Если последние четыре месяца в тюрьме после установления собственного авторитета и неприкосновенности Чуя считал однообразными и жутко скучными, то теперь он в полной мере ощутил последствия того, что Дазай считал себя его должником и другом. Началось всё через три дня после стычки в прачечной.
Во время обеда, набравшись храбрости, Осаму со своим подносом баланды и плошкой риса подошёл к столу, где сидел Чуя со своими сокамерниками, исключая старика, и несколько их корешей. Назвать эту компанию друзьями Чуя бы не решился, а вот тюремный жаргон вполне подойдёт. Дазай подошёл к столу, стискивая длинными пальцами края серого пластикового подноса, и замер у торца, не отрывая глаз от своего спасителя. Заключённые тут же оставили все разговоры и устремили взгляд на парня. Тот никак не отреагировал, продолжая молча стоять и пялиться на Накахару. Все собравшиеся за столом повернули головы к рыжему.
Чуя мысленно горестно вздохнул.
— Ты чего-то хотел?
Стараясь выглядеть максимально дружелюбно, поинтересовался у Осаму Чуя. Бросив на него быстрый взгляд, он оценил, что синяк на скуле парня по краям уже стал желтеть. Скоро сойдёт совсем. Неделя или полторы — максимум.
— Я хочу к вам за стол.
Гас — один заключённый из другой камеры — попытался скрыть смех, прикрыв рот кулаком и делая вид, что его разобрал приступ кашля. Остальные продолжали молчать, глядя на Накахару. Парень понял, что они ждут его решения, очевидно считая, что Дазай теперь полностью под защитой Чуи. Так же, как Ёрико — такой же щуплый парнишка, как и Осаму, обитающий на соседней с Накахарой верхней койке, — под крылом у Фина. Ёрико никто не смел тронуть без слова самого авторитетного арестанта их камеры. К чести последнего, Чуя никогда не видел и не слышал, чтобы Фин использовал или давал кому-либо другому парня для плотских утех. Он выполнял роль мальчика на побегушках, но не более.
И вот они ждали решения Чуи, вступится ли он снова за этого странного парня, покрытого бинтами, будто сбежавшая из музея мумия. Блин! Чуя бы с радостью послал его, куда подальше, но тогда Осаму рискует снова оказаться зажатым в прачечной. И в следующий раз Чуя может не оказаться рядом.
Накахара слегка подвинулся на прикреплённой к полу металлической лавке, освобождая немного места рядом с собой.
— Садись, — уверенно произнёс он, смиряясь с тем, что с этой минуты принимает на себя ответственность за не совсем адекватного субъекта.
На губах парня появилась радостная улыбка, а глаза счастливо засверкали. Только сейчас Чуя заметил, что они у Осаму не просто карие, а с тёмно-золотым ореолом вокруг зрачка. Не теряя времени, длинноногий парень поставил поднос на стол и перемахнул через лавку, усаживаясь.
Фин хмыкнул, берясь за оставленную ложку, чтобы продолжить трапезу. Остальные заключённые также расслабились, возобновляя разговор.
— Ты это, — выступил Хирото, опасливо поглядывая на Накахару, — прости за то, что случилось. Вон, Накахара подтвердит, что мы не всегда такие.
— Ага, — проворчал Чуя, прихлёбывая свою баланду. — У них такой обряд раз в пару месяцев.
— Видно, мало ему сломаного носа, — хохотнул Фин.
— Ну ты бы сказал сразу, что друган Накахары! А то этот рыжий говорил, что знать тебя не знает!
Хирото укоризненно глянул на Чую, а тот лишь ухмыльнулся. Он ведь и правда не знал Дазая до этой стычки.
С одной стороны, Накахару успокаивало то, что никто больше не пытался прицепиться к Осаму. С другой, Осаму выводил его из себя. Бинтованное недоразумение, получив официальное покровительство Чуи, стало таскаться за ним всё время, что заключённым дозволяли проводить вне камеры.
Каждый приём пищи Дазай сидел рядом. И если первое время он молчал, то вскоре стал вливаться в разговоры за столом. Ёрико смотрел на него с неподдельной ревностью, ведь его обычно к разговорам не приглашали. Что такого было в бескостном языке Дазая, Чуя не понимал, но парень легко подхватывал любую тему, и никто из заключённых не был против. Буквально спустя пару недель нельзя было даже предположить, что Осаму не душа компании уже много лет. Он общался с другими уголовниками так легко и непринуждённо, что иногда даже Чуя завидовал.
