С тобой или без тебя

Хуа Чэн прикрыл глаза. Где-то на задворках его сознания ворочался древний вулкан, тьма и огонь охватывали его, тянули на лавовое дно руками тысяч и тысяч неупокоенных мертвецов. Тунлу открывалась, и демоны были беспокойны.

Хэ Сюань молчал. Для молодого Непревзойдённого это был первый раз, и Хуа Чэн не удивился бы, явись Чёрная Вода к нему с угрозами, требованиями, предложением подраться или напиться. Но он молчал, не отвечая даже по духовной сети, и демоны в голове Хуа Чэна шептали о предательстве или трагедии.

Приняв решение, Градоначальник подкинул в руках кости и исчез из Дома Блаженства, оставив после себя только серебряную бабочку: приглядывать за Призрачным Городом в его отсутствие.

Портал выпустил его во владениях Чёрной Воды. Холодный воздух здесь пах горькой солью и тиной, шаги Хуа Чэна эхом разносились в мёртвой тишине каменных коридоров. Демон чувствовал кружащих в толще воды костяных драконов и колоссальное давление силы другого Непревзойдённого. Всех демонов ниже Свирепого развеяло бы на месте, даже Хуа Чэн шел вперёд с трудом, будто бы воздух стал водой и сопротивлялся любому движению. Что же Хэ Сюань так жаждал спрятать?

Хуа Чэн нашел Черновода в одном из подземных помещений, над бесполезностью которого часто насмехался, когда другой демон только взялся его строить. Хуа Чэн помнил, как впервые оказался в этой комнате; она была просторной, с низким потолком, зато ярко освещённой факелами на стенах и жарко натопленной, а на полу была выдолблена огромная плоская чаша, в самом глубоком месте как раз в человеческий рост. Больше в комнате ничего не было, и Черновод никак не стал объяснять, почему потратил занятые деньги на это.

Теперь здесь холодно, а выдолбленная в полу «чаша» заполнена водой, уже покрытой у берегов тонкой коркой льда. На самом дальнем краю неподвижно лежал обнажённый Черновод, наполовину ушедший под воду.

Хуа Чэн подошел к нему в три быстрых шага, но тот не шевельнулся. Он так и лежал на животе, уткнувшись лицом в сгиб локтя, вытянув другую руку вперед, будто пытался выбраться из своего «озера», но не смог и упал, обессилев. Хуа Чэн перевернул его на спину, и тот покорно завалился назад, как тряпичная кукла.

Плечо, за которое ухватился Хуа Чэн, под его пальцами было влажное и ледяное.

Лицо Хэ Сюаня закрывали спутанные мокрые волосы, Хуа Чэн убрал их, и что-то сжалось у него в животе, когда он увидел мутные глаза Хэ Сюаня, таращащиеся в пустоту. Демон в его руках был холоден, слеп и безволен. Нет сердцебиения, нет дыхания. Как настоящий труп.

Хуа Чэна удивило, как неприятно ему об этом думать.

Хэ Сюань давно мёртв. Хуа Чэн мёртв тоже. Что такого в смерти, чего он ещё не познал на своей шкуре?

Только плотное облако демонической силы вокруг, укрывшее весь остров Черновода, указывало на то, что Хэ Сюань ещё здесь. Обхватив ледяное запястье, Хуа Чэн передал демону немного энергии, и та растворилась в нём, как капля в море. Что ж, придётся действовать иначе.

Хуа Чэн собирался вытащить Хэ Сюаня из его самодельного «озера», но это оказалось сложнее, чем он думал. То, что он изначально принял за сгустки тёмной энергии под водой, вдруг обрело четкие очертания. Это был длинный графитово-серый хвост, подобный телам морских змей. Он кольцами свернулся на дне, такой же неподвижный, как и сам Хэ Сюань.

Многие демоны, при жизни бывшие людьми, в посмертии обретали звериные черты. У тех, кто разбился насмерть, упав с большой высоты, отрастали перья и птичьи головы. Умершие в канавах и на обочинах были похожи на жаб и часто носили в себе червей. Те, кого задрал дикий зверь, хвастались клыками и когтями.

(Хуа Чэн умер на поле боя, окруженный людьми, и он выглядел, как человек — самый страшный зверь из всех.)

Когда открывалась Тунлу, черты животных в низших демонах проявлялись сильнее. Звери мыслят проще, воспринимают боль, тревогу и беспокойство иначе. Многим было легче пережидать влияние вулкана именно так.

Хэ Сюань умер под водой, его тело сожрали рыбы, водные змеи и прочие твари. Его нынешний облик — отголосок окончания его человеческой жизни. Что ж, возможно, в этом домашнем озере и был некий смысл.

