Стены гудят.
Пол тоже — под шагами демона вздрагивают камни.
Раньше они никогда не использовали эту комнату. Здесь холодно, влажно и тянет плесенью; знаки заклятья на стенах мерцают алым в тусклом свете. Это сильная печать, и цель у неё одна.
Удержать кое-что внутри. В их случае — кое-кого.
Что до стен и дрожи, которая их сотрясает… что ж, это всё рык и вой.
В цепях, подвешенных под потолком, обвис человек. Черные волосы патлами заслоняют его лицо, а грудь и плечи трясутся от неровных, яростных вдохов.
В дальнем углу, у стены, сидит ещё один призрак, подтянув к груди колени. Он едва заметно шевелится — по полу скрипнул ботинок — и золотые глаза мгновенно впиваются в него, пылая во тьме звериной яростью.
— Ты… — рычит Хэ Сюань; мышцы его рук бугрятся от усилий, натягивая сковавшие его запястья цепи. — ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО НАТВОРИЛ?!
Жэнь Сун теснее обнимает колени, утыкается в них лицом, и только следит за ним взглядом. Водный демон метался и выл, бросаясь на Жэнь Суна, уже больше часа — с тех самых пор, как Хуа Чэнчжу приволок его сюда за волосы, заковал и запер.
Обычно Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём и Чёрная Вода Погибель Кораблей поддерживали неохотный союз: у каждого была подконтрольная территория, своя сфера влияния, и делить им было нечего.
До сегодняшнего дня.
— Не сваливай вину на него, — голос Хуа Чэна не громче шипения. — Он вообще единственная причина, по которой Мин И не ввалился в Небесную Столицу, пока ты был занят…
Хуа Чэну не нужно договаривать: они оба знают, чем Хэ Сюань был занят. Взгляд Хэ Сюаня полон яда:
— Всё было ПОД КОНТРОЛЕМ! — рычит он, снова натягивая цепи; сталь впивается в его шею и запястья, но не поддаётся: эти цепи тоже выковал Князь Демонов.
Хуа Чэн лающе смеётся — холодно, резко и презрительно:
— И ЭТО ты называешь контролем?!
Черновод скалится и начинает метаться ещё яростнее; зрачки у него сжимаются до тонких полосок.
— Я не просил мальчишку влезать!
БАМ!
Во влажном воздухе повисает эхо удара, ногти Хуа Чэна оставляют два длинных глубоких пореза на щеке Хэ Сюаня. Его пальцы сжимаются в волосах водного демона и дергают наверх, заставляя посмотреть Кровавому Дождю в лицо; лицо самого Хэ Сюаня — месиво из синяков и ссадин.
Жэнь Сун следит, как два Князя Демонов скалят друг на друга клыки и рычат, будто хищные звери, сцепившиеся не на жизнь, а на смерть.
— Ты забываешься, — Хуа Чэн всегда был особенно терпелив с Хэ Сюанем и спускал ему с рук то, что мало кому удалось пережить. Но теперь он рычит, и его единственный глаз пылает во тьме: — И ты забываешь свои цели…
— Это И БЫЛА моя цель! — водный демон пытается броситься вперёд, но его мгновенно впечатывают в стену с такой силой, что под его черепом крошится камень. — ВСЕГДА! С самого начала!
— И как же так вышло, что ты оказался в Повелителе Ветра по самые яйца? — сухо спрашивает Хуа Чэн.
Хуа Чэн редко опускается до вульгарностей; редко, но метко. В этот раз его цель — посмотреть на бурлящую ярость в глазах Хэ Сюаня.
— Это тоже было частью плана? Или ты по пути споткнулся?
Когти Черновода вспарывают ладони, кровь стекает вниз.
— Не впутывай в это его, — шипит водный демон, и Кровавый Дождь снова смеётся, на этот раз ещё резче, злее, горче.
— Ну-ну, это уже чистой воды лицемерие. Разве не ты втянул его в самый эпицентр?
Хэ Сюань яростно мотает головой, так резко, что волосы бьют его по щекам. Прошло очень много времени с тех пор, как миру являлась истинная форма Демона Чёрных Вод. Она несоизмеримо крупнее и страшнее оболочки повелителя земли.
— Его втянул в это его БРАТ! Не я!
Хуа Чэн впивается взглядом в эти глаза, тёмные и бездонные, будто пропасть, до краёв наполненная яростью. Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём лучше прочих понимает подобный сорт ярости, чувствует его каждый раз, когда вспоминает полные боли крики.
Его бога, умоляющего о смерти.
Издевательскую усмешку.
«Твоя история могла бы быть невыносимо скучной… Но только взгляни на себя сейчас»
Этот гнев толкал его вперёд. Выковал из него что-то сильное. Что-то, умеющее ненавидеть.
Но гнев в глазах Черновода — не тот гнев, что заставляет двигаться дальше. Больше нет.
Этот гнев пожирает его изнутри.
Будто умирающая звезда в последние мгновения жизни.
— …Ты когда-нибудь задумывался о том, что от тебя останется, когда всё кончится? — голос Хуа Чэна дрожит от ярости, но сам смысл его слов… в них нет ненависти.
В них звенит беспокойство — беспокойство человека, утверждавшего, что ему всё равно. И в конечном итоге, если Хэ Сюань действительно собирается стать подобным созданием, разве стоит он беспокойства? Хуа Чэн не уверен. Использовать его можно будет и так.
— О чем ты?! — рычит Князь Демонов, снова и снова пытаясь сменить обличье, но цепи у горла возвращают его назад, и все попытки освободиться тщетны.
Они на территории Хуа Чэна, и его власть здесь абсолютна.
— Когда твои враги умрут и винить будет больше некого, — Пальцы Кровавого Дождя всё ещё тянут Хэ Сюаня за волосы, заставляя его смотреть в глаза, хоть и не хочется. — Что от тебя останется, Хэ Шэн?
Янтарные глаза смотрят на него в ответ, пылая ненавистью.
— …Не смей называть меня этим именем, — шепчет он, дрожа от ярости. — Это имя дала мне моя мать.
Жэнь Сун вжимается в стену и может только смотреть, как единственные взрослые, к которым он мог обратиться за помощью и защитой, разрывают друг друга на части — резкие слова и оскаленные клыки.
— Ты не… — Слова Хэ Сюаня разбиваются, сочатся глубокой болью, искорёженной и извращенной до ненависти; они срываются с его губ, холодные и тяжёлые, как дождевые капли, обернувшиеся в падении кусочками льда: — Ты не посмеешь просить за жизнь её убийцы… НАЗЫВАЯ МЕНЯ ЭТИМ ИМЕНЕМ!
От его крика вздрагивают стены.
— Я не прошу милосердия, — Хуа Чэн отпускает его и отступает на шаг назад, не сводя с Хэ Сюаня пристального взгляда. — Но этот мальчик не убивал твою семью, Черновод, и ты об этом знаешь.
Водный Демон опускает голову, его плечи дрожат.
Может и так.
— Это не имеет значения.
Его уродец-брат уже определил его судьбу за него. Все остальные жизни, которые он разрушил по пути, тоже не имели для него значения. Его волновала только одна.
А-Чжун, Цинь Мэйжун, его родители, сам Хэ Сюань…
Они все были лишь случайным следствием.
В конце всё встало на свои места. Он и Ши Цинсюань всегда были тесно связаны, будто их жизни наложили одна на другую. Они разделили дату рождения, судьбу, даже имя.
Разве не логично, что в конце они оба станут жертвами обстоятельств? Сопутствующим ущербом.
Хуа Чэн мог бы задать очевидный вопрос: почему бы ему не остановиться на убийстве Повелителя Вод?
Потому что просто умереть — это не так уж и больно. Они оба прошли через это. Утратить того, кого любишь, несоизмеримо мучительнее.
