(Не) поддаться

Юрий ненавидел показывать свою слабость так же сильно, как и ненавидел её проявление в других людях, считая самым непозволительным грехом. Но еще больше он презирал паренька, рыдающего в туалете в финале международных соревнований.

Юри Кацуки казался ему худшим из худших, недостойным ничего. Лучше бы сразу бросил фигурное катание, не заставляя лишний раз при одном только взгляде выходить из себя, желая прибить на месте. Слишком жалкий, слабый и колеблющийся, не зная как поступить. Фигуристу было противно находиться рядом с ним.

В спорте не нужны слабаки, жалеющие себя или не видящие цели и не делающие шаги к ее достижению. Такой, как он, ничего не добьется, лишь опозорившись. И Плисецкий был в этом полностью уверен, утешаясь скорым исчезновением японца. Но что-то плотно засело в голове, не давая покоя.

Вспоминая до чертиков испуганный взгляд Юри, по телу юной восходящей звезды российского фигурного катания пробегало стадо мурашек, сердце пропускало удар, а взгляд становился каким-то растерянным. И Юрий презирал эти «тудумы», скрываясь за стеной ненависти ко всему и всем. Боялся сойти с пути, поддавшись чему-то непонятно-неосмысленному.

Погружаясь с головой в тяжелые тренировки, он старался выкинуть из головы ненужные мысли, стирая хотя бы на время образ паренька. Такой обычный, ничем не примечательный, а в глазах утонуть хочется. Но он не утонет, поддавшись искушению, лишь снова встанет на коньки и будет отрабатывать движения до полной потери сил.

***

Юрий поступал бы так и дальше, если бы не чертов Виктор, так опрометчиво оставивший Россию, уехав навстречу неудачнику Кацуки. Пареньку, который так долго и настойчиво не выходил из головы: глаза цвета янтаря, переливающиеся и поблескивающие при свете; темные волосы, торчащие из стороны в сторону, и какое-то наивно-детское выражение лица.

Теперь он однозначно поедет в Японию, хотя бы для того, чтобы вернуть этого наглеца Никифорова для создания обещанной программы. И чуть-чуть ради того, чтобы снова увидеть прекрасное лицо незабываемого фигуриста. Но больше из-за программы, такой важной и нужной.

***

Как бы сильно Юрий не пытался отгонять мысли о Кацуки — ничего не выходило. А гордость просто не позволяла признать: он ждет встречи с ним, как никогда еще никого и ничего не ждал в этой жизни. Шаг ускоряется, сменяясь на бег, сердце начинает колотиться сильнее. Скоро, уже совсем скоро они встретятся.

***

— Т-ты?

Перед удивленным японцем стоит весь раскрасневшийся Плисецкий, пытающийся успокоить несчастные «тудумы» и выровнять дыхание, снова краснея, уже от смущения. А потом корчит гримасу отвращения на лице, надеясь скрыться за очередной маской, такой обыденной и привычной.

— Отвали, я не к тебе приехал.

Юри не дрожит как тогда — на соревнованиях, лишь пристально рассматривает такое не по годам взрослое, серьезное лицо фигуриста. Бледный, с ярким, заметным румянцем на щеках и глазами под цвет какого-то драгоценного камня. Просто уже не может вспомнить как именно тот назывался, да и глаза у русского намного красивее. В тысячу раз.

Кацуки так бы и любовался им, рассматривая каждую деталь, пытаясь ничего не упустить, если бы мальчишка не прошел мимо, скорчив очередную гримасу, перемешанную с отборным матом и злыми проклятиями в сторону все того же фигуриста и его неожиданного внимания ко внешности самого Плисецкого.

***

— Уберись отсюда, мешаешь, — плюхаясь на скамейку рядом с японским неудачником, процедил Юрий. За этот недолгий промежуток, который он находился в Японии, каждый день был похож на предыдущий, только сердце бедного паренька с каждым разом билось все чаще и чаще при виде Юри.

Это раздражало, буквально выводило из себя юную восходящую звезду российского фигурного катания, лишая возможности здраво мыслить. И он уже просто не знал, что делать, на кого злиться, и стоило ли вообще. Но в одном был уверен точно: ни за что не поддастся странно-пугающим «тудумам», которые вытворяло сердце.

Зато казалось, что раздражающему жирдяю все это было только в радость: вечно встречал его с улыбкой на лице, поря какой-то бред про старания и упорство, энергично жестикулируя руками, пододвигаясь все ближе и ближе к рядом сидящему Юрио.

Так же, как и сегодня: весь такой расслабленный, даже не шелохнулся после брошенных ему слов.

— О, ты уже закончил? — еще больше лохматя свои волосы рукой, с улыбкой на лице спрашивает янтарноглазый, придвигаясь поближе, — не устал?

И Юрий смущается, краснея и пытаясь спрятать смущение за длинной блондинистой челкой и очередной резкой фразочкой.

Но не получается, взгляд останавливается на более загорелом лице японца, находящемся в нескольких миллиметрах от его собственного.

— Что ты?.. — договорить просто не получается, оставшиеся слова исчезают в нежном поцелуе. И Юрию кричать хочется, а еще больше убрать от себя нахального Кацуки.

Руки не слушаются, а рот уже приоткрывается на автомате, позволяя черноволосому углубить поцелуй. И Плисецкий поддается, обвивая руками шею уже не так выводящего из себя придурка, даже отвечая на поцелуй. Такой нежный и в то же время страстный, передающий все эмоции.

Юрий, которого просто бесит этот непримечательный японец, только при одном взгляде на которого сердце начинает биться с бешеной скоростью. И Юри, больше не дрожащий при виде мальчишки, наоборот, с какой-то непередаваемой нежностью смотрящий на него.

Уже как-то совсем не важно: поддался ли или наоборот смог отстоять свои убеждения. Только эти руки, аккуратно обвивающие талию и губы, мягкие и теплые, дарящие великолепные ощущения, погружая в океан чувств. Пусть сейчас он побежден, но больше не даст слабину. Русские привыкли действовать первыми.