Хуа Чэн взмахом руки зажёг потухшие факелы на стенах и подогрел воду, пока над ней не начал стелиться пар. В свете пляшущих огненных бликов Хэ Сюань уже не казался таким мёртвым. А может, это теплая вода начала делать своё дело.

Он разделся до штанов и нижней рубахи и зашёл в воду. Какое-то время он размышлял, стоит ли наполнить само озеро духовной энергией, или лучше передать её Хэ Сюаню напрямую. Передача при телесном контакте самая эффективная, но… Хуа Чэн представил скривившееся лицо Черновода, когда тот поймёт, что валялся на руках у ненавистного «одноглазого», как утратившая чувства барышня в пьесах смертных, и улыбнулся.

Шершавый камень под ногами оказался устойчив к демонической энергии, так что Хуа Чэн призвал из Дома Блаженства несколько бамбуковых подушек и весьма комфортно устроился в озере полулёжа, так, что вода доходила ему до пояса.

Осторожно подхватив бессознательного Черновода на руки, Хуа Чэн устроил его у себя на груди, приобняв одной рукой и подбородком упершись в черноволосую макушку. Стоило только начать передавать духовную энергию, как Черновод задышал, но так и не пришёл в себя. Хотя демонам не нужен воздух, многие по привычке продолжают дышать и после смерти, а Хэ Сюань, притворяясь небожителем, отточил этот навык до совершенства.

Хуа Чэн погрузился в медитацию, наблюдая через своих бабочек за Призрачным городом и еще тысячей мест по всему континенту, где мог бы быть его бог. Но всё было тихо. Хэ Сюань мерно дышал в его руках, кожа водяного демона стала тёплой и бархатной, кое-где окрашенной от тепла в розоватые оттенки.

Хуа Чэн редко позволял себе прикасаться к другим существам, но Черновод в этом плане всегда был исключением. Их стычки заканчивались очень… физически, когда они, отбросив оружие, наносили друг другу удары голыми руками. Хэ Сюань молча выслушивал все нетрезвые монологи Хуа Чэна, а Хуа Чэн так же молча приходил следить за водными тварями, когда Хэ Сюань после приступа очередного обжорства впадал в спячку и не мог их кормить. Они не говорили об этом, но Медная Печь когда-то сплавила их вместе.

Хуа Чэн знал Хэ Сюаня лучше, чем кого-либо ещё в этом мире. В том вулкане он видел его страхи, его желания, его мысли, его мечты — вся душа Черновода была для него как на ладони. И Черновод видел его в ответ.

В мире мало чего постоянного, и для Хуа Чэна неизменных вещей еще меньше. Их всего две. Первая и самая важная — это, конечно, вера в его бога.

Иногда тоска по нему сжимала Хуа Чэну сердце, заполняла его до краёв, так сильно, в нём не оставалось ничего иного. Его смысл, его счастье, разум, боль, надежда, чувства, сама его душа — всё отделилось от него в день торжественного шествия по улице Шэнь У и упало в ладони подхватившего его бога. Ни одного дня с тех пор Хун-эр не прожил бессмысленно, но и агония разлуки не отпускала его ни на день.

Вторая неизменная истина была куда проще: Черновод всегда останется Черноводом. Что бы ни произошло, как бы ни повернулась их жизнь, Хуа Чэн мог рассчитывать на него. Он знал, когда Черновод его ударит, знал, когда попросит в долг, знал даже, когда случится очередная спячка. Хуа Чэн знал его, как себя.

(Иногда он думал, дозволено ли ему будет когда-нибудь так же полно узнать своего бога, и он стыдился своих мыслей)

Хэ Сюань на его груди зашевелился, но не проснулся. Хуа Чэн перевёл на него взгляд, разглядывая знакомый профиль. Призрак человеческой смерти сделал его иным: уши стали широкими и ребристыми, как плавники, а к шее, плотно закрывая лососёвые жабры, прижимались жесткие жаберные крышки. Бледная кожа обрела жемчужный отлив, а вдоль спины шел гребень сначала мерцающе-серых, а потом графитовых плавников, уходящий под воду, к хвосту.

«Озеро» действительно было похожим на озеро: там сновали рыбы разных размеров и форм. Зная Черновода, тот скорее всего притащил их сюда как перекус, но провалялся с ними так долго, что привык, и теперь они скорее похожи на домашних питомцев. Хэ Сюань, при всей своей прожорливости, не любил морепродукты.

