— Будь хорошей девочкой, Вонён, — говорила мне мама каждое утро. Перед садиком, перед школой, перед поступлением. Хороших девочек любят, бессмысленно оспаривать. От них ждут только классных результатов и послушания.
Потому что природа такова, что сильные хотят ощущать себя таковыми. Когда мне эти слова говорила мама, она пыталась быть для меня авторитетом. Повторяла это так часто, чтобы я не забывала, кто здесь главный. Кто главный в нашей семье. А потом мне подобные слова говорили воспитатели, учителя, преподаватели… Хвалили за то, что я была удобной и послушной. Потому что я — часть стада, в которое ещё в раннем детстве заложили систему: «Будь таким, как все», «Не дерзи взрослым», «Будь хорошим человеком», «Не иди против правил». Повторяли это на каждом этапе моей жизни, чтобы я всегда помнила: я — ведомый слой общества.
Моя мама на самом деле тоже не отличалась сильной властью. Её власть ограничивалась мною, сестрой и папой. В остальном, всегда находился хищник покрупнее. А психология таких людей в том, что они упивались даже малым. Поэтому моя мама — пример строгости.
Мы ели по расписанию, спали и гуляли тоже. Все дела нужно было согласовать с ней, чтобы, не дай бог, её хорошие девочки не натворили плохих дел. Пошла с кем-то гулять, обязательно доложи, кто этот человек, сколько ему лет, кто его родители. А если на время прогулки пропускаешь звонок от мамы, то дома ожидает наказание. Потому что мама беспокоилась. Но её помешанность на «правильности» порой выводила из себя. Мы с сестрой слишком рано научились врать. Да ещё так, что мы сами порой путались во лжи.
Но совсем не нужно быть гением, чтобы помнить одну простую истину: «Запретный плод сладок». Поэтому моя мама не знала, что хорошая девочка давно была плохой. Просто выкручивались так, что сомнительные дела не были замечены кем-то. Этим умением можно гордиться, я знаю.
Злиться на маму можно бесконечно и вечно. Потому что порой её способы воспитания мне казались унизительными и неправильными, как бы она ни пыталась оправдываться словами: «Вырастишь, поймёшь!» Выросла, но не поняла. Стоила ли психика ребёнка подобных мук ради эфемерных устоев?
В нашем мире измена своей второй половинке — преступление. Тюрьмы заполнены, потому что каждый второй нарушал общепринятое правило. Ирония, конечно, проскальзывает. Правила менять никто не хочет, но молча идти против них — как смысл жизни. Из-за этого в нашем мире много слабых людей, наделённых властью и трепещущих от этого, из-за этого много лицемерия, лжи и двуличности.
Красивая, идеальная, правильная картинка для туристов производит тот самый эффект «Вау». Но пожили бы они у нас чуть дольше, то нашли бы лазейку сбежать как можно скорее из этого гнилого места. Никто никогда не скажет о настоящем положении дел. Все будут мило улыбаться и кланяться в девяносто градусов перед теми, кто по статусу выше них. Потому что так делают все хорошие люди. А плохие — в тюрьмах.
Поскольку мама — это не лучший собеседник по ряду причин. Сестра способна проговориться при любом удобном случае. А папу я вообще не рассматривала, потому что ему глубоко плевать на нашу семью и он всегда думает только о себе. Он — пример того, куда соулмейтство вело. Этих пренебрежительных слов и взглядов не замечала только мама. Потому что её хорошо воспитали, и она светло верила в кристально чистый мир и людей. Скажете, так по твоим рассуждениям можно сказать, что меня хорошо должен понять папа? Увольте, он начнёт трястись, как одуванчик на ветру, боясь в дверях увидеть полицейских. Ладно, он не попадает под прицел, потому что, очевидно, хорошо скрывается. Касательно меня у него нет такой уверенности. И я стану его головной болью, а не собеседником, с которым можно поговорить по душам.
