ГОД ШЕСТЬСОТ ПЯТИДЕСЯТЫЙ
— Ты уверена?
Хуа Чэн был в этой комнате много раз, больше, чем он мог сосчитать (один из этих раз он не мог даже вспомнить), но… Прошли века с тех пор, как он был здесь ради чего-то подобного.
— Не пытайся заставить меня передумать.
Раньше он провел сотни детских душ через эту дверь, а теперь…
Перед этой дверью стоит высокая женщина в лавандовых одеждах, её тяжелые чёрные волосы забраны в два аккуратных пучка по обеим сторонам головы. На её рукавах серебряной нитью вышиты кролики.
Шуо стоит рядом с Хуа Чэном. Яньлинь не оборачивается.
Они втроём знали друг друга дольше, чем большинство живых существ, ходящих по этой земле. Хотя друг друга младшие призраки знали, конечно, лучше.
Хуа Чэн приглядывал за ними, но всегда держал дистанцию.
Все шесть прошедших столетий.
Они потеряли Бао столетие назад: его дух развеялся в конфликте с…
Ци Жуну удалось сбежать только потому, что Хуа Чэн был занят спасением жизни Шуо, и подлой крысе хватило мозгов прятаться с того самого дня.
С тех пор остались только они.
Яньлинь и Шуо больше не дети.
Забавно: с тех пор, как Хуа Чэн взял их под своё крыло, они повзрослели настолько, что выглядели старше него.
Им обоим по виду было за тридцать, когда как Князь Демонов оставался вечно юн.
— У тебя нет никаких причин уходить, — Шуо, сведя брови, пытается её уговорить. — Ты…!
— И оставаться у меня нет причин, — тихо отвечает Яньлинь, вскинув подбородок. — Шуо, мне было шесть, когда я умерла.
— А мне семь.
— Для тебя всё иначе! — срывается она.
— Ты…
Шуо неплохо устроился среди призраков. Он достиг уровня Свирепого и справлялся куда лучше других подчинённых Хуа Чэна. Вряд ли он когда-нибудь станет настоящим Бедствием — шансы, что ещё один непревзойдённый родится в этом тысячелетии, минимальны — но он уже составляет конкуренцию Ци Жуну.
— Тебя может всё устраивать, но я… — бормочет Яньлинь. — Есть вещи, которых я хотела ещё в своей человеческой жизни, кое-что, чего я никогда не получу, как призрак.
— Что, например?! — Шуо сверлит её злым взглядом; если спросить его, посмертие в сто раз лучше любого дня его смертной жизни. — Чего у тебя не может быть сейчас?!
— Семьи! — срывается женщина. — Я хочу семью, и НЕ СМЕЙ относиться ко мне снисходительно из-за этого!
— Ты… — Шуо затихает, мнётся. Хуа Чэн молча наблюдает за перепалкой двух призраков, сложив на груди руки. — Ты всё ещё можешь… тут есть…
— Призраки, согласные взять меня в жены? — фыркает Яньлинь, и Хуа Чэн вздыхает.
Он не глуп; он знает, что эта женщина уже многие столетия питает к нему чувства. Но он принадлежит другому всю свою сознательную жизнь, и это никогда не изменится.
Яньлинь никогда не говорила о своих чувствах, никогда не доставляла ему неудобств своей любовью. Но её боль и злость временами становились ощутимыми. Особенно когда Хуа Чэн отказывался подпускать их ближе.
Но, в конечном итоге, больше всего ему жаль Шуо.
— …Да, — бормочет он. — Есть.
Шуо, который любил Яньлинь с детства. Шуо, который всегда был в тени человека, которого его возлюбленная желала, но не могла получить.
— …Даже если так, — Яньлинь качает головой. — Я хочу детей. Дом. Хочу прожить жизнь. Разве это плохо?
В действительности в этом нет и не было ничего плохого. Девушкам её возраста вполне нормально задумываться о таких вещах, а у неё это всё забрали. Жестоко и несправедливо. Шуо не может её за это упрекать, но Хуа Чэн по глазам видит, как разбивается его сердце.
— Ты не можешь подождать ещё чуть-чуть? — голос у Шуо тихий, почти умоляющий.
Но Яньлинь только качает головой, так и не отведя взгляда от двери перед ней.
Красной двери.
— Я и так задержалась из-за Бао: ему нужно о ком-то заботиться, а ты со временем стал слишком самостоятельным. Но теперь… — Она крепко обхватывает себя руками. — Я готова.
— Ты… — руки Шуо сжимаются в кулаки. — Ты даже не знаешь, какая жизнь тебе попадётся! А что, если всё пойдёт плохо? Что если окажется, что здесь тебе лучше?
