После случившегося Драко перестал сопротивляться Поттеру — временно. Это было не столько сознательное решение, сколько неизбежная капитуляция.

Когда он чувствовал тепло ладони Поттера на своем бедре за ужином, находил его прислонившимся к стене возле своего класса или слышал резкий, отрывистый стук, эхом отдающийся в дверь его спальни глубокой ночью, он сдавался. Он не мог сказать “нет”, особенно когда Поттер стоял, окутанный тьмой, в мягких джоггерах и поношенной футболке, выглядя помятым и застенчивым, несмотря на огонь, горевший в его глазах. Что еще мог сделать Драко, кроме как отойти в сторону и впустить его?

Поттер никогда не оставался на ночь. Как только они заканчивали, он скатывался с матраса и собирал свои вещи — медленно и осторожно. А затем целовал Драко на ночь. Это всегда был долгий, обжигающий поцелуй, обещание, что он вернется — и уходил в свою комнату.

Драко представлял, как Поттер засыпал, едва коснувшись подушки. Как он с приятной легкостью погружался в сон, будучи основательно оттраханным. Драко же наоборот спал плохо. Он часами смотрел в потолок, наблюдая, как лунный свет отбрасывал тени на потрескавшийся камень. Иногда, когда он больше не мог этого выносить, он выпутывался из потных простыней, которые все еще пахли кожей Поттера, и устраивался на подоконнике со своим альбомом для рисования. Он не всегда рисовал Поттера, хотя чаще всего, конечно, его. Но в иные разы это были просто повторяющиеся узоры, которые он бездумно выцарапывал на бумаге, пока его мысли лихорадочно суетились в голове. Пока серебристо-серая ночь неизбежно не сменялась ослепительной бледностью пасмурного утра, и тогда все начиналось сначала.

Секс был лишь частью той пытки, что Драко испытывал — а он действительно мучился. Быть рядом с Поттером, иметь разрешение прикасаться к нему, пробовать его на вкус и обнимать в те часы, которые они проводили вместе; это было абсолютно невыносимо. Но настоящая агония начиналась в те моменты, пока они были порознь. Хоть Драко и было позволено делать все, что ему заблагорассудится за закрытыми дверями и в темных углах, вдали от осуждающих глаз, во все остальное время это было запрещено. Он не мог взять Поттера за руку, не смел даже широко улыбнуться ему, боясь, что кто-нибудь заметит, что между ними что-то изменилось. И именно в такие моменты Драко отчаянно принимался за рисование.

Драко никогда не считал себя романтиком. Он не был из тех, кто любит цветы, конфеты или прогулки рука об руку на закате дня. Но он еще никогда в жизни не рисовал с такой одержимостью чей-то изгиб бровей или линию спины. Несмотря на свою склонность избегать сложностей, Драко считал, что он влюблялся и раньше, когда был молод и глуп. Ему были знакомы гложущее отчаяние, постоянная потребность присутствия другого человека, неспособность видеть его недостатки сквозь розовый туман влюбленности. Он уже испытывал ту же щемящую грудь боль, но, к своему великому ужасу, он понял, что те прошлые чувства были всего лишь тенью нынешних.

Еще никогда он не влюблялся так сильно, что в горле застревал ком, который душил его до тех пор, пока он не начинал задыхаться. Никогда он не был так одержим, не следил за каждым движением так, как следил за Поттером. Но теперь, когда Драко узнал, каковы на вкус губы Поттера, увидел его шрамы и провел по линиям чернил, выгравированным у него на спине, то, что казалось чем-то вроде лихорадочной мечты наяву, стало реальностью, и все же… совсем не настоящей. Это был лишь фасад, и Драко боялся, что скоро он разрушится.

Драко попытался сделать то, что привык делать, когда у него болело сердце: он с головой ушел в работу. Приближались экзамены, и до каникул оставались считанные дни. В то время как студенты громко сетовали на свою загруженность, Драко наслаждался этим. Он брался за все, что могло отвлечь его от мыслей о Поттере, даже на короткое время.

Несмотря на развешанные повсюду украшения, вездесущий аромат сосен и мускатного ореха и запорошенные снегом луга, Рождество больше не радовало так, как в детстве. Драко, конечно, собирался уехать на праздник домой. Ну, не совсем домой — в дом своей матери в Ричмонде. Иногда к ним приезжала тетя Андромеда вместе с Тедди, и Драко всегда это нравилось, хотя бы потому, что это отвлекало от долгого молчания, которое обычно повисало между сестрами.