— Имеет, — Хуа Чэн тяжело вздыхает, внутри него сражаются злость и усталость, тянут в разные стороны с такой силой, что вот-вот разорвут. — Как будто я тебя не знаю.
Но ведь знает же.
Они оба видели всё, что только можно увидеть друг о друге. Они разделили каждое воспоминание, боль, утрату, каждую несправедливость до последней.
И поэтому Хуа Чэн знает главный секрет Хэ Сюаня.
— Как будто я не знаю, почему ты переспал с Повелителем Ветра.
Не из ненависти. Или желания отомстить.
Это была ошибка.
Эгоистичная, очень человеческая ошибка. Ошибка, которую уже нельзя исправить…
Ошибка, о которой он пожалеет.
Потому что он…
— …Заткнись, — шепчет Хэ Сюань дрожащим голосом. Он даже голову поднять не может. — Замолчи.
Его сердце умерло так давно, а всё равно… болит.
«Ты… хороший человек, Х-Хэ Сюань…»
— ЗАКРОЙ РОТ! — кричит он, закрывая лицо руками, впиваясь когтями в собственную плоть.
Это не так. Он не… И никогда не был…
В сознании вспыхивает воспоминание: зелёные глаза, полные смеха, жизни, любви и надежды. Всего того, чем Хэ Сюань никогда не будет.
Всего того, что было у него украдено.
Хэ Шэн был слабаком, и он всё потерял.
Хэ Сюань — не хороший человек. Он изощрённый, злой и мстительный.
Он превратился в чудовище, и он об этом знает.
Но быть чудовищем гораздо лучше, чем быть беспомощным.
— Хватит притворяться, что ТЫ ВЫШЕ ЭТОГО! — кричит Хэ Сюань, вырываясь так сильно, что начинают кровить запястья. — ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ Я ПРИНИМАЮ СЕБЯ КАК ЕСТЬ!
В конечном итоге, они оба умылись в крови.
Любовь — оправдание повозвышенней, но Хуа Чэн тоже убийца.
— … — Кровавый Дождь приседает перед ним на корточки и пристально разглядывает. Злость в его взгляде затухает, превращается из яростного пламени во что-то тёмное и холодное.
— Я прекрасно знаю, что я такое, — ровно отвечает старший призрак, мерцая единственным глазом. — И я гораздо хуже тебя.
В былые времена Хуа Чэн мастерски освоил искусство жалости к себе. Мир, в который он пришёл, презирал его с самого рождения. Все вокруг видели в нём ошибку, извращённую и уродливую тварь. Только его мать относилась к нему иначе, и мир — этот жестокий, несправедливый, глупый мир — разорвал её на части.
Это воспоминание спрятано в самых глубинах его сознания. Так далеко, что даже Чжао Бэйтун не обмолвилась о нём ни словом. А когда Хэ Сюань увидел его, то предпочёл забыть.
У Хуа Чэна не было такой роскоши. У него долгая жизнь, и он редко забывает.
Боже, как же он ненавидел этот мир.
Как презирал, отрицал и порочил красоту и милосердие. Каждый добрый жест. Потому что всё это всегда казалось ему ложью.
Он хотел разрушить всё и всех. Затем, когда ничего не останется, разрушить себя. Появление Се Ляня не заставило исчезнуть эту ненависть, она всё ещё здесь.
Но…
«Если не знаешь, ради чего жить, позволь мне стать смыслом твоей жизни»
Поклоняться его богу, любить его было намного лучше, чем не иметь вообще ничего. Намного лучше, чем ненавидеть весь мир за то, что тот украл у него.
И…
«Этот мир — его будущее»
Хуа Чэн знает. Если бы он не научился принимать этот факт, то много бы не узнал о себе самом.
Не узнал бы, что любит выпить и хорошую драку. Какое удовольствие может принести получение новых знаний. Какими красивыми бывают закаты. А ещё…
Он бросает взгляд на Шуо, сжавшегося в комок у стены; в этот раз тело у него непривычно маленькое и слабое, и он смотрит за ними, будто бездомный кот на двух сцепившихся псов.
Он бы не узнал, что заядлые картёжники, даже очень невезучие, бывают верными друзьями.
Как быстро растут дети, стоит лишь ненадолго отвлечься.
И что Хуа Чэн — пусть никакое чувство даже близко не сравнится с любовью к его богу — всё же может заботиться о других и привязываться.
Он просто выучил этот урок слишком поздно — когда уже их потерял.
Но Хэ Сюань прав.
Хуа Чэн — человек. Человек, который любит яростно и живёт эгоистично.
Но ещё Хуа Чэн — Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём. Князь Демонов, ночной кошмар Небес.
Он чудовище, и он прекрасно это понимает.
За прошедшие века от его руки пали бессчетные души. Иногда он убивал лишь за брошенное в адрес возлюбленного оскорбление, и он ни капли об этом не жалел.
Сейчас он смотрит на Хэ Сюаня и видит, как его разрывает изнутри конфликт противоположных сторон.
Человек или чудовище? Невозможно определиться.
— Я прекрасно знаю, кто я, — повторяет Хуа Чэн, глядя, как наливаются кровью уголки глаз Хэ Сюаня.
Когда Бедствия принимают свой истинный облик, они больше не могут плакать человеческими слезами: слишком велики их грехи.
Они плачут кровью тех, кто умер от их рук.
Две алые дорожки тянутся по щекам Хэ Сюаня, тяжелые капли срываются с подбородка.
— Но, в отличие от тебя, — Хуа Чэн поднимается на ноги. — Я осознаю, что для меня важнее всего.
И к тому моменту, как Черновод определится со своими желаниями…
…Как же страшно будет узнать, что уже слишком поздно.
Он разворачивается и переводит взгляд на Шуо.
— Останься с ним и проследи, чтобы он не вырвал собственное горло. Если будут какие-то проблемы, зови.
Свирепый призрак кивает и молча смотрит, как Черновод натягивает цепи.
— Что, я теперь не заслуживаю твоего времени?! — выплёвывает водный демон.
Хуа Чэн достаёт из кармана игральные кости и перекатывает их в ладони — клац, клац, клац.
— Я отправляюсь убедиться, что Шуо не выследят и не казнят за твои ошибки, — холодно отвечает Кровавый Дождь. — Так что нет, не заслуживаешь.
Хлопок двери, и он уже исчез.
Жэнь Сун провожает его взглядом; в его глазах, когда он поворачивается обратно к Черноводу, осторожная, выверенная пустота.
— … — Хэ Сюань обвисает в цепях, его руки связаны высоко над головой. Он впивается в призрака разъярённым взглядом. — Я не просил тебя помогать.
Теперь они похожи на почти зеркальные отражения друг друга.
— Я знаю.
Щекой Жэнь Сун прижимается к коленям, сминая своё по-детски круглое личико, и он выглядит совсем юным.
Очень, очень юным.
— Тогда зачем ты полез?
Он теснее обнимает руками колени.
— Я пытался связаться с тобой в сети, но ты не ответил, — бормочет Шуо.
— …Как ты узнал, что Мин И сбежал?
— Думаешь, гэгэ сам кормит твоих странных домашних питомцев? — язвит Жэнь Сун. — Это моя работа. И когда я пришел, он был уже на полпути к Небесам.
Лицо Хэ Сюаня искажает гримаса.
— Почему ты так его зовёшь?
— …Кого зову?
— Он тебе не брат, — Хэ Сюань бросает эти слова бездумно и понимает, что надавил на больное, только когда видит большие глаза Шуо. И всё равно он не берёт эти слова назад.
— Думаешь, ему не наплевать на тебя? Или на меня? — водный демон закатывает глаза. — Он спас мне жизнь, потому что я полезный, — Хэ Сюань не сводит с него глаз, ожидая увидеть хоть какую-то реакцию. — Уверен, он и от тебя по той же причине ещё не избавился. Единственный, до кого ему есть дело, это…
— Се Лянь, — обрывает его Жэнь Сун спокойным тоном. Глаза Черновода распахиваются от удивления. — Я знаю.
