Другие

— Мы знали, что конец близок, — продолжала она, — и все вложили в стихотворение, чтобы поведать Вселенной, кем мы были и зачем пришли в этот мир, что мы говорили и делали, о чем думали и мечтали, к чему стремились...

— И что было дальше?

— Нельзя услышать стихотворение и не измениться... Его услышали, и оно их колонизировало.

Нил Гейман, «Как общаться с девушками на вечеринках»

Они были... другими.

Их сложно назвать странными, или ненормальными, или как-то еще. Они просто были другими, и Гарри знала это еще с самого первого мгновения их встречи. Хотя, конечно, она была уверена, что тетя Петунья, увидев их еще издалека, точно бы пробормотала что-то о ненормальных, которым нельзя появлять в обществе нормальных людей.

Но ненормальными они, конечно, не были. Даже волшебники, вся Магическая Британия, казались более ненормальными, чем они, несмотря на все слова, что они говорили, несмотря на стихотворение, способное овладеть мыслями и действиями, способное вплести свой ритм в чужую жизнь и заставить ему подчиняться, дышать и идти под него, несмотря на странное деление на Первосортных и Второсортных, которое то ли относилось ко всем, то ли нет. Сказать, на самом деле, сложно, и Гарри не думала, что хотела знать всю правду.

Гарри встретила их за часы, дни, месяцы и даже годы до своего одиннадцатилетия — по крайней мере, ей так казалось.

Вот это было странно. Ей казалось тогда, что она много лет провела в месте, где время не властно над ними, над кем угодно, пока Триолет шептала ей слова стихотворения. Шептала, делясь знанием и ритмом, делясь тем, что ведет их жизнь вперед, заставляя путешествовать по всей Вселенной и искать иных.

И пока Гарри была там, пока Триолет шептала ей слова на неизвестном ранее — или забытом всеми?.. — языке, время для них не шло. А для мира вне дома... Что ж, можно сказать, что она была очень удивлена лишь часам, прошедшим с ее "пропажи".

Гарри Поттер из таинственного места вернулась в тот же день, тринадцатого марта тысяча девятьсот девяносто первого года, будто бы и не было этих лет, этих десятков лет в замершем пространстве.

А, может, и правда не было, может, она провела там лишь несколько этих самых, жалких, часов, пока Триолет и остальные шептали ей стихотворение, вели и кружили в его ритме, но так и не могли закончить, начиная сначала, снова и снова.

Она ушла оттуда, так и не достигнув одиннадцати лет, так и не услышав историю народа, историю иной рассы, их мечт и мыслей, их действий и желаний, до конца. Быть может, все было в том, что конца еще не было?.. Она не знает, Гарри этим особо и не интересовалась, не после прихода Хагрида, не после Хогвартса и скитаний по стране длиной в целый год, не после войны и победы. И как бы ей ни хотелось оказаться там, в том доме, где время растягивается так, будто бы не идет вовсе, Гарри Поттер просто не могла бросить магов и своих друзей, свою семью, на произвол судьбы.

Но вот она снова здесь, у простого дома в Кройдоне[1], откуда льется музыка, чем-то напоминающая панк или рок, или вовсе панк-рок, неизвестный, но завлекающий. Гарри знает, что там есть алкоголь, есть руки, что примут ее, есть люди — или все-таки нелюди, слишком красивые, чтобы быть людьми?.. — ждавшие ее там.

Дверь отворилась, и в проходе стояла Триолет, такая же молодая и красивая, какой Гарри запомнила ее с одиннадцати лет — с медно-каштановыми кудряшками, с античным представлением идеального лица и улыбкой, в шелковистом платье. Она точно была рада видеть Гарри, даже если за ее спиной злой выглядела Стелла, и Поттер улыбнулась в ответ, немного неловко. Гарри не знала, кто успел разозлить Вселенную, да и не то чтобы хотела. Кажется, она видела двух убегающих мальчишек[2] чуть раньше, но это не важно, когда она делает шаг к дому.

— Здравствуй, дважды ушедшая за Грань и дважды оттуда же вернувшаяся, — Триолет протягивает ей руку, приглашая, и Гарри, конечно, соглашается.

— Я рада вернуться и встретить тебя снова, Триолет.

Ее уши почти сразу же наполняются ритмом, тягучим или слишком быстрым шепотом на совершенно неизвестном ранее — или забытом всеми?.. — языке, и силы возвращаются обратно, вырывая пораженный вздох.

Вот оно что.

Именно ритм, именно это стихотворения, история далекого народа, не давали ей сойти с пути или с ума, не давали отступить, но ритм ушел, когда она умерла и вернулась, и Гарри тогда действовала на его отголосках, чудом сохранившихся остатках, пока не проснулась в день после победы выжатой как лимон.

И сейчас, здесь, сила вновь наполняла ее вековой мудростью, утягивая в свою колыбель на годы для нее, но мгновения для всех остальных, стоило только сделать шаг за порог.