Поэтому я в своём телефоне делала заметки. Записывала свои грехи, если быть точнее. Потому что в какой-то момент я действительно испугалась того, что моя ложь, казалось, не знает границ. Я помню день, когда моя хвалёная правильность пошатнулась, а потом и вовсе разбилась, подобно стеклянному сердцу. Этими осколками я была готова резать и себя, и Гаыль, и Юджин. Одной не повезло быть моим соулмейтом, а второй не повезло влюбиться в меня.
Это была вечеринка перед Хеллоуином. Моя мама всегда приходила в ужас от этого праздника. Он не запрещён, но где вечеринки, там алкоголь, толпы неуравновешенных подростков, прогулка безответственности, а то и чего похуже. Одним словом, распущенность процветала именно в этих местах, особенно с такими событиями. Каждый год моя подруга Мёнсо приглашала меня на вечеринку. Каждый год я отказывалась, потому что «хорошие девочки в подобных местах не появляются».
Но это, конечно же, была отмазка для мамы. За день до этого я рушила свой режим сна, и моя сказка про то, что я лягу пораньше, работала. Без этого я бы привлекла к себе много внимания. Потом я ждала, когда лягут родители, а за это время я готовила костюм. Только после того, как свет в доме выключался, я на цыпочках кралась к выходу. Честно, я сама была удивлена каждому такому выходу. Вероятно, хорошим девочкам не просто так везёт.
Хорошие девочки также не боятся ночи. Потому что под шкурой овечки скрывался волк. Но это слишком громко. На самом деле, мною двигал адреналин. Каждый раз, когда я, хорошая девочка, шла против правил, я испытывала лёгкие покалывания где-то в районе груди. Так неистово билось моё сердце. Его стук я ощущала в ушах. Но до дома подруги я всегда доходила нормально. На улице я встречала только две или три машины, навстречу мне шли около двух или трёх людей. И все они были заняты собой, а не тем, куда шла хорошая девочка в такое позднее время?
Мне часто везло. И я гордилась этим. Выходить сухим из воды не каждый может. Мне кажется, много раз мои сомнительные поступки могли быть уличены. Но сигаретный пепел на юбке принимали за пыль; запах спирта ассоциировался при виде меня с какими-то ранами из-за неосторожности; мои рисунки на полях не нравящейся мне однокласснице принимали за проявление дружбы. Они просто не сильно обращали внимание на то, что именно я ей рисовала.
Когда я зашла в дом пригласившей меня подруги, я сразу окунулась в знакомую мне атмосферу. Свобода. Никто в этом помещении не напоминал ни ангелов, ни демонов. Все — люди. Маски отбрасывались с лиц, обнажая то, что внутри. Никто не стыдился своей истинной натуры: это место, где плохие девочки и мальчики делали плохие дела.
Одно из таких дел — игра в бутылочку. Ничего сложного: крутить её и раздеваться. С поиском бутылки никогда не было проблем, поэтому эта игра начиналась в самом начале. И я на неё никогда не опаздывала. Не знаю, насколько сильно мы соблюдали правила, но голым никто не оставался. Максимум — нижнее бельё. После него девочки тушились, мальчики проявляли желание, но дальше слов не заходило. Многих называли просто слабаками. Я называла их таковыми. И другие девочки, подруги моей подруги, как бы выразилась Мёнсо, смотрели на меня так осуждающе, будто в их глазах не плескались огоньки разврата, как у меня. Клянусь, они думали, я их конкурентка. Но хотелось бы мне их разочаровать…
День появления метки нельзя предугадать. Кто-то метку получал в четырнадцать, кто-то в двадцать. Взрослые говорили просто не расслабляться, ведь в любой момент могло появиться имя второй половинки на запястье. Я бы соврала, если бы сказала, что мою голову не навещали мысли на этот счёт. Но во время вечеринок я про это забывала. И даже оголённые руки не заставляли меня смотреть на место, где могла появиться метка.