Хуа Чэн усмехнулся. Потревоженный этим звуком Хэ Сюань потерся лицом о его грудь, перевернулся на другой бок и буквально растёкся, нежась в тепле и духовной энергии. Хуа Чэн мысленно записал ему это в долг и попытался отпихнуть другого демона подальше от своей шеи.

Хэ Сюань, не просыпаясь, пару раз недовольно щелкнул и закопался только глубже. Ушные плавники то прижимались к черепу, то топорщились; именно их движение и сопровождалось щёлкающим звуком. Должно быть, под водой это звучит угрожающе, но на поверхности это скорее похоже на треск сломанной ветки.

Под водой зашевелились серые кольца, Хуа Чэн увидел проблеск желтого брюха, а потом… Хэ Сюань в его руках изогнулся и… наполз на него! Ноги Хуа Чэна оказались в плену змеиных колец. Хуа Чэн подумал было пнуть наглого демона, но его зубы сейчас слишком близко к шее, а заращивать артерии очень неприятно.

Что ж, он спросит за это с Черновода позже.

Тот потихоньку приходил в себя. Хуа Чэн точно знал, что сознание к Хэ Сюаню ещё не вернулось: тот скорее выцарапал бы себе глаза, чем вот так потирался о его, Хуа Чэна, грудь. Не то что бы это было неприятно, но Черновод был гордецом похлеще Ши Уду. Как бы ему после этого в голову не взбрело удавиться собственным хвостом.

Хэ Сюань становился всё беспокойнее, то сжимая, то разжимая кольца, обернувшие Хуа Чэну ноги. Шиповатые чешуйки на жёлтом брюхе скребли красному демону кожу через намокшую ткань штанов.

Демоны со звериными чертами часто имели отталкивающую наружность, но Хэ Сюаню повезло и здесь: что при жизни, что в посмертии он остался удивительно красив. Хуа Чэн, всю жизнь проживший с клеймом урода, всегда замечал чужую красоту, и она вызывала в нём смутный трепет.

Какая удивительная гармония оттенков: жемчужная кожа и графитово-серая чешуя в отблесках пламени.

Хуа Чэн почувствовал, что что-то изменилось, за секунду до того, как Черновод с яростным шипением и щёлканьем рванулся прочь… Только вот змеиные кольца не спешили отпускать красного демона, и оба они в итоге завалились назад, с громким плеском падая в озеро.

Хэ Сюань, вынырнув, тут же с воем метнулся к другому берегу, не выпуская Хуа Чэна из «объятий», а затем… Хуа Чэн едва успел перехватить его руки: этот идиот действительно вознамерился выцарапать себе глаза!

Хэ Сюань попытался было дернуться снова, но Хуа Чэн не собирался сегодня мокнуть ещё больше, и в два движения оказался сверху, ловко прижав Черновода голой грудью к каменному «берегу» на мелководье. Вода вокруг забурлила: гибкое змеиное тело Хэ Сюаня поднималось со дна. Хвост оказался ещё больше, чем Хуа Чэн предполагал; в длину он легко превосходил пять человеческих тел, и он метался, извивался, корчился в воде, поднимая волны брызг.

Что странно, держать Хэ Сюаня всё ещё было легко. Как бы он ни извивался, он явно не прикладывал настоящих усилий. Хуа Чену даже не требовались демонические силы чтобы удерживать его на месте.

— Долго будешь сидеть на мне? — в голосе Хэ Сюаня слышен лёгкий оттенок насмешки. — Отдавишь мне плавник, и я тебя утоплю.

— Попробуй, — мягко улыбнулся Хуа Чэн, надавливая Черноводу на загривок. Он знал, что играет с огнём… но Медная Печь уже начала раскаляться, а с ней и сознание двух Непревзойдённых. — Если так хочешь вырвать себе глаза, то не при мне.

— А что? Дурные воспоминания навевает? — прошипел Черновод, поводя под Хуа Чэном бедрами. Вероятно, Кровавому Дождю действительно стоит слезть с чужих плавников, но желание подраться в нём было сильнее здравого смысла. Их смешавшиеся демонические энергии щекотали ноздри.

— Может и так, — Хуа Чэн вдавил Хэ Сюаня в шершавый камень и склонился над самым русалочьим ухом. — Буду держать тебя, пока не передумаешь.

Хэ Сюань вдруг… хрипло рассмеялся. Хуа Чэн грудью чувствовал его редкие смешки. А потом водный демон в его руках расслабился, будто в его теле не осталось даже костей, и бросил на него через плечо взгляд мутных глаз.

— Я линяю, идиот. Драться с тобой не буду, не станешь помогать, так проваливай.

— Линяешь?