На спортивной площадке было ещё хуже. Помимо привычных уже Чуе взглядов на него, Осаму нарезал бумагу и сделал из неё помпоны. И теперь на каждой игре в баскетбол он прыгал, потрясая ими над головой, и радостно кричал, изображая черлидершу.
Чуя в ужасе думает, сколько же ему ещё терпеть этого ненормального. Отказаться от покровительства он не может. Как только задумывается об этом, под ложечкой начинает предательски сосать. Если он останется без защиты Чуи, Осаму просто порвут. И за поведение, и за то, что брошенные подопечные — всегда становятся более лёгкой мишенью из-за своей ненадобности.
Накахара пытается успокоить себя тем, что такой, как Дазай, вряд ли совершил что-то ужасное. Больше похоже, что он в тюрьму вообще по ошибке попал. А значит, и сидеть ему немного, и скоро Чуя от него избавится.
Осталось выяснить, насколько скоро.
Они вновь вдвоём в прачечной, и, пока Чуя загружает грязное бельё в стиральные машинки, Осаму изображает принцессу, восседая на тюках. Парень упёрся локтями в тощие колени, сложил кисти под подбородком и смотрит пристально на своего напарника. У Чуи уже глаз дёргается. Не то от этого взгляда, не то от того, что эта "принцесса" всегда бездельничает, пока Накахара работает за двоих.
— Хватит уже пялиться! — не выдерживает рыжий и запускает в Осаму грязным полотенцем. — Помог бы лучше!
— Оу! — Дазай ловко отклоняется в сторону от импровизированного снаряда. — Разве я не твоя принцесса?
Чёрт! Чуя до скрипа ткани сжимает в руках бельё, которое только что хотел закинуть в барабан. До него доходили слухи, что многие считают, будто он трахает Осаму. Не удивительно, что парень тоже их слышал.
— Бля! Это просто слухи. Ты знаешь, что я бы никогда не тронул тебя.
Он со злостью заталкивает бельё в машинку и, едва успевает захлопнуть дверцу, как длинные руки обвивают его поперёк груди. Мягкий голос Осаму шепчет у самого уха, опаляя его дыханием:
— А если бы я хотел быть твоей принцессой?
Чуя не может это контролировать. Мурашки бегут по всему позвоночнику от шеи до копчика и оседают там фонтаном искр. Сердце глухо ударяет в груди, и он содрогается всем телом. На секунду. Всего одну секунду Накахара представляет, как разворачивается и наваливается на Осаму, прижимая того к стене. Как впивается в его губы своими. Как вжимает колено между худых бёдер, заставляя его застонать прямо Чуе в губы.
Но уже в следующую секунду Накахара отбрасывает руки Дазая и отталкивает его. Говоря, он не смотрит на парня, пряча своё покрасневшее лицо в тени волос.
— Больше никогда так не делай!
Провокатор отходит обратно к тюку, на котором сидел, и незаметно облизывается. Когда он говорит вновь, голос звучит немного насмешливо:
— Расслабься. Я пошутил.
Осаму наклоняется, чтобы развязать куль с бельём. Накахара краем глаза смотрит на него из-под завесы волос и отмечает, что тот делает это весьма буднично, без привычных ужимок. Просто работает. Без намёков или каких-то попыток соблазнить.
Боже! Почему это вообще должно заботить Чую? Но его пугает собственная реакция на слова и действия Осаму, и Накахара точно не хочет признавать этого. Эта секундная слабость... Выбивает из колеи.
Чуя и сам садится на кучу белья, утыкаясь лицом в мозолистые ладони, зарываясь пальцами в волосы. Это просто бред какой-то.
— Слушай, — интересуется он, отрывая руки от лица и устало глядя на работающего напарника, — а тебе сколько ещё сидеть?
— Хочешь поскорее избавиться от меня? — усмехается Дазай, забрасывая очередную партию в свободную машину. — Я же уже сказал, что пошутил. Не нравлюсь — не надо.
— Да не в тебе дело...
— Ох, прекрати! — Осаму с громким хлопком закрывает дверцу и приваливается спиной к ряду машин, скрещивая на груди руки. — "Дело не в тебе, а во мне." Не говори этого, Чуя. Тебе не идут шаблонные фразы.
