Минчжу впервые узнала об этом, когда застала своего ребёнка перед разбитым зеркалом. Абсолютно раздетая девочка сидела в слезах, а завидев мать, начала плакать ещё сильнее, пытаясь выговорить извинения. Ей было семь. В тот день Минчжу была счастлива, что развелась с мужем. Тогда он не понял бы, как не понимает и сейчас.
— Как ты себя чувствуешь? — женщина отводит взгляд от дороги, гладит короткие волосы с лёгкой улыбкой на лице.
— Мам, — парень мягко убирает её руку и поправляет футболку оверсайз — я в порядке.
За окном садится солнце, окрашивая всё вокруг в тёплые оттенки. Они едут на небольшой скорости, на дороге лишь единицы других машин. Ибо смахивает блокировку телефона, пока ветер нежно задевает лишь кончики его волос. Перед поездкой он заходил в парикмахерскую, понимая, что такой возможности больше не будет. Точно не в ближайшее время. Когда-то он боялся, что выглядит слишком ухоженно, чтобы казаться парнем. Но мама, услышав это, умывала его всякими пенками около получаса, говоря, какой он глупый, и что подростковые прыщи куда хуже надуманной женственности.
В салоне разливается приятная музыка, играющая из динамика телефона в своём неспешном ритме.
— Новый альбом? — Минчжу смотрит на его лицо, что так красиво в закатном солнце. Незнакомый человек не сможет сразу сказать, мальчик он или девочка, но она знает. Тяжёлым был только первый разговор тогда, в детстве, сейчас они говорят об этом спокойно. Она не знает родителей, у которых были бы настолько доверительные отношения со своим ребёнком. Большим шагом для неё было изучить музыку, которую он слушает. Через любимые композиции можно познать и внутренний мир человека, и то, как он ощущает себя прямо сейчас.
Ибо не поднимает взгляд. В закатном свете не видно чуть поалевших щёк, но голос его всё такой же мягкий:
— Да. Здесь большая часть таких песен, мне нравится почти всё.
— Поднакоплю денег и отведу тебя на концерт этих ребят, — она улыбается и вновь возвращается к дороге.
— Ну мам!.. — многие говорят, что их улыбки похожи. Однажды, когда Минчжу забирала его (тогда её) из школы, стоило ей улыбнуться, учительница сразу поняла, чья она мама. Сама она не видит сильного сходства, но пусть будет так. У её ребёнка в любом случае самая красивая улыбка — деньги нужны для другого.
— Это будут лишние деньги, — они подъезжают к более оживлённой трассе — Поищи сзади что-нибудь пожевать.
— Долго нам ещё ехать? — парень быстро находит на заднем сидении пачку чипсов с любимым вкусом. Много вредной еды, зато лишние эндорфины.
— Часа два. Не хочу ночевать среди коробок, поэтому придётся поработать ночью, — они останавливаются на светофоре. Минчжу зевает и первой тянется к пачке.
— Хочешь, я поведу? — Ибо тоже пробует чипсы.
Песня сменяется другой, солнце приобретает красноватые оттенки. Парень приоткрывает окно сильнее, и в лицо дует прохладный летний ветер. Впереди оказывается небольшая пробка. Пока машины стоят, нет этого гула, Ибо ставит песню на паузу. Он смотрит в одну точку где-то на улице и вслушивается в посторонние звуки чужого города. Слышны разговоры людей, тихий шум заведённых двигателей авто, и даже звуки сверчков на обочине различить удаётся. Эта тишина, которая и не тишина вовсе, так сильно пленит Ибо, поэтому он обожает ночные поездки.
Когда машина трогается, включать музыку снова не хочется. Ибо начинает клонить в сон, а упаковка чипсов в его руке теряет вес. Шум дороги убаюкивает. Около часа проходит для него, словно секунда.
— Малыш, просыпайся, — Минчжу гладит его по голове. Парень трёт глаза и что-то мычит — Давай-давай, нам нужно заехать поесть.