Чем больше он думал об этом, тем больше понимал, насколько полезно было бы на некоторое время уехать из Хогвартса, или, точнее, подальше от Поттера. Возможно, все стало бы проще, если бы у Драко появилось пространство, чтобы свободно подышать, черт возьми, освободившись от этой школьной атмосферы. Может быть, тогда бы мир перестроился, и Драко смог бы отдохнуть хотя бы чуть-чуть.

Перед каникулами Драко стал меньше видеться с Поттером. Не то чтобы он его целенаправленно избегал, просто подготовка к экзаменам позволяла незаметно отдалиться друг от друга. Они оба работали допоздна, но иногда, когда Драко проходил мимо Поттера в гостиной, они обменивались пылкими взглядами. Порой ему даже казалось, что по ночам он слышал стук в дверь, но он так долго взвешивал все “за” и “против”, что к тому моменту, как открывал ее, коридор уже был пуст.

Драко задавался вопросом, сможет ли он совсем сбежать от Поттера, но после окончания последнего экзамена в пятницу днем тот ждал его у входа в класс. Он прислонился к дверному косяку, скрестив на груди руки, и между его бровями залегла складка, когда из класса взволнованной толпой повалили студенты и начали расходиться.

— Поттер, — произнес Драко, сделав паузу, пока собирал экзаменационные бланки в аккуратную стопку на своем столе.

Тот кивнул и вошел в класс, внимательно осмотревшись, а затем резко захлопнул дверь.

— Ты уезжаешь завтра? — спросил Поттер.

— Да, таков план. А ты?

— В воскресенье, — ответил он.

В позе Поттера чувствовалась нервозность. Что-то в его виде выбивало Драко из колеи: то ли напряженные плечи, то ли задумчивый хмурый взгляд — что бы это ни было, оно напрягало. Особенно на контрасте с его обычной приветливой непринужденностью.

— Тебе что-то нужно, Поттер?

Тот поколебался, прикусив щеку, а затем сказал:

— Ты собирался уехать вот так просто?

Драко нахмурился.

— А мне нужно было подать объявление о своем отъезде? Или, может, купить в “Пророке” рекламу?

Поттер в несколько широких шагов подошел к Драко, который отступил на шаг назад, ударившись бедрами о край стола.

— Я не это имел в виду. Ты ничего не сказал мне.

— Я… — Драко замер, он несколько раз попытался придумать, что сказать, прежде чем ему удалось это сделать. — Я еще не решил, говорить ли тебе.

— Понятно, — Поттер шумно выдохнул и поднял глаза. Он сделал еще один шаг к Драко и прижал его к столу. Он обхватил узел его галстука двумя пальцами и потянул, прижавшись носом к носу Драко.

— Знаешь, — начал Поттер, и его теплое и сладкое дыхание коснулось лица Драко, — невежливо уходить, не попрощавшись.

Драко медленно моргнул, встретившись глазами с горящим взглядом Поттера. Он не мог дышать, не осмеливался, потому что, если бы сделал это, Поттер смог бы подойти еще ближе, или того хуже — отстраниться. Драко не был уверен, чего он боялся больше.

Их могли увидеть. Дверь была закрыта, но кто угодно мог войти — студент, который случайно что-то забыл, или какой-нибудь профессор, чтобы задать вопрос. Но Поттер прижался к губам Драко, и все просто исчезло — все тревоги, страхи и переживания.

Это не был их первый поцелуй, и даже не сотый, Драко давно сбился со счета. Но у него в животе все сжалось, а по спине побежали мурашки — волна счастья затопила его с головой и заставила задрожать. Драко приоткрыл губы, ловя язык Поттера, и почувствовал, как тот быстро выдохнул. Бледные пальцы запутались в волосах Поттера, вцепившись в них так сильно, что побелели костяшки, но Драко не мог вспомнить, когда он успел отпустить стол. Руки Поттера обхватили лицо Драко, и наклонили его голову, прижавшись пальцами к впадинкам под скулами.

Язык Поттера был горячим и влажным. У него был слабый сладковатый привкус кофе с сахаром, и Драко захотелось его съесть. Было так легко позволить миру вокруг них рухнуть, позволить себе забыться и отчаянно целоваться на остром краю стола в классе, который было видно через окошко в двери. Было просто не обращать внимания на мелкие, назойливые заботы, которые мучили Драко — например, как давно они целовались в последний раз (всего несколько дней назад, хотя казалось, что прошла целая вечность), и как он смог выжить без этого? Или что, черт возьми, он собирался делать после того, как все закончится? Ничто из этого не имело значения, только не в тот момент.