— А что мне идёт?
— Тебя серьёзно интересует моё мнение? — парень изогнул тёмную бровь.
— Допустим.
Осаму выпалил, даже не раздумывая:
— Дорогие вещи. Костюм, парфюм, машина.
Чуя был откровенно удивлён. И, если судить по ухмылке Дазая, скрыть этого не сумел. Он вырос не в лучшей семье, а когда сбежал, то и вовсе жил в трущобах с бандой подростков. Всё его богатство состояло из возможности добыть себе ужин. Лишь к годам двадцати он смог пробиться к более влиятельным людям, которые стали платить за то, чтобы он припугнул или избил указанных людей. Пока не оказался за решёткой. И вот какой-то странный тип, временами ведущий себя неадекватно, покрытый с шеи до пят слоями бинтов, как второй кожей, говорит ему, что Чуе Накахаре пойдёт роскошь и богатство.
— Почему ты так думаешь?
— Просто легко представляю тебя среди всего этого, — пожал плечами Осаму. — А насчёт твоего вопроса...
Он поднял одну руку и изящным пальцем постучал по острому подбородку, словно подсчитывая что-то.
— Хм... Дай вспомнить...
Карие глаза невинно захлопали.
— Пожизненное, вроде.
У Чуи челюсть падает на пол. Фигурально. Хотя он мог бы поклясться, что слышал звук её удара о кафель. Пожизненное? Вот этому задохлику?
Здесь явно какая-то ошибка.
— Без права пересмотра дела!
Осаму улыбается, словно ребёнок, который хвастается лучшей поделкой на уроке творчества. Это просто не может быть правдой.
— Ты что, — приподнимает уголок губ Чуя в усмешке, — старушку-процентщицу топором зарубил?
Хотя рыжий сомневается, что Осаму поднять нормальный топор сможет. Но он отрицательно мотает головой, от чего отросшие волосы и чёлка забавно хлещут его по лицу. Но не отвечает, а настаивать Чуя не хочет.
***
В сотый раз разглядывая потолок своей камеры, Накахара с ужасом думает, что иногда Дазая сложно вытерпеть даже половину дня. Мысль о том, что ему придётся практически ежедневно видеть этого человека на протяжении девятнадцати с половиной лет, кажется хуже уже вынесенного ему приговора. Но Чуя пытается ещё немного тешить себя надеждой, что Дазай может со временем стать адекватнее или остыть к нему.
Новая волна паники обрушилась на разум при воспоминании о шелестящем над ухом голосе Осаму. Накахара повернулся на живот и уткнулся лицом в подушку, чтобы никто, не приведи господь, не заметил его растерянного взгляда и вспыхнувших щёк.
Нет, только не это! Воображение, вопреки воле хозяина, рисовало, как тонкие руки, обхватывающие его грудь, стали плавно опускаться вниз. Чуя с силой зажмурил глаза, но это не помогало. Длинные пальцы, едва касаясь, пробежали по животу и ловко юркнули под пояс тюремных брюк.
Был бы Чуя один в камере, он точно завыл бы. А так оставалось только притворяться спящим и молиться, чтобы у него сейчас не встал. В камере с шестью соседями. Среди дня. На фантазию о парне.
Чёртов Дазай!
Чуя попробовал думать о неприятном. Годы на улице, отсутствие нормальной жизни и перспектив на неё. Пару минут спустя начало помогать, образ двух мужчин в полумраке прачечной постепенно таял в голове.
Накахара заставил себя прийти к выводу, что у него просто давно не было женщины. Это более разумное объяснение, чем шепчущий над ухом Дазай.
Ладно. Парень обещал больше не выкидывать подобных фокусов. Главное, чтобы Чуя после нескольких лет за решёткой всё же не решил воспользоваться доступным вариантом.
Когда за дверью раздалось громкое "Не двигаться!", и она открылась, Накахара лениво повернул голову на бок, узнать, что случилось. Обед был недавно, а на работы никого из их камеры сегодня не назначали. Краем глаза Чуя заметил, что сокамерники тоже в недоумении.
— В чём дело, капитан? — самым дружелюбным своим тоном осведомился Фин.
— Всем молчать.