Хэ Сюань длинно шипяще вздохнул и, легко высвободив руку из хватки Хуа Чэна, снова потянулся к своему лицу. На этот раз движение было медленное, намеренное, и Хуа Чэн с затаённым отвращением увидел, как черные когти подцепили что-то на склере. Мгновение — и вот на него смотрит иссиня-чёрный, невозможно яркий глаз.

Черновод, невозмутимо качнув головой, снял плёнку старой кожи и со второго глаза. Хуа Чэн против воли задержал дыхание: на контрасте с жемчужно-серой кожей огромные глаза казались двумя завораживающими черными безднами. Он вдруг отстранённо подумал об омутах, наполненных демонической энергией, о штормовом море, о карстовых озерах, чьего дна не узнаешь, пока не утонешь, о глубоких колодцах с ледяной водой.

Иногда Хэ Сюань напоминал Хуа Чэну Се Ляня. Не Наследного Принца, угодившего богам, а Бедствие в белых одеждах, стоящее над усеянным трупами полем; он бы солгал, сказав, что воспоминания о том дне не породили в его сознании множество больных, извращённых фантазий.

Иногда Хуа Чэн гадал, увидел ли Хэ Сюань в Медной печи достаточно, чтобы понимать направление его мыслей. Знал ли Черновод, о чём временами думал Хуа Чэн, наблюдая за узкими жилистыми запястьями другого демона? Мог ли он прочитать по его лицу, от чьего горя Хуа Чэн так настойчиво пытался откупиться?

Но Хэ Сюань — не Дянься. Нужно лишь мгновение, чтобы порожденная отсветами иллюзия рассеялась; Хэ Сюань — не Дянься, и с ним можно то, о чем Хуа Чэн не смел и помыслить, вспоминая своего бога.

Его можно удерживать вот так, надавливая всем телом. Можно касаться, можно говорить, шипеть, драться… Хэ Сюаню знакома ненависть, родственная всем демонам. Его бог… даже в самый тёмный час Се Лянь не был истинным чудовищем. Ненависть и ярость сидели на нём, как плохо скроенный костюм.

Для демонов же ярость — их природа.

Держать Хэ Сюаня приятно. Хуа Чэн старается не задумываться, почему.

— Будешь помогать или нет? — повторяет Хэ Сюань, прищурившись. От воды и влажного пара его ресницы слиплись в треугольнички.

— Что нужно?

— Видишь? — Хэ Сюань несколько раз пошевелил тусклыми спинными плавниками. Присмотревшись, Хуа Чэн заметил на них маленькие лоскутки старой кожи, начавшей потихоньку отходить. — Убери.

Хэ Сюань так и остался лежать на животе, только приподнялся на локтях и опустил голову, открывая Хуа Чэну лучший доступ. Шея у Хэ Сюаня была длинная, с выступающими позвонками; он убрал волосы в сторону, показывая затылок, и что-то в этой картине заставило Хуа Чэна сухо сглотнуть. Он мог сломать эту жемчужную шею одним движением, разорвать бархатистую кожу, вырвать артерии, трахею, растерзать насыщенную мякоть жабр…

— Ты никогда этого не сделаешь, это бессмысленно, — Хэ Сюань дёрнул белым плечом. — Не стой столбом.

— Не забывай, на чьи деньги ешь, — Хуа Чэн, ворча, принялся разминать Хэ Сюаню выступающий шейный позвонок. Там только начали пробиваться серые чешуйки, и слой старой кожи выглядел особенно плотным. Старая кожа, едва отделившись от демона, рассыпалась пеплом.

— Не забывай, на чью информацию полагаешься, — фыркнул в ответ Черновод, но без особого яда.

Похоже, Тунлу и линька выматывали его. Хотя у самого Хуа Чэна от близости вулкана кровь вскипала в жилах, Хэ Сюань выглядел… вялым. За прошедшие столетия Хуа Чэн отлично научился разбираться в нюансах не-выражений лица другого демона, и сейчас Черновод явно устал.

Плавники, лишившиеся старой кожи, оказались вовсе не графитово-желтыми. Теперь чешуи и прожилки сверкали ярко, как отполированный обсидиан, и были чернее вулканического камня. А по бокам гибкого тела Черновода уходили вниз дорожки золотистых вкраплений.

Хвост Хэ Сюаня метался под водой всё активнее, чем ниже спускался Хуа Чен по спине Черновода. Стоило дойти до гребней между лопатками, и его движения стали хаотичными, беспрерывными, беспокойными.

— Больно? — Хуа Чэн нахмурился.

— Заткнись.