— Куда?.. — произносит Ибо сонным голосом, еле проснувшись. На улице уже темно, фонари вдоль дороги бьют в глаза ярким белым светом. Его окно всё ещё открыто, и из-за постоянного потока холодного воздуха лоб замёрз. Ибо немного трёт его, не заботясь о причёске, и отрывается от сидения, чуть разминая спину.
— В кафешку какую. Я слышала, здесь любят русскую кухню. Ты никогда не пробовал? — Минчжу вновь мягко улыбается, глядя на его сонное лицо. Заспанный, но такой искренне счастливый.
— Нет, — мотает головой. Непонятно, где они точно, но это один из городов на границе. Кто бы мог подумать, что пока верхушки власти враждуют, обычные люди будут так крепко дружить, что без проблем откроют границы.
— Возьми мой свитер, на улице прохладно.
Ибо рассматривает звёзды, которых почти не видно за ярким светом фонарей.
— Он обтягивающий, — голос меняется на более низкий.
— Ничего не обтягивающий. Он мне велик, тебе уж тем более. Надевай и не упрямься, — Минчжу похлопывает его по колену, стараясь сделать это жестом поддержки. Ибо улыбается уголком губ, но эта улыбка выглядит болезненной.
— Все люди как люди, а мы уставшие оборванцы, — когда он тянется на заднее сидение к стопке аккуратно сложенных вещей, холодный свет окрашивает его волосы в приятный светлый оттенок. Ибо быстро натягивает свитер мелкой вязки и выдёргивает выглядывающую внизу футболку — Нормально?
Минчжу быстро окидывает его взглядом. Полосы света одна за другой сменяются полосами тени, и в каждой светлой ей нужно успеть увидеть его полностью.
— Хорошо. Не волнуйся, никто не будет присматриваться.
— Грудь не выпирает? — Ибо говорит шёпотом, будто кто-то может их услышать и смотрит недоверчиво.
— Было бы чему выпирать, — женщина возвращает взгляд к дороге, на которой машин становится больше.
— Мама! — он подскакивает на сиденье, а из ушей чуть ли не пар пышет — Хватит унижать меня!
— На правду не обижаются, — ухмыляется Минчжу.
— Генетика, весь в тебя, — Ибо похож на котёнка, который пытается казаться страшным зверем.
— Ах ты!.. Негодник! — тут уже она задыхается от возмущения и даёт ему подзатыльник — как с матерью разговариваешь?
— На правду не обижаются! — он прижимается к двери, но она хватает его за руку и дёргает назад.
— Сядь нормально.
Они плавно съезжают с трассы к небольшой кафешке. Недалеко виднеются пятиэтажки и совсем рядом заправка. Минчжу останавливает машину и берёт сумку, что стояла у её ног.
— Так… — выуживает потрёпанный кошелёк — этого хватит.
Машина вновь трогается и паркуется у входа.
Ибо сглатывает и смотрит на свои руки, крепко сжимающие край свитера. Внезапно поверх них ложится ладонь Минчжу.
— Всё будет хорошо. Дыши и не паникуй.
— Можно утяжку?.. — голос тихий, почти умоляющий. Он смотрит на неё влажными глазами, в которых отражается жёлтый свет из окон кафе.
Минчжу вздыхает и наклоняется через коробку передач, чтобы обнять его.
— Никто не присматривается. Я понимаю, ты переживаешь, но даже если, мы ведь здесь первый и последний раз, — она трёт его спину, чувствуя, как крепко он обнимает в ответ — Ты устал, нагружать себя не нужно. Помнишь, что врач сказал?
Парень мычит что-то утвердительное.
— Ну вот, — Минчжу отстраняется и вытирает первые слёзы — Не плачь, малыш, ну, — улыбается едва заметно.
— Я в порядке, — всхлипывает Ибо, но перенимает улыбку и рвано выдыхает — Весь красный?
— Давай посидим немного. Пойдём, как успокоишься, — женщина гладит его по голове.
