Сильный дождь тихо шуршит по влажным травам, стучит по озёрной ряби, бьёт по серым валунам. Одинокая богиня стоит у самого берега, волны порой добегают до её туфель, изредка касаются открытой кожи. Воздух с самого утра полон запаха грозы и ландыша, хотя его никогда не было в этих краях. Редкие вспышки молний рубят небо, точно льдина раскалывается по весне, и раскатистый гром звучит рокотом падающих с гор камней. Скоро здесь появится человек. Богиня всё чаще поглядывает в сторону, чуть хмурится и снова смотрит на танец капель. Она ждёт уже очень давно.

  У входа в долину появляется маленькая фигура – это он. Человек идёт быстро, торопится, плотно прижимая к груди распахивающееся от сильного ветра пальто. Богиня улыбается и поворачивается к нему лицом. Дождь льёт по-прежнему стеной, но оба – человек и богиня – любят его слишком сильно, чтобы желать иной погоды.

  – Вонмин! – кричит наконец человек, подходя достаточно близко, чтобы его голос не затерялся в шуме грозы. Он забыл, что у богини слух нечеловеческий, и она услышит его даже на другом конце земного шара.

  – Дорогой мой Кристиан, – в ответ шепчет богиня и знает: человек услышит её голос, заботливо донесённый порывом ветра.

  Кристиан добегает до Вонмин и порывисто обнимает её, крепко сжимая в сильных руках. Она ничуть не изменилась за последние три года. Даже платье – то же самое, белое, с корсетом и чёрными лентами. Только глаза смотрят на воспитанника как будто немного иначе, печальнее прежнего.

  – Вонмин, я так скучал по тебе! – говорит он, отстраняясь. – Возьми это, пожалуйста.

  Он протягивает ей небольшой прямоугольный свёрток, лежавший во внутреннем кармане пальто и не вывалившийся только чудом. Подарок перевязан белоснежной лентой, а под бантом вложена открытка с ландышем – любимым цветком богини. Вонмин улыбается и, прижав свёрток к груди, шепчет:

  – Большое спасибо тебе, мой малыш… Пойдём скорее домой.

  Кристиан кивает и, взяв богиню под руку, направляется к небольшой пещере. Ничего не изменилось с тех пор, как он впервые оказался здесь: тот же валун и тот же куст у входа, то же окно с витражной рамой, едва заметное снаружи: скрытое чарами богини. Даже внутри всё осталось почти неизменным. Разве что уютной детской кровати, пахнущей сосной даже спустя долгие годы после сруба, теперь нет. Вместо неё виднеется каменный выступ, покрытый мехами. В свои последние годы, когда кровать стала слишком тесной, Кристиан спал именно на нём.

  – Дорогая Вонмин, – садясь на меха, говорит он. – Я так счастлив возвращаться сюда! Знаешь, так спокойно мне не бывает нигде.

  – Я всегда рада видеть тебя в этом доме. Ты заглядываешь сюда не так часто, как я бы того хотела.

  – Такова моя жизнь, ты же понимаешь: постоянные перелёты, конференции, выставки... Я и в своей квартире появляюсь реже, чем это делают обычные люди.

  Вонмин неторопливо разжигает огонь в очаге, ставит небольшой котелок с водой и бросает в него душистые травы. Приятный аромат поднимается с паром и наполняет всю пещеру. Кристиан, блаженно прикрыв глаза, полной грудью вдыхает этот родной запах. За все годы жизни среди людей он не нашёл более вкусного напитка. Даже дорогие и редкие вина, подаренные ему по самым торжественным случаям, чаще всего оказывались в соусе для мяса или разливались гостям. Конечно, Кристиан не брезговал ни разными видами алкоголя, ни кофе, ни другими напитками. Но даже самый крепкий и терпкий травянистый чай не был близок к тому идеалу, который готовила Вонмин.

  – Открой подарок, пожалуйста, – говорит Кристиан, указывая на свёрток, как только вырывается из плавного течения мыслей.