Хэ Сюань в дополнение к своим словам недовольно щелкнул плавниками, но быстро затих; кожа под пальцами Хуа Чэна наливалась нежным розоватым оттенком. Хэ Сюань дышал всё чаще, от непрерывных движений хвоста вода на поверхности озера покрылась мелкими волнами, как миниатюрное море.

Красный демон вдруг понял, зачем Черноводу в этой чаше шершавый пол: потираясь об него, тому было легче снимать с хвоста старые чешуи.

Хвост уже практически полностью сверкал обсидианом и золотом. Тусклыми оставались лишь части на стыке демонического и человеческого тел… Должно быть от того, что Хуа Чэн своим весом придавливал бёдра Хэ Сюаня к полу, и тому неудобно было вертеться.

Когда Хуа Чен дошел до поясницы, где спинной плавник разделялся надвое и уходил к бокам, Хэ Сюань внезапно затих. Всё его тело напряглось, и даже под водой всё стихло. В наступившей тишине Хуа Чен слышал только треск факелов — Хэ Сюань перестал даже дышать. Под жемчужной кожей нервно ходили лопатки.

Хуа Чэн подавил порыв накрыть их ладонью.

— Что такое?

— Ничего, — быстро ответил Хэ Сюань, вновь обмякая. Но напряжение не оставило его тело до конца. — Не ожидал, что…

Он оборвал себя на полуслове и тихо зарычал, уткнувшись лбом в сгиб локтя.

Хуа Чэну отчего-то хотелось видеть его лицо. Он гадал, будет ли это лицо похожим на тёмный осколок Се Ляня, или его встретят привычные резкие черты, и он увидит в них только другого демона. Что-то в нём шептало, что он был бы не против любого исхода.

Хэ Сюань был красивый. Он был красивый, когда кровь с ног до головы омыла его в Печи, он был красивый даже под чужой личиной на Небесах, и он был красивый сейчас, в мерцающем неверном свете факелов, в клубах поднимающегося от воды пара, в собственном пепле, как феникс, восставший из морских глубин.

— Мне повезло, что это ты, — вдруг сказал Хэ Сюань, подняв голову со сгиба локтя. Задумчиво, будто бы про себя. Руки Хуа Чэна замерли у него на пояснице. — Что ты нашёл меня.

Повезло.

Мало кто рискнёт назвать встречу с ним, Собирателем Цветом Под Кровавым Дождём, Князем демонов Хуа Чэном, везением. Для всех он был проклятьем всю его жизнь — и Небеса свидетели, раз уж его считали бедствием, он постарался стать для них самым страшным бедствием из всех.

— Подумай об этом в следующий раз, когда решишь отморозить себе задницу, — фыркнул Хуа Чэн, с нажимом проводя по крестцу. Вся его ладонь тут же покрылась пеплом, а Хэ Сюань под ним зашипел.

— Откуда мне было знать?!.. — рявкнул было Черновод, но тут же замолк. Помолчав немного, он вздохнул, признавая поражение. — Это моя первая линька.

Хуа Чэн оглядел узкую спину, порозовевшие плечи, ряды обсидиановых чешуек и плавники, прозрачные, как вышитая золотом вуаль. Он почувствовал острое удовлетворение от мысли, что этот демон может вырвать его сердце. Ему всегда нравилось красота, скрывающая силу.

— В следующий раз сразу зови меня. Сэкономит время, — Хуа Чэн закончил с последними крупными чешуями и с легким разочарованием отнял руки. Больше нет причин трогать Черновода.

— С чего это я должен…?

— Вычту из долга.

— По рукам.

Хуа Чэн довольно хмыкнул и слез с водного демона. Тот, что странно, не торопился переворачиваться и избавляться от последних чешуй спереди. Время от времени его плавники подрагивали, почти издавая знакомый потрескивающий звук.

— Так и будешь тут валяться? — Хуа Чен ткнул Хэ Сюаня в плечо. Тот вяло отмахнулся и снова уткнулся лицом в сгиб локтя.

— Выметайся, — буркнул он, не поднимая головы. Тяжелая и плотная демоническая ци Хэ Сюаня сгустилась вокруг Хуа Чэна. Он чувствовал в этой энергии раздражение, беспокойство и…

Хуа Чен перевел удивлённый взгляд на другого демона.

…желание.

Теперь, когда Хуа Чэн обратил на это внимание, показалось странным, что он не замечал этого столько времени. Тунлу заставляла кровь всех призраков петь в жилах. Хуа Чэн жаждал драки, пришел сюда в смутной надежде сразиться с единственным равным. Кровь Хэ Сюаня пела иные песни.