Десяток минут спустя они выходят из машины. Минчжу отводит плечи назад, разминая мышцы, затёкшие от долгого сидения в одной позе. Ибо захлопывает дверь, глядя куда-то в пустоту. Ветер вновь трепет его короткие волосы. Разносится пиликающий звук блокировки. Пока они идут, парень натягивает свитер на ладони и скрещивает руки перед грудью. Его глаза оживают, стоит им подойти ближе. С улицы к стенам примыкают всякого рода растения, тёплый свет льётся из больших окон, видно, как ходят туда-сюда сотрудники. Минчжу открывает дверь. Внутри оказывается не так много посетителей, они почти не обращают внимания на новоприбывших. Люди одеты почти так же, как они, не изыскано, скорее «дорожный стиль». Ибо теряется, осматривая непривычное место. Минчжу берёт поднос и тянет парня за руку.
— Выбирай. Только что-то существенное, мы сегодня больше не поедим.
Ибо смотрит на прозрачные стёкла, за которыми на полочках стоит всякая всячина, начиная от разных супов, заканчивая десертами. Поднос скользит по круглым «рельсам», пока Минчжу ставит на него две тарелки красного супа. Взгляд Ибо останавливается на чашке с чем-то многослойным. Сверху свекла, а что внизу, он разглядеть не может. Не видя ничего подобного прежде, он без раздумий берёт.
— Тебе должно понравиться, — Минчжу плечом подталкивает его дальше.
— Ты пробовала? — он секунду колеблется, прежде чем схватить с прилавка колу.
— Сядем, расскажу, — смеётся женщина. Какой же он ребёнок, ещё немного, и спросил бы разрешения.
Пока она рассчитывается с кассиршей, Ибо возвращается к осмотру помещения. Всё белое, но не как в больнице. Дорогим рестораном и не пахнет, правда, он их вживую и не видел никогда. Беспокойство за свою внешность почти исчезает и чуть колыхается, лишь когда он на долю секунды сталкивается с равнодушным взглядом кассирши. Женщины, подобные ей, обычно обсуждают и осуждают его за спиной: «Для мальчика слишком смазлив, а для девочки… Какая нормальная мать позволит своей дочери ходить с такими волосами?» Подобные «бабушки на лавках» задевают, только когда касаются его матери.
Они садятся за дальний столик. Ибо чувствует себя хорошо. Здесь почти так же прохладно, как на улице, и ему не приходится раздеваться, чтобы чувствовать себя комфортно.
— Так… откуда ты знаешь русскую еду? — он пробует суп — Ммм, потрясающе.
— Это борщ. Наверно, самое популярное блюдо у людей старой закалки. Когда я училась в университете, одна моя одногруппница была из России. Она много рассказывала, так и узнала, — Минчжу наклоняется чуть вперёд и, улыбаясь, шепчет: — Медведи по улицам не ходят, это всё стереотипы.
— Верю, — прыскает смехом Ибо и берёт чашечку с непонятным продуктом — А это что?
— Селёдка под шубой.
— Под чем? — выгибая брови, спрашивает парень. Эта реакция искренне веселит Минчжу. Он берёт вилку и пробует — Под чем был человек, который придумал это название?
Минчжу доедает свой суп, когда Ибо говорит, что ему понравилось абсолютно всё. Она обещает приготовить «селёдку под шубой», как только они обживутся на новом месте. За полчаса, проведённые здесь, Ибо привыкает, и уходить уже не хочется. Он допивает колу, пока мать роется в сумке.
— Не торопись так, — наконец она достаёт небольшую баночку, высыпает две таблетки и кладёт на протянутую ладонь — запей.
Он выпивает и прикрывает рот, зевая. Глаза вновь начинают слипаться.
— Я не хочу разбирать коробки.
— Нужно, малыш. Поспишь в дороге, ещё час есть.
Ибо трёт глаза, но открыть их невероятно тяжело. Ему становится жарко. Женщина мягко обхватывает его запястье и заставляет встать.
— Идём.
Как только они выходят на улицу, Ибо стаскивает свитер. Ему легче, потому что ни один человек не посмотрел на него, как на «не такого». Он сворачивает предмет одежды, пока Минчжу проверяет состояние вещей в багажнике и туда же ставит сумку.
— Это нам больше не понадобится. У тебя зарядка с собой?