Пусть он и выглядит сейчас совсем маленьким, в нем есть особая сила; сила, цена которой — тяжелые жизненные уроки.
— Я знаю своё место, и мне наплевать.
Это поражает Хэ Сюаня, потому что Шуо… он непослушный, вредный и упрямый.
Со всеми, кроме Хуа Чэна. Никогда не с ним.
Хэ Сюань готов побиться об заклад, что, будь в этом необходимость, Шуо без колебаний умрёт за Градоначальника Хуа.
Но сегодня он уже рискнул жизнью… ради Хэ Сюаня.
И Хэ Сюань не может этого понять. Это…
Зачем рисковать ради них своей шкурой? Это глупо. Это попросту жалко.
— Разве?
Каждый раз, когда Черновод смотрит на мальчишку, у него сжимает трахею. Он ненавидит эту преданность. Ненавидит боль, которую она приносит.
Вспоминает, что случается с младшими братьями и сестрами, которые возводят старших на пьедестал. Где они в итоге заканчивают.
Он с облегчением думает, что по крайней мере сегодня Жэнь Сун предпочел мужской облик. В женском теле она настолько похожа на А-Чжун, что его начинает мутить.
— Потому что ты будто бы думаешь, что мы маленькая дружная семья, — насмехается бедствие. — Не будь таким наивным, мальчишка.
Жэнь Сун наконец поднимает голову, пригвоздив Хэ Сюаня тяжелым взглядом разных глаз.
— Я на четыреста лет старше тебя, — сухо напоминает ему призрак. — Сейчас ты кажешься мне ребёнком.
Обычно легко об этом позабыть: в конечном итоге, у Шуо не было возможности по-настоящему вырасти. Её украли у него, как и бессчётное множество других вещей.
Но чисто формально… он почти ровесник Хуа Чэну.
Он древний.
Но он не может вырасти, как бы ему ни хотелось. Во многих смыслах он всегда остаётся позади.
Он любил, но его никогда не любили. Ему не довелось узнать, что значит вырасти, повзрослеть, состариться.
У него никогда не будет ни жены, ни мужа. Не будет своей семьи.
Он пытается, снова и снова, но это другие люди двигаются дальше.
Никогда не он сам. Он всё ещё здесь.
— …Ты ведь не знаешь, как я умер? — мягко спрашивает Шуо; он следит за Хэ Сюанем с усталым выражением на лице. — Тебя никогда не интересовали такие мелочи.
Может, они и сейчас его не интересуют, но… вряд ли они оба в ближайшее время найдут другое занятие.
— Я родился в самом конце войны, — объясняет Шуо. — Все вокруг твердили, как хорошо было раньше. Какой была жизнь до неё. Мой отец сражался на этой войне, и он…
Призрак улыбается горькой улыбкой.
— Он постоянно повторял, какой великой честью было биться за Наследного Принца Сяньлэ.
Шуо не помнил времен, когда имя принца не было запятнано, но ох… Его родители вспоминали те дни с такой тоской и болью. Вспоминали, какими были их жизни.
— В семье было шестеро детей, я был самым младшим. Пятеро старших братьев, — бормочет призрак, вырисовывая в воздухе невидимые узоры. — Двое умерли на войне, и я их совсем не помню. Но Бао… он был всего на пару лет старше, и мы были неразлучны.
Большинство мальчишек в этом возрасте было бы недовольно, что приходится приглядывать за младшеньким, но Бао никогда таким не был.
Он отнёсся к своей роли старшего брата очень серьёзно.
Всегда говорил Шуо не отпускать его руку, когда они ходили на рынок. Однажды задира начал дёргать Шуо за волосы, и Бао сломал ему нос.
— Но большинство людей умирает не на войне. Есть более разрушительные вещи.
Лицо Хэ Сюаня становится мрачным:
— …Это было Поветрие Ликов?
Пальцы Жэнь Суна замирают в воздухе, свет свечей отражается на покрытых чёрным лаком ногтях.
— …Оно убило мою мать, — соглашается он. — И всех моих братьев. Бао тоже умер от него.
Но в этом списке не хватает одного человека. И Хэ Сюань… против воли заинтересовался.
— …Но не ты?
Жэнь Сун сжимает кулаки, пока ногти не начинают впиваться в ладони.
— Я был единственным ребёнком в деревне, который не заболел, — шепчет он, смотря вдаль. — Не знаю, почему.
Никто из взрослых мужчин так и не подхватил заразу — но почти все женщины и дети заболели.
— Мой отец… он был вне себя от ярости.
Жэнь Сун вспоминает, как изо дня в день человек, который его вырастил, который говорил, что будет любить его всегда, смотрел на него всё с большей ненавистью.
— Он потерял жену и пятерых сыновей. Я — вот всё, что у него осталось.
И Шуо был наименее ценным из всех.
— Лучше, чем ничего, — раздраженно бросает Хэ Сюань.
— Но не когда ты девочка.
Водный демон замирает от удивления, и Шуо устало улыбается. Он не особо распространяется об этой истории, Хуа Чэн давно остался единственным, кто знает правду.
— Я не родился таким.
Всю свою человеческую жизнь он отчаянно желал быть кем-то другим. Желал, чтобы его тело было другим. В те времена он думал, что это потому что его отец не хотел дочерей.
Но потом он умер, и его дух вернулся…
В более подходящем облике.
Бао узнал его, а с учётом того, что они были мертвы, заперты внутри поля битвы могучих демонов и на них охотился сумасшедший, подвешивающий духов на деревьях…
Пол Шуо был последним в списке странных вещей вокруг, и Бао принял его таким.
Хэ Сюань удивлён, но он о таком слышал. С призраками иногда случается нечто подобное: оболочка души не всегда соответствует её истинной природе, но после смерти эти барьеры спадают.
У него есть некоторые причины подозревать, что Ши Цинсюань такой же, хоть он никогда не утверждал подобного.
— …В день, когда умер Бао, — продолжает Шуо ровным тоном. — Мы с моим отцом остались одни. Было так тихо, и дом казался ужасно одиноким.
Ужасно пустым.
— Отец сказал мне лечь спать, — шепчет он. — Что утро вечера мудренее. Я поверил ему.
Потому что это был его отец, и больше у Шуо никого не осталось.
— …Но я больше не проснулся.
Хэ Сюань усваивает эту информацию в тишине.
Жэнь Сун тянется к вороту одежды, расстегивает пуговицы и отводит в стороны ткань, оголяя грудь.
На ней виден единственный шрам, прямо над сердцем.
Шуо может стереть со своего тела любые несовершенства, но он не может спрятать удар, который убил его.
Хэ Сюань разглядывает шрам со сложным выражением лица.
Старший призрак запахивает одежды и снова застёгивает их.
— Просто потому, что ты был девочкой?
Жэнь Сун пожимает плечами.
— Я был лишним голодным ртом, а он хотел начать всё сначала.
Он так и не рассказал Бао. Брат однажды увидел шрам и догадался сам.
— …И у него получилось, — заканчивает Шуо с горечью. — Мы нашли его, потом. К тому времени он уже был мёртв, но…
Его губы изгибаются в усталой печальной улыбке.
— Он женился второй раз. Вырастил троих сыновей. Умер от старости. И после смерти…
Наконец, в его голос прокрадывается лёгкая дрожь.
— Он упокоился с миром.
Не осталось призрака. Беспокойной души, которой можно было бы отомстить. Этот человек умер с чистой совестью, и это было больнее всего. Потому что Шуо… Шуо знал, что отец не особо его любит. Знал, что отец предпочёл бы, чтобы выжил кто угодно другой. Но…
Он думал, что хотя бы вина удержит его в этом мире.
Но нет. Отцу было настолько всё равно, что он не испытывал сожалений.