— А я всё гадал, почему ты решил уползти подальше, — задумчиво протянул Хуа Чэн. Хэ Сюань, уловив перемены в тоне, мгновенно вскинулся, приподнимаясь на основании хвоста, и вода с шумом потекла с его тела вниз, в нагретое озеро.

Хэ Сюань насторожен, Хуа Чэн чувствовал его опасения. Но взгляд красного демона приковали не острые когти или ощеренные клыки.

Скользнув взглядом по узкой груди, темным бусинам сосков, паутине иссиня-чёрных прядей, облепивших острые плечи, Хуа Чэн остановился в том месте, где человеческое тело переходило в демоническое. Яркие чешуи переливались в свете факелов из чёрного в насыщенное золото, и Хуа Чэн внезапно не смог оторвать глаз.

Красивый.

Чуть ниже места, где подобные органы были бы у обычного человека, виднелся вертикальный разрез, укрытый плотными и длинными брюшными пластинами. Хуа Чэн знал достаточно о мужчинах и том, как делить с ними постель; он неоднократно ставил опыты на собственных клонах, но это…

— С этим… — Хуа Чэн медленно перевёл взгляд обратно на настороженное лицо Черновода. — Тебе тоже нужна моя помощь?

Он говорил, рассчитывая спровоцировать другого демона на драку, но Хэ Сюань… казалось, обдумывал предложение всерьёз. В бездонных черных глазах на мгновение промелькнуло что-то… Вызов? Страх? Жажда? Воздух потяжелел от демонической энергии их обоих.

Черновод одним слитным движением метнулся к нему, мгновение — и он уже навис над Хуа Чэном, сидевшим на берегу домашнего озера. Черные пряди соскользнули с плеч Хэ Сюаня, задели Хуа Чену щеку.

Хэ Сюань смотрел на него неотрывно, гипнотизируя взглядом безумных, голодных глаз. Хуа Чэн чувствовал дрожь, зарождающуюся вдоль позвоночника. Что ещё из того, о чем он запретил себе даже думать, возможно, если это Хэ Сюань?

Хуа Чэн опустил ладонь на жилистое предплечье, чувствуя под пальцами нагретую влажную кожу. Губы Хэ Сюаня дрогнули, и хвост снова начал плавно покачиваться под водой. Хуа Чэн потянул Черновода на себя, и они оба упали на промокшие подушки, всё ещё укрывавшие каменный берег. Хвост Хэ Сюаня, как и в прошлый раз, мгновенно оплёл Хуа Чену ногу.

Хуа Чэн выпутался из верхней рубахи и остался только в промокших насквозь штанах. Светлая ткань скрывала не больше, чем прозрачная вуаль. Хэ Сюань сжал его бока и впился поцелуем Хуа Чену в шею. Руки красного демона надавили ему на затылок, притянули ближе. Хуа Чэн чувствовал под пальцами подрагивающие жаберные крышки, грудью чувствовал частые вдохи другого демона, которому даже не надо было дышать.

Хуа Чэн вдруг вспомнил: у Хэ Сюаня когда-то была жена. Он… уже делал это раньше. Красный демон резко дернул Хэ Сюаня наверх, собираясь… он сам не знал, что. Ему хотелось видеть это лицо, будто бы он по одному взгляду сможет понять, думает ли Черновод про свою мертвую женщину, будто бы он сможет стереть ее касания с его тела, с его сердца, с его демонической сущности.

Сухие губы Черновода мазнули его по щеке, и они оба вздрогнули. Хуа Чэн сжал пальцы на чужих бёдрах, и Хэ Сюань зашипел, извернулся в его хватке, прижался ближе.

Хуа Чэн зарылся ладонью Черноводу в волосы на затылке и сжал, оттягивая голову демона назад, прочь от губ, прочь от шеи. Хэ Сюань вцепился в бока Хуа Чэна намертво и смотрел на него диким, пылающим взглядом, будто готов был драться с ним за возможность остаться вот так, сплетенными в одно.

В утешение Хуа Чэн почти нежно провёл по чужому бедру, собирая остатки старой кожи, и Хэ Сюань в его руках низко зашипел. Это был звук, исполненный невольного удовольствия, и Хуа Чену потребовалось усилие воли, чтобы подавить ответную реакцию собственного тела. Ещё не время.

Он сделал так ещё раз. Его до странности занимал этот вертикальный разрез, и он думал почему-то о Хэ Сюане, как о женщине. Будет ли ему приятно, если Хуа Чэн вылижет его? Какая кожа на ощупь там, ласкал ли Хэ Сюань себя пальцами, как ласкают женщины, пока ждал своего часа в этом домашнем озере?