  Вонмин кивает с полуулыбкой. Иногда Кристиану кажется, что богиня и не улыбается вовсе, что только её глаза светлеют на мгновение, – так незаметно движение губ на белом лице. А она в это время осторожно берёт в руки свёрток, достаёт открытку с ландышем и пробегает взглядом по витиеватой тонкой надписи «Моей дорогой Вонмин». Она развязывает бант и узлы, откладывает атласную ленту на подоконник, и Кристиан знает, что эта лента потом окажется или в одеждах Вонмин, или бантом завяжется под одной из еловых ветвей. Тихо шуршит разворачиваемая бумага, и богиня достаёт книгу. Научная фантастика – любимый жанр её мальчика.

  – Когда ты успеваешь делать всё это, мой малыш?

  – Ты научила меня.

  Богиня смотрит на обложку с иллюстрацией в серо-голубых тонах – разве могла книга Кристиана быть другого цвета? – и медленно открывает томик. Вся книга – Кристиан, он в каждой странице, в каждой строчке. Вонмин видит его лицо между чёрных букв, его улыбку и светлые глаза. Никто другой не напишет так же.

  – Я обязательно прочту её, мой мальчик, как только ты уедешь: сейчас я не хочу тратить наше время, его и так мало.

  – Тогда я буду ждать конверт с сургучной печатью. Как обычно.

  Как ни странно, Кристиан с его тягой к жизни, с постоянными идеями и стремлениями в доме Вонмин никогда и ни в чём не желает торопиться. Вернее, с тех пор, как он покинул богиню, каждое возвращение сопровождается глубоким умиротворением и теплотой. Он чувствует здесь только любовь и свет, а горячность, если и появляется, то всегда в связи с дорогой Вонмин, с их разговорами и легко проходит прочь.

  – Расскажи мне, мой мальчик, как у тебя прошли эти три года?

  Вонмин разливает отвар по глиняным кружкам и даёт одну из них Кристиану. Тот делает первый глоток, прикрывает глаза на несколько секунд и отвечает.

  – Не особо отличаются от предыдущих. Я живу той же жизнью: институт, поездки, новые идеи и книги. Сейчас мы работаем над нанокамерами по госзаказу. Разработка секретная, институт хорошо охраняется. Пару раз я вечерами не возвращался с работы, – он тихо смеётся, вспоминая бессонные ночи. – Вонмин, скажи мне, зачем ты всегда спрашиваешь о моей жизни? Ты ведь и так посматриваешь за мной.

  Вонмин едва заметно улыбается и на пару мгновений опускает взгляд.

  – Кристиан, когда ты стал таким взрослым и внимательным?

  – Никогда не был, – с усмешкой отвечает он. – Вонмин, внезапный запах ландыша или неожиданно начавшаяся гроза – я сразу вспоминаю тебя!

  – Я хочу послушать тебя, мой мальчик, потому и спрашиваю.

  – Вонмин-Вонмин… Знаешь, я почти определился со своей следующей книгой. Я хочу написать фантастику о других планетах. В последнее время меня всё больше интересует космос. Это настолько невероятно! А ведь полюбил я его именно из-за тебя… Помнишь, как мы лежали на траве и смотрели на ночное небо?

  – Конечно. Ты придумывал разные истории о тех, кто живёт на звёздах. Ты придумал светящихся человечков, которые пьют свет вместо воды и едят звёздную пыль, которая падает с небес, словно дождь.

  – Да-да. И ты говорила, что у их короля должна быть жена, чтобы у них родился наследник. А я решил, что их дети появляются с рождением новых звёзд, и поэтому жена королю ни к чему.

  – Скажи мне, Кристиан, – голос Вонмин звучит неожиданно серьёзно и тихо, – а ты сам до сих пор не хочешь заводить семью?

  – Милая моя Вонмин… Мы уже тысячу раз говорили об этом!

  – Будет очень печально, что твои знания и таланты не перейдут к кому-то. Я могла бы немного помочь, чтобы это произошло наверняка. И, признаться честно, я была бы очень рада посмотреть на твоих детей.