Разумеется, призрак из Шуо вышел посильнее духов Яньлинь и Бао — он начал свою жизнь, чувствуя ужасную боль, злость и беспомощность.
— Так что если ты пытаешься убедить меня, что тем, кого я люблю, на меня наплевать… — Шуо улыбается. — То я к этому привык.
Нет, Шуо не думает, что Хуа Чэну совсем безразлична его судьба, он знает, что демон в какой-то мере привязан к нему. Иначе он бы не стал столько спускать Шуо с рук. Но всё же…
Хэ Сюань тоже прав.
Шуо полезен.
Достаточно полезен, чтобы был смысл держать его при себе.
Но в то мгновение, когда развеялся дух Бао, Шуо знал, что остался один. Что он больше никогда и ни для кого не будет на первом месте, что до конца его существования…
Он всегда будет запасным вариантом. Может быть, пешкой.
И это его норма. Он смирился с этим, несмотря на боль.
Он нашел другой смысл жить.
— …И он был прав, просто чтобы ты знал.
Хэ Сюань смотрит на Жэнь Суна и чувствует резкую выворачивающую боль в груди. Теперь так сложно не видеть в нём А-Чжун, а он не хочет думать о ней.
Не хочет представлять, что она подумала бы о нём, если бы увидела, что он собирается сделать.
— В чём прав?
— Когда спрашивал, что от тебя останется, когда всё кончится, — вздыхает Жэнь Сун и поднимается на ноги. — Ты когда-нибудь задумывался, почему я до сих пор не развеял Ци Жуна?
Задумывался.
В конечном итоге, Жэнь Сун куда сильнее, чем кажется, а зелёный демон — трусливая псина, чей лай куда неприятнее укусов.
— Я всегда думал, что ты просто считаешь смерть слишком милосердным исходом.
— Возможно, — соглашается свирепый призрак, а потом тихо добавляет: — Но ещё я выслеживаю его, потому что больше мне ничего не осталось.
Если Шуо развеет Ци Жуна, велик шанс, что ненависть, которая поддерживала в нём жизнь столько лет, развеется тоже. И тогда он исчезнет.
— …Он уже убил моего брата, — заключает Шуо, глядя на Хэ Сюаня со сложной смесью чувств. — Я не доставлю ему удовольствия убить и меня тоже.
Раньше он думал, что сможет задержаться в этом мире ради Хуа Чэна, но… Теперь он нашел своего бога, и ему больше не нужна компания Шуо.
Никому уже не нужна. Шуо теперь никогда ни для кого не будет на первом месте. И…
Может, причина жить дальше из Ци Жуна ужасно дерьмовая, но другой у Шуо нет. Пока он её не нашел.
Шуо вытаскивает игральные кости из кармана и уже собирается подбросить, когда Хэ Сюань снова спрашивает:
— Почему ты попытался помочь мне?
Жэнь Сун останавливается, сжимает кубики в руке и оборачивается через плечо:
— …Потому что, если бы тебя поймали, Император развеял бы тебя на месте, — бормочет он, будто вынужден повторять очевидные вещи.
— И что? — бросает Черновод, опустив голову. — Тебе-то какая разница?
Жэнь Сун бросает на него злой взгляд, до побеления костяшек стиснув кулаки… А затем вздыхает.
— …Потому что я буду по тебе скучать, — признает он, наблюдая, как распахиваются от удивления глаза водного демона. — Семья или не семья, будь я хоть десять раз наивным… Если ты умрешь, мне будет грустно.
Хэ Сюань не отвечает — не знает, что ответить — но Шуо не дает ему шанса что-то сказать и подкидывает кости.
Тук!
Тук!
Он шагает через порог, в яркий красный свет Дома Блаженства, оставляя позади влажную тьму темницы и Хэ Сюаня.
В Доме тихо.
— … — Шуо опускается на колени в коридоре и сжимает руками голову. Он один.
«Почему ты назвал его так?»
Он знает.
«Думаешь, ему не наплевать?»
Он знает, знает, знает.
Но знать это одиноко и больно. Тоска заполняет его изнутри, занимает собой привычную пустоту.
Он бы с радостью не чувствовал ничего, лишь бы не ощущать себя таким ничтожным.
Когда Инь Юй заворачивает за угол, то видит маленького ребенка, дрожащего, сжавшегося в комок на полу, вцепившегося себе в волосы.
И бывший бог вздыхает: он-то думал, что больше ему не придётся быть нянькой, но…
Большие глаза смотрят на него в ответ, один ярко-зелёный, как молодая листва, а другой огненно-красный, как лесной пожар. У Шуо трясутся губы. Он требовательно протягивает руки, и Посланник Убывающей Луны только вздыхает, поднимая ребёнка на руки.
— Устал?
Шуо опускает голову Инь Юю на плечо и кивает.
Бывают дни, когда Шуо отчаянно хочет вырасти, но иногда… Иногда он просто хочет снова почувствовать себя в безопасности.
Инь Юй приглядывает за ним, потому что так надо, из мрачного чувства долга, так что это не лучший расклад. Но всё же…
Он читает сказки и поет колыбельные.
И иногда этого достаточно.
***
Когда Се Лянь только-только вернулся на Небеса, он думал, что толпы небожителей вокруг и ослепительно-яркий свет заставляют его чувствовать себя неуютно, но эти неудобства меркнут в сравнении с паникой, которую он чувствует, стоя перед собственным дворцом. Боги, насколько же это место ему не подходит!..
Се Ляню не нужно видеть стены из красного стекла, витражи и узорные ширмы — он и так знает, что они расположены точно на тех же местах, что и раньше. Этот дворец подходил для принца… но теперь Се Лянь чувствует себя так, будто пришел в чужой дом.
Он будет чувствовать себя посмешищем, сидя в одиночестве посреди этого огромного роскошного дворца.
Хотя Цзюнь У сказал ему ждать внутри, Се Лянь устраивается под дверью, потирая от волнения пальцы. Как бы он хотел, чтобы можно было подождать в Большом Зале Собраний или, ещё лучше, в мире смертных, в Храме Водяных Каштанов.
Правда, было бы со всех сторон лучше…
— Ваше Высочество! — доносится радостный голос, и Се Лянь слышит быстрый перестук: окликнувший его небожитель побежал навстречу.
Принц сразу же узнал голос — он принадлежит молодому богу, который защищал его на общем собрании. Кажется, его звали… Ши Цинсюань?
Се Лянь тепло улыбается и склоняет голову.
— Здравствуйте, — приветствует он, тихо радуясь, что хоть в этот раз судьба решила столкнуть его с кем-то приятным.
Младший бог останавливается возле него, переводя дыхание.
— Простите-простите, нужно было закончить одно срочное дело, — он вскидывает на Се Ляня улыбающееся лицо в обрамлении каштановых кудрей. — Вы готовы?
— Я… — Се Лянь замолкает, ничего не понимая. — Простите, но я кое-кого жду.
— Ох, и кого же?
— Повелителя Ветра, — вежливо объясняет он. — Император отправил нас на совместное задание.
— Но… — теперь уже Ши Цинсюань непонимающе хлопает глазами. — Я и есть Повелитель Ветра!
Се Лянь слепо уставился на бога перед ним. Кажется, они оба совсем запутались!
— Простите… что?
— Вы меня не узнали?
— Эм… — Се Лянь склоняет голову к плечу, пытаясь понять, дразнит его младший бог или нет, и Ши Цинсюань торопится извиниться:
— Простите-простите, я не подумал, что мой голос изменился до неузнаваемости!
Но теперь, когда Се Лянь подумал об этом, то действительно заметил в голосе знакомые интонации. Аура перед ним яркая и тёпло-зелёная, подрагивающая на краях, будто листья на ветру.
— Ох… — принц уже догадался, но пытается не быть грубияном. — В нашу первую встречу… у вас были причины принять облик..?
— Принять облик женщины? — заканчивает за него Повелитель Ветра.