— Тогда я умру и попробую снова, — она пожимает плечами.
Взгляд Хуа Чэна смягчается, в нём проскальзывает лёгкая нежность. Яньлинь — она такая. Злость — её естественная реакция на страх. Иногда с ней бывает сложно, из-за её характера люди держатся от неё подальше. Но она сильная. И для тех, кого любит, пойдет на все. Она станет хорошей матерью.
— Я буду пробовать снова и снова, пока у меня не будет богатого мужа и очаровательного сына! — фыркает она, сложив на груди руки. — Если у меня всё это будет, тогда я останусь призраком и буду жить сколько смогу! Но я хочу семью.
Шуо бросает на Хуа Чэна беспомощный взгляд, пропитанный отчаянием, без слов умоляя Князя Демонов вмешаться. Если Хуа Чэн попросит, Яньлинь останется, они оба это знают.
Но решение остаться или двинуться дальше драгоценно. Хуа Чэн успел оценить его по достоинству.
Он медленно подходит к женщине и тоже останавливает свой взгляд на красной двери.
— Ты готова?
Уголки её губ слабо приподнимаются.
— …Ага, — тихо говорит Яньлинь и тянется к нему.
Хуа Чэн обычно не подпускает к себе никого (если речь не идёт о драке) и не разрешает себя касаться. Но теперь он позволяет ей вцепиться в свою ладонь и крепко сжать пальцы.
— …Спасибо, Хуа Чэн.
Он вскидывает бровь.
— За что?
Яньлинь закусывает губу так сильно, что чувствует пульсирующую боль.
— …Я была так напугана, когда умерла, — шепчет она, смотря прямо перед собой. — А потом… когда человек в бинтах…
— Лан Ин, — мягко напоминает ей Хуа Чэн.
Яньлинь сухо сглатывает.
— Л-Лан Ин. Когда он забрал меня, я… — её челюсти сжаты, а подбородок опущен. — У меня была ужасная жизнь. Я любила маму и своего младшего брата, но… со мной случились ужасные вещи.
Она никогда не говорила, какие именно. Ни разу за шесть столетий. Даже сейчас в её глазах вскипают слёзы, а руки начинают дрожать. Хуа Чэн мягко сжимает её ладонь, предлагая свою поддержку. Очень мало тех, для кого он бы поступил так же.
Яньлинь втягивает в себя воздух, вытирая глаза.
— Когда… Лан Ин забрал меня, я думала, что те же вещи произойдут со мной снова. И я была напугана, я так боялась. Я… я ненавижу бояться.
— Я знаю, — тихо отвечает Хуа Чэн, не отводя взгляда от двери. Она может говорить о таких вещах только когда никто не смотрит.
— Как испугаюсь, сразу начинаю страшно злиться… — бормочет Яньлинь, и Хуа Чэн почти улыбается.
— Я знаю.
— Но потом… Шуо и Бао нашли меня, — она улыбается, и слёзы начинают течь быстрее. — Они дали мне ту нить и сказали… что, если я останусь с ними и буду крепко держаться, я буду в безопасности. И… — Её голос дрогнул и сорвался. — Столько людей в моей жизни обещали, что уберегут меня, но…
В виде исключения Хуа Чэн чувствует себя немного…
Тронутым.
— Вы были единственным, кто действительно сдержал слово. И я… больше не боялась. Только не так. Никогда больше — так.
Яньлинь всегда поклонялась мужчине, который отказывался признавать себя богом, но он защищал своих последователей как никто.
— Я лишь хотела бы…
— Ты была полезной, — тихо говорит Хуа Чэн, не сводя взгляда с двери.
У Яньлинь дрожат губы, и Князь Демонов склоняется над ней. Он всегда предпочитал избегать прикосновений, Яньлинь крайне редко видела даже как он пожимал руки, но…
Хуа Чэн целует её в макушку.
— Ты была им нужна.
Хотя из них троих она была самой маленькой, она всегда приглядывала за Бао и Шуо, как старшая сестра. Она заботилась о них, предсказывала их желания, ставила их интересы превыше своих. И если она действительно хочет двинуться дальше… Она заслужила такую возможность.
Её дрожащая рука намертво вцепилась в его ладонь.
Она держалась за него точно так же больше половины тысячелетия назад; Яньлинь была совсем ребёнком, а Хуа Чэн ещё не стал Бедствием.
«Я ещё не готова уходить… Но… если я всё же решу… можно будет… вы сможете… вернуть меня сюда?»
Он сдержал данное ей обещание.
— …Спасибо, Хуа Чэнчжу.