  – Вонмин… – тяжело вздыхает Кристиан. – Хороший отец должен отдавать себя семье, воспитывать детей и во всём помогать жене. Если я всё же заведу семью, я буду должен уйти со своей работы или выполнять ровно столько, чтобы успевать быть отцом и мужем. Но я хочу посвятить свою жизнь миллионам, а не двум или трём.

  Некоторое время они сидят в тишине, нарушаемой лишь потрескиванием поленьев. Вонмин с лёгкой грустью смотрит на Кристиана, а тот с видом взволнованного мальчишки разглядывает своё отражение в кружке. Тишина между ними немного неловкая, совсем не такая, как обычно, и он торопится развеять её.

  – И ещё, Вонмин…

  Он начинает очень тихо, настолько, что если бы сидела с ним не богиня, а человек, то он не смог бы различить слов. Кристиан поднимает взгляд на лицо Вонмин и, рвано выдохнув, продолжает окрепшим голосом.

  – После тебя ни одна женщина не кажется мне подходящей на роль жены. Матушка-Вонмин – богиня – настолько совершенна, что ни одному человеку не сравниться с ней. Я слишком привык к тебе, чтобы видеть рядом с собой другую женщину. Я, к сожалению, буду постоянно находить в ней изъяны человеческой натуры. Как можно жить так: пытаться любить и постоянно разочаровываться в мелочах?

  Кристиан врёт. Нет, не совсем так: он увеличивает одну из причин до крайности и знает, что сейчас Вонмин, скорее всего, не заметит это. Врать богине в лицо бессмысленно, но в такой момент немного уклониться от правды – и при этом очень осторожно, чтобы ненароком не перешагнуть черту, за которой Вонмин всё узнает, – представляется единственно возможным вариантом.

  – Мой дорогой Кристиан… Ты не представляешь, сколько раз мне уже доводилось слышать эти слова.

  – Твои дети редко заводят семью?

  Вместо ответа Вонмин только кивает. Её льдисто-голубые глаза блестят ярче обычного, но это не злость и не счастье, Кристиан знает. Это слёзы, которым она не даёт воли катиться по щекам. Мужчина встаёт и, отставив кружку в сторону, садится подле богини. Он ласково обнимает её, кладёт голову себе на плечо и мягко гладит по спине. Вонмин – богиня, она само воплощение силы и могущества. Но у неё слишком любящее сердце, которое болит тысячелетиями. Кристиан уже не маленький мальчик, чтобы не понимать простых вещей. Он знает, что Вонмин тяжело, что ей больно из-за своих детей. Он знает, что она почти никогда не показывает это: она – не человек, она может менять своё тело, может не открывать своих эмоций. И он знает, что «может» – неправильное слово, что она не показывает ничего и кажется ожившей ледяной скульптурой с платьем из снега. И ещё он знает, что она никому не откроет душу шире, чем своим детям. Боль родителя для ребёнка самая тяжёлая и неестественная, а Вонмин для него ближе, чем иному человеку родная мать. И Кристиан, пытаясь успокоить её боль (хотя он прекрасно знает, что это невозможно сделать никому), первые минуты всегда чувствует себя немного неуютно, его рука едва заметно дрожит, опускаясь на плечо богини, и он смотрит на неё со смешением удивления и боли. Каждый раз.

  – Матушка-Вонмин, не стоит расстраиваться. Ты воспитываешь нас так, что мы хотим посветить жизнь всему миру. Разве это плохо?

  – Нет, конечно, мой мальчик…Я рада этому.

  Несколько минут они проводят в тишине, ставшей мягкой и уютной, а потом Кристиан долго рассказывает любимой Вонмин о планах на будущее, о персонажах следующей книги, о придуманном мире… И богиня слушает его с лёгкой улыбкой, по-прежнему сидя в его объятиях.

  Долгими разговорами проходят часы, снаружи темнеет, а в пещере затухают свечи, и серебристый свет начинает просачиваться в окна. Вонмин и Кристиан выходят в долину и ложатся на траву, разглядывают небо. Богиня рассказывает ему о звёздах, раскрывает тайны, которые ещё нескоро узнают люди, а Кристиан слушает внимательно, запоминает всё до мелочей. Он не будет писать об этом в своих книгах, разве что в качестве маленького исключения, потому что понимает: всё должно идти своим чередом.

