уж очень больно хотел узнать о всех тяготах мужчины. Делиться с ближним своим: не только материальным, но и духовным. Всегда легче будет, когда разделяешь боль с понимающим. Фремине не мог и представить, чем все обернется впоследствии.

      - Я всего лишь согрешил.

      Подросток оставался в недоумении. Да, соблазн иногда берет верх над человеком, окутывая сознание, заставляет согрешить, но мужчина говорил об этом, сродни это являлось обыденностью. Или неизбежностью.

      - Отец Ризли, вы всегда можете исповедоваться. И знайте, я буду поддерживать вас, вы можете поделиться со мною переживаниями…

      Оба еще оставались в церкви совсем одни. Фремине никогда не было неловко оставаться наедине с мужчиной, но сейчас было совсем иначе. Касания к волосам, излишняя осторожность и нежность в руках, когда ладонь мужчины проводила по лицу - будоражили сознание подростка. Отец Ризли часто обнимал юношу, показывая доброту и дружелюбность, но только при ярких достижениях подростка или просто в знак приветствия. Но это было коротко, а сейчас долго, чувственно, с некой усталостью и долгим выдохом мужчины.

      - Фремине, боюсь ты ничем мне не сможешь помочь.

      И юноша расстроен не только тем, что бессилен, но и тем, что общение со священником сходит на нет. Теперь его не будят, желая “доброго утра”, отдельно от него молятся, завтрак вместе они проводят в полной тишине. Но мужчина, когда оба встречаются в стенах школы или церкви, всегда смотрит на юношу самым теплым взглядом, а после грустно улыбается, видя ответную улыбку подростка.

      Фремине никогда не жаловался на отсутствие материальных благ, что закрывают первостепенные потребности. Однако он начинал тосковать по тем вечерам, когда отец Ризли начинал рассказывать обо всем: о его начинаниях в службе, о мире, который он успел немного увидеть, о своих рассуждениях касательно религии. И мужчина всегда интересовался о делах юноши: об учебе, о планах на выходных, о здоровье и нуждах.

      Подросток мог бы в священнике разглядеть лишь отцовскую фигуру. Но родитель никогда не станет смотреть на юношу так, как смотрят люди на своих спутников жизни. Спустя долгий год Фремине начал подозревать, в чем именно согрешил мужчина. И юноша сам не в состоянии найти ответы на вопросы, не в состоянии ответить на вопросы и сама религия. Оставалось только спросить напрямую и молиться, чтобы не прогнали снова. Молиться, чтобы поняли твои чувства без слов, потому что о таком не говорят вслух.

      Отца Ризли было легко найти снова в церкви вечером, тот, совсем не желая замечать Фремине, рассматривал округу. Но юношу ни чуть не оскорбило такое поведение, он прямиком направился к мужчине. И как только встретились, то подросток заметил, как сжались губы в тонкую линию у священника, как руки, что свободно двигались, спрятались за спиной собеседника.

      - Отец Ризли, выслушайте меня, пожалуйста. - Мужчина и бровью не повел, но продолжил слушать. - Мне кажется, за все мои года жизни, я впервые не могу найти ответа на свой вопрос: сколько бы я библию не прочел, все тщетно. Поэтому прошу вас, помогите мне. Почему вы отдалились от меня, за что? Я вам так противен?

      - Ни в коем случае! - Излишне резко священник высказывает слова, будто не ожидал, что своими действиями мог сделать больно подростку. - Ни в коем случае. Я… всего лишь на всего провинился перед тобой, собой и Богом.

      - В чем же?

      Отец Ризли долго не отвечал, думал. Фремине видел в выражении лица смятение, неуверенность, но вскоре эмоции переменились. Мужчина успокоился, взял себя в руки и все же решился.

      - Фремине, ты готов выслушать мою исповедь? - Подросток понимал, последующие слова будут произнесены не священником. Истина была предназначена исключительно для ушей юноши и никому более, но хотелось подтвердить свои догадки, говоря обо всем лишь между строк.

      - Но, Отец Ризли, разве вы можете исповедоваться не перед представителем духовенства, а как же отпущение грехов? - Лишь бы мужчина понял подтекст.

      - Исповедоваться не примирившись - греховно, истина моя может быть услышана лишь тобою. - Священник подходит ближе, чтобы, как раньше, погладить юношу по голове и щекам. - И, Фремине, запомни, каются не перед священником, а перед Богом. Самый важный свидетель моей греховности - ты, а Господь, я думаю, услышит меня и так.

      Подросток молчал, давая возможность высказаться мужчине. Юноше было вовсе не страшно услышать то, как ему казалось, что хотел услышать. Участилось сердцебиение. Фремине оступился так же, как и отец Ризли.

      - Я сделал множество дел милосердия для души и тела за свою жизнь. Но согрешил… Мое сладострастие к тебе так велико, что я путаю греховность с добродетелью Божьей. Чувствую зависть, когда ты улыбаешься не мне, жаден до твоих касаний ко мне. Меня переполняет гнев, когда вижу, что не могу помочь тебе. Я готов воровать еду, чтобы ты больше никогда не познал голод. Когда вижу тебя, чувствую похоть и влечение к тебе. Мне печально, когда ты не рядом со мной. И я так горд своей любовью к тебе, что больше не могу терпеть свое молчание, Фремине.

      Подросток, улыбаясь, смотрит на мужчину точно в глаза, чтобы разглядеть каждое последующее действие. И чувствует легкое прикосновение губ мужчины на своих устах. Касание было теплым, первым и очень, очень опасным. Юноша позволяет Отцу Ризли быть ближе к нему, не сопротивляется, когда объятия становятся слишком жаркими. И глубоко в душе, в самой темном ее проявлении, чрезмерно доволен случившимся. Его поняли верно.

      Однако Фремине все еще не нашел ответ своих грехов, и позже, когда оба вернулись домой, юноша, лежа рядом с мужчиной в одной кровати, решается продолжить начатое.

      - Отец Ризли, вы знаете почему Иуда поцеловал Иисуса?

      - Конечно.

      - Вы не считаете свой поцелуй предательством?

      - Отнюдь. Конечно, наш союз может быть интерпретирован как поражение перед самой похотью, но разве все, что я к тебе чувствую не любовь? “Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.” Я могу быть грешником, но не сама суть одного из трех добродетелей Божьего.

      Священник заметил, что Фремине еще немного и окунется в дремоту. Мужчине оставалось только укрыть обоих одеялом и прижаться ближе к юноше.

      - И поэтому, Фремине, я никогда не предавал тебя, изменилась лишь моя любовь к тебе.