По голосу Чуя узнал охранника Оду. Правда, сегодня он казался более напряжённым, чем обычно.
— Заключённый номер А5158, на выход!
Чуя, надеющийся проваляться сегодня весь день на койке, раздражённо выдохнул. Что им от него надо? Но приказ охраны, есть приказ. Он не в том положении, чтобы своё недовольство высказывать. Поэтому быстро спрыгнул со второго яруса и подошёл к двери.
И правда, за ним пришёл тот самый с нашивкой "С. Ода" на груди. В компании ещё двух охранников.
— Руки перед собой, — скомандовал он. Чуя подчинился, и Ода застегнул на запястьях браслеты наручников. — Следуй за мной. И без фокусов.
Чуя равнодушно пожал плечами, соглашаясь с требованиями. Вряд ли его ожидает что-то хорошее от этой прогулки. Скорее всего кто-то из отрабатывающих сегодня заключённых сорвался с работ, и его взяли на замену. Он молча шёл по коридорам мимо камер, смотря в спину Оде. Двое других охранников следовали прямо за его спиной.
Удивлением стало то, что конвой повёл парня не к прачечным, душевым или рабочему блоку. Они свернули к лестнице и поднялись на этаж выше, а затем вновь вышли в коридор с камерами, но находящийся в противоположном крыле здания. Здесь двери располагались ближе друг к другу, из чего Чуя сделал вывод, что сами камеры меньше и рассчитаны на меньшее количество заключённых. Безумно хотелось спросить, зачем его привели сюда, но парень не рискнул. Хотя ответ пришёл быстро.
У одной из камер Ода остановился, а за ним и Накахара с эскортом.
— Заключённый А5158, начальник исправительного учреждения Анго рассмотрел дело о происшествии между Вами и заключённым номер А5623 в помещении прачечной три месяца назад. На основании чего Вы переводитесь в другую камеру для дальнейшего содержания.
Чуя аж рот раскрыл от удивления. Это он о той стычке, когда Накахара сломал руку одному мудаку? Серьёзно? Они одуплились с его наказанием три месяца спустя?! А Чуя наивно полагал, что счастливо пролетел с тем случаем, и все, включая его самого, уже забыли об этом. Оказывается, что нет...
Ода прогремел ключами и открыл дверь, затем расстегнул наручники на запястьях Накахары.
— В камеру! — скомандовал он, и Чуе ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
Едва он оказался внутри, как захотелось выбежать в коридор, упасть на колени перед Одой и умолять поселить его где угодно, только не в этой камере! В одиночную. Можно даже без права выхода до конца срока!
Мелькнула даже идея напасть на Оду. Вдруг охранник из милости запрёт его на неделю в карцере!
— У меня будет сосед? — весело прощебетал Осаму, сидя на верхней койке, подтянув колени к груди и смотря на пришедших сверху вниз невинным детским взглядом.
Ода закатил глаза и подтолкнул Накахару в камеру. Парень испытал дежавю, сходное по ощущениям с тем моментом, когда ему зачитали приговор в зале суда. Та же вата в ушах и гул в голове. Но он пытался не подавать виду. Вместо этого, Чуя тяжело рухнул на нижнюю свободную койку в двухместной камере, закинул руки за голову и закрыл глаза, пытаясь смириться со своей участью.
Дазай не был бы Дазаем, если не стал тут же трещать. Чуя его не слушал. Как и за какие грехи он оказался заперт в одном помещении с Осаму?! Сравнить можно только с адом. А вдруг, Чуя умер и теперь действительно в Аду? А Дазай был приставлен к нему в качестве личного демона-мучителя.
— Ты хоть иногда молчишь? — жалобно протянул Чуя, приоткрывая один глаз.
Осаму свисал вниз головой со своей койки такой непосредственный и милый в своём дурашестве, что Чуя не смог сдержать улыбки. Уголки его губ дрогнули и немного вытянулись вверх. Он поднял руку и под округлившиеся от удивления глаза Дазая легко щёлкнул его по лбу.
— Эй!
Голова Осаму скрылась из вида. Чуя тихо рассмеялся. Нет, всё же Осаму не демон, а просто бесёнок. Который замолк на своей полке.
— Дазай, — позвал его парень, но мохнатая голова так и не показалась вновь. — Ты обиделся, что ли?
В ответ — тишина. Чуя приподнялся на локте.