Се Лянь неловко кивает, и Ши Цинсюань расплывается в хитрой улыбке:
— Как вам мой голос? Мило вышло?
— … — Се Лянь неловко потирает ухо, пытаясь найтись с ответом. — Да, наверное…
— Поверьте мне на слово, всё остальное тоже вышло очень милым! — просиял Повелитель Ветра. — Разве нужна другая причина?
Се Лянь никогда прежде не думал о смене облика в таком ключе. Довольно безобидное увлечение, да и не сильно отличается от привычки Хуа Чэна менять тела.
— Нет, наверное не нужна, — соглашается он.
За всю жизнь Ши Цинсюаня никто не принимал его так легко.
Засверкав глазами и широко улыбаясь, он хватает принца за руку:
— Тогда в путь!
Он протаскивает Се Ляня до самых ворот в Небесную Столицу, да так бодро, что старший бог едва за ним поспевает.
— Я… ах… Подождите..! — слабо сопротивляется Се Лянь; ему немного стыдно сознаваться в этом, но… — Я не особо удачлив, так что вам следует поберечься на спуске! Лучше держитесь—!
Ши Цинсюань заливисто смеётся, всё ещё сжимая его руку:
— Держусь!
— Я не это…
— Просто разбежимся и спрыгнем! — успокаивает его Повелитель Ветра. — Клянусь, это очень весело! Даже Мин И и гэгэ любят спускаться вместе со мной, а эти двое — самые чопорные боги на всех Небесах!
Что ж…
Что самое плохое может случиться? Он врежется ещё в пару облаков?
— …Хорошо, — бормочет он, позволяя затащить себя за ворота. Когда принц оказывается снаружи, то глубоко втягивает в себя воздух, отпускает руку младшего бога и, разбежавшись, спрыгивает вниз.
Ши Цинсюань широко улыбается, уперев руки в боки. Как же приятно, когда удаётся убедить других совершить этот «прыжок веры» —
Ох! Точно!
Ему же нужно прыгнуть следом!
Повелитель Ветра бросается вперед, зажимая в пальцах веер, и аж взвизгивает от удовольствия, когда срывается с обрыва с драматичным переворотом, широко раскинув руки.
Какое-то мгновение пока Се Лянь летит вниз, он убеждён, что это совершенно ужасная идея. Он в свободном падении и постоянно ускоряется, а контролировать ситуацию выходит ещё хуже, чем в прошлые разы. Он готовит себя к неминуемому столкновению, прекрасно зная, что в любой момент в него со всей силы врежется облако, но…
Этот момент так и не наступает.
Вместо этого ровно тогда, когда принц начинает паниковать, ветер подхватывает его и увлекает в поток.
Сначала он теряется, перестает различать верх и низ — примерно как тогда, в пустыне, когда его подхватил смерч и он переживал, в порядке ли Саньлан и не унесло ли его… Но сейчас, стоит ему позволить своему телу расслабиться…
Се Лянь не может описать свои чувства никакими другими словами: это ощущается как полёт.
Ему требуется пара мгновений, чтобы привыкнуть к ощущениям, к ветру, который время от времени подбрасывает его выше, а потом оставляет парить, постепенно спускаясь вниз… Сила тяготения заставляет что-то приятно переворачиваться у него в животе с каждым виражом, и это…
Это и вправду…
Осторожная улыбка освещает лицо Се Ляня.
Это и вправду весело.
Он падает снова, ветер треплет его волосы, и у него вырывается удивлённый смешок; раскинув руки, он снова начинает парить.
Это…
— Теперь поняли, про что я? — доносится до него радостный голос Ши Цинсюаня. Младший бог летит где-то на чжан выше и куда спокойнее принца (чего и следовало ожидать).
— Д… Да! — отвечает Се Лянь, у которого перехватило дыхание. — Очень… здооРОВОООО!
Налетевший из ниоткуда ветер подбрасывает его в воздух и мягко ловит, и в этот раз принц смеётся и визжит от восторга, будто бы…
Будто бы он снова маленький ребёнок.
Когда он был маленьким, отец часто подхватывал его на руки и подбрасывал в воздух, а Се Лянь заливисто смеялся, то взмывая вверх, то падая вниз. Отец ловил его каждый раз. Прямо как… прямо как сейчас.
Ши Цинсюань смеётся вместе с ним, наслаждаясь невиданным зрелищем — всегда спокойный и отрешённый Наследный Принц едва дышать может от счастливого смеха. Он выглядит таким юным, когда улыбается, и сейчас легче лёгкого представить, каким беззаботным и любопытным юношей он когда-то был.
Ши Цинсюань слышал истории о нём. Конечно, обычно в этих историях было мало добрых слов, а временами о принце и вовсе вспоминали только чтобы поиздеваться.
Но иногда… иногда истории говорили о невыразимом таланте и неземной красоте, о человеке, которого полюбил весь мир. Сейчас, когда Се Лянь смеётся и ни единой тени беспокойства, ни одной тревоги не отражается на его лице, поверить в них особенно легко.
Приземление выходит мягким: Ши Цинсюань невесомо касается ступнями тропинки, а Се Лянь совсем не больно плюхается коленями в траву.
— Видите? — крайне довольный собой Ши Цинсюань встряхивает головой (раздается тонкое звяканье его серёг) и оборачивается. — Совершенно не о чем беспоко—!
Стоит ему увидеть Се Ляня, как он замолкает и зажимает себе ладонью рот, сдерживая смех.
— …Что-то не так?
— Нет! — пищит Ши Цинсюань, всё ещё продолжая зажимать себе рот одной рукой, а другой отчаянно жестикулируя. — Нет, вовсе нет! Все совершенно точно в порядке, я просто… у вас… ваши волосы!..
Он сгибается в три погибели: у него аж ребра болят от попыток удержать внутри рвущийся наружу смех.
Се Лянь тянется проверить, и глаза у него широко распахиваются.
— …О мой…
— Всё в порядке! — успокаивает его Повелитель Ветра, снова раскрыв свой веер. — Сейчас всё исправлю. Стойте смирно, ваше высочество!
Се Лянь послушно замирает и крепко зажмуривается, чувствуя, как вокруг него вздымаются ветряные потоки, а потом снова утихают.
— …Готово!
Ши Цинсюань упирает руки в бёдра, оглядывая результаты своих трудов. Принц выглядит немного растрёпанным, но больше не похож на кучу сена, и это однозначно улучшение. С другой стороны, Принцу Сяньлэ любой облик к лицу, так что всё в порядке!
Се Лянь медленно поднимается на ноги, отряхивается и проверяет, на месте ли заколка и кольцо на цепочке. Убедившись, что ничего не потерялось, он снова поворачивается к Повелителю Ветра.
— Вы знаете, как добраться отсюда до Призрачного Города?
— Конечно! — широко улыбается Ши Цинсюань, вертя между пальцами свиток (точно такой же Се Ляню перед отправлением вручила Лин Вэнь). — Пойдёмте?
Он предлагает принцу свою руку, и тот, помедлив мгновение, принимает её. Всё это… кажется почти знакомым.
Будто бы ему снова семнадцать, и по обе стороны от него идут его друзья, а ему приходится говорить вдвое громче обычного и много смеяться, чтобы отвлечь их от очередного глупого спора.
Вот что это за связь.
Кажется, это зарождается дружба.
Прошло очень, очень много времени с тех пор, как у Се Ляня были друзья.
Эта мысль заставляет его принять ещё один факт: несмотря на то, что он называет Саньлана другом и старается вести себя с ним по-приятельски, в действительности принц чувствует к нему совсем другое.
Но что? Что ещё это могло бы быть? Какими ещё словами можно было назвать те чувства, которые их связывают? Они больше, чем незнакомцы, и очень друг другу нравятся.
Что ещё это может быть, кроме дружбы?.. Возможно, это просто другая дружба? Се Лянь не знает, как иначе назвать их отношения.