  – Человечество когда-нибудь узнает, есть ли жизнь на других планетах?

  – Когда-нибудь обязательно узнает, – загадочно улыбаясь, отвечает богиня. – Пока что владеть этим знанием ещё слишком рано даже для тебя.

  – Ты очень редко так говоришь.

  – Ты редко задаёшь слишком опережающие вопросы.

  Кристиан улыбается и вдыхает полной грудью ночной воздух. Это самое красиво время, особенно в тех местах, куда ещё не установил свои изобретения человек. Ночное небо чистое-чистое, а иным оно в этой долине не бывает почти никогда. Холодный звёздный свет серебрит горы, отражается в озере, точно зачаровывает его.

  Кристиан поворачивается к Вонмин. Её кожа почти светится, а платье будто соткано из ночного света.

  – Скажи, а в другом мире есть звёзды? – отчего-то спрашивает он.

  – В ином мире есть грозы и много ландыша. Как ты думаешь, существуют ли там звёзды?

  Кристиан вновь разглядывает созвездия, думает о прошлом и будущем, о Вонмин и том, что скрывается за гранью известного. Каков этот мир на самом деле? И каков тот, иной, куда попадают души людей? Кристиан перестал бояться смерти ещё в детстве: как можно бояться Вонмин? Но даже если бы он не знал богини, завершения жизни он бы боялся в последнюю очередь. Он мог бы страшиться исчезнуть навеки, просто перестать существовать, но, прожив столько лет рядом с великой богиней, он знает, что такое не произойдёт.

  Луна медленно плывёт по небу, Кристиан иногда что-то спрашивает у Вонмин, а потом погружается в воспоминания. Уже далеко за полночь, и он прикрывает глаза всё чаще. Сон уже совсем рядом.

За полчаса до рассвета Кристиан просыпается. Он редко спит настолько мало, но дома, рядом с Вонмин, всегда встаёт рано утром, чтобы вновь смотреть, как алое солнце поднимается над долиной. Небо окрашено нежно-розовым, и облака в нём выглядят почти сказочно. Богиня вернётся уже совсем скоро.

  Кристиан наливает кружку отвара, гревшегося в очаге среди красных углей, и возвращается на улицу. Трава мокрая от росы, и только покрывало, на котором он спал, осталось сухо. Над холмами вот-вот появятся первые лучи солнца. Остаётся мгновение до восхода – и за спиной становятся слышны шаги Вонмин, вернувшейся в долину после ночных дел. Интересно, сегодня ночью она привела больше душ, чем забрала в иной мир? Но Кристиан уже давно не думает об этом всерьёз: всё идёт так, как должно идти, и то, что случается в мире, – выбор самих людей.

  – Ты пришла, как всегда, за мгновение.

  Богиня садится рядом с Кристианом, и над горизонтом появляется верхний край алого солнца. Оно поднимается медленно, разливая свет по холмам. Вонмин в рассветных лучах необычайно красива. Её белое лицо приобретает розовый оттенок, и улыбка становится ярче обычной. Иногда Кристиану даже кажется, что на щеках богини играет лёгкий румянец, но он никогда не может сказать точно, чудится ему это или нет.

  Когда солнце становится золотым, а небо теряет розовые и лиловые тона, Кристиан надевает пальто и готовится покинуть родную долину.

  – Приезжай в следующий раз хотя бы на несколько дней, мой мальчик.

  Вонмин держит Кристиана за руки и смотрит печально. Как всегда.

  – Как только у меня будет отпуск, обязательно приеду на неделю, не меньше! Счастлив был вновь видеть тебя.

  – Возьми это с собой в дорогу.

  Вонмин протягивает свёрток, от которого пахнет свежим хлебом с душистыми травами, и бутылку горячего травяного отвара. То, что так любит Кристиан.

  – Спасибо, дорогая Вонмин! Я буду ждать твоего письма. Или, может быть, это снова будет посылка?

  Кристиан улыбается на прощание и, обняв Вонмин, уходит.

  В небе медленно собираются облака.