Меня больше волновало, где была моя рубашка. Я же в тот день была в костюме окровавленной медсестры. Меня раздели достаточно быстро: на мне не было много слоёв одежды. Только длинная рубашка, едва доходящая до середины бёдер, белые гольфы, красные туфли и платочек. Но я и не расстроилась, потому что у меня никогда не было цели остаться в этой игре до конца. Обычно те, кто выходил из игры последними, получали какие-то подарки, которые были куплены на деньги из так называемого «фонда вложения в свободную жизнь». Где-то зависть плескалась под языком, но я не придавала этому значения, тут же втягиваясь в игру «правда или действие». Она всегда казалась интереснее.
Рубашку, я помню, отобрала тогда у какого-то напившегося парня, думающего, что это была тряпка. Странно, что у него возникло вопроса, почему тряпка вся в искусственной крови. Неужели на вечеринке драка? Будь я на его месте, то сразу бы побежала выяснять, в чём дело. Чисто из любопытства. Даже если показалась бы глупышкой, то всё равно. На этой вечеринке не было ни хороших девочек и мальчиков, ни по-настоящему умных людей.
А потом случилось это: когда я натягивала рубашку на себя, скрывая своё чёрное кружевное бельё от чужих взглядов, мой взгляд зацепился за запястье. На нём скромным золотистым цветом переливалось: «Ким Гаыль». Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, кто это. Имя было знакомо. Но я не могла вспомнить, из-за чего я даже ударила себя кулаком по лбу. «Думай, думай», — говорила я себе под нос. Чтобы в итоге вернуться к тому моменту, когда я играла с друзьями Мёнсо в бутылочку. Ким Гаыль смотрела на меня пронзительно и недовольно… Осуждающе каждый раз, когда красавчик Ли Донку смеялся с моих шуток и заискивающе поглядывал в моё декольте. Я ей не понравилась ещё тогда. Поэтому я не стала к ней подходить. Поэтому я сделала вид, будто это сейчас не главная моя проблема и не главная причина отказывать себе в участии в игре «правда или действие».
У Гаыль тоже должна была появиться метка. Я подумала, раз она меня ещё не ищет, то это действительно не так уж и важно. Как-нибудь потом. Может, ей нужно время, чтобы привыкнуть к тому, что её соулмейтом оказался не Ли Донку, а выделывающаяся Чан Вонён. Пусть. «Пусть принимает это жизненное испытание с гордо поднятой головой, а не с тем завистливо-ревнивым взглядом», — сказала я себе и устремилась вглубь комнаты, где участники «правды или действия» уже расселись в круг. Я втиснулась между знакомой мне Мёнсо и её очередной подругой, вроде бы Юджин. Мёнсо сама, наверное, не ответила бы на вопрос, сколько у неё друзей. Но организовывать вечеринки она могла каждую неделю даже без праздников. У неё всегда был заготовлен список гостей. Возможно, я ей завидую.
Юджин, девушка примерно моего возраста с коротким чёрным каре, сидела так, словно ей не хотелось быть здесь. Она напоминала загнанного в угол мышонка. Таким обычно всегда загадывают правду, потому что действие те вряд ли могли бы выполнить. А потом я заметила интересную деталь: Юджин бросала короткие взгляды на парня перед ней. Она из-за него вошла в игру? Глупая причина. Потому что это — сдерживающий фактор.
Мёнсо решила начать с себя. Потому что может. И, конечно, первое «правда или действие?» было загадано её парню, сидящему слева от неё. Обычно все задавали вопросы или действия своим друзьям или знакомым. Поэтому парень Мёнсо продолжил с меня. Я выбрала действие, потому что мне не хватало какого-то экстрима. Правду люди любят слышать, но кому она нужна, когда на вечеринке резко понизился градус и многим стало скучно?..
Парень Мёнсо — не новичок в этой игре, поэтому он точно помнил про маленькие правила. Поцелуи и просьбы переспать с кем-то отпадали сразу же. Потому что хоть люди и нарушали, что только могли, но изменить своему соулмейту многие боялись. Стукачей много. Их не видно. Они не выделяются. Но донести на кого-то не понравившегося легко. Так называемая месть.