— Ваше высочество? Вы в порядке?
Се Лянь стискивает серебряную цепочку на шее, закусив губу.
— …Я в порядке, — тихо отвечает он мгновение спустя. — Пойдёмте скорее.
***
Дружба — это важно, и нужно уметь выбирать правильных друзей.
Пэй Мин лучше прочих осознаёт эту истину: он много раз обжёгся в прошлом. Но сейчас, когда он переживает не лучшие времена, его друзья рядом с ним.
Образно говоря, конечно же: Лин Вэнь стоит за плечом у Му Цина и следит, как тот стягивает бинтами рану у генерала на груди.
— Швы не разойдутся?
— Нет, если он не решит снова проткнуть себя мечом, — сухо отвечает Му Цин, явно недовольный, что у него стоят над душой.
— Справедливости ради, — Пэй назидательно поднимает вверх палец. — Я ударил себя в живот, а не в грудь…
— Не пытайся оправдываться, — язвительно обрывает его Ши Уду. Он стоит у окна, скрестив на груди руки, и пятно света скрывает выражение его лица. — Ты всё равно выглядишь идиотом.
Пэй Мин резко захлопывает рот и едва слышно обиженно вздыхает.
Му Цин распрямляется, держа в руках инструменты.
— По меркам смертных рана не угрожает жизни и скорее всего затянется к празднику Середины Осени.
— «Скорее всего»? — Лин Вэнь выгибает бровь.
— Он бог, которого ранили древним проклятым орудием, — тон у Му Цина суше пустынного воздуха. — Сложно назвать точные сроки.
— Он непробиваемый, Лин Вэнь, — Ши Уду пожимает плечами, разглядывая улицы Небесной Столицы внизу. — Всё с ним будет в порядке, перестань пытать Сюаньчжэня.
Богиня Литературы складывает руки на груди и провожает взглядом Му Цина, спешащего убраться подальше. Трое друзей остаются одни.
Пэй не слепой, он чувствует повисшее в воздухе напряжение и вздыхает:
— Слушайте, я не мог знать заранее…
— Были ли упоминания об этом призраке на совещании или в свитке с заданием? — спрашивает Ши Уду, крепче обнимая себя руками. — Мы хоть что-то о нём знаем?
— …Нет, — признаёт Лин Вэнь. — Есть только короткая приписка по его поводу в исторических сводках.
— Как это вообще возможно? Он же древний!
— Я не знаю, — она не привыкла говорить эти слова и явно недовольна, что пришлось. — Цзюнь У должно быть известно больше, но он не делился своими соображениями.
— Что не значит, что он их не имеет, — тихо и мрачно вставляет Ши Уду.
Пэй Мин удивленно вскидывает бровь и садится на постели, рукой зажимая раненый бок.
— Может, добавишь что-нибудь к своей теории?
Повелитель Вод всё ещё стоит у окна, скрестив руки и отвернувшись.
— Это не теория, — бормочет он. — Это очевидный факт.
— …Возможно, он не хотел разглашать секретную информацию в присутствии всего небесного двора, — несколько примирительно замечает Лин Вэнь. — В любом случае, у нас есть вопросы поважнее.
— Разве? — Пэй тяжело вздыхает.
— Не важно, какими были мотивы призрака, но он послал на Небеса орудие убийства, чей круг жертв практически не ограничен. Это был злонамеренный поступок.
— Да, — соглашается Лин Вэнь. — Я собираюсь обсудить этот вопрос с Императором на следующем собрании. Но тебя едва не убили, Пэй.
— Это преувеличение, — начинает генерал, и Ши Уду наконец переводит на него взгляд своих колючих глаз.
— Тебе повезло, что удар не пришелся куда повыше, иначе никакие лекарства смертных тебя бы не спасли, — ровно говорит он. — Она не преувеличивает.
Между ними двумя повисает напряженная тишина, и Лин Вэнь вздыхает, проводя обеими руками по вискам, чтобы пригладить волосы.
— Вы оба сконцентрировались не на том. Пэй, твое выживание влияет не только на тебя, ты понимаешь это?
Бог Войны моргает, потом вскидывает бровь.
— Лин Вэнь, если ты пыталась сказать, что НАКОНЕЦ-ТО привязалась ко мне…
— Нет, — холодно обрывает его богиня литературы. — Вся небесная столица знает, что если не брать во внимание его величество императора, то власть и влияние при дворе разделены между вами двумя.
Пэй Мин — самый сильный бог войны, а Ши Уду — самый сильный элементальный бог. Пусть Повелитель Вод и не относится к воинам, мало кто на небесах рискнёт сойтись с ним в битве.
— К чему это ты?
— Если убрать любого из вас, баланс небесного двора кардинально сместится, — она поднимает руку, останавливая уже открывшего рот Пэя. — И да, я прекрасно знаю, что ты не метишь на место Цзюнь У. Все это знают.
Кроме разве что самого Императора.
— Но, если что-то непредвиденное случится с Цзюнь У, все будут ждать указаний от тебя. Это не мелочи, Пэй, — строго предупреждает его Лин Вэнь. — Тебе следует относиться к этому серьёзнее.
Было время, когда он и правда принимал всё это в расчет. Но…
Он устал. Он теперь всегда устал, хоть и хорошо это скрывает.
Только самые близкие люди отчётливо видят его усталость.
Никому бы не удалось оставить на Пэй Мине даже царапину, если бы он не был так вымотан.
— И я не могу представить, о чём ты думал, когда прилюдно возражал Императору, — Лин Вэнь переводит взгляд на Ши Уду. — Не знала, что тебе так нравится Собиратель Цветов Под Кровавым Дождём.
— Ох, — Ши Уду закатывает глаза. — Не начинай. Я в жизни не видел эту тварь.
— Тогда зачем навлекать на себя гнев Цзюнь У, защищая его?
— Гнев? — взгляд сапфировых глаз становится ядовитым. — Неужели его гребанное эго настолько хрупкое?
Богиня литературы молча смотрит на него в ответ, и они оба знают, что это риторический вопрос. Пэй наблюдает за ними двумя и решает перевести тему:
— Лин Вэнь, кажется, ты хотела спросить что-то еще?
— …Вы двое скрываете что-то, о чем я должна знать? — спрашивает она, крепко обнимая себя руками (в точности копируя позу Ши Уду). — Потому что я не смогу спланировать всё как нужно, если не буду владеть некоторой информацией.
Пэй обдумывает вопрос, а Ши Уду снова отворачивается к окну.
— Невозможно охватить все детали моей жизни, что публичной, что частной, — тихо говорит генерал. — Но я не могу припомнить никаких достойных упоминания секретов.
Лин Вэнь находит взглядом Повелителя Вод, который стоит спиной к ним обоим.
— А что насчёт тебя?
Ши Уду, вздрогнув, оборачивается к ней.
— Что?
— Есть ли что-то, — Лин Вэнь пристально его разглядывает. — О чём ты молчишь, хотя нам стоило бы это знать?
— … — младший бог отворачивается, покачав головой.
Он не может им рассказать.
Если они узнают, то попробуют что-то сделать. А если они что-то сделают, то рискуют навлечь на себя тот самый гнев, которого так старалась избежать Лин Вэнь.
Но у богини литературы всё же есть некоторые предположения касательно того, почему император вдруг взъелся на Пэя, поэтому она задаёт другой вопрос, на этот раз в лоб:
— Вы двое всё ещё спите вместе?
Конечно, она в курсе их интрижки (начиная с праздника Середины Осени сорок лет назад). Но в постели у Пэя обычно никто долго не задерживается, а её формулировка подразумевает, что они всё ещё близки.
Ровно в тот момент, когда Ши Уду собирается открыть рот и начать всё отрицать…
— Так и есть.