Кожа Драко горела, румянец залил его лицо и пополз вниз по шее. Сердце бешено колотилось о ребра, так громко и с такой силой, что Драко испугался, как бы оно не разлетелось на кусочки прямо у него в груди. Из его губ вырвался стон, и Поттер проглотил его, его руки сжались на лице Драко, кончики пальцев впились в кожу.

Но затем Поттер отстранился. Это произошло так быстро, что Драко пошатнулся, вцепившись в него, когда руки исчезли с его лица, и Поттер отошел, забрав тепло с собой.

Драко быстро заморгал, и мир вокруг него вновь обрел резкие и четкие очертания. Драко прислонился к столу и оперся на него всем весом, чтобы не соскользнуть на пол.

— Я отправлю тебе сову, — сообщил Поттер и кивнул ему. Запахнувшись поплотнее в мантию, он вышел, хлопнув за собой дверью.

***

Рождество с мамой прошло как обычно — в сдержанной обстановке. Нарцисса, как и Драко, отнеслась к праздникам без особого энтузиазма, но домашние эльфы вели себя так, словно было, что праздновать, и украсили каждый холл прекрасного дома в Ричмонде ветками остролиста и гирляндами. Все было сделано со вкусом, но у Драко все равно было ощущение, будто в горле застрял ком.

К ним приехала Андромеда, притащив с собой Тедди. И Драко пришлось весь вечер выслушивать бесконечные россказни маленького кузена о своем невероятном крестном отце Гарри Поттере, который пригласил его и бабушку к себе в гости в канун Рождества. Тедди описал каждый прутик подаренной ему Поттером метлы, на которой Андромеда запретила ему летать, пока он не пройдет надлежащую подготовку, и как он просто не мог дождаться, когда уже в следующем году сможет пойти в Хогвартс и посещать уроки ЗОТИ, который вел Поттер. Драко попытался улыбаться так, чтобы улыбка не выглядела слишком натянутой, и кивать в нужные моменты, вместо того чтобы кричать, как ему того хотелось, черт возьми. И, возможно, он немного переборщил с бренди, но оно помогло сделать этот вечер хотя бы чуточку сносным.

После того, как Андромеда и Тедди ушли, нагруженные подарками и рождественским печеньем, испеченным избалованными эльфами матери, Драко устроился у огня со своим альбомом. Он не собирался рисовать что-то конкретное, и позволил своим мыслями вести его самим. Он начал с портрета Тедди в его новом рождественском джемпере от “Твилфитс”. А затем перевернул страницу, чтобы очертить сельскую дорогу, запорошенную снегом и усеянную причудливыми каменными коттеджами.

— Все в порядке, дорогой? — мягко поинтересовалась Нарцисса, сидя на диване с книгой на коленях и бокалом вина в руке.

— Конечно, — слишком быстро ответил Драко, осмелившись взглянуть на мать, только чтобы обнаружить, что ее проницательный взгляд был устремлен на него поверх тонкого стекла. — Почему спрашиваешь?

Она натянуто улыбнулась, как делала всегда, когда чуяла ложь.

— Ты выглядишь напряженным.

Драко усмехнулся, прорисовывая на странице иголочки сосен.

— Серьезно, мам? Я девять месяцев в году провожу взаперти в замке с сотнями детей, многие из которых впервые держат в руках волшебную палочку. Даже не представляю, с чего бы мне быть напряженным.

— Ты забыл упомянуть, что, к всеобщему удивлению, ты довольно хорош в том, что делаешь, — добавила Нарцисса. — Я бы даже сказала, что ты зашел так далеко, что тебе это стало нравиться. Сколько лет прошло?

— Пять.

Нарцисса хмыкнула.

— И за все это время, не думаю, что видела хотя бы раз, чтобы ты так хмурился. Можно сделать вывод, что ты что-то скрываешь.

Драко метнул на мать короткий взгляд, но ничего не сказал. Нарцисса знала его слишком хорошо, и он боялся, что что бы он ни сказал, особенно попытавшись ей солгать, он все равно выдаст себя.

— Интересно, — продолжила Нарцисса, — может, это как-то связано с этим?

Она взмахнула палочкой, и из стопки писем, написанных на элегантном пергаменте кремового цвета (обычная переписка матери с родственниками и знакомыми), выскользнул дешевый конверт из белой бумаги.

Конверт приплыл в ее протянутую руку, и она повернула его к Драко, чтобы он смог увидеть лицевую сторону, где небрежными каракулями прохудившимся пером было написано его имя. Сердце Драко ёкнуло.

— И что это? — спросил он, изображая беспечность, которой он научился у своей матери, и которую она, конечно, тут же распознала и понимающе ухмыльнулась, скривив уголки губ.

