Это началось три недели назад. Мирон проснулся, ранним питерским утром, невыспавшимся, уставшим. Всё тело ныло, болело, как будто всю ночь бегал кругами по всему городу. Встав с кровати Федоров сразу же ударился об угол кровати. Дальше больше. Масло разлил; яичница подгорела; футболку испачкал зубной пастой; у рубашки пуговица отлетела; на ветровке собачка отошла; шнурки развязывались каждую минуту, приходилось останавливаться и завязывать снова. Короче с самого утра день не задался. Работа не шла от слова со всем: тексты не писались, запись не шла, организаторы концертов отказывали в выступлении. В надежде что весь этот пиздец наконец-то, прекратиться Мирон лег спать. Ага, конечно прекратиться...

Когда Окси лёг в постель, сон никак не приходил, а когда всё же Федоров уснул, ему снился кошмар. Его сжигали заживо. Во сне поэт чувствовал, как каждый кусочек его кожи покрывается сильными ожогами, как конечности медленно обугливаются, как вода испаряется из организма. И дым, дым! Дым за пару минут заполняет лёгкие. Дышать становится невозможно. А потом... Потом Мирон просыпается.

Итак каждый день на протяжении недели. К пятнице Федоров выглядел как вампир или зомби. Ваня Евстигнеев, давний друг Окси, сразу же поинтересовался о самочувствие друга. Но Мирон лишь отмахнулся, сказал, что "это просто неделя такая тяжёлая". Ваня тогда недоверчиво прищурился, но всё же поверил парню, пожелал чтобы всё поскорее наладилось и просил писать если станет совсем плохо.

За усталостью вскоре пришла грусть, тоска и меланхолия. Желание вставать с кровати совсем не было, не то что работать. Сил хватало только на то чтобы поесть, попить и улечься на кровать, чтобы продолжить лежать и рефлексировать. Во рту появлялась сухость и волосы... Да волосы. У лысого мужика. Без девушки. В холостяцкой квартире. Волосы во рту. Но Федоров об этом даже не задумывался. Моральное состояние не позволяло. К концу второй недели Мирон начал задумываться о суициде.

В этот самый момент на пороге его квартире появился Евстигнеев с коробками пиццы и рюкзаком пива. Вместе они смотрели какой-то боевик. Пока Ваня с интересом наблюдал за действиями на экране и с большим аппетитом поглощал пятый кусочек пеперони, Окси ели двигал ртом, тупо смотря в экран.

-Мирон!- вскрикивает Охра, недовольно смотря на Фёдорова. Рэпер дёргается и переводит взгляд на друга. На чужой вопросительный взгляд Евстигнеев обеспокоено говорит.- Миро, что с тобой? Выглядишь так будто тебя убили, расклеивали птицы, проехались катком, и воскресили.

"Пиздец со мной"- только и может пробубнить Федоров в свои ладони. Ваня без слов ставит бутылку пива на пол, внимательно смотрит и кивает, намекая, что он может начать. И Мирон рассказывает. С каждой минутой лицо друга становится мрачнее беспокойнее.

-Миро..- дрожащим голосом шепчет Ваня.- Я понимаю как ты не любишь суеверия, но мне кажется тебя, ну, прокляли..

Федоров хмурится и вскрикивает.

-Серьёзно?! Прокляли?! Тебе на голову что-то упало или чё? Мистику не приплетай?!

-Да я серьёзно. Усталость, болезнь, мелкие неудачи, кошмары, мысли и даже волосы! Ты же знаешь как это у меня было. Не проклятья конечно, но демон. Тоже серьёзно...

- Стоп, стоп, стоп...-останавливает его Мирон.- Волосы?

-Да именно волосы.- кивает Ваня.- во рту "проклятых" часто находили какие-то предметы. Кости, волосы, каштаны, камешки... Иголки...

-Ужас.- шепчет Мирон.

-Согласен. Некоторые проглатовали и умирали.- кивает Евстигнеев, кладя рук на чужое плечо.- Так вот. Есть у меня знакомая знахарка в Карелии...

-Нет.- твёрдо говорит Федоров.- Никто меня не проклинал. Проклятий не существует. Просто у меня недели неудачные.

-Понятно..- кивает себе Ваня.- Если всё же передумаешь пиши мне. Я договорюсь. Тебя отвезут куда надо.

-Спасибо обойдусь.

Остаток вечера они провели молча. Когда Федоров проводил Евстигнеев, Окси сразу упал на кровать, прикрывая глаза.

Огонь. Снова этот чертов огонь. Он прожигал каждую клеточку тела. От него не сбежать. Он шипит на каждое движение. Мирон чувствует как его органы горят изнутри. Искры протыкали легкие и сердца. Даже дышать было сложнее, чем обычно. Любое движение приносило всё большую и большую боль.

Проснувшись, Мирон почувствовал что-то острое в своём рту. На ладонь он выплюнул иголку.