Хэ Сюань тяжело дышал, его хвост беспорядочно метался под водой, а бёдра мелко подрагивали. Хуа Чэну пришлось надавить сильнее, чтобы отстранить их от собственных, и удерживать Черновода так: змеиные инстинкты требовали прижаться, потереться, оплести собой.

Хуа Чэн убрал руку, удерживающую голову Хэ Сюаня, и тот тут же вновь припал к его шее, обвил руками, зашипел, защелкал. Теперь было легче убрать остатки старой кожи.

Щель была в высоту с ладонь, и всё её пространство покрывала бесцветная слизь. Должно быть, она служила смазкой. Чем ближе к этому месту подбирался Хуа Чэн, тем отчаяннее извивался и шипел демон в его руках.

Когда Хуа Чэн провёл по ней пальцем, Хэ Сюань замер, дыша ему в шею. Демоническая энергия взвилась вокруг них, и на мгновение красный демон был убеждён, что ему всё же придётся сегодня отращивать артерии заново. Но Черновод длинно выдохнул, и удушающее облако ци улеглось.

— Остановишься сейчас, и я… всех твоих бабочек… перебью, — буркнул он, пытаясь справиться с дыханием.

Это была пустая угроза, и они оба знали, что это была пустая угроза.

Хуа Чэн провёл с большим нажимом, и… лёгкость, с которой тело Черновода приняло его в себя… Он слишком поздно почувствовал, что упустил контроль: слизь Хэ Сюаня пропитала его штаны, они прилипли к коже, четко выдавая очертания его собственного желания.

Хэ Сюань, извернувшись, вновь сплавил их вместе. Плеснула вода, раздался тихий стон, и вот уже они прижаты друг к другу полностью. Рука Хуа Чэна так и осталась в плену между их телами. Он касался одновременно и собственного налитого члена, и Хэ Сюаня, и вся его ладонь теперь была покрыта скользкой естественной смазкой.

Хэ Сюань ни на мгновение не прекращал сжимать свои кольца. Должно быть, Тунлу влияла на него сильнее из-за неопытности. Он шипел, извивался, обнимал и кусался, его бедра потирались о Хуа Чэна без передышки в слепой попытке найти избавление от мучившего его желания.

Все пространство между ними стало горячим и скользким, Хуа Чэн с трудом высвободил руку, и тут же вынужден был ухватиться за плавник Хэ Сюаня: тот вскинулся вслед за рукой, ища дополнительное трение, и едва не скинул их в озеро своим длинным гибким телом.

Черновод запрокинул голову, дрожа и пощелкивая, и Хуа Чэн накрыл его губы поцелуем. Хэ Сюань часто дышал в поцелуй, и Хуа Чэн вдруг понял, что глаза у него не бездонно-чёрные, а человеческие, карие, только вот зрачок затопил всю радужку.

Когда-то Хэ Сюань был человеком и ублажал человеческую женщину. Но он умер. Теперь он демон, и с ним не справится ни одна смертная.

Измазанная в смазке ладонь Хуа Чэна оставила скользкий след на чужой скуле, и он подумал о том, как Черновод бы выглядел с семенем на лице. Эти яркие, безумные глаза и жемчужные капли на жемчужной коже. Красивый.

Хуа Чэн застонал, не целуясь даже, а жадно вылизывая податливый рот. Ему ещё предстояло многому научиться, но Хэ Сюаню хватает и того, что Хуа Чэн мог предложить. В пространстве между их сплетёнными телами Хуа Чэн вдруг чувствует ещё один член, длиннее и толще собственного.

Дрожащая рябь на воде и неверный свет скрыли от него всё, кроме ощущения. С удивлением Хуа Чэн понял, что близок к краю, что для него возможно переступить за край вот так… сжимая в руках другого демона, чувствуя его дыхание, его желание, его силу, его длинный и ловкий язык у себя во рту. Шея ныла в тех местах, где Хэ Сюань терзал её раньше, и даже эти ощущения подталкивали его всё ближе…

Их тела повторяли друг друга, догоняли в странном ритме, и они держались друг за друга, пережидая вспышки острого удовольствия. Слой насквозь промокшей ткани между ними притуплял ощущения, но никто из них не мог уже ни остановиться, ни оторваться, их движения становились все отчаяннее.

С каждым толчком Хэ Сюань издавал едва слышный глухой стон, в котором нетерпение и удовольствие вторили беспорядочным мыслям Хуа Чэна. Он чувствовал скольжение их головок друг о друга, чувствовал бедрами плавники Хэ Сюаня, чувствовал, как скребут о кожу голеней чешуйки в основании хвоста…

С каждым движением жар в нём нарастал всё сильнее, и он не уверен даже, держал ли он Хэ Сюаня, или держался за него сам. Хотелось больше, сильнее, быстрее… Хотелось схватить Хэ Сюаня за бедра и насадить на собственный ноющий член, хотелось кусать, драться, хотелось двигаться, пока мир не взорвется под веками ослепительной белизной…

Ох!..