Наконец, Яньлинь отпускает его руку чтобы обернуться и склониться в низком поклоне. Когда она распрямляется, её лицо блестит от слёз. Это не грусть, не страх, не радость… Это всё в одном.
— Я желаю вам удачи и… счастья.
Она бросает через плечо последний взгляд на Шуо.
— …Если собираешься здесь задержаться, обзаведись связями, — предупреждает она строгим голосом. — Жизнь призрака не ограничивается погоней за силой.
— Хорошо, — кивает Шуо. Глаза у него стеклянные.
— Если не будешь осторожен, то закончишь как он, — Яньлинь большим пальцем тыкает в сторону Хуа Чэна.
Есть вещи и похуже, но он снова кивает.
Хуа Чэн ждёт, что Шуо скажет ещё что-нибудь, но юноша остаётся тих. Стиснув кулаки, Шуо смотрит, как Яньлинь поворачивается к нему спиной и тянется к дверной ручке. Он не говорит ей.
Кто-то примет этот поступок за трусость, но Хуа Чэн не согласен.
Это самоотверженность. Подарок. Возможность уйти без сожалений.
Дверь открывается нараспашку, и комнату затапливает ослепительный свет. Яньлинь шагает вперёд, и их остаётся двое.
Хуа Чэн отворачивается, не говоря ни слова, и дверь захлопывается за ним. В его ладони мягко стукают кости: он открывает путь обратно в мир живых.
— …Знаете что? — бормочет Шуо, пока они поднимаются по лестнице.
— Что?
— Страшилки с призраками — полная чушь.
У Бедствия вырывается лёгкий смешок.
— С чего ты это взял?
— В них призраки пугают смертных… — у младшего призрака ходят желваки. — Но после смерти я потерял куда больше, чем при жизни. Быть призраком куда страшнее.
Хуа Чэн затихает.
Когда они добираются до Призрачного города, их пути расходятся. Шуо бредёт прочь, ссутулившись, и Хуа Чэн решает его не догонять: у него хватает своей работы, а мальчику…
Шуо нужно время, чтобы смириться с утратой.
Однако, когда Хуа Чэн возвращается в Игорный дом, его встречает не самое приятное зрелище. Внутри царит переполох и ажиотаж, и Хуа Чэн уже знает, в чём дело.
— …Чего заявился? — выплёвывает он с потемневшим лицом.
Черновод кидает на него взгляд поверх веера игральных карт, его ноги закинуты на стол.
— У меня есть для тебя предложение.
— Надеюсь, на кон ты не золото ставил? — старший из Бедствий проходит мимо Хэ Сюаня. — Ты всё ещё мне должен.
— Расслабься, я играл на духовную энергию.
Хэ Сюань бросает карты на стол (флеш-рояль, конечно же), и под недовольные стоны других призраков быстро догоняет Хуа Чэна. Вслед за Кровавым Дождём Хэ Сюань поднимается по ступеням в скрытый альков, откуда Градоначальник обычно наблюдает за своими подданными.
Черновод — единственный, кто смеет подниматься по этой лестнице.
Теперь, когда двое Непревзойденных идут так близко друг к другу, сложно не заметить, как одинаково они держат спины.
Когда Хуа Чэна нет поблизости, Хэ Сюань часто сутулится, но стоит им оказаться рядом, и они оба идут, расправив плечи и заложив за спину руки.
Как только красная занавесь, украшенная бусинами, скрывает их от призраков внизу, Хуа Чэн тянется к спиртному. Внезапные визиты Хэ Сюаня можно перенести только так.
— Зачем ты пришел?
— Раз уж ты упомянул мой долг… — водный демон садится.
— Продолжай.
— Недавно я наткнулся на один… занимательный случай, — Хэ Сюань дергает плечом, откидывая за спину волосы. — Во многом благодаря деньгам, которые ты мне одолжил.
Хуа Чэн сверлит его взглядом поверх стакана; слова Черновода его явно не впечатлили.
— …Так что у меня есть для тебя предложение.
— Предложение? — сухо повторяет Хуа Чэн, вздернув бровь.
— Предложение о найме, если быть точнее.
С каждым словом лицо Князя Демонов становится всё недовольнее и недовольнее, и Хэ Сюань поднимает палец.
— Я хоть раз тревожил тебя по пустякам?
Хуа Чэн открывает рот.
— …Кроме того случая с рыбой? — быстро добавляет Хэ Сюань.
Хуа Чэн закрывает рот.
— Просто заканчивай уже ходить вокруг да около, — вздыхает он наконец, одним глотком осушив стакан. — У меня нет на это настроения.