Поэтому, когда парень Мёнсо загадал мне действие «поцеловать человека справа от тебя», по нашему кругу прошёл шелест удивления. Все вытаращили пятирублёвые глаза на меня, ожидая ответ. А я прослушала, думая, что справа от меня сидела Мёнсо. У меня был только один вопрос: «Поцеловать твою девушку, Пак Чонджи?» Это не было сложно. Но потом я прокручивала его действие в голове раз за разом. Понимание, что справа от меня сидела Юджин, пришло не сразу. И я оторопела.
Смотря на Юджин, можно было увидеть смесь красок на её лице. От смущения до страха. Теперь она не поднимала глаз на того парня напротив неё. Она смотрела на меня. Выжидающе. Как будто ей действительно было интересно. Но вперемешку с волнением. Как будто она боялась последствий. Но каких? Я бросила взгляд на её запястье: пусто. Тот парень — не её соулмейт, а просто объект симпатии. Чего же тогда сдерживаться?..
А потом я поняла. Поняла, когда придвинулась к Юджин и накрыла её губы своими… Поняла, что это — её первый поцелуй. Она первые секунды думала отодвинуться назад, но я её схватила за затылок и приблизила к себе снова. Она тушевалась. Она несмело отвечала на мои движения. Но потом она сдалась. Позволила мне вести. Я медленно вела языком по её нижней губе. В уголках губ скопились слюни, но меня это не волновало. Я не могла поверить тому, что наслаждалась этим. А когда я хотела оторваться, приоткрыв глаза, то увидела её — Ким Гаыль. Она стояла позади Юджин со скрещенными руками. Её глаза бросали в меня молнии. А губы Гаыль были так сильно сжаты, будто прямо здесь и сейчас у неё было много слов, предназначенных мне.
Я отпрянула от Юджин. Между нашими ртами порвалась нитка слюны. Юджин потупила взгляд в пол, пока я, пытаясь придать голосу уверенность, спрашивала у того парня, сидящего напротив Юджин, правда или действие? Он ответил «правда», и я, как последняя глупышка, спросила: «Юджин… Тебе нравится Юджин?» Он смутился, перекинувшись с какой-то другой девушкой взглядами. А потом ответил «нет», и Юджин поднялась с пола и ушла быстрым шагом куда-то. Я не стала идти следом. Потому что это не моя проблема. Моя проблема тогда стояла возле барной стойки на кухне, но даже тогда я не нашла причин подходить к Гаыль. Захочет — сама подойдёт. Или единственное, что она может, это тайно презирать меня?
Когда я вернулась домой, то первым делом проверила свой телефон. Ан Юджин, с которой до того момента я ни разу не общалась, написала мне: «Не хочешь сходить завтра в парк?» И смущающийся смайлик вставила. Только в тот момент я поняла, что совершила маленькую глупость. Но на сообщение Юджин я ответила согласием, потому что Купидон, на мой взгляд, совершил досадный промах.
Только спустя месяц Юджин после наших ежедневных переписок написала мне: «У меня появился соулмейт». В тот день меня осенило. Пак Чонджи помнил правила. Но он не знал, что на вечеринке. Буквально на той самой вечеринке у меня появилась метка. Длинные рукава рубашки не давали ему увидеть. Он думал, в этом не будет чего-то противозаконного. Просто веселье.
Лёжа на кровати, я закусила нижнюю губу, вспоминая тот поцелуй. Первый поцелуй для Юджин. Именно это стало причиной, почему после него Юджин захотела продолжить со мной общаться. Иногда соулмейтов тянет друг к другу. Она наивно думала, подобно Чонджи, что я, как и она, ещё не получила метку.
Тем же днём в наш дом постучали. И моя мама услышала: «Открывайте, это полиция!»
И тогда я осознала, что плохие девочки получают по заслугам. Но хорошие — тоже. Потому что плохие люди тянут за собой других. Кто же мог подумать, что я споткнусь о кривые стрелы Купидона.