— Не знаю, Драко. Я не читала. Оно адресовано не мне. Его прислали тебе, и доставила его невероятно красивая сова, которая, по словам эльфов, не улетала, пока не выпила весь чай из моего фарфорового сервиза и не украла печенье с подноса.

Драко старался дышать ровно, контролируя то, как поднималась и опускалась его грудь, несмотря на пристальный взгляд матери. У него было много друзей с красивыми совами. И наверняка кто-то из них, как и Поттер, души не чаял в своей птице и всегда кормил ее выпечкой, позволяя пить из своей чашки. Письмо могло быть от кого угодно из них.

Нарцисса поманила подойти его поближе, держа конверт в руке, и Драко был вынужден подняться на ноги и встать прямо перед ней, чтобы выхватить его из пальцев. Она подозрительно взглянула на него, пока он вертел конверт в руках, проводя пальцем по шву, но не решаясь разорвать его.

Он безошибочно определил, что почерк на обложке принадлежал Поттеру. Драко провел достаточно времени, сидя рядом с ним в общей комнате или библиотеке, чтобы узнать его каракули. Он не раз поддразнивал Поттера за то, что тот писал как курица лапой, даже хуже чем первокурсник. Как-то раз Поттер даже отправил его павлинье перо летать между рядов Запретной секции, снова воспользовавшись своей беспалочковой магией. И, как только Драко пытался схватить его или использовал палочку, чтобы приманить его, оно просто отлетало все дальше, потому что Поттеру нравились дурацкие детские игры. Но Драко не мог беситься на него, потому что ему нравилось, когда Поттер так улыбался, даже если эта улыбка была вызвана подшучиваниями над ним.

— Ну? — вырвала Драко из задумчивости Нарцисса. — Ты собираешься открыть его?

Драко откашлялся и сунул письмо во внутренний карман жилета.

— Возможно, позже.

Он вернулся в кресло и попытался продолжить свой рисунок, но причудливая сцена, нарисованная на странице, мгновенно исчезла. Он добавил на заснеженную рождественскую землю дракона. Вокруг поднялись клубы дыма, охватившие маленькие сосны, когда грубо начерченные фигурки стали покидать свои горящие дома.

Драко умудрился просидеть в комнате еще целых сорок минут, судя по оглушительному бою настенных часов, стоявших в углу прилично обставленной гостиной матери. Но когда он больше не смог выносить ни минуты, он с хлопком закрыл свой альбом и встал, разгладив рукой несуществующие складки на жилете, нащупав контуры письма Поттера под тканью.

— Я устал, — объявил он, и Нарцисса вскинула голову, оторвав взгляд от книги, которую, как она делала вид, читала. — Думаю, пойду прилягу.

— Сейчас только половина девятого, — она изогнула темную бровь.

— Как я сказал, я устал. Ты же знаешь, от бренди меня клонит в сон.

Глаза Нарциссы сузились, но тон ее голоса остался все таким же доброжелательным.

— Конечно, милый.

Драко наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, но как только он повернулся к ней спиной и направился по коридору к спальням, мать крикнула ему вслед:

— Можешь хранить свои секреты, сколько угодно, дорогой. В конце концов, я все равно их раскрою.

Драко вздохнул, открыв дверь в спальню для гостей. Он не называл эту комнату своей, поскольку останавливался там только на каникулы, когда уезжал из Хогвартса, или между путешествиями, в которые отправлялся на лето. Это была прекрасная комната с двуспальной кроватью, застеленной шелковым парчовым одеялом, на котором без всякой надобности лежала куча подушек. Небольшой письменный стол из красного дерева уместился под окном, выходящим на улицу, а вдоль дальней стены располагался огромный платяной шкаф с инкрустированными перламутром дверцами.

Дом матери был намного меньше Поместья, в нем было всего четыре спальни. И хоть отец и умер, Драко все равно становилось не по себе, если он задерживался тут дольше недели. Он предпочитал проводить время, путешествуя по миру, сбегая туда, где никто не знал его имени. Прошлое лето он провел на Мальдивах, ненадолго задержался в Сеуле, а завершил свою поездку двумя неделями в Рейкьявике. В этом году он планировал съездить в Японию. Он уже попросил мадам Пинс помочь ему собрать кое-какие сведения о магических и немагических путешествиях в эту страну.