— Ладно, — водный демон пожимает плечами. — Так уж случилось, что я знаю одного изгнанного небожителя, который ищет работу.
Раньше, чем в сердце Хуа Чэна успевает зародиться надежда (совсем крошечная), Хэ Сюань поясняет:
— Это не Наследный Принц Сяньлэ, очевидно. Никто не может его найти.
— Я и не думал, что ты говоришь о нём, но спасибо за приятное напоминание, — взгляд Хуа Чэна становится холоднее льда. Хэ Сюань разглядывает свои ногти.
— …Тот, о ком я говорю, был вознёсшимся богом войны. Он не бесполезен.
Что ж… это, скорее всего, правда.
Хуа Чэн фыркает и снова заполняет свой стакан. Доживи он человеком до того возраста, когда в тавернах продают алкоголь, он с огромным наслаждением упился бы до беспамятства. Теперь у него есть только креплёное вино и несбыточные мечты.
— И что ты за него хочешь?
— Спиши мне три миллиона долга? — предлагает Черновод, и Хуа Чэн презрительно фыркает.
— Один.
— А не слишком ли ты прижимистый для демона с таким состоянием?
— У меня тут не богадельня, — Хуа Чэн делает очередной глоток. — А твой небожитель всё ещё может оказаться бесполезным. Как и подавляющее большинство.
— Я бы не притащил тебе кого-то бесполезного, — вздыхает Хэ Сюань, вытягивая ноги. — Я слишком хорошо тебя знаю.
Обычно это недалеко от истины; Черная Вода — один из немногих, кто может время от времени сыграть с Кровавым Дождём на удачу. Для Хуа Чэна он ближе всех к равному, а ещё…
У них много общего.
Они разделили воспоминания, секреты, цели. Они знают друг друга ближе прочих. Как следствие, они оба пришли к пониманию, что не станут разрушать друг друга. И если один из них окажется в бедственном положении, другой придёт на помощь.
Для ясности следует отметить, что это Хуа Чэн помогает Хэ Сюаню, а не наоборот. Вообще весь существующий план реализовал Хуа Чэн.
Но Черновод не бесполезен. Хотя он достойно сражается, его истинная сила заключается не в битвах, а в сборе информации.
Он настолько хороший лжец, что даже у Хуа Чэна это вызывает смутное беспокойство, и он превосходный актёр. Черновод так же хорош, как и сам Хуа Чэн, с той лишь разницей, что его одержимость завела его в сердце Небес.
Это полезно, а ещё гарантирует, что тот небожитель не совсем бездарность.
— Один миллион, — повторяет Хуа Чэн.
— По…
— Будь благодарен, что я вообще позволил тебе торговаться, — вздыхает Князь демонов, играя с красной нитью, повязанной вокруг его пальца. — Обычно если кто-то не в состоянии выплатить долг, я не слушаю оправданий.
— Ума не приложу, почему ты не стал народным любимцем, — Хэ Сюань, поёжившись, бросает на него злой взгляд. — Тайна, блядь, покрытая мраком неизвестности.
— Ты, видимо, наслушался про меня от богов, за которыми носишься, — резко отвечает Хуа Чэн, ухмыльнувшись. — Смертным и призракам я очень нравлюсь.
За прошедшие века Красный демон прослыл распутником и обольстителем, хоть никто никогда не слышал, чтобы он делил с кем-то постель. Впрочем, это не имеет значения; он сам старался показаться всему миру гедонистом.
— …Так ты встретишься с ним или нет?
— Надо полагать, — Хуа Чэн закатывает глаза и ставит стакан. — Он здесь?
— Я оставил его в Доме Блаженства, — Хэ Сюань пожимает плечами. — Здесь слишком много народу. Его только что изгнали, от него несёт божественной аурой.
— Удивлён, что ты не предложил ему от неё избавиться, — бросает Хуа Чэн, поднимаясь и проходя сквозь занавес.
Какая ирония.
Хуа Чэн выглядит средоточием всех страстей, но на деле сдержан и обладает впечатляющим самоконтролем. Хэ Сюань же, напротив, едва справляется со своими желаниями. Его мучают голод, жажда... и, вопреки его образу отстранённого учёного, похоть.
Хуа Чэн никогда не заводил любовников, но Хэ Сюань? Хэ Сюань потакает своим страстям.
— О, нет, — водный демон качает головой. — Это было бы…
Хуа Чэн бросает на него взгляд, вскинув бровь, и Черновод несколько раз машет рукой, будто бы говоря «сложно объяснить».
— …Я не из тех, кто пользуется ситуацией, — бормочет Бедствие.
— Да?
— Он полезный, но жалкий.