Ши Уду бросает на него быстрый и острый взгляд, кончики ушей у него красные, но Пэй только пожимает плечами и вскидывает ладони в примирительном жесте.
— Что? По крайней мере шесть дней назад мы были очень даже вместе.
Лин Вэнь нетрудно догадаться, как именно «вместе» они были. Повелитель Вод не знает, как теперь ответить, и в горле у него встаёт комок.
— …Настолько «вместе», насколько кто-то вроде Пэя вообще способен, — сухо отвечает он и снова отворачивается от них обоих. — Я ответил на твой вопрос?
Лин Вэнь молчит и смотрит.
— …Похоже на то, — мягко соглашается она. — Пэй, тебе нужно отдохнуть, возвращайся в свой дворец…
— Он может остаться здесь, — бросает Ши Уду. Плечи у него напряжённые, и он так и не расцепил руки. — Одним небесам известно, что ещё взбредёт ему в голову, если оставить его одного.
Справедливое замечание, пусть и сказано оно для прикрытия.
Лин Вэнь вздыхает, качает головой и идёт на выход.
— Мы обсудим этот вопрос позже.
Разумеется. Они оба знают, что она не оставит без внимания проблему, особенно такую серьёзную.
Стоит двери за ней захлопнуться, Пэй принимается стенать:
— Твой брат устроит настоящий скандал…
— Ши Цинсюань не здесь, — холодно обрывает его Повелитель Вод. — Император отослал его на задание с Наследным Принцем Сяньлэ.
— Ох, — генерал выгибает бровь. — Из них выйдет интересный дуэт.
Ши Уду не отвечает, все ещё глядя в окно, и Пэй вздыхает; усталость устраивается в самых его костях, и он хочет — весьма по-детски — чтобы Ши Уду не стоял от него так далеко.
— Что…
— Раздевайся.
Генерал захлопывает рот, удивленный, но ничуть не расстроенный.
— …К чему это ты?
— Я сказал, — Ши Уду оборачивается и стремительно пересекает комнату, не удостоив Пэя ни взглядом. В его руках всё ещё зажат веер. — Раздевайся.
Из всех дворцов в Небесной столице дворец Повелителя Вод самый роскошный. А что ещё ожидать от божества, которое среди смертных отвечает за богатство? Но в сравнении с Императором у Повелителя Вод более утонченный вкус.
Вместо того, чтобы выставлять напоказ мрамор и драгоценные камни, дворец Ши Уду завораживает качеством и продуманностью каждой детали, от мебели до полов.
Пэй почти не оказывается в этом дворце, а если оказывается, то ему приходится отбиваться от Ши Цинсюаня и его язвительных подколок… в общем, Пэю редко доводится насладиться роскошью этого места.
Этой ночью, однако, ему позволено воспользоваться самым превосходным, что только есть во дворце.
Купальней, разумеется.
В задней части дворца расположились горячие источники, над которыми стелется густой горячий туман. Бассейны отделены друг от друга гладкими камнями и клёнами с красными листьями.
Умиротворённое место… и прекрасное.
Пэй Мин наблюдает за ровной спиной Ши Уду, стоящего на другом конце бассейна, разглядывает его безупречную кожу. Красивый настолько, что разбивается сердце, — вот какой это дворец и источник.
— Ты злишься, — вздыхает он и облокачивается о камни, опускаясь на подводную скамью.
Ши Уду не удостаивает его даже взглядом, смывая пену с волос.
— С чего мне злиться?
— Варианта два.
— О? — Ши Уду едва заметно поворачивает голову к нему, и Пэю удаётся углядеть линию челюсти и четкие контуры опущенных ресниц, касающихся щёк. — И какие же?
— … — во рту у генерала пересыхает, а низ живота наполняет желание. — Первый: я был «идиотом».
— Так и есть, — соглашается водный бог. — А ещё?
— Второй: тебя разозлило то, что я сказал Лин Вэнь, — тихо гадает Пэй. — Хотя я представить не могу, почему. Она и так про нас знала.
Но эти слова подразумевали, что между «ними» и правда что-то есть, что кто-то из них знает, что такое «мы»… А это не так.
И Ши Уду тем более не станет поднимать этот вопрос сейчас, когда ему совсем недавно напомнили о судьбе Сюань Цзи. О том, что Пэй делает с теми, кто привязывается. Он не жесток, и он в своём праве…
Но это пугает и сбивает с толку.
Потому что все, кто любит оправдывать похождения Пэя (и разбитые им сердца), в один голос твердят одно и то же: Генерал с самого начала чётко говорит, чего он хочет. Но с Повелителем Вод всё всегда обстояло иначе.
И Ши Уду не знает, потому ли это, что Пэй всё же немного привязался к нему, или генерал просто рассчитывал, что Ши Уду достаточно хорошо его знает и всё поймёт без слов.
— Что ж, — шепчет бог. — Обе теории имеют право на жизнь.
Рискованная ситуация, положение неустойчивого равновесия — вот что это.
— Ты скажешь мне, если одна из них верна? — спрашивает Пэй, не сводя со своего любовника внимательных глаз.
Он отвечает не сразу, выжимая последние капли воды из волос.
— Думаю, нет. Будет тебе пища для размышлений.
Значит, он не злится: если бы злился, то не стал бы дразнить. Наконец, Ши Уду разворачивается, и вода легко расступается перед ним, обтекая узкую талию. Он подходит к другому концу источника, где сидит Пэй Мин.
— Ты сказал правду тогда?
Пэй заставляет себя оторвать взгляд от капелек воды, стекающих по шее, плечам и груди Ши Уду.
— Что?
Повелитель Вод останавливается напротив него и вглядывается в глаза Пэя с нечитаемым выражением на лице.
— Когда говорил, что ничего не скрываешь.
— Да, — Пэй встречает его взгляд с любопытством и вскидывает бровь. — Я должен быть идиотом чтобы скрывать что-то от тебя.
Ши Уду закатывает глаза: у него нет настроения на эти сладкие речи.
— И почему же?
Пэй тянется вперед и мягко обхватывает его подбородок.
— Потому что ты выпотрошишь и разделаешь меня, как рыбу.
Повелитель Вод смотрит на него в ответ. Его не особо порадовало это объяснение, но… По крайней мере, Пэй выглядит искренним. И это большее, чем может сам Ши Уду, когда этот же вопрос задают ему:
— А ты? Ты что-то скрываешь?
Младший бог отводит взгляд и не отвечает.
Он скрывает слишком многое.
Что он сделал. Что сделали с ним. Что он почувствовал, когда Пэй сказал «мы».
Он не знает, есть ли среди его тайн те, которыми стоит поделиться, или он скорее позволит им себя сожрать.
Вместо ответа Ши Уду тянется к повязке, скрывающей швы. Она не намокла, хотя Генерал сидит в источнике по грудь, — Ши Уду не позволил.
Лицо у него спокойно, а глаза отстранённые, непроницаемые. Но кончики пальцев дрожат.
— … — Пэй ловит запястье другого бога. Не чтобы оттолкнуть, а просто чтобы прикоснуться. — Ты беспокоился?
Уголки губ Ши Уду устало ползут вниз.
Какой идиотский вопрос.
Конечно, он беспокоился.
Нет, не так — он едва с ума не сошел от страха, когда услышал.
— Ну же…
Пэй мягко направляет его подбородок вперёд, пока они не соприкасаются лбами.
Ши Уду — гордец. Он не признает своих страхов и слабостей. Не расскажет о них никому…
— Поговори со мной.
…Кроме тех, кто не станет его осуждать.
Бог воды закусывает губу.
Он перебирает в голове все свои секреты, от самых маленьких до огромных. Пытается вычленить из них те, которые можно простить, и те, после которых его оставят. Он выбирает самый безобидный из всех — тот самый, который заставляет его пальцы трястись.
— …Мне кажется, что это была моя вина, — бормочет он, жалея, что в этой позе не получится спрятать лицо.