Драко прижал руку к груди, пробежавшись пальцами по краям письма, спрятанного в кармане. Интересно, Поттер когда-нибудь покидал пределы Британских островов? И что бы он подумал о том, чтобы съездить в Токио? Драко казалось, что Поттер производил впечатление человека, не боящегося пробовать необычные блюда в новых ресторанах, садиться на поезд, следующий в неизвестном направлении, с одним лишь рюкзаком за плечами. Драко ярко мог представить, как они бы вдвоем поглощали рамен, склонившись над дымящимися тарелками с лапшой, или ели бы разложенную на блюде сырую рыбу. И в этих маленьких кафе было бы так мало места, что у Драко нашлось бы достаточно поводов, чтобы прижаться под столом к бедру Поттера, столкнувшись с ним плечами, пока бы они ели.

Рука на груди Драко сжалась в кулак, сминая бумагу спрятанного конверта. Это была глупая фантазия. Вряд ли Поттер все еще будет с ним трахаться к тому моменту, как наступит лето, и еще менее вероятно, что он захочет выехать куда-нибудь за пределы замка вместе с Драко.

Драко вытащил конверт из кармана и бросил его на стол. Он уставился на него, как на ядовитую змею, свернувшуюся колечком и приготовившуюся напасть. Драко снял жилет и ослабил галстук, он расстегнул пуговицы на манжетах и закатал рукава хрустящей хлопковой рубашки до локтей, обойдя стол с лежащим на нем письмом, которое так и притягивало взгляд.

Поттер сказал, что напишет, но Драко не успел спросить его, о чем или, что еще важнее, зачем, поскольку тот отвлек его поцелуем, а затем ушел. Поттер ведь не стал бы разрывать их соглашение с помощью письма? Драко отбросил эту мысль подальше, взмахнув рукой. Он знал — Поттер был слишком прямолинеен и оставался гриффиндорцем до конца. Когда он решит с ним порвать, он придет к Драко и скажет ему об этом в лицо. И это было гораздо хуже.

Возможно, это была какая-то заранее разосланная всем рождественская открытка, вроде тех, что лежали на маминой каминной полке — с изображением улыбающихся семей, которые держали в руках несуразных младенцев, закутанных в одеяла ручной вязки, пока родители, бабушки и дедушки толпились вокруг них. Драко никогда раньше не получал рождественских открыток от Поттера, и, похоже, тот был не из тех, кто заморачивался подобными вещами. Единственным человеком, который не забывал о Драко, была Лавгуд, которая отправляла ему по открытке каждые пару лет. Обычно на них был изображен Поттер, улыбающийся, обнимающий своих шумных друзей, которые все были одеты в цвета разных квиддичных команд, а в последний раз — в свои свадебные наряды. Драко готов был признаться самому себе, что слишком долго разглядывал эти открытки, и подозревал, что Лавгуд обладала легилименцией, потому что она удосуживалась отправлять ему эти открытки только тогда, когда в них участвовал Поттер. Драко знал об этом, потому что она рассказала ему об этом как-то раз за семейным Рождественским ужином, из-за чего Драко поперхнулся своим шардоне и был вынужден отлучиться в туалет.

Когда Драко больше ни секунды не смог выносить ни страха, ни неизвестности, он слишком усердно призвал конверт в свою руку и осторожно вскрыл его. Он развернул бумагу, лежащую внутри, держа ее на расстоянии вытянутой руки, боясь прочитать и слово.

Привет!

Счастливого Рождества!

Письмо началось так жизнерадостно, что Драко чуть не скомкал его в кулак и не выбросил в мусорное ведро. Но он собрался с духом и продолжил читать.

Боюсь, бумажный самолетик не долетел бы до Ричмонда, поэтому мне пришлось отправить Арчи. Надеюсь, ты не забыл дать ему печенье, потому что я не собираюсь брать на себя ответственность, если он решит тебя укусить.

Тедди рассказал мне, что собирается на Рождество поехать к твоей маме. В этом году я подарил ему метлу. Андромеда заперла ее в шкафу, но я посоветовал ему попытаться выкрасть ее и принести к тебе. Сказал, чтобы он вызвал тебя на игру. Подумал, вы как раз сможете сразиться на равных. Уверен, он будет с тобой помягче.

Драко усмехнулся и подавил улыбку, хоть рядом никого и не было, кто смог бы его поймать. Он почувствовал себя дураком, улыбающимся какому-то дурацкому письму, стоя в одиночестве посреди спальни для гостей в доме его матери.

Я не купил тебе подарка. Не знал, чего бы тебе захотелось, да и, поскольку я видел твою комнату, я знаю, что у тебя и так уже все есть, избалованный ты мерзавец.

Я очень старался не думать о тебе, не потому, что ты этого не достоин, а потому, что это немного отвлекает, когда вокруг толпятся гости. У меня не было и минуты покоя. Но это все равно не мешало мне видеть сны о тебе.