— В бардачке, — отвечает Ибо и прижимает к себе «подушку» из свитера. Прохладный ветер пробирается под футболку, лаская кожу. От холода идут мурашки, но это приятно. Он вновь садится вперёд, а Минчжу улыбается сама себе, захлопывая багажник.
Ибо было легко покинуть родной город. Друзей у него не было, да он и не любил людей. Однажды, после какого-то семейного ужина, Минчжу уже и не помнит какого, он (она) заперся в своей комнате и не пускал никого, даже с матерью говорить не хотел. Только когда все ушли, он (она) рассказал, что чувствует себя отвратительно и не может справиться со слезами, когда его называют девочкой. В тот вечер Минчжу путём долгого телефонного разговора убедила уже свою мать не спрашивать двенадцатилетнюю школьницу о «женихах». Но женщину всё равно хватил удар, когда через несколько недель она увидела внучку с короткими волосами. И ещё больше она охала и ахала, когда узнала, что в парикмахерскую её отвела сама Минчжу. Через три года, когда началась гормональная терапия, Минчжу максимально оградила своего ребёнка от иных родственников, которым так нужно было вставить свои пять копеек в их жизнь. Её бывший муж был в ярости, совершенно случайно узнав, что происходит. Скандал произошёл дома. Отец чуть не ударил Ибо головой о дверной косяк, чтобы «дурь выбить». Благо Минчжу с ним справилась, но хлопок входной двери стал неожиданностью для обоих родителей. Она никогда не забудет момент, когда нашла Ибо, плачущего на скамейке в парке в её куртке. Сложно представить, как сильно была расшатана его психика в тот период жизни. Ввиду всего этого и перехода на домашнее обучение они жили отдельно от всего мира. И если у Минчжу оставались друзья и подруги, не знающие всех подробностей, то Ибо был полностью изолирован. Он общался с людьми в интернете, но они не всегда были в сети, ведь у них, в отличие от него, была нормальная жизнь. Минчжу сама приняла решение переехать, нашла новую работу и прошла онлайн-собеседование. Всё ради шанса начать жить с чистого листа, и к Ибо будут относиться лучше, не зная его секрет.
— Мам, — он подминает ноги под себя. Сон как рукой сняло — я никогда не был в шкуре парня так… правдоподобно, — он трёт шею.
— Ты к чему? — Минчжу кидает на него мимолётный взгляд. На ночной дороге лучше не отвлекаться.
— Знаешь, — он наклоняет голову в бок, прикрывая глаза. Свет и тень от чередующихся фонарей продолжают резко сменяться, пряча их во тьму, и озаряя в следующую секунду — университет, всё такое… — не договорив, он выдаёт совершенно иную мысль: — Как думаешь, они посчитают, что я гей?
Минчжу прикусывает губу, стирая остатки помады, старается скрыть улыбку, но безуспешно.
— Не смейся, это важный вопрос, — он взлохмачивает волосы и удобнее устраивается на сиденье.
— Но тебе ведь нравятся мальчики? Или девочки? — она поправляет собственные непослушные волосы. Нужно было переделать хвост, когда они останавливались.
— Не знаю, — Ибо включает телефон, бесцельно пролистывая три страницы однотонных обоев с красивыми виджетами и иконками приложений. Они уже больше полугода в осенних цветах.
— Я не против любого выбора, лишь бы ты был счастлив.
Они переглядываются, и Минчжу ничто так не греет сердце, как его улыбка, пусть и такая немного хитрая.
— Думаю, всё зависит от конкретного человека. Но мне вряд ли придётся выбирать. Будет здорово, если найдётся хоть кто-то, кому я понравлюсь, — они съезжают с возвышенности, из-за чего пропадает сеть, а вместе с ней заканчивается лента Инстаграм. Ибо хочет вести соцсети, но когда-нибудь в будущем, когда он станет собой.
— Глупостей не говори, ты у меня на вес золота, — Минчжу замечает, как он отворачивается.
— Я люблю тебя, мам, — закрывает лицо руками.
— И я тебя люблю, — улыбается она и вновь тянется потрепать его волосы.