— Правда что ли, обиделся?
Никакой реакции.
— Оса~аму.
Накахара тихо встал на колени и собирался незаметно заглянуть на второй ярус, чтобы шутливо напугать нового соседа, как тот буквально свалился на него сверху.
— Бу!
Чуя едва успел его подхватить, чтобы бинтованный не разбил себе голову о пол. Он действительно испугался. А Осаму весело заливался смехом, падая на нижнюю койку поверх Накахары. Несмотря на рост, он был невероятно лёгким. "И костлявым," подумал Чуя, когда острый локоть надавил ему на живот.
— Вот дурень!
Рыжий спихнул с себя соседа.
— Мало на тебе бинтов. Ещё на голове захотел?
— Не ворчи, Чу~уя, — он пропел имя так же, как сам Чуя минутой ранее его. — Ты мой первый сосед за всё это время.
— Почему? Камера же двухместная.
Дазай перестал смеяться и пожал плечами. А потом и вовсе стал серьёзным.
— А тебя почему перевели ко мне?
— Ар! — прорычал Накахара, опираясь спиной о стену. — Из-за стычки в прачечной.
Лицо Осаму вытянулось от удивления.
— Да, да. Я тоже офигел от того, какие же они тормоза.
— Получается, это из-за меня ты здесь.
Взгляд Дазая опустился на собственные колени, и весь его вид выражал вину. Чуя протянул руку и потрепал его по макушке.
— Ты ни в чём не виноват, — Осаму посмотрел на него и слегка улыбнулся. — Если кто и виноват, то только те уроды. К тому же, хватит тебе уже сидеть одному. Может, смогу вбить тебе в голову правила для выживания, пока сижу с тобой.
— Эй, Чуя, — в карих глазах заискрилось золотое лукавство. — Раз уж ты мой первый сосед, я хочу сделать тебе подарок! Чего ты хочешь?
— Прямо вот так? — Чуя изогнул бровь. — Всё, чего захочу?
Осаму закивал головой.
— Хочу носки начальника, — заржал Накахара. — Потные и вонючие носки Анго! Вот прям с его грёбанных ног!
Они вдвоём ещё долго смеялись над шуткой. Хотя Чуя забыл про неё уже на следующее утро, когда в тюремной столовой рассказывал, что его переселили в другую камеру. К кому именно, он решил не уточнять, опасаясь новой волны слухов про якобы отношения Накахары с Дазаем.
Но, как оказалось, шутка не всегда является таковой. И Чуя довольно скоро понял это.
Вернувшихся с прогулки заключённых развели по камерам, и первое, что бросилось в глаза Накахары, была пара чёрных носок, оставленная на его кровати.
— Дазай, ты ахуел?! — он швырнул находку прямо в ничего не подозревающего соседа, заходящего следом. — Какого хуя ты бросаешь свои вонючие носки мне на койку?!
Из коридора послышался смех охранника. Осаму брезгливо откинул носки в угол и с выражением вселенской обиды на лице забрался на свою кровать.
— Мало того, что ты сам тут постоянно валяешься, теперь ещё и шмотьё своё ко мне складываешь, — не унимался Чуя. — Я понял, почему тебя держали одного! Ты расползаешься, словно плесень, захватывая всю территорию!
Уже зная, что Дазай сейчас будет строить из себя оскорблённую особу, Накахара вскарабкался к нему наверх. И правда, его "мумия" обиженно пыхтел носом к стене.
— Хватит дуться, зараза, — Чуя потрепал его за ногу. — Ты же знаешь, что шутки у меня не смешные. Но ты и в самом деле наглеешь.
— Ты сам просил!
Выпалил Осаму, оборачиваясь через плечо.
— Что просил?
На губах Дазая расцвела хитрая улыбка, и он опять стал похож на нашкодившего ребёнка огромного роста.
— Носки начальника Агно. Потные и нестиранные. С его ног. Прямо, как ты и хотел.
Чуя только рот открыл, но сказать ничего не смог. Осаму пожал плечами.
— Доказать я не смогу, так что придётся тебе поверить мне на слово.
— И что... Что я буду с ними делать? В смысле, на кой чёрт они мне?
— А мне откуда знать? Ты же просил.
— Ладно, — Чуя принялся барабанить пальцами по его простыням. — Допустим, что я тебе верю. Как ты это сделал?