Хэ Сюань вскинул бедра, и они вдруг сместились относительно друг друга. Теперь с каждым толчком Хуа Чэн проезжал набухшей головкой по скользкой расщелине, а потом по члену другого демона. Если бы не ткань между ними, он мог бы… проскользнуть внутрь.

Хуа Чэн подавился вскриком, против воли подаваясь бедрами навстречу, и Хэ Сюань низко, шипяще застонал. Движения между ними утратили всякий ритм. Хуа Чэн не видел больше ничего, кроме вспышек под веками, не чувствовал ничего, кроме трения и жажды. Ему так хотелось… хотелось…

О Небеса!..

Удовольствие накрыло его волной, а потом ещё, и ещё, и ещё… Он стиснул Хэ Сюаня в своих объятиях, чувствуя, как толчками изливается между ними его удовольствие, как с каждым таким толчком он вжимается всё больше в горячее скользкое нутро. Хэ Сюань мелко подрагивал в его руках и не отстранялся, а жался ближе, будто тоже хочет…

Хуа Чэн животом чувствовал, насколько твердый член Черновода, будто это действительно камень, каждый его вздох сопровождался стоном, шипением, щелканьем, которое — он только сейчас понял — всегда обозначало не угрозу, а удовольствие. Хуа Чэн удерживает извивающегося Черновода, проводит когтями вдоль позвоночника, и…

Черновод в его объятиях выгибается дугой, беззвучно запрокидывает голову, а между их телами становится ещё более скользко. Хуа Чэн держит его, пока последние судороги удовольствия не оставляют его тело.

Хэ Сюань без сил падает Хуа Чэну на грудь. Действительно, как барышня в пьесах смертных. В наступившей тишине слышно только их постепенно успокаивающееся дыхание, треск факелов на стенах и плеск воды в берега домашнего озера.

Даже древний вулкан в сознании Хуа Чэна затих.

Впрочем, это ненадолго. Тунлу вернётся.

Хэ Сюань вяло заворочался и скатился с Хуа Чэна. Хуа Чэн заставил себя не думать, что чувствует по этому поводу.

Хэ Сюань, впрочем, не уполз далеко. Он устроился на спине на расстоянии вытянутой руки от Хуа Чена и спрятал лицо в сгибе локтя. Его грудь и ключицы всё ещё были розовые от их… возни. Рыбы в озере, успокоенные неподвижностью хозяев, стали подплывать ближе и пощипывать Хуа Чэна за пальцы. Вода постепенно остывала.

— Говоришь, ты подобрал изгнанного небожителя? — спросил вдруг Черновод совершенно другим, спокойным тоном. — К тем, кого выкинули с Небес, у тебя особая страсть?

— Как будто у тебя нет особой страсти к кое-кому с Небес, — Хуа Чэн вскинул бровь, коротким заклинанием очищая их с Черноводом от следов преступления. — А он полезен.

— Полезнее, чем я? — губы Хэ Сюаня сложились в саркастичную усмешку. Кончик его хвоста под водой дёрнулся из стороны в сторону.

— Быть полезнее тебя не так уж и сложно, — Хуа Чэн поднялся на ноги и принялся неспешно одеваться. — Для начала можно вовремя отвечать в духовной сети.

— Выметайся, — ответил Хэ Сюань почти весело. — Ты всё равно несёшь там какой-то вздор.

Хуа Чэн, фыркнув, подбросил кости и исчез. Его встретил Призрачный город, шумный и яркий, украшенный фонарями и лентами по случаю праздника Середины Осени. В воздухе пахло самыми разнообразными яствами: по случаю фестиваля каждый год устраивалось настоящее застолье. Он успел забыть, какой сегодня день.

Другие призраки неосознанно расступались перед ним, хотя никто не мог увидеть Князя демонов, если тот пожелал остаться сокрытым. Хуа Чэн остановился перед прилавком, в котором были вывешены копченые окорока высотой в человеческий рост, а с потолка между связками острых перцев, чеснока и лука свисали колбасы. Дернув уголком губ, Хуа Чэн мысленно произнёс пароль от духовной сети Черновода и добавил:

«Пир по случаю праздника в самом разгаре. С тобой или без тебя, но эти призраки нацелены разорить мои кладовые, и с тобой, я думаю, дело пойдёт быстрее…»

Возможно, он хотел сказать «возвращайся».