Воздух со свистом вырвался из легких Драко, и он отступил на шаг. Его колени подогнулись, и он присел на край аккуратно застеленной кровати.

Сны — забавная штука, не находишь? Недавно я проснулся с таким твердым стояком и настолько возбужденный, и все потому, что Драко Малфой в моих снах оказался таким же властным и сдержанным, как и ты в реальной жизни. Но ты еще поплатишься за тот грязный сон, который приснился мне прошлой ночью. Просто подожди.

Кстати, какие планы на канун Нового года?

Целую, Гарри Поттер.

Драко смотрел на лист не моргая, пока у него не заслезились глаза. Это письмо определенно не было дружеской рождественской открыткой или способом разорвать их соглашение. Это было что-то совершенно иное, что-то, чего Драко никак не ожидал. Письмо Поттера было пропитано той же искренностью, с которой он обычно говорил. Драко почти мог услышать, как эти слова срывались с красивых поттеровских губ, и этой мысли хватило, чтобы у него закружилась голова.

Это было даже не самое развратное письмо, что он получал в своей жизни. Когда-то он встречался с парнем, который жил в Швеции — хотя “встречался”, возможно, неподходящее слово для описания того, чем они занимались. Они познакомились на конференции, когда Драко жил в Дании, и после этого всю ночь трахались в шикарном номере этого парня, а затем разошлись, зная, что больше никогда не увидятся вновь. Но Драко еще долгое время почти каждую неделю получал письма с описаниями всех грязных фантазий этого человека. Драко с нежностью вспоминал ту их незамысловатую переписку, но она никогда не заставляла его внутренности сжаться, а сердце так сильно биться в груди.

Мысль о том, что Поттер пытался не думать о нем, но у него ничего не получалось — опьяняла. Драко был прекрасно знаком с этим чувством, ведь страдал от него почти весь год. Эта мучительная потребность гноилась в его сознании, цеплялась за обрывки мыслей, ждала, пока Драко останется один в своей постели, чтобы вырасти в полную силу. И в такие моменты Драко позволял этому желанию разлиться по телу, он разбирал его до мельчайших деталей, рассматривал со всех сторон и размышлял о возможностях, которые оно могло подарить. Но все это было до того, как Поттер стал реальностью. И с тех пор он больше не мог довольствоваться одними лишь мечтами.

Думал ли Поттер о Драко, когда оставался ночью один? Был ли Поттер ночью один?

Казалось, было наивно полагать, что Поттер, вернувшись в Лондон, будет проводить ночи в одиночестве. Там были все его друзья, а почитатели имели к нему свободный доступ, плюс он упомянул о гостях в своем доме. Так что же он делал, когда ему снился Драко?

А вдруг это было частью игры, которую Поттер вел, пытаясь удержать Драко на крючке. Могло ли случиться так, что он был в курсе, насколько Драко был одурманен им и совершенно без ума от него? Драко старался скрывать свои чувства за надменными словами и настойчивыми попытками избегать Поттера. Ему казалось, что он отлично с этим справлялся. Он вкладывал все свои силы в то, чтобы все стало как обычно.

Шок, который он испытал после прочтения письма, быстро сменился на гнев. Кто вообще позволил Поттеру писать ему так, будто между ними что-то было?

Драко резко встал и подошел к письменному столу. Он вытащил из ящика лист пергамента и самозаправляющееся перо и раздраженно упал в кресло. Он завис над пустой страницей, закусив губу и нахмурившись, пытаясь придумать подходящий ответ, который бы остудил пыл Поттера, потому что Драко Малфою было не положено сходить с ума от глупых писем.

Поттер,

Полагаю, с моей стороны, было глупо надеяться, что мне удастся пожить без твоего назойливого общения хотя бы несколько дней. И как ты только нашел время написать мне в перерывах между фальшивыми завываниями рождественских песенок вместе со своим выводком рыжих остолопов, полировкой ордена Мерлина Первой степени и пусканием слюней при виде новоиспеченной мужской юниорской лиги по квиддичу? Или ты и вправду такой зануда, что сидишь дома и хандришь? Похоже, что так, ведь я ни разу за прошедшие сорок восемь часов не увидел в газетах твою уродливую рожу.

Твой крестник действительно приезжал к нам рождественским утром и без умолку рассказывал о тебе (и своей новой метле). Я поражен, как это Гарри чертов Поттер решил обойти правила и купить ему в подарок гребанную смертельную ловушку. Надеешься, что склонность попадать в смертельно опасные ситуации передастся по наследству? Боги, Поттер. Ты оказываешь ужасное влияние на подрастающее поколение. И, кстати, хочу напомнить, что я вообще-то надрал твою жалкую задницу в последний раз, когда ты осмелился бросить мне вызов.

Что же касается твоих грязных снов, похоже, я наоборот лишь во снах получаю возможность избавиться от тебя. Пока ты там ворочаешься у себя в постели со вставшим членом и нелепыми фантазиями в голове, я легко проваливаюсь в глубокий сон, который может позволить себе лишь человек, не обремененный соседством с несносным коллегой, который считает нужным постоянно колотить в мою дверь посреди ночи. Рекомендую тебе проглотить пузырек Сна без сновидений и постараться избегать любых дальнейших упоминаний о нашей связи на бумаге. Очень велика вероятность, что моя любопытная мамаша тайком подсмотрела твое письмо и теперь страдает от мысли, что ее дорогое дитя подверглось твоим грязным инсинуациям. Уверяю тебя, единственный человек, который поплатится за твои непристойные сны, — это ты сам.

Меня пригласили на несколько новогодних вечеринок. Жутко шикарных. Таких, куда положено приходить в костюме с галстуком. Боюсь, ничего такого, что могло бы тебя заинтересовать. Стоит ли мне предположить, что ты собираешься потягивать пиво в логове Уизелов? Или, может, решишь поделиться своими грязными снами с кем-то еще? Не то чтобы это имело какое-то значение. В любом случае, ты волен распоряжаться своим свободным временем, как пожелаешь, даже если решишь провести его с кучкой идиотов.

Великодушно благодарю тебя за письмо. Из него получится великолепный материал для растопки камина.

С уважением,

Д. Малфой.

Драко, как обычно, добавил красивый завиток на букве “Й” и удовлетворенно кивнул. Это должно послужить Поттеру уроком.

Драко немедленно отправил письмо с маминой совой, вместо того, чтобы вложить его в утреннюю рассылку. Он не мог рисковать — всегда был шанс, что мама прочтет его ответ. Да хватит даже того, что она увидит конверт. Но как только Драко лег в постель, он начал сомневаться.

А вдруг Поттер обидится? Нахмурится, что-нибудь проворчит и подожжет лист пергамента своей бесполезной беспалочковой магией? Велика вероятность, что язвительный ответ Драко толкнет Поттера прямо в объятия другого мужчины, ведь он именно на это и намекнул в своем ответе. Он вовсе не пытался выпытать у него признание. Хотя, честно говоря, это решило бы все проблемы. Кроме одной. Той, где Драко любил Поттера. Отчаянно любил. И даже мысль о том, чтобы причинить ему боль, заставила сердце Драко заныть. Но со временем это пройдет. Лучше отстраниться от Поттера сейчас, пока Драко не мог его видеть, пока он был свободен, был в безопасности и за много миль от него. Так будет намного проще.

***

Драко больше не получил от Поттера ни одной совы. Не то чтобы он ждал. Наверняка, холодный тон его письма отбил у Поттера любую охоту что-нибудь ответить. Да и в любом случае, Драко был уверен, что Поттер был слишком занят, — точно носился со стадом Уизли, которые, конечно же, толкались, пихались и жевали с открытыми ртами. Проклятые невежи.

Он пытался не думать о Поттере, но все было безуспешно. Даже до того, как Драко попал в эту переделку, Поттер всегда был рядом — отдавался ноющей болью в глубине его сознания. Но в какой-то момент это ощущение прочно обосновалось в его груди, и Драко стало казаться, что он все время задыхался. Словно чья-то невидимая рука сжимала ему горло, но не настолько сильно, чтобы он умер мгновенно. Нет, она лишала его жизни медленно, по капле.

Это было отвратительно. Драко так себя не вел! Никогда! Он не влюблялся без памяти в мужчин, которые были для него недосягаемы. Он вообще ни в кого так не влюблялся! Он не был из тех, кто изнывал от тоски по случайному траху и проклятому письму, как какая-нибудь викторианская невеста с глупыми фантазиями.

Он знал, что зря связался с Поттером, знал это с самого начала. Драко придется перевернуть свой мир с ног на голову, ведь Поттер не собирался меняться. Он не решит внезапно остепениться и не перестанет встречаться со своими знаменитыми любовниками. Он будет трахаться с Драко, пока ему будет удобно и интересно. И чувства Драко явно не разрешатся сами собой. На самом деле, они, похоже, только усугублялись, и, судя по недавним рисункам в его альбоме, его интересовала уже далеко не только близость.

Драко было необходимо прочертить твердую границу между ним и Поттером, потому что он не собирался бросать работу и уезжать за Полярный круг, ведь чтобы в современном Волшебном мире избавиться от его вездесущего лица, придется жить в пещере или на полярной шапке льда.