Они являются Непревзойдёнными демонами, у них по определению не может быть равных, но Хэ Сюань всё равно отказывался брать к себе в постель слабаков. И всё же Хуа Чэн не понимает, как кто-то, кого Хэ Сюань признал слишком слабым для постели (что само по себе бывает крайне редко), всё ещё может быть полезен.
Что ж, он достаточно заинтригован, чтобы глянуть на этого небожителя. Будет если не хороший работник, то развлечение.
Хуа Чэн практически сразу понимает, что Хэ Сюань имел в виду, говоря «жалкий».
Юноша, мнущийся в гостиной, худощавый и невысокий. Его длинные гладкие волосы забраны в низкий хвост, а черная одежда болтается на нём, будто он отощал или надел чужую. Хотя ничего не говорит о какой-то особенной слабости, он действительно выглядит жалко.
Когда он слышит их шаги, то резко поворачивается, и его лицо выглядит таким юным, что на мгновение Хуа Чэн замирает. У небожителя оказываются по-детски мягкие щёки, из-за которых он выглядит младше своих лет. Что ж, маленькая собака всю жизнь щенок.
Никакой особенной красоты, но и не уродец.
В любом случае, стоит ему только заметить двух Князей Демонов, как бывший небожитель сгибается в глубоком поклоне, ожидая приказов.
…Хуа Чэн ждал, что идея служения демону вызовет больший протест.
— …Должно быть, ты и есть тот небожитель, которого рекомендовал Хэ Сюань, — тихо говорит Хуа Чэн, склонив голову к плечу. — Как тебя звать?
Конечно, его вопрос — пустая формальность. В последнее время только один небожитель был изгнан с Небес, так что Хуа Чэн знает ответ прежде, чем юноша бормочет:
— …Инь Юй.
Да, бывший покровитель Западных земель, бог войны, служивший вместе с… Цюань Ичженем, если Хуа Чэн правильно помнит. Эти двое были замешаны в бардаке с Божеством парчовых одежд; какой же вышел провал, на Небесах должны были со стыда сгореть.
Хуа Чэн плавным шагом проходит мимо него.
— Мне сообщили, что ты можешь быть мне полезен, — Князь Демонов вздыхает, падая на кушетку. — Не желаешь рассказать про это поподробнее?
Бывший бог сухо сглатывает и кивает, глубоко вдохнув.
— Я справляюсь с большими объёмами работы быстро и эффективно, и я…
— И ты хочешь работать на призраков? — Хуа Чэн вскидывает бровь. — После этого подлизаться к Небесам не выйдет, и назад тебя они не возьмут.
Инь Юй опускает голову, и волосы загораживают его лицо.
— …Не думаю, что захочу туда вернуться, господин.
Ему стыдно, и стыд Хуа Чэн может понять: история его падения была особенно унизительной и болезненной.
— Но к смертным ты тоже не торопишься, — давит Хуа Чэн, и Инь Юй качает головой.
— Будет сложнее прятаться.
— Ты полагаешь, твой шиди придёт искать мести? — Хуа Чэн вскидывает бровь, и Инь Юй медлит с ответом, слегка ёжась от дискомфорта.
— Нет… не совсем.
— Но ты всё же уверен, что он придёт тебя искать?
Бывший бог кивает, ещё ниже опустив голову.
Что ж, раз перед ним бывший бог войны, весьма разумно будет проверить, знает ли он действительно что-нибудь полезное.
— А что насчёт генералов Наньяна и Сюаньчжэня?
— Что насчет них?
— Чем эти двое заняты?
— Хмм… — тянет Инь Юй в задумчивости. — …Сюаньчжэнь почти не покидает свой дворец, а вот Наньян последние несколько десятков лет вообще не появлялся на Небесах.
— Да? И что ты об этом знаешь?
— Наньян уделяет много внимания верующим в мире смертных, — объясняет бывший бог, потирая подбородок, и Хуа Чэн подавляет желание закатить глаза.
Наньян — сильный бог войны. Он не так богат, как Повелитель Вод, и не так влиятелен, как Мингуан, но он известен и уважаем. Но недостаточно храбр, чтобы принять вызов Хуа Чэна. И ещё… Невозможно описать словами, как невыносимо было наблюдать за Фэн Синем в те давние годы, когда он раз за разом не мог защитить Се Ляня. У Фэн Синя было тело, он мог говорить с ним, по-настоящему говорить, а Хун-эру оставалось только…
Смотреть. Беспомощно наблюдать.
С тех пор у него не осталось к Наньяну никаких тёплых чувств, да и…
— …Ты говорить собираешься? — ворчит Черновод. — Или так и будешь сверлить мальчишку взглядом, пока он со страху в обморок не упадёт?