— Знал, что спросишь. Скажем так, что у хорошего человека везде есть связи.
— Если у тебя есть связи, то почему ты сидишь с пожизненным?
И действительно, что такого мог сделать Осаму, чтобы со связями, способными добыть ему носки начальника тюрьмы, застрять навсегда? Если бы у его банды тупых овец был выход на хоть кого-то мало-мальски важного здесь, даже эти кретины постарались бы, если не вытащить Чую, то срезать срок.
Накахара уже много раз прикидывал в уме, за что может сидеть его сосед. Осуди его ложно, он бы не постеснялся рассказать. Подлог, шантаж, кражи, наркотики, — всего этого мало для пожизненного. Как ни странно признавать, глядя на Осаму, но оставалось одно — убийство. Не по неосторожности, а сознательное. И, скорее всего, не одно. Что могло с ним случиться, чтобы этот милый дурень решился на подобный шаг.
— Знаешь, — Чуя прислонился спиной к стене камеры и откинул голову назад.
Говорить было трудно и противно, ведь он впервые после суда решился на это. Но он знает, как ему паршиво от всего произошедшего, и думает, что Осаму тоже тяжело держать в себе все воспоминания и эмоции. Поэтому он решается довериться Дазаю, в надежде, что подтолкнёт парня излить ему и свою душу, чтобы тоже освободиться.
— Я никогда не думал, что дойдёт до такого, — Накахара тяжело выдохнул, сдувая чёлку с носа. — Когда я убежал из дома, надеялся, что смогу сам построить свою жизнь. Не буду врать, что у меня была самая ужасная семья, бывают намного хуже, но мне всегда казалось, что я рождён для другого. Я думал, что без них смогу добиться большего. И мне было плевать, если ради этого нужно свернуть на кривую дорожку. Я крал, выбивал долги, подставлял. Блин, мы с "Агнцами" даже как-то увели небольшую партию оружия из-под носа старого босса мафии.
Чуя усмехнулся, а Дазай заинтересованно навострил уши.
— Да, представь себе! А потом толкнули какому-то китайцу. Хрен его знает, кто он. Держать оружие было опасно, и Ширазе быстро нашёл покупателя, толкнув товар дешевле, чем мафия.
Чуя провёл рукой по волосам, оттягивая их назад и открывая лоб.
— Мы с "Агнцами" много что творили. Я запрещал им связываться только с наркотой. Боялся, что могут не удержаться и попробовать. И, знаешь, меня никогда не мучила совесть. Ровно до того дня, когда я, — Чуя облизал сухие холодные губы. — Когда я убил человека. Самое ужасное, что я мог этого не делать. Я мог оставить его и уйти, и этот мужчина, кажется его звали Рандо, он бы выжил. Но я убил его.
— Почему?
— Потому что закон "Агнцев" гласит, что вторгшийся на нашу территорию, должен умереть.
— Вашу территорию? — Дазай хмыкнул. — Очень интересно, Чуя. Расскажи мне об "Агнцах". Они стали твоей семьёй?
— Можно сказать и так. Ну, я надеялся, что они ей были.
— Почему "были", Чуя?
— Не думаю, что через девятнадцать с половиной лет мы всё ещё будем семьёй.
— А чего бы ты хотел? Оставить их или вернуться?
— Я бы хотел отправиться на Окинаву, — усмехнулся Чуя и не спеша провёл перед собой по воздуху рукой. — Хотел бы купаться в море, пить коктейли, валяться на песке на солнце!
— Ужасно! Ненавижу солнце!
— Это ты ужасен! — съязвил Накахара, падая рядом с Дазаем на верхней полке. Тот возмущённо кашлянул, но Чуя не обратил внимание.
— Посмотри на себя! — он перехватил руку Осаму и сильным захватом удержал у себя перед глазами. — Ходишь постоянно в этих бинтах! Бледный, худой, как скелет! Почти ничего не ешь! Тебе больше меня нужны море и солнце! Оу...
Он осёкся, перестав смеяться и отпуская запястье Осаму. Точно. У него пожизненное. Если у Чуи есть все шансы свинтить на Окинаву после срока, то Дазай из этих стен выйдет только вперёд ногами в ящике.
— Прости.
— Всё нормально. Только свали с моей койки и выброси носки в нужник.