— Твоя вина? — мягко спрашивает Пэй, опуская ладонь Ши Уду на затылок. — Как ты можешь быть виноват?
Но младший бог не отвечает — не может заставить себя ответить и только отводит глаза.
— …Если ты переживаешь, что отвлекаешь меня, то не стоит, — улыбка Пэя становится хитрой, и Ши Уду заранее стонет, готовясь к очередной его фразочке. — Ты занимаешь мой разум последние века, так что я уже привык.
Из горла Повелителя Вод вырывается удивлённый смешок:
— Неужели?
— Что смешного? — бог войны улыбается и тянется вперёд, прижимаясь лицом к шее Ши Уду (и зарабатывает крошечный довольный вздох, когда находит под кожей бьющийся пульс). — Я говорю серьёзно.
— Ох, — Ши Уду закатывает глаза, потом по его спине пробегает дрожь, и он запрокидывает голову. — Я тебе верю.
Никогда еще эти слова не были настолько полны сарказма.
— Я всегда честен с тобой, знаешь же, — шепчет Пэй ему в шею, пальцами разбирая пряди волос Ши Уду. Когда они мокрые, то завиваются, прямо как у Цинсюаня.
— Конечно…
— Так что, — продолжает Пэй, обнимая другого бога за поясницу и притягивая себе на колени. — Раз я говорю, что скучал по тебе, значит так и есть.
Сердце Повелителя Вод пропускает удар.
«Я по тебе скучал»
Он —?
У Пэй Мина много талантов, но первый среди всех — талант заставлять своих любовников чувствовать себя на вершине мира.
— А ты? — мягко подталкивает он, глядя Ши Уду в глаза. — Ты скучал по мне?
Да.
Да, да, да.
Быть рядом с Пэем больно — по-особому, одновременно сладко, притягательно и невыносимо — и Ши Уду чувствует себя идиотом, раз позволил развиться этой зависимости.
Но да… Да, он по нему скучал.
Он всегда по нему скучает, прячась под маской высокомерия, холодности и сарказма. Но не говорит об этом.
У Пэя от удивления вырывается едва слышный вздох, когда на его щеки ложатся ладони и притягивают вперёд. У него щетина — его тело пытается отрастить бороду каждый раз, когда Пэй забывает убрать волосы магией.
Но Повелитель Вод рад ей; он не отвечает, не говорит слова вслух.
Но Пэя никогда прежде так не целовали — голодно (все их поцелуи такие), но невыносимо нежно. Поцелуй, от которого дрожь пронзает всё тело, а пальцы оставляют на спине Ши Уду синяки, притягивая бога ближе.
Пэй берёт его прямо так, пока Ши Уду извивается на его коленях, прогибается в пояснице, задыхается и стонет его имя. «Пэй Мин», срывающееся с его губ, слаще любой молитвы из мира смертных.
Даже когда всё заканчивается — а с генералом Пэем всё никогда не заканчивается быстро — они не разделяются, остаются сцепленными друг с другом почти во всех доступных смыслах. Их дыхание и сердцебиение постепенно успокаиваются.
Пэй распутывает пальцами мокрые кудри, а Ши Уду гладит плечи и спину своего любовника, магией успокаивая любую боль и снимая усталость в мышцах.
Удивительно нежный жест от человека, который не стал говорить, что скучал.
— …Мне жаль, что с Пэем-младшим все так обернулось, — заговаривает Повелитель Вод, мягко надавливая на сочленение лопатки, пока у Пэя не вырывается долгий вздох облегчения. Глаза у него устремлены вдаль. — Он действительно никогда тебе не рассказывал?
— Нет, — с некоторым раздражением отвечает генерал. — И я понятия не имею, почему.
— …Может, он не хотел тебя разочаровывать, — Ши Уду дёргает плечом, перебираясь на бицепс Пэй Мина. — В конечном итоге, для этого мальчика ты был личным божеством.
И он выбросил всё это на ветер ради мертвой девушки, которую Пэй никогда не видел.
— Разочаровать меня? — неверяще переспрашивает бог войны. — Какая глупость.
Сапфировые глаза не смотрят на него в ответ, вместо этого фокусируясь на груди Пэй Мина. Когда-то давно она была покрыта шрамами и выглядела совсем иначе.
— Разве?
— Я умылся в крови, и грехов на мне не счесть.
К большинству богов войны обращаются «генерал», но Пэй Мин — один из немногих, кто заслужил этот титул ещё при жизни. А войны далеки от славных историй о подвигах. Они кровавые, отчаянные и жестокие.
— Может, его пугало твоё знаменитое чувство справедливости.
Сложно оправдать такие ожидания. Пэй, Генерал, сломавший свой меч. Человек, у которого была возможность захватить весь мир, но он не стал ей пользоваться. Сколько бы ни было в нём тьмы, он всё ещё великий человек. Тот, из чьей тени так сложно выступить и встать рядом.
— Благородство — вещь субъективная, мой прекрасный, — вздыхает Пэй Мин, очерчивая кончиками пальцев кадык Ши Уду.
У него всегда была красивая шея и нежное горло, на котором очень приятно оставлять отметины.
— А субъективные вещи меняются.
Так и есть.
В последнее время Пэй подумывал посетить свой Главный Храм — тот самый, который недавно освободил наследный принц Сяньлэ.
Рана затянется ещё не скоро, и целые недели отделяют его от советов с Цзюнь У и очередных поручений. А ещё ему кажется, что Ши Уду понравится Гусу: там тихо и мирно, отличное место, чтобы отпустить на время все печали.
А что-то давит на Повелителя Вод всё больше и больше с каждым прожитым днём.
Но он не успевает ничего сказать: Ши Уду подаёт голос первым.
— Можешь пообещать мне кое-что? — шепчет он, вцепившись Пэю в подбородок. — Если я попрошу, можешь мне поклясться?
У Пэя много грехов, но он не нарушает клятв. Если он дал слово, то так и будет.
Генерал смотрит в эти глаза, впитывая многообразие оттенков, которое будет преследовать его неотрывно… Конечно же, он отвечает:
— Что угодно.
Все, что хочешь.
Он надеялся, что просьба будет более романтичной, но…
— Мой брат.
Его надежды быстро разбились.
— …Что с ним? — Пэй практически рычит: ему совсем на хочется думать про Ши Цинсюаня в такой момент.
— Если что-нибудь случится со мной… поклянись, что защитишь его.
Голос у Ши Уду на мгновение срывается, и эти глаза…
Эти прекрасные, чарующие, дымчатые глаза, в которых Пэй утонул сразу же, как только впервые увидел…
Они кажутся почти напуганными.
— …Если что-то случится с тобой? — переспрашивает Пэй, подобравшись. — Тебе кто-то угрожает?
Если да… то кто достаточно силен, чтобы угрожать Ши Уду?
— Нет, — лгать легко, ложь стекает с губ Повелителя Вод так же, как и любые другие слова. Он опускает подбородок Пэю на плечо и шепчет: — Вопросы Лин Вэнь просто заставили меня беспокоиться. Пообещай мне?
Пэй колеблется, но — скорее чтобы успокоить Ши Уду — всё же клянётся. Клянётся, прекрасно зная, что это обещание никогда не понадобится, потому что он никому не позволит навредить Ши Уду.
Но позже, когда они уже лежат в кровати, он продолжает размышлять.
Он думает о своей ране. О мужчине в его объятиях и многих слоях боли, которые он так хорошо научился прятать. Но больше всего Пэй думает о том кинжале и гадает, что теперь будет. В конечном итоге, кинжал не оправдал своего имени: Пэй Мин выжил.
Но пройдет совсем немного времени, прежде чем проклятая сталь поцелует кожу другого бога. И когда это случится, она разрежет не только плоть, но жизни, судьбы и обещания.
Кровь, пролившаяся из этой раны, запятнает руки многих.
И дракон вновь поднимет голову.