Хуа Чэн смотрел не на Инь Юя, а скорее сквозь, но смысл в словах Черновода есть.
— Наньян семьдесят лет не показывался на Небесах, занимаясь только молитвами?
— Не только, — Инь Юй качает головой. — Они с Сюаньчжэнем сильно поругались перед его уходом… даже для них сильно. И с тех пор он что-то непрерывно ищет.
— Что?
— Никто не знает, — Инь Юй дергает плечом, неловко теребя кончик своего хвоста. — Ходят слухи, что он ищет какое-то наследие Сяньлэ. Может быть, оружие.
— Почему? — Хуа Чэн вздёргивает бровь.
— Ну… потому что он раскапывает руины? Говорят, после падения Наследного Принца Сяньлэ многие ценные дары Цзюнь У были заложены или разграблены, так что он, наверное, ищет их…
Бывший бог говорит всё тише, чувствуя, как накаляется обстановка в комнате. Демон Чёрных Вод за спиной Хуа Чэна резко провёл рукой себе по горлу, жестом говоря «заткнись».
Инь Юй немного не понимает…
Наследный Принц Сяньлэ — больная тема?.. Странно. Этот принц был так давно, что никто не вспоминает его особо, ни в хорошем смысле, ни в плохом.
— …Будем считать, что познакомились, — Хуа Чэн поворачивается к Хэ Сюаню, внезапно снова заинтересовавшемуся своими ногтями. — Выметайся.
Если бы кто угодно другой посмел обратиться к водному демону в таком тоне, его бы уже разорвали на куски. Но сейчас Хэ Сюань только пожимает плечами.
— Ладно, — тянет он, поднимаясь на ноги и поигрывая невесть откуда взявшимся кинжалом. — Ты меня всё равно не увидишь ещё долгое время.
— Значит, твой долг будет только расти, — сухо напоминает ему Хуа Чэн.
— Поэтому я и привёл его, — так же сухо отвечает Хэ Сюань.
Двери за младшим бедствием с грохотом захлопываются, и Инь Юй изо всех сил старается стоять прямо и не сжиматься в комок под взглядом Князя Демонов.
— А что ты сам об этом думаешь?
— Я… — Инь Юй тяжело сглатывает. — О чём?
— Ты упомянул слухи про наследного принца, заложившего подарки Цзюнь У, — спокойно объясняет Хуа Чэн. — Что ты об этом думаешь?
— Эм… — Инь Юй совершенно не представляет, какое это имеет отношение к делу, но чувствует, что по какой-то причине его ответ важен. — Я не в том положении, чтобы его судить.
Вне всяких сомнений, не в том.
— А если бы был в положении?
Бывший бог долго смотрит на него, прежде чем находится с ответом.
— Его изгнали, потому что он пытался поступить правильно. Меня изгнали… — он замолкает, на его лице отражается минутная боль. — …Потому что я завистливый глупец. И я уверен, что умолять Князя Демонов о работе будет похуже парочки сданных в ломбард мечей…
Он замолкает, едва осознав, что только что ляпнул. Глаза у него становятся просто огромные, и он нервно машет руками.
— Я не хотел…!
Хуа Чэн качает головой, посмеиваясь себе под нос.
— Расслабься, юнец, я не настолько обидчивый.
Бывший бог замолкает, сжав губы в тонкую линию.
— У меня плохо получается расслабляться, господин.
— Я заметил, — Хуа Чэн склоняет голову к плечу. — Подойди.
Юнец перед ним всё ещё колеблется.
— Я не Чёрная Вода. Я не кусаюсь.
Инь Юй понятия не имеет, к чему это он, но все равно осторожно подбирается ближе, пока не останавливается напротив места, где Хуа Чэн сидит.
— Покажи мне.
— Я… что?..
— Проклятую кангу.
— Я-я не могу! — он с глупым видом таращится на Хуа Чэна во все глаза.
— Почему?
— Небесным Законом запрещено показывать кангу любому…
Смертному. Технически… Призраки ведь не считаются?
Хуа Чэн наблюдает за юнцом и не может не согласиться с заключением Хэ Сюаня. Жалкий, жалкий бог. Но он соглашается совсем по другой причине.
Как жаль, что даже сейчас, забытые, выброшенные боги так отчаянно желают угодить Цзюнь У. Если спросить Хуа Чэна, он скажет, что любовь Небесного Императора мимолётная и дешёвая, и за ней не стоит гнаться.
— Мы здесь нарушаем много небесных законов, — напоминает Хуа Чэн. — Если уже сейчас это для тебя проблема…
Инь Юй давится вдохом. Он знает, что выбор у него небогатый, так что закатывает рукав и протягивает призраку запястье.
