--

Ради чего пришли все эти важные люди, к чему это торжество прямо сейчас? Такое пышное, такое роскошное... и такое пустое. Альберт стоит в сторонке от всех, прислонившись спиной к колонне, пытаясь это понять. Он медленно отпил вино из бокала, перебив горечь во рту. Люди выглядели счастливыми, они болтали милые глупости, спрашивали о наградах. Всё как в обычном порядке вещей. Но только недавно отгромыхали выстрелы ружей и грохот гранат. Словно секунду назад.

Он прикрыл глаза, чувствуя, как быстро бьётся его сердце внутри груди. Живо ощущение металла, проникающего в плоть, чуть-чуть не попавшего по цели. Он шумно выдохнул, и снова вздохнул. В конечном итоге, он жив, и сейчас никто не нападёт на него. Он жив. Но кого-то больше нет. Он вновь отпил вино, проклиная тот факт, что не может опьянеть, не может почувствовать сладкую истому и туман в голове.

Только мысль о том, что близкий ему человек скоро вернётся, грело ему сердце. Ох уж эти нежданные деловые встречи. Холодок кольца на пальце приятным образом его поддерживало. Но всё же...

Его разум трезвый и чистый подобно звонкой монетке. Ему же хуже, думает он, ему же хуже. Послышались шаги, по ощущениям грузные и массивные. Открыв вновь глаза, он заметил, что это герцог Бентли, расплывший жиром от благополучия и полных карманов. Нет ничего удивительного, поскольку тот владел заводами по производству оружия. От этой мысли в нём шевельнулся червячок недоверия. Но он подавил это в себе, вежливо улыбнувшись, приподняв уголки губ, скрыв в них неуловимую дрожь.

Герцог, откланявшись ему, довольным тоном произнес речь:

— Ах, граф Мориарти, я слышал о ваших подвигах. Думаю, это принесло в вашу жизнь некоторое веселье. Это прекрасно, не так ли?

К ним присоединилась леди Клэрт, бросая горделивый взгляд на юного графа. Она прощебетала лёