Я бы мог с тобою быть,

Я бы мог про все забыть,

Я бы мог тебя любить,

Но это лишь игра.

© Кипелов

Джордж стоял в тишине пустой спальни, опустив голову, и пытался удержаться на грани, отгородиться от той боли, что захлестывала его, будто волна ледяной воды. От воспоминания о недавнем разговоре с Эммой у него сами собой сжимались кулаки: обман оказался невыносимее, чем можно было представить. Осознание того, что привязанность, зародившаяся к Лилит, была лишь иллюзией, ложью, давило на грудь тяжким грузом. Даже дышать стало сложнее.

Он провел ладонью по лицу, стараясь избавиться от этого мерзкого, всепоглощающего ощущения, но оно, наоборот, становилось все более навязчивым. Боль и разочарование вытесняли любые попытки совладать с собой. Джордж смотрел на свет восходящего солнца, пробивающийся сквозь мутное стекло. Ему было противно от самой мысли о том, что между ними было и почему. Внутри бушевало отчаяние, разлившееся по сознанию жгучей ненавистью.

Теперь даже те редкие, мимолетные мгновения, когда ему казалось, что Лилит тянулась к нему искренне, тонули в тягучей вязкости лжи. Он вспомнил ее осторожные прикосновения, редкие взгляды, за которые так жадно хватался, словно потопающий за спасательный круг, — все это было ничем иным, как хорошо продуманная игра. Она обманула его. Заставила поверить. Поверить в счастливое будущее. Поверить в то, что оно у него будет.

Она же и отобрала ту надежду, которую давала.

«Самостоятельная девочка», — соглашаясь с мыслями, хмыкнул Джордж, в очередной раз с силой потирая раскрасневшиеся виски.

Ему было отнюдь не смешно и не весело. Ему было противно. Противно от самого себя. От того что поверил, доверился, повелся. Подумал, что это что-то настоящее. То, ради чего стоит бороться и снова полюбить жизнь.

Сейчас он не думал о Фреде, не думал о семье, не думал о своей вине, прошлом и будущем. Он наконец-то подумал про самого себя. Пожалел себя. Теперь в его истории не он главный злодей. Это бремя легло на худощавые женские плечи, прикосновения к которым, до недавнего времени, рассыпалось мурашками по всему телу, заставляя давно засохших в животе бабочек взмахнуть трухлявыми крылышками.

Теперь каждое воспоминание о ее смехе, полуулыбке или тихом шепоте только добавляли горечи и боли. Он чувствовал, как отчаяние сменяется почти невыносимым гневом. Хотелось разнести всю эту комнату. Распотрошить и без того малое количество мебели. Выплеснуть всю эту злость на ни в чем не повинных стенах.

Джордж уже было оторвал от пола стул, намереваясь со всей злобой разбить его об стену, но остановился, толкнув его на место. Это не выход. Он обещал самому себе больше не допускать такого.

Он сам контролирует свои эмоции.

Теперь эта фраза звучит иронично.

Сжав зубы до боли в деснах и сев на постель, он снова посмотрел в сторону окна, чувствуя, как по венам разливается холодный расчет. Нет, он больше не позволит делать из себя марионетку.

Предупрежден значит вооружен.

***

Джордж лежал неподвижно, прикрыв веки, и сквозь бледные ресницы поглядывал на солнечные полосы на стене, стараясь угадать время. Притворяться спящим оказалось сложнее, чем он думал, каждая клетка его тела напрягалась от отвращения, когда он улавливал мерцание ее силуэта. Он лежал, затаив дыхание, всеми силами подавляя желания внезапно вскочить и выпалить ей все обиды прямо в лицо. Три, а может и того больше, долгих часа он провел так, слушая ее тихие шаги и шорохи одежды, когда она собиралась, но каждое ее действие, каждый звук лишь усиливали его злобу.

Наконец, Лилит, видимо решив, что Джорджу пора перестать витать в пушистых облаках снов, присела на край кровати. Он почувствовал ее легкое прикосновение к своему плечу — едва ощутимое, но достаточное, чтобы захотеть с силой убрать ее руку. Он изо всех сил старался не выдать себя, но его щека предательски дернулась от напряжения. Брюнетка склонилась ближе, и Джордж уловил настойчивый запах ее духов, слишком резкий, слишком навязчивый.

— Просыпайся, спящая красавица, — ее голос прозвучал на удивление мягко.

Стараясь сохранить видимость непринужденности, Джордж медленно приоткрыл глаза после дополнительной пары осторожных толчков в руку, и, словно по инерции, выдавил легкую, почти механическую улыбку. Лилит выглядела привычно: изящно и непоколебимо. На лице ни тени вчерашнего смятения, ни нервозности от ночного разговора. Похоже, она даже не в курсе.

Ее карие глаза, в которых он прежде видел играющий на солнце янтарь, теперь казались двумя прогнившими деревянными пуговицами. Она сидела рядом и, наклонив голову, рассматривала его. В обыденно отстраненном выражении лица что-то сменилось. Брови сдвинуты «домиком», на губах робкая улыбка. Сразу вспомнились слова Эммы. Что-то про стыд, путаницу, нужду… Он слабо мог вспомнить, о чем трещала более полоумная часть Лилит, ведь в это время мысленно он был где угодно, но только не на той крошечной кухне.

Что бы ни было в ее взгляде — он этому не верил.

Это зрелище разбудило в нем новую волну отвращения, но Джордж подавил ее, взяв себя в руки.

— Доброе утро, — ответил он с показной теплотой в голосе, намеренно придав ему сонливый оттенок, чтобы не вызвать подозрений.

Лилит, не отводя взгляда, кивнула, и начала рассказывать о том, что их ждет. Ее голос, с нотками хрипотцы, звучал, как ни в чем не бывало. Старый квартал, историки, торговцы, все то, что она уже знала до их встречи об этом месте и то, что успела нарыть позднее. Джордж с усилием заставлял себя слушать, но ее слова глухо резонировали в его ушах, не проходя сквозь плотную завесу обиды и разочарования. Он кивал, изображал легкую усмешку, подавляя тем самым пульсирующий гнев внутри; делал вид, что слова ее волнуют его больше, чем есть на самом деле. Но отвращение нахлынуло так остро и так неожиданно, накрывая с головой очередной волной, словно цунами, что Джорджу пришлось стиснуть зубы, чтобы не выдать себя. В его голове крутилась одна и та же пластинка с заранее записанным внутренним голосом: «Я должен смотреть на нее, улыбаться и делать вид, что ничего не изменилось.»

Девушка и без его внутренних настроек притягивала на себя внимания, что раздражало не меньше, чем ее сухая и лишенная эмоций речь с заранее подготовленным планом на день. Хотя это тоже немало давило на сознание в связи с последними откровениями, если их можно таковыми назвать.

Для полной картины его личного «генерала в юбке» ей не хватала только блокнота, в котором она будет ставить галочку в специально отведенной клеточке после завершения очередного пункта.

Джордж наблюдал за каждым ее движением, за выражением ее лица, за тем, как она касалась тонкой пряди волос, пока рассказывала о предстоящем дне. Он заметил, как ее пальцы слегка задрожали, когда она отводила взгляд, — мелкая, почти незаметная деталь, но теперь он хватался за такие пустяки, как за некие скрытые знаки, как за оправдание для своего растущего негодования.

— Ты выглядишь… ужасно, — она застопорилась, отходя от изначальной темы. Голос ее был с оттенком любопытства, перемешанного со своеобразной заботой. Но для парня эти слова были полны едва ли прикрытой злобой, и он непроизвольно напрягся, чуть сжав кулаки под одеялом. Присмотревшись к ее лицу, он все же уловил слабую тень беспокойства, приспустив обороты своего недовольства.

— Просто плохо спал, — отозвался он, натянув на лицо усталую улыбку, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. — Опять кошмар. Не самый приятный из возможных снов, знаешь ли, — добавил он тихо, не сводя взгляда от ее лица.

— Давай, Джордж, поторопись, — ее голос был, как обычно, но его внимание привлекла маленькая, мимолетная складка на ее лбу, которая появилась, когда девушка отвела взгляд, вставая с постели. Она, казалось, даже не услышала его слов. Ничего необычного.

Уизли поднялся следом, тщательно скрывая отвращение за безмятежностью, и бросил ей в спину короткий взгляд, полный злобы. Он, не торопясь, потянулся к стулу, на котором оставил снятые ночью брюки, чтобы на всякий случай не вызвать никаких подозрений. Их ткань казалась ему грубой и неуютной. Каждое движение давалось с усилием — натянуть брюки, застегнуть пуговицу, молнию, ремень — целая пытка, а не обычное действие. Когда зацикливаешься на чем-то одном все остальное превращается в круги ада. Особенно под пристальным взглядом «личного надзирателя», к которому раньше питал нежные и теплые чувства, не обращая ни на что внимания.

Оглянувшись на стул, Джордж не нашел рубашки, и вспомнил, что накануне она оказалась на Эмме — ее неряшливо домашний вид все еще витал в памяти. Не выказывая особого интереса к поиску, он нагнулся к чемодану и вытащил новую рубашку. Ткань ее была слегка мятая и еще пахла пылью и лондонской сыростью. Смешанные чувства. Джордж быстро просунул руки в рукава и, цепляясь взглядом за безразличные ему складочки, застегнул пуговицы.

Он нагнулся, заглядывая под стул, где стояли старые красные конверсы. Их выцветшие шнурки болтались, а подошва, особенно на пятках, порядком стерлась. Эти кеды хоть и не принадлежали ему, но были единственным, что так или иначе отражали старого Джорджа, правда теперь они казались слишком кричащими, слишком громкими для той тишины, которая окутывала его. Он присел на корточки, затянул шнурки чуть туже, чем обычно, крепче обвивая их вокруг ступни, создавая хоть какую-то мнимую опору.

— Позавтракаешь? — Лилит, вернувшаяся на порог спальни, произнесла это с каким-то едва уловимым вниманием, будто снова пыталась стереть вчерашние неловкости и сделать вид, что все между ними как раньше. — Ты, должно быть, голоден. Да и дела на пустой желудок не делаются.

Джордж, не поднимая головы, фыркнул, не стараясь скрыть брезгливость в голосе:

— Нет, спасибо. Меня вытошнит, если я хоть кусок себе в горло протолкну.

Брюнетка на мгновение смутилась, но тут же подошла ближе, намереваясь коснуться его руки, как прежде, но не учла, что это прикосновение теперь было для него чуждым и неприятным. Джордж инстинктивно отступил на шаг назад. Внутри он ощутил, как прошлое нежное чувство вдруг обрушивается вместе с гневом, осознанием ее лжи, и не мог понять — было ли оно настоящим или наваждением амортенции. Настолько же сладкий, как и горький сон, от которого хотелось проснуться.

— Джордж… — Лилит протянула руку, но он отстранился, сделав вид, что поправляет рукав рубашки. Ее лицо на мгновение исказилось, но она тут же спрятала это за привычной невозмутимостью.

— Просто… слишком волнуюсь, — вялая ухмылка не замаскировала раздражения голоса. — Я готов.

Не дожидаясь ее ответных слов, он прошел мимо, делая вид, что поглощен собственными мыслями, как это делал прежде. Сдерживая ярость, которая уже почти бушевала внутри, он вышел на лестничный пролет.

«Чересчур грубо», — корил он себя в мыслях за то, что не следует собственному плану. Но, а как иначе? Актер из него никудышный. Достойный разве что «Золотой малины». По крайней мере в данном случае.

Уж слишком обильно кровоточила новообретенная рана.

***

Утро было довольно тихим для шумных итальянцев, что не стихали ни днем, ни ночью. Пыльные улицы Агридженто заливал мягкий, теплый свет. Лучи скользили по шероховатым стенам старинных домов. Воздух был еще прохладным, не успевшим прогреться под южным солнцем, но уже насыщенным ароматами свежей выпечки и кофе, доносившимися из кафе поблизости. Джордж шел рядом с Лилит, стараясь не смотреть на нее, а вместо этого сосредоточился на неровной брусчатке под ногами, то и дело ступней отбрасывая в сторону ни в чем неповинные камушки, попадавшиеся на пути.

Он держал руки в карманах, плечи были напряжены, а взгляд — рассеянный. Парень пытался мысленно уйти куда-то далеко от всего происходящего. Но куда бы он не заворачивал в своем воображении, его снова и снова преследовали события сегодняшней ночи. Лилит и то, что произошло между ними, не отпускали его, обрушиваясь на голову с новой силой. Каждый ее жест, каждый взгляд казался ему теперь поддельным, наигранным, от чего в груди все чаще накатывала злость.

«Это все Амортенция,» — пытался убедить он себя. — «Ничего настоящего.»

Лилит шла чуть впереди, уверенно двигаясь по узким улочкам города. Черные, словно копоть, волосы небрежно касались ее шеи. Светлые брюки, темная футболка и аккуратные сандалии на низком каблуке делали из нее типичную туристку на прогулке. Еще бы панаму, огромную пляжную сумку с местной распродажи и карту в руках — и картина была бы полной.

Джордж мельком посмотрел на нее и невольно поморщился. Она старалась выглядеть как можно естественнее, хотя он знал, что Лилит здесь впервые, хоть и старалась делать вид, будто знает каждую улочку. Ее взгляд, быстро скользящий по витринам и дверным проемам, выдавал напряжение.

— Здесь прямо, а потом налево, — голос звучал спокойно, как будто все было под контролем.

Джордж фыркнул, но ничего не ответил. Он не собирался спрашивать, знает ли она вообще куда идти. Если она хочет поиграть во всезнайку — пожалуйста, но прошлые три поворота заканчивались спешным возвращением на прошлую улицу.

Этот день воистину обещал быть долгим.

Лилит оглянулась через плечо, едва уловимо нахмурившись, когда заметила, что Джордж отстает.

— Все нормально? — ее голос звучал непринужденно, но он чувствовал: она внимательно следит за его реакцией.

— Просто прекрасно, — отрезал Джордж, ускоряя шаг.

Ее интерес казался ему еще одной ее уловкой. Еще одним способом выяснить, насколько сильно он попал под влияние. Он хотел бы сказать ей, что все это — пустая трата времени и стоит разузнать получше, придумать другой способ, нежели просто шнырять по улицам туда-сюда, но понимал: с Лилит лучше молчать. Она найдет способ обернуть любое его возражение против него и все вернется к исходной точке. Да и очень уж хотелось покончить с ней и этим всем как можно скорее.

Через пару кварталов Джордж внезапно остановился. Он поднял взгляд на террасу маленького кафе. Под навесом за небольшим деревянным столиком сидела пара местных, увлеченных тихим разговором за завтраком. Парень нежно потирал ладонь своей спутницы, пока та кротко смеялась, попивая утреннее кофе. На ее верхней губе осталась легкая молочная пенка и незнакомец слегка приподнялся с места, взяв свободной рукой салфетку, и вытер след, оставив осторожный поцелуй на губах девушки. В их позах, жестах и поведении было что-то обычное, человеческое, то, чего Джорджу не хватало.

— Что ты делаешь? — обернулась Лилит, заметив его заминку.

Джордж задержал взгляд на ней, отметив, как она, слегка наклонив голову, внимательно изучает его.

— Смотрю, как живут нормальные люди, — ответил он, выдыхая через сжатые зубы и взмахивая руками. Ему самому не понравилось, как в очередной раз резко прозвучали его слова, но сказанного не воротишь.

Он заставил себя двинуться вперед, не оборачиваясь, хотя и чувствовал, как Лилит пристально смотрит ему вслед.

«Скоро конец», — подумал он, ощущая, как злость смешивается с глухим отчаянием. — «Если не всему этому, то хотя бы этому дню. Осталось только дотерпеть».

Лилит догнала его без лишних слов. Она не пыталась оправдываться, не спрашивала, что его так раздражает, не коснулась его плеча в знак поддержки. Вообще ничего. Просто молча шла рядом. Это почему-то только подогревало его раздражение.

В этой тишине между ними, нарушаемой лишь звуками их шагов, редким щебетанием птиц и помалу нарастающим городским шумом, витало все: от ярости до сожаления. Джордж поймал себя на мысли, что, может, это его поведение неправильное и он перегибает палку. Может, Лилит и правда волнуется? Может, ее забота настоящая? Но он тут же отогнал эти мысли прочь.

«Нет. Ей нельзя верить.»

***

Терпкий, ни с чем не сравнимый запах ударил в нос, как только деревянная дверь с облезшей краской распахнулась. Тяжелый, густой аромат сушеных трав, смешанный с чем-то острым, как уксус, мгновенно наполнил легкие, заставив Джорджа недовольно сморщиться. Он замер у порога, пока Лилит уверенно шагнула внутрь, как будто ее ничего не смущало в этой конуре.

Лавка выглядела так, будто ей было сотни лет. Полки вдоль стен прогибались под тяжестью банок и мешочков, усеянных надписями на выцветших ярлыках. Связки лаванды, чабреца и розмарина свисали с потолка, касаясь рослой рыжей макушки. Старая ступка с пестиком стояла на прилавке рядом с деревянным ящиком, полным мелких склянок с мутной жидкостью. Где-то в углу догорала свеча, наполняя воздух едва уловимым в этом дурмане запахом воска.

— Вдохновляющая дыра, — пробормотал Джордж, скользнув взглядом по потолку, где на деревянных балках висела паутина с пауком в центре. — И как только этому малому находится, что поесть? Сюда же от вони никакая муха не залетит.

— Тише, — шепнула Лилит, даже не оглянувшись на него. Ее голос звучал как предупреждение, мягкое, но весомое.

За прилавком появилась старуха. Джордж сразу почувствовал себя неуютно. Ее кожа, туго натянутая на кости, была бледной, с желтоватым оттенком, а глаза, обрамленные глубокими морщинами, казались мутными.Белые глазатотчас устремились сначала на него, а потом и на Лилит. Мурашки пробежали по телу — казалось, старуха видела их насквозь, хотя это было попросту невозможно.

— Buon pomeriggio (с итал. «Добрый день»), — произнесла она, ее голос звучал мягко, но дрожал, как слабый огонь. Старуха улыбнулась, обнажая несколько потемневших зубов, и провела руками по прилавку, ощупывая его поверхность. — Cosa posso fare per voi? (с итал. «Чем могу помочь?»)

Лилит сделала шаг вперед, слегка наклонив голову в знак уважения.

— Buongiorno. Siamo qui per conoscere le erbe. Dei rituali che… (с итал. «Доброе утро. Мы здесь, чтобы узнать о травах. О ритуалах, которые…») — Лилит говорила медленно, выбирала каждое слово с особой осторожностью.

Джордж прислонился к стене, скрестив руки на груди. Он смотрел, как брюнетка скользнула пальцами по прилавку, повторяя движения старухи. Ее голос был ровным, плавным, как река, и Джордж невольно подумал, что она бы точно преуспела на сцене.

— Oh, tesoro, so molte cose sui rituali (с итал. «О, милая, я знаю многое о ритуалах»), — наконец ответила старуха, ее губы сложились в довольную улыбку. — Ma attenzione, non vendo pozioni d'amore. (с итал. «Но предупреждаю сразу: я не продаю любовные зелья.»)

Джордж скривился от непонимания, опуская взгляд на свои кеды. Весь этот разговор был для него белым шумом. Хоть Уизли и было крайне интересно, о чем идет речь, но все что ему оставалось — подпирать стенку в ожидании и изучать взглядом то Лилит с травницей, то все эти скляночки на полках магазинчика.

— Non è per questo che siamo qui (с итал. «Мы не за этим»), — по лицу брюнетки скользнуло отвращение то ли от старухи, то ли от того, что та сказала. Она продолжила свой монолог в той же манере, что и прежде. Но чем дальше она заходила, тем быстрее исчезала доброжелательность на лице травницы.

Старуха замерла, сжав тонкими пальцами край прилавка. Ее лицо, вначале приветливое, теперь выглядело так, словно Лилит только что оскорбила ее.

— Tu… cosa stai cercando? (с итал. «Вы… что ищете?») — проговорила она тихо, но ее голос стал угрожающим.

Лилит, не теряя самообладания, сделала шаг ближе, нависая над прилавком. Ее слова текли плавно, но в них было что-то настойчивое. Старуха начала качать головой, ее рука ударила по прилавку, а затем замахала в воздухе.

— Fuori! (с итал. «Пошли вон!») — закричала она, и Джордж, даже не понимая слов, мгновенно прочитал их значение в ее жестах и голосе.

— Что ты ей сказала? — резко спросил он, нахмурившись.

— То, что нужно, — отрезала Лилит, не оборачиваясь к нему. Она пыталась успокоить женщину, ее голос стал холоднее, но старуха была непреклонна. Она схватила что-то с прилавка — показалось, что это было полотенце или тряпка — и начала размахивать им перед Лилит, громко повторяя свои требования.

— Это бесполезно. Она явно ничего тебе не скажет.

— Еще рано сдаваться, — бросила Лилит, но в ее голосе впервые прозвучала нотка раздражения.

Старуха выкрикнула еще что-то, потом повернулась к шкафу и начала двигаться вслепую, будто искала что-то. Джордж инстинктивно сделал шаг в их сторону, но тут же понял, насколько это было бы бессмысленно.

— Идем, — наконец сказала Лилит, беря его за рукав и уводя прочь.

Когда они оказались на улице, Джордж остановился, скрестив руки. Его грудь тяжело поднималась от едва сдерживаемой злости.

— И как, по-твоему, это должно помочь? — выплюнул он.

— Ты думаешь, такие вещи даются легко? — Она сделала паузу, ее тон стал резче. — Если тебе больше нечего сказать, пошли дальше.

Джордж отвернулся, засунув руки в карманы.

«Еще одна пустая трата времени,» — подумал он, но двинулся следом за Лилит, чувствуя, как теплый воздух наполнил легкие долгожданным кислородом, которого было слишком мало внутри лавки.

***

Лавка антиквара располагалась в узком тупике, спрятанном между фасадами зданий. Улица, выложенная неровной брусчаткой, вела к массивной деревянной двери, над которой висела потускневшая кованая вывеска. Буквы на ней когда-то были выведены золотом, но время обесцветило краску, оставив лишь кое-где слабый блеск на ржавой поверхности.

Фасад лавки выглядел как пережиток прошлой эпохи: облупленная штукатурка открывала кирпичную кладку, а окна с мутными стеклами, закопчёнными изнутри, едва пропускали свет. Под одним окном стояла каменная клумба с чахлыми от недостатка воды цветами. Джордж остановился, подметив это, и фыркнул про себя: кто-то пытался придать этому месту хотя бы видимость приличия, но это не спасало.

— Это оно? — спросил он, хмуро оглядывая фасад.

— Да.

— Уверена, что нас там ждут с распростертыми объятиями?

— Уверена, что нужно хотя бы попытаться, — спокойно ответила Лилит. Она подняла руку, чтобы постучать, но дверь от ее касания приоткрылась.

Воздух тут же заполнился тягучим запахом табака, древесной смолы и пыли, которую, казалось, не убирали с момента постройки здания. В отличие от душного травяного запаха в прошлой лавке, этот был каким-то густым и обволакивающим, почти уютным, но с привкусом затхлости.

Джордж вошел следом за Лилит, замедляя шаг. Внутри было прохладно и темновато: узкие окна с обвисшими шторами пропускали лишь слабые полосы полуденного света. Это место выглядело словно бюро находок — склад вещей, забытых абсолютно случайными людьми, в котором даже никто и не собирался наводить порядок.

Полки вдоль стен были завалены чем-то неразборчивым: книги в пыльных обложках, вычурные статуэтки, латунные подсвечники — все вперемешку. На одном из столов валялись старинные карты, чуть заломленные на сгибах, рядом стоял прибор с массивным увеличительным стеклом. Когда-то ценное стало обычной рухлядью, вызывавшей восторг разве что у какого-то коллекционера, поехавшего на вещах раза в три старше его самого, но уж точно не у Джорджа.

В центре всего этого хаоса сидел мужчина. Его фигура была худощавой, но не хрупкой: плечи широкие, осанка прямая. Волосы, уже с заметной проседью, были грубо зачесаны назад, на подбородке темнела неопрятная щетина. Замшевый жилет обтягивал грудь, под ним виднелась белая рубашка, мятая и явно не самая новая, если верить пожелтевшему вороту. Его пальцы крепко держали трубку, из которой медленно поднимался дым, образуя лёгкие кольца, прежде чем раствориться в полумраке.

Мужчина не сразу обратил внимание на вошедших, продолжая смотреть куда-то перед собой, как будто надеялся, что они передумают и уйдут.

— Buon pomeriggio, (с итал. «Добрый день») — сказала Лилит, делая шаг вперед.

Мужчина, не спеша, убрал трубку изо рта, выпуская клуб дыма, который лениво поднялся к потолку. Его глаза, глубокие и слегка потускневшие, скользнули по Джорджу, задержавшись на нём чуть дольше, чем хотелось бы.

— Sei in anticipo (с итал. «Вы рано»), — хрипло бросил он, беря трубку в угол рта вновь. Его взгляд, ленивый и оценивающий, блуждал от Джорджа к Лилит и назад с несколько секунд, а потом он махнул рукой, словно приглашая поговорить.

Джордж оставался чуть позади, пытаясь понять, как Лилит собиралась выжать хоть что-то из этого угрюмого типа. Мужчина выглядел так, будто его единственная цель в жизни — чтобы никто не мешал ему сидеть в своей лавке и курить трубку.

Лилит заговорила, ее голос звучал мягко, но не без присущей хватки, от которой было трудно отвертеться. Она держалась на расстоянии, осторожно прощупывая почву, и, указывая на разные безделушки, вежливо расспрашивала о них. Однако мужчина явно не был настроен на разговор. Он лишь лениво кивал, иногда затягиваясь трубкой, но его тяжелый, настороженный взгляд говорил, что слушал он скорее по инерции, чем из реального интереса.

Мужчина откинулся на спинку своего стула, выпуская из трубки ленивые струи дыма. Его глаза щурились, как будто от света лампы, но Джордж видел в них что-то другое: усталость, смешанную с раздражением.

«Он не рад нас видеть», — подумал Джордж, глядя, как мужчина зевает не потрудившись даже прикрыть рот рукой.

Лилит говорила все увереннее, меняя интонации, будто проверяла, на что он отреагирует. Антиквар не вел даже бровь в ее адрес. Но стоило Лилит подойти чуть ближе и едва слышно что-то сказать, как мужчина резко выпрямился, поставив трубку на прилавок. Его взгляд стал узким, а рот скривился в гримасе, в которой Джордж уловил гнев.

— Cosa?! (с итал. «Что?!») — выкрикнул он, перебивая Лилит на полуслове.

— Что он сказал? — Джордж шагнул ближе.

Лилит проигнорировала его, продолжая говорить с антикваром. Ее голос стал строже, но все еще оставался спокойным. Мужчина, напротив, казался готовым взорваться.

— Sei venuto fin qui per chiedermi questo? (с итал. «Вы приперлись сюда, чтобы спрашивать о таком?») — яростно спросил он, глядя прямо на Лилит. Его руки сжались в кулаки, а грудь резко поднялась, будто он затаил дыхание.

Джордж почувствовал, как напряжение в комнате стало столь же вязким, как и дым, наполнявший ее. Он машинально напрягся, перенося вес тела на носки, готовый в любой момент вмешаться, если дело дойдет до агрессии.

— Ты объяснишь, что здесь происходит или мне самому разобраться? — бросил он, чувствуя, как его голос становится резче.

— Не смей.

Антиквар покачал головой, пытаясь прогнать от себя саму мысль о том, чтобы ответить. Затем он указал пальцем на дверь, его голос стал громче, а движения — резче.

— Fuori di qui! Non hai idea di cosa stai chiedendo! (с итал. «Убирайтесь! Вы даже не представляете, о чём просите!»)

Лилит шагнула ближе, ее голос стал резким, но антиквар ударил по прилавку ладонью.

— Ho detto tutto. Fuori! (с итал. «Я все сказал. Пошли вон!») — выкрикнул он, его лицо исказила злость.

Напряжение пронзило все тело Джорджа. Его пальцы дрогнули, инстинктивно потянувшись к поясу под рубашкой, где скрывалась палочка, которую он прятал от Лилит. Но Уизли тут же остановился, стиснув кулаки, как будто физически удерживал себя от этого движения. Нельзя. Если она заметит, это вызовет вопросы, а он еще не решил, стоит ли вытаскивать этот козырь.

Ему хотелось стоять в стороне, сохранять холодную отстраненность, но он не мог. Злость на Лилит за все это безумие только разогревала его решимость. Она вела себя так, словно все под контролем, но он видел, как обстановка накаляется. Его пальцы крепче сжались, ногти впились в ладони, а сердце забилось быстрее.

«Если этот тип сделает хоть что-то», — подумал он, подаваясь чуть вперед.

Лилит, заметив его движение, подняла руку, даже не глядя на него. Ее жест был спокойным, но недвусмысленным — она справится сама. Джордж остановился, ощущая, как внутри все кипит. Ему оставалось только стиснуть зубы и продолжать молча наблюдать, но он ни на секунду не отпускал антиквара из виду.

— Он не хочет ничего говорить, — сказала она, отходя от прилавка. — Идем.

— Что вообще происходит? Мы здесь, чтобы просить помощи, а нас выгоняют, как собак. Может, ты не так все объясняешь? — парень сорвался на крик, стоило им выйти на улицу

— Заткнись, Джордж, — резко ответила она, но потом добавила более спокойно: — Это было ожидаемо. Не сдавайся раньше времени.

Ее голос звучал холодно, почти равнодушно, но Джордж видел, что внутри она кипела. Он не ответил, лишь обогнал ее, чувствуя, как его собственное раздражение нарастает, пока легкий ветерок старается остудить горячее лицо.

Мысли вихрем проносились в его голове. Реакция антиквара напоминала Джорджу то, как травница буквально выгоняла их из лавки, почти крича. Это был ни гнев, ни раздражение от незваных гостей — это был страх. Глубокий, неприкрытый, животный страх. И от него, как понял Джордж, никуда не деться. Они боялись обряда. Но почему? Что могло быть настолько запретным, что лишь упоминание заставляет людей терять самообладание?

Он пошел дальше, не глядя на Лилит, но слыша ее шаги за спиной. Раздражение, как ни странно, постепенно сменилось ощущением беспокойства. Если эти люди так боятся, значит, Лилит не договаривает ему чего-то. Но чего именно? Этот вопрос будто засел в голове, все глубже и глубже, требуя ответа, которого Джордж наверняка не был готов услышать.

***

Городская площадь встретила их ярким дневным светом, стекающим по старинным фасадам домов. Каменные мостовые, полированные веками, отбрасывали блики, которые мягко растворялись в прозрачном воздухе. Шаги Джорджа и Лилит эхом разносились по площади, звуча глухо на фоне оживленной улицы.

Площадь распахнулась перед ними, обрамленная массивными зданиями с арочными окнами, на которых темнели кованые ставни. По центру возвышался старый собор на котором виднелись ухоженные фрески, изображающие святых в драматических позах.

Лилит замедлила шаг, внимательно изучая пространство перед собой, затем кивнула в сторону небольшого кафе с террасой прямо на улице.

— Сядем здесь, — сказала Лилит, без лишних слов направившись к одному из металлических столиков, стоящих вдоль заведения.

Джордж последовал за ней, ощущая раздражение, что липло к его коже, как летняя духота. Они выбрали столик на краю террасы, с видом на улицу, где вдали смутно маячил собор. Лилит легко опустилась на стул, ее движения были грациозны, но сдержаны. Джордж сел напротив, чувствуя, как усталость, накопившаяся с ночи начала пульсировать в висках.

Официантка, молодая девушка с темными, цвета горького шоколада, волосами, собранными в небрежный пучок, приблизилась к ним, учтиво улыбнувшись.

— Buon pomeriggio, (с итал. «Добрый день») — мелодично произнесла она, вытаскивая из кармана блокнот. — Cosa vuoi ordinare? (с итал. «Что вы хотите заказать?»)

Джордж, конечно, не понял ни слова. Он только бросил быстрый взгляд на Лилит, надеясь на ее вмешательство.

— Prendiamo un espresso e una bruschetta al pomodoro. (с итал. «Нам по эспрессо и брускетте с томатами»)

Официантка кивнула и скрылась за дверью кафе. Они ждали молча. Время казалось вязким, затягивало их в свои медленные волны. Лилит откинулась на спинку стула, наблюдая за собором. Ее глаза скрывали темные очки, но Джордж чувствовал, что она думает о чем-то.

— Что за цирк, — наконец нарушил тишину он, опираясь локтями на стол. — Эти люди боятся нас. Антиквар, травница — они даже не пытаются сделать вид, что хотят помочь.

— Ты преувеличиваешь, — спокойно ответила Лилит, не отрывая взгляда от собора.

Джордж только усмехнулся, но ничего не сказал.

Через несколько минут официантка вернулась с подносом, на котором стояли две чашки эспрессо и столько же тарелок с брускеттой. Она поставила их перед парой, улыбнулась и ушла, оставив их снова в одиночестве.

Лилит потянулась к чашке, взяла ее изящными пальцами и сделала маленький глоток. Джордж, напротив, схватил свою чашку резко, практически за раз опустошив горьковатое содержимое, словно это была не кофе, а что-то покрепче.

Он отставил чашку и начал механически есть брускетту, почти не замечая вкуса. Лилит наблюдала за ним через очки, затем осторожно заговорила:

— Ты ведешь себя странно, Джордж.

Парень поднял на нее взгляд. Брови поползли наверх, создавая глубокую морщину на лбу.

— Странно?

— Да. — Лилит поставила чашку на стол. — Ты напряжен, злишься… Тебе стоит больше отдыхать.

— Я в порядке, — отрезал Джордж, отломив кусок хлеба и сунув его в рот.

— В порядке? — Лилит подняла бровь и сняла очки, пристально глядя на него. — Поэтому с самого утра лаешь, как собака?

Он посмотрел на нее с холодной, почти отстранённой улыбкой.

— Да что с тобой, Джордж? — повторила Лилит, ее голос стал жестче, напряжение проскользнуло в интонации.

Джордж замер на мгновение, затем медленно опустил руку на стол.

— Я тебе уже говорил. Это всего лишь кошмары. Вернее, один и тот же кошмар.

— Хочешь поговорить об этом?

— Зачем? — Джордж скрестил руки на груди. — Ты ведь все равно никогда не слушаешь.

Лилит чуть нахмурилась, уголки ее губ дрогнули, будто она хотела что-то сказать, но передумала. Джордж продолжил, его голос стал тише, но в нем звучала отчетливая сталь:

— Да и я тебе уже говорил, — ровно ответил он, опершись локтями на стол. — Каждый раз одно и то же: темная комната, тени, холод. И Фред… кричит на меня. Он обвиняет меня в том, что я его бросил. В том, что я виноват в его смерти. Если тебе захотелось чего-то новенького, то поищи кого-нибудь другого.

Лилит замерла, словно на мгновение утратила привычную уверенность. Ее лицо стало на оттенок бледнее. Пальцы невольно начали теребить край салфетки на столе.

— Джордж, эти кошмары могут быть предупреждением. Может быть, нам не стоит продолжать? Фред… если он вернется, он может быть… другим.

Джордж резко наклонился вперед, его глаза сверкнули решимостью.

— Не стоит продолжать? — он поднялся слишком резко, стул грохнул о плитку, едва не опрокинув столик. — Это единственная причина, по которой я здесь. Единственная.

Лилит подняла взгляд, ее глаза сверкнули тревогой, но она быстро спрятала ее за холодной маской.

— Ты думаешь, я не хочу вернуть его? — ее голос дрогнул, но она попыталась его выровнять. — Но что, если он вернется другим?

— Тогда это будет моя проблема, — коротко ответил Джордж, пока внутри его выворачивало от ее лживых слов.

Он схватил чашку, допил оставшийся эспрессо одним глотком и резко отставил ее в сторону. Внутри него что-то рвалось наружу — злость, отчаяние, или, может, страх? Он больше не мог быть в этом месте.

— Какое следующее место? — он посмотрел на Лилит, уже стоя на краю террасы.

— Библиотека, — ответила она выдержав ощутимо долгую паузу. — Неподалеку.

Джордж кивнул и пошел вперед, не оборачиваясь. Лилит осталась сидеть за столиком еще на мгновение. Ее глаза блестели от слез, которые она так старательно скрывала.

***

Когда они подошли к библиотеке, Джордж невольно замедлил шаг. Здание выглядело неожиданно ухоженным на фоне того хаоса, который они видели за день: высокие арочные окна с витражами вставками мягкий свет, светло-бежевые каменные стены, казалось, только что вымыли, а массивные двери из полированного дерева поблескивали под солнечными лучами.

— Наконец-то хоть что-то приличное, — пробормотал Джордж.

Лилит не ответила, лишь коротко бросила взгляд на него и, не замедляя шага, потянула дверь на себя. Джордж вошел следом.

Внутри царила прохлада и тишина. Просторное помещение с высокими потолками напоминало старинный храм: свет из больших окон ложился мягкими полосами на деревянный пол, а воздух был насыщен смесью запахов старых книг, древесины и легкого аромата кофе, который, скорее всего, исходил от них самих.

По бокам тянулись длинные ряды полок, забитых книгами в кожаных переплетах. В центре комнаты стоял массивный стол, покрытый стопками бумаг и свитков, аккуратно разложенных в строгом порядке.

За столом сидел мужчина. Он был высоким и худощавым, с тонкими чертами лица, а его седые волосы аккуратно убраны назад. Очки в тонкой оправе сидели на его носу так, будто были естественным продолжением лица. А венцом этого интеллигентного ансамбля был идеально сидящий на нем строгий костюм из легкой серой ткани.

Библиотекарь поднял взгляд на вошедших, слегка приподнимаясь со стула. На кармане его пиджака, ранее скрытый, показался бейдж с именем «Mattia Lucrezio».

— Salute, (с итал. «Приветствую) — произнес он вежливо, жестом приглашая их подойти ближе.

— Buon pomeriggio, Mattia, (с итал. «Доброго дня, Матио») — ответила Лилит, направляясь к столу. Джордж остался чуть позади, скрестив руки на груди и внимательно осматривая библиотекаря.

Мужчина скользнул взглядом по их одежде и лицам, будто оценивая, кто перед ним. Джорджу это место казалось самым пристойным из всего, что они видели за день, и он поймал себя на мысли, что этот библиотекарь — единственный, кто не выглядит настороженным с первой секунды.

Лилит неспешно начала говорить. Библиотекарь внимательно слушал, изредка кивая и поправляя очки. В его спокойных движениях и выдержанной осанке угадывалась мудрость, накопленная годами.

Джордж наблюдал за ним, пытаясь понять, о чем думает этот человек. Мужчина казался слишком умным, даже проницательным, как будто уже знал, с чем они пришли.

— Слушай, он первый, от кого не тошнит. Да и место не такое уж и плохое, на фоне всего остального. Может нам не стоило перед этим обходить весь город? — Джордж обратился к Лилит, не скрывая желания позлить ее.

— Благодарю за комплимент, если его можно таковым назвать, — отозвался библиотекарь на чистом английском.

Джордж был ошарашен, услышав понятную ему речь.

— Ого. Первый за весь день, кто может говорить на нормальном языке, — съязвил он.

Библиотекарь приподнял бровь, но уголки его губ дрогнули в учтивой улыбке.

— Должен признать, ваш внешний вид выдает вас мгновенно, — спокойно ответил он. — Хотя не столь далекий Милан зовут столицей моды, но стиль местным не присущ.

— Видишь, не все так плохо, — Джордж легко толкнул Лилит локтем, — тебя хвалят.

Лилит бросила на Уизли разъяренный взгляд, но тот уже не смотрел на нее.

Не теряя времени на пустую болтовню, брюнетка перешла к сути, библиотекарь едва заметно напрягся. Он сложил пальцы вместе, оперев локти на стол, и на несколько секунд потупил взгляд в стол.

— Вы действительно хотите узнать об этом? — он напряженно посмотрел на них. — Скажу честно, — продолжил библиотекарь, теперь обращаясь только к Лилит. — Ваши вопросы касаются опасной темы. Очень опасной.

Джордж сделал шаг ближе, голос стал жестче:

— Мы это уже слышали.

Мужчина встретил его взгляд с явным спокойствием, но в его глазах появилось что-то настороженное.

— Возможно. Но вы не слышали, почему, — сказал он, не отрывая взгляда от Джорджа. — Если я начну объяснять, вы и сами откажетесь.

— Давайте проверим, — холодно бросил Джордж.

Библиотекарь долго смотрел на него, как будто оценивая решимость. Затем он медленно покачал головой, открыл ящик стола и достал маленький блокнот. Взяв ручку, он начал писать.

— Я не собираюсь рассказывать все, что знаю. Это слишком рискованно, — произнес он, записывая адрес. — Но если вы настаиваете…

Он передал записку Лилит, но прежде чем отпустить ее руку, посмотрел ей прямо в глаза:

— Я прошу вас больше никогда не приходить сюда и никому не говорить о том, что я вам дал. А лучше и сами забудьте и никогда не вспоминайте об этом. Сохраните себе жизни.

Лилит слегка сжала губы, принимая записку и убирая ее в карман брюк.

— Спасибо.

Джордж стоял рядом, с видимым спокойствием скрестив руки на груди, но едва заметная дрожь пальцев выдавала его напряжение. Он слегка наклонился вперед, пытаясь уловить малейший намек в выражении лица библиотекаря. Его голос прозвучал настороженно:

— Что значит «сохраните себе жизнь»?

— Некоторые двери лучше держать закрытыми, молодой человек.

***

Дорога к месту из записки оказалась длиннее, чем Джордж ожидал. Они шагали по узким, пыльным улочкам Агридженто, которые постепенно сменялись каменистыми тропами. Солнце ушло из своей позиции в зените, но его лучи били прямо в лицо, вырисовывая длинные тени. Деревья, кривые и низкие, цеплялись за сухую землю, и вся местность выглядела пустынной, словно здесь никогда не ступала нога человека. Собственно, вокруг и не было ни души. Лишь сухие травы, редкие оливковые деревья и скалы, которые с каждым шагом поднимались все выше.

— Это место точно существует? — раздраженно спросил Уизли, глядя, как Лилит уверенно идет впереди.

Она лишь бросила через плечо:

— Если сомневаешься, можешь вернуться.

Джордж не ответил, только молча закатил глаза. Он не любил такие ответы, особенно от Лилит. Но в этой ситуации ему оставалось только следовать за ней.

Здание появился внезапно, будто возникло из ниоткуда. Потрескавшиеся каменные стены, покрытые лишайником, низкая черепичная крыша и на удивление ухоженный сад, где лавровые кусты перемежались с дикими травами. Солнечный свет, пробивающийся сквозь ветви, мягко освещал гравийную дорожку, ведущую к крыльцу. Это место выглядело таким спокойным и мирным, что Джордж на миг подумал, как оно совершенно не вяжется с хаосом и страхом, которые сопровождали их весь день.

— Это и есть тот самый дом?

— Сейчас узнаем.

Лилит постучала. Долгое время ничего не происходило, но затем в глубине здания послышались шаги. Дверь медленно открылась и на пороге появился старик. Его лицо сразу же недовольно скривилось: густые седые брови нахмурились, а темные глаза оглядели их обоих.

— Chi siete? Che cosa vuoi? (с итал. «Кто вы? Что вам нужно?») — резко спросил он, его голос звучал как скрип высохшего дерева.

Лилит шагнула вперед и начала что-то объяснять, но старик явно не торопился сменить настороженность на любезность. Его глаза снова метнулись к Джорджу, который стоял сложив руки на груди, и напряженно смотрел куда-то в сторону.

Лишь после упоминания библиотекаря выражение лица старика смягчилось. Его взгляд на мгновение задержался на Лилит, а затем он кивнул и приоткрыл дверь шире.

— Perdonate la mia maleducazione. Non mi aspettavo ospiti, (с итал. «Простите за мою грубость. Я не ожидал гостей.») — тихо сказал пожилой мужчина.

Джордж, нахмурившись, наклонился к уху Лилит.

— Что он сказал? — спросил он тихо.

— Извиняется, — коротко ответила брюнетка, оглянувшись на него.

— Великолепно.

Старик отступил внутрь, жестом пригласив их войти. Лилит первой переступила порог, Джордж последовал за ней, оглядываясь по сторонам. Внутри было прохладно, тихо и… уютно, вопреки всему, что он ожидал увидеть. Узкая комната с каменным полом, старая, но добротная деревянная мебель, стены, увешанные сушеными травами и пожелтевшими фотографиями, которые выглядели так, будто их никто не трогал десятилетиями. Воздух был насыщен запахами лаванды и чего-то пряного, напоминающего свежую выпечку.

Мужчина жестом указал на тяжелый деревянный стол в центре комнаты. На его поверхности лежала стопка книг в кожаных переплетах, потрескавшихся от времени, несколько листов бумаги, на которых стояла чернильница с пером и старый керосиновый фонарь.

— Accomodatevi (с итал. «Присаживайтесь»), — мягко сказал он.

— Он предлагает нам сесть, — пояснила Лилит, кивнув Джорджу.

— Это я понял, — буркнул тот, занимая стул.

Мужчина ненадолго исчез за дверью, ведущей в соседнюю комнату, оставив их одних. Джордж откинулся на спинку стула, и его раздражение прорвалось наружу.

— Слишком радушно для человека, который изначально даже на порог не пускал, — пробормотал он, бегло глядя на Лилит. — Все это выглядит… подозрительно. Может, это ловушка?

— Может, ты перестанешь искать проблемы там, где их нет? — парировала Лилит, не поднимая глаз.

— Ах, ну конечно. В последнее время все идет просто идеально, правда? — усмехнулся он, но Лилит проигнорировала его колкость.

Когда старик вернулся, он нес поднос с кофе и тарелкой миндального печенья. Его движения были медленными, но уверенными. Он поставил все на стол и снова сел напротив, сложив руки перед собой.

— Sentitevi a casa, (с итал. «Чувствуйте себя как дома») — произнес он, кивнув на угощение.

— Чувствуйте себя как дома, — перевела Лилит.

Джордж неохотно взял чашку кофе, бросив взгляд на Лилит.

— У него слишком уютно для человека, который прячется в таком месте, — заметил он, делая глоток. — Странно, не находишь?

— Очень странно, что человек хочет жить в порядке и комфорте, — сухо ответила Лилит, ее тон был на грани сарказма. — Если ты не перестанешь, то мне придется тоже собраться и уйти как можно дальше, чтобы больше не слышать твое нытье.

Она отодвинула печенье в сторону и заговорила. Старик сначала отвечал коротко, но с каждым ее новым вопросом начинал говорить больше.

— Что он говорит? — Джордж наклонился ближе, когда пауза затянулась.

— Он знает о ритуале, — тихо сказала Лилит.

— Так спроси его, — резко бросил Джордж.

— Джордж, если ты не заметил, я как раз этим и занимаюсь, — холодно отозвалась она, но тут же вернулась к разговору с мужчиной.

Старик говорил медленно, глухим голосом, словно каждое слово вытягивалось из него с трудом. Его взгляд был устремлен куда-то далеко за окном, а руки, дрожащие узловатые пальцы, нервно сжимали края рукавов рубашки. Лилит сидела напротив, не перебивая, лишь иногда кивая, словно соглашаясь с тем, что слышала.

Наконец, Лилит, прокашлявшись, начала переводить.

— Он рассказал легенду, — Лилит посмотрела на Джорджа, который, разочарованный столь бесполезной новостью, выпустил воздух с раздутых щек. — Когда-то давно — начала она, переводя слова старика, — в одной из деревень неподалеку жил человек. Его звали Эрнесто. У него была семья — жена и трое детей. Говорят, что Эрнесто был хорошим мужем, любящим отцом, но однажды он потерял всех, кто был ему дорог.

Лилит на миг замолчала, глядя на свои руки.

— Эпидемия забрала его семью. Они умерли быстро, один за другим. Сначала младшая дочь, потом сыновья, а через неделю ушла и жена. Эрнесто обезумел от горя. Он просил помощи у людей, молил бога о пощаде, но ответа не было.

Джордж, не перебивая, слушал ее, но его пальцы нервно постукивали по столу.

— Тогда, в одну из ночей, — продолжала Лилит, — он услышал голос. Этот голос пришел из ниоткуда, шепотом проникая прямо в его разум. Голос пообещал Эрнесто вернуть его семью, если он докажет, что готов отдать все ради них.

Старик сказал что-то короткое, и Лилит на мгновение замолчала, чтобы дословно перевести.

— Голос указал Эрнесто путь к пещере. Там, среди тьмы и каменных стен, он увидел алтарь. Голос сказал, что для того, чтобы открыть ворота между мирами, он должен выбить символы, которые дух будет ему нашептывать. Эрнесто начал выбивать символы. Он бил камнем по стенам пещеры, пока руки заливало кровью, а от пальцев остались одни обрубки. Он использовал собственную кровь, чтобы заполнять линии, и не спал неделями, одержимый идеей вернуть тех, кого любил. Когда он закончил, голос снова заговорил. Он сказал, что баланс должен быть соблюден. Чтобы вернуть семью, Эрнесто должен был принести жертву.

— Себя?

— Нет. Он не хотел умирать. Он решил обмануть.

Старик снова что-то добавил, и Лилит продолжила:

— Эрнесто обманом привел в пещеру четырех путников. Он пообещал им богатства, если те помогут ему. Путники не стали расспрашивать и согласились на обещанное золото. Эрнесто заманил их в определенное место у алтаря. Его желание, рожденное из отчаяния и любви, стало настолько сильным, что прорвало завесу между мирами. И когда последняя капля жизни покинула их изуродованные тела, его семья вернулась. Но они стали другими. Это были уже не люди. Это были оболочки тех, кем они были раньше. Родные не узнавали его, не говорили. Их глаза были пустыми, а в их сердцах была сплошная ярость. Семья ненавидела Эрнесто за то, что он не предотвратил их смерть, за то, что им пришлось пережить. Они убили его, разорвав тело на части. А потом они вышли из пещеры и уничтожили половину деревни, пока их не остановили опомнившиеся жители.

Тишина, заполнившая комнату, была тяжелой, почти осязаемой. Старик сидел, не поднимая головы. Лилит медленно выпрямилась на стуле, продолжая смотреть на Джорджа, словно ожидая его следующего шага.

— И ты веришь в это? — спросил Джордж, не скрывая скепсиса.

Лилит пожала плечами, ее лицо оставалось непроницаемым.

— Не знаю. Но раз все так сильно бояться чего-то.

Джордж отвел взгляд, опираясь локтями на стол. Он провел рукой по лицу, задержав пальцы на переносице, будто хотел отогнать назойливые мысли. Слова Лилит не давали ему покоя. Если даже рассказы старика хоть наполовину правдивы, что ждет его?

— Спроси у него, где эта чертова пещера.

— Ты уверен, что это того стоит?

Джордж стиснул зубы, его руки сжались в кулаки.

— Я должен. У меня нет другого выбора.

— Ты уверен?

— Я уже ответил на этот вопрос, — резко бросил Джордж.

Она кивнула, не скрывая недовольного вздоха, и обратилась к старику.

— Dove si trova la grotta? (с итал. «Где находится пещера?»)

Старик поднял голову, его глаза вспыхнули гневом, смешанным со страхом.

— Non posso dirlo. Non dovete andarci. (с итал. «Я не могу сказать. Вам нельзя туда идти.»)

— Что он сказал? — Джордж нахмурился, подавшись вперед.

— Он говорит, что не может сказать, — перевела Лилит, ее голос звучал натянуто. — И что нам нельзя туда идти.

— Он знает, — процедил Джордж, его взгляд стал холодным.

Лилит снова повернулась к старику, ее тон изменился — в нем появились более мягкие, даже успокаивающие нотки.

— Ti capisco. È un luogo pericoloso, ma abbiamo bisogno di aiuto. (с итал. «Я понимаю. Это опасное место, но нам нужна помощь.»)

Старик что-то быстро ответил, махнув рукой, как будто хотел отмахнуться от ее слов.

— Non vogliamo farle del male. Puoi aiutarci e nessun altro lo saprà mai (с итал. «Мы не хотим вам зла. Вы можете нам помочь, и никто больше об этом не узнает»), — продолжила она, её голос звучал мягко, но напористо.

Старик только покачал головой, его лицо побледнело.

— Non lo farò. (с итал. «Я этого не сделаю»)

Джордж, слушая их, с каждой секундой терял терпение. Его пальцы с силой сжали край стола, а дыхание стало громче.

— Он упрямится, — наконец сказала Лилит, глядя на Джорджа.

— Тогда нужно показать ему, что у него нет выбора, — резко ответил он, вставая.

— Джордж, не надо, — предостерегла она, но он уже подошел к старику, его шаги звучали тяжело на каменном полу.

— Где пещера?

Старик попытался отодвинуться, но Джордж схватил его за плечо, заставляя сидеть на месте.

— Per favore… lasciatemi. (с итал. «Пожалуйста… оставьте меня.»)

— Переводи, — приказал Джордж, даже не глядя на Лилит.

— Он говорит, чтобы мы его оставили, — сухо перевела она, ее голос был напряженным.

— Где эта пещера? — Джордж вдавил пальцы в плечо старика, выворачивая его в другую сторону.

— Dietro le colline… vicino alle rovine, (с итал. «За холмами… рядом с руинами») — прошептал старик дрожащим голосом.

Лилит не сразу перевела, но Джордж даже не смотрел на нее.

— Он сказал, что пещера за холмами, рядом с руинами, — тихо произнесла она.

Джордж отпустил старика, и тот тут же обмяк, словно лишился последних сил.

— Andate via… e non tornare mai più, (с итал. «Уходите… и никогда не возвращайтесь») — едва слышно прошептал старик.

Джордж ничего не ответил. Он развернулся и направился к выходу, его шаги звучали гулко, как удары молота. Лилит осталась сидеть еще несколько секунд, ее взгляд метался между стариком и Джорджем.

Наконец, она встала и молча последовала за Уизли, оставив старика одного.