Это очень знакомый узор.
Хуа Чэн ловит его за руку, не давая отстраниться, и склоняется над рисунком. На его лице нельзя прочитать ни единой мысли, как бы Инь Юй не вглядывался. Не зная, что демон сделает дальше, Инь Юй напряженно и взволнованно следит за каждым его дви…
— Хорошо.
Хуа Чэн отпускает его руку.
Отпущенная конечность безвольно повисает у Инь Юя вдоль тела.
— …Что?
— Ты нанят.
Бывший бог, всё ещё не ничего не понимая, натягивает рукав обратно.
— Нанят?
— Твои духовные силы запечатаны, но ты всё ещё бог войны, — Хуа Чэн пожимает плечами. — Это полезно.
При словах о полезности в глазах Инь Юя впервые за вечер вспыхивает что-то кроме стыда, хотя он только хватает ртом воздух и глупо повторяет:
— …Полезно?
Да. Для целого ряда задач.
Если Хуа Чэн одолжит ему духовных сил, бывший бог более чем справится с поддержанием порядка в Призрачном городе в его отсутствие. Знания о нынешнем состоянии Небесного Двора тоже не будут лишними. Но есть и другие преимущества.
Первое: ему некуда больше пойти. Второе: он слишком боится Хуа Чэна, чтобы шпионить за ним (скорее всего, потому что Князь Демонов пообещал сожрать сердце Инь Юя ещё бьющимся, если тот предаст его, а ребра использовать как зубочистки). Ну а третье и самое важное…
— Эм… Мне правда нужно завязать глаза? — бормочет новоиспечённый Посланник Убывающей Луны, пробираясь вслепую по улицам Призрачного города.
— Да, — сухо соглашается Хуа Чэн. — Это ключевая деталь.
— И… что мне нужно делать?
Хуа Чэн давно ищет ещё одного изгнанного бога.
— Бродить в округе, как будто ты пытаешься выжить.
И кто лучше справится с заданием чем небожитель в почти идентичном положении? Конечно, попытки просто воссоздать таким образом путь наследного принца не увенчались успехом: Инь Юй, как показала практика, не настолько невезучий.
Теперь поиски принца стали его основной задачей, когда Хуа Чэнчжу не оставлял его приглядывать за городом. Или ещё за каким-нибудь делом.
К каким только неловким встречам эти поиски не приводили — в конечном итоге, он всё ещё скрывается от своего прошлого.
Его упрямого, безумного, тупоголового, раздражающего, ничего не понимающего прошлого.
Так что обычно он выбирается за пределы города в маске. Иногда он использует повязку на глаза, если пытается воссоздать путь принца. Хуа Чэнчжу очень настаивал на повязке, говорил, что она помогает «войти в образ».
В этом ведь что-то есть, да? Он ведь не издевается над Инь Юем забавы ради?
(Пройдёт несколько десятилетий, прежде чем Инь Юй увидит бесовскую натуру своего хозяина.)
Но уже сейчас он спрашивает себя, достаточно ли ему платят.
Однажды во время таких поисков, как раз когда он вылезал из куста, в который свалился, врезавшись в дорожный указатель, он слышит…
— Ваше Высочество?!
Упс.
У принца есть враги? Как у него могут быть враги? Разве не все о нём забыли?
Инь Юй уже собирается броситься в проулок между домами, как вдруг его ловят за запястье.
— Что ты—?!
— Я..!
Оба замолкают, когда повязка соскальзывает по носу Инь Юя. Два небожителя (один преуспевающий, другой бывший) пялятся друг на друга.
— …Ты?! — фыркает бог войны, удерживая Посланника Убывающей Луны прижатым к стене в переулке.
— Г… Генерал… Наньян, — хрипит в ответ Инь Юй.
— Ты чего… — Фэн Синь запинается, оглядывая его с головы до ног. — Ты чего так вырядился?!
— Эм… Я… ммм… — заикается Инь Юй, пытаясь придумать достойную причину, почему он бродит по округе в белых заклинательских одеждах и глазной повязке. — В-вживаюсь в роль?
(Фэн Синь заставляет его нервничать)
— … — брови бога ползут всё выше и выше. — …Что?
Они таращатся друг на друга, и у Инь Юя поджилки трясутся от грозного взгляда другого бога, который с каждым мгновением становится всё более и более взбешенным.
(Просто Фэн Синь всегда выглядит злым, когда на самом деле ничего не понимает)
— Я… Я теперь актёр! — дрогнувшим голосом выдаёт Инь Юй.