Этот факт стал еще более очевидным, когда через несколько дней после Рождества в газете появилась фотография Поттера. Он выглядел пьяным и счастливым, зажатым между Уизли и их старым школьным товарищем Ли Джорданом, который обнимал Поттера за плечи и касался губами его скулы.

Драко затошнило.

В тот вечер он налил себе огневиски, который совсем не любил. Мать продолжала бросать на него пристальные взгляды, но, к счастью, не стала ни о чем спрашивать, вероятно, зная, что Драко ничего бы не ответил, даже если бы она попыталась его раскусить.

В отчаянной попытке не думать о том, что и с кем Поттер мог сейчас делать, Драко согласился пойти на Новый год куда-нибудь вместе с Панси и Блейзом. Он солгал, когда хвастался Поттеру о многочисленных приглашениях. У него было лишь одно приглашение, и Драко чуть было не отказался от него, размышляя о том, чтобы остаться дома и предаваться унынию. Но Панси в последнюю минуту заставила его передумать, заявив, что он станет совсем жалок, как будто Драко и сам об этом не знал.

Блейз затащил их в какой-то шикарный клуб в Волшебном Сохо, и к ним присоединились несколько школьных друзей, а также пара коллег Панси из “Ведьмополитена” и ребята с работы Блейза из финансового сектора, одетые в строгие костюмы.

Музыка в клубе была чертовски громкой. Было так темно, что Драко едва мог разглядеть напиток, стоящий перед ним на барной стойке, но он все равно пытался напустить на себя храбрый вид. На нем сегодня даже был костюм от Александра Маккуина, выбранный Панси, хотя какая разница, он все равно проводил вечер, пытаясь утопить свои печали в водке с тоником.

Он уже выпил четыре коктейля, когда Тео Нотт бочком подошел к нему и зашептал что-то на ухо.

— Знаешь, я живу тут прямо за углом, — невнятно сказал он заплетающимся от виски языком.

— Повезло тебе, — вежливо ответил Драко, но у него перехватило дыхание, когда Тео просунул палец в петлю на его поясе и слегка потянул за нее.

— Хочешь, проведу тебе экскурсию?

Драко окинул Тео беглым взглядом, переведя взгляд со стильных ботинок из драконьей кожи на торчащие пуговицы его рубашки, а затем приподнял бровь. Драко почти решил согласиться. Нотт был хорош собой, у него были каштановые волосы и острые скулы. Они и раньше иногда развлекались, в основном из-за удобства, потому что Тео нравились члены, только когда он напивался и никто не смотрел. Но Драко ужасно надоело быть всеобщей подстилкой на одну ночь.

— Сомневаюсь, что ты сможешь показать мне что-то новенькое, Тео, — протянул Драко.

Нотт отшатнулся, оскорбленный, как будто совсем не рассчитывал на отказ.

— Думаешь, найдутся предложения получше?

Драко фыркнул.

— Думаю, что смогу и сам внести свои собственные предложения.

Тео зло усмехнулся и отошел, но Драко это совсем не волновало. К утру они снова будут друзьями, хотя бы потому, что Нотт был слишком горд, чтобы признать, что Драко его отшил.

Чуть позже Драко купил выпить парню с темными волосами и яркими глазами, просто чтобы доказать себе, что он мог это сделать. Незнакомец был достаточно мил, и Драко даже пообещал как-нибудь написать ему, хоть и забыл имя этого человека, как только покинул клуб, всего через пятнадцать минут после полуночи.

Он аппарировал обратно в дом своей матери и направился прямиком в комнату для гостей, не включив ни единой лампочки по пути. Дурацкая фотография Поттера в “Пророке” с губами Джордана, присосавшимися к его лицу, все еще лежала на столе, будто насмехаясь над ним, и Драко запустил в нее Инсендио такой силы, что на столе остались подпалины.

Драко и без фото Поттера испытывал муки. Он мог видеть его образ в мыслях, мог нарисовать его только по памяти. Альбом, который был почти полностью заполнен его изображениями, был лишним тому доказательством.

Драко окутал себя надежными заглушающими чарами, чтобы не слышать радостных улюлюканий толпы на улице, ведь их новогоднее веселье лишь еще пуще омрачало его настроение. Но наступившая тишина только больше усилила голоса в его голове, те, что спрашивали его, а что Поттер сейчас делал, с кем целовался, за кем шел в постель, пока Драко в одиночестве лежал в своей, довольствуясь лишь компанией холода и тишины.

Счастливого Нового года, как же!