— А…актёр, — медленно повторяет Фэн Синь, с подозрением оглядывая его с ног до головы. — И где ты играешь?
— Я… — Инь Юй с трудом сглатывает, прочищая горло. — Эм… я играю… в трагедиях?.. Меня взяли на роль, потому что я… я очень… жалко выгляжу?
— О, — лицо бога меняется. — А в этом есть смысл.
…
Может, Инь Юй сам вырыл себе могилу этой фразой, но он совершенно не ожидал, что бог войны и вправду согласится. Честно сказать, неудивительно, что Сюаньчжэнь обзывает его неотёсанным бесчувственным…
Внезапно каждая мышца в теле изгнанного бога деревенеет. Фэн Синь замирает.
— …Ты в порядке?
Ох.
БАБАХ!
Ох.
БУМ!
— Что за… — Фэн Синь вертит головой, пытаясь найти источник грохота.
— …Мне очень, очень жаль, Генерал Наньян, — бормочет себе под нос бывший бог.
— Ты…?
Внезапно Инь Юй ухватил Наньяна за запястье с недюжинной силой. Фэн Синь вылупился на него, раскрыв от удивления рот.
— Как, черт побери—?!
Разве у него не запечатаны силы? Он не должен был быть так силён! Почему он..?
Но беглый бог не нападает на Фэн Синя, вместо этого он тянет пойманную руку на себя и…
Бьёт себя по лицу чужой ладонью. Ощутимо так бьёт.
— Мне очень жаль! — продолжает повторять он.
Теперь Фэн Синь настолько ничего не понимает, что чувствует зарождающуюся мигрень.
(Поэтому выглядит он доведённым до белого каления)
Почему Инь Юй извиняется? Он только что заставил Фэн Синя ему врезать!..
— Да что тут, блядь, твори…!?
Наступает мгновенная тишина.
Опасная тишина.
Инь Юй стонет.
Фэн Синь медленно поворачивает голову и в просвете между домами видит юношу с копной кудрявых волос, забранных в высокий хвост, и золотыми серьгами. А его глаза… Они красные от гнева и сверкают от яростной духовной энергии.
Сначала Фэн Синь думает, что наконец что-то понял.
— Остановись, Цюань Ичжэнь! — строгим голосом выговаривает он. — Разве ты не видишь, что его уже достаточно наказали…!
За его спиной Инь Юй внезапно всхлипывает и сплёвывает кровь, держась за своё лицо:
— Г-Генерал Наньян, прошу, прекратите!.. Мне больно!
Что за…? Неужели он заставил Фэн Синя ударить себя слишком сильно? И почему он…?
Фэн Синь больше не успевает сложить в своей голове ни одной связной мысли: в него со скоростью пушечного ядра влетает чужой кулак, да так сильно, что здание за ним мгновенно оседает на землю.
— …ЧТО ЗА ХЕРНЯ?!
Инь Юй бежит так быстро, как только ноги могут его унести, на ходу вылавливая из кармана игральные кости.
— Вот мудак, — бубнит он себе под нос. — Что значит «в этом есть смысл»?!
Имитируя Фэн Синя, он делает голос ниже, но слова всё равно тонут в звуках взрывов. Он почти не чувствует себя виноватым за...
БУМ!
ХРУСТ!
СКРИИИИИИП!
— О НЕБЕСА, НЕ ТРОГАЙТЕ БОЛЬНИЦУ!
Ладно, немного чувствует. Но Цюань Ичжэнь не тронет смертных, а Фэн Синь переживёт.
В тот день Инь Юй решил для себя помогать своему начальнику в поисках каким-нибудь другим способом. Почему-то даже если просто одеться как Наследный Принц Сяньлэ, тебя на каждом шагу начнут преследовать неудачи.
(Это объясняет, почему так много театров с пьесами, в которых высмеивали принца, сгорели дотла)
Ему просто нужно придумать что-то умное… Что-то умное…
К тому моменту, как он добирается до Дома Блаженства, чтобы закончить с делами на сегодня, он уже думает, что хуже быть не может.
Разумеется, в тот же момент он слышит оглушительный хохот, и ему становится ещё хуже. Конечно же его начальник следил за ним через своих бабочек и всё видел…
Инь Юй не знает даже, зачем Князю Демонов понадобился принц, но ему уже заранее его жалко. Наверное, начальник будет пытать его, сделает из него мальчика на побегушках, будет специально его унижать, смеяться над ним и подшучивать… Хотя это всё равно лучше возможной альтернативы.
В отличие от Небес, Хуа Чэнчжу справедлив. Хотя Инь Юй всё ещё подозревает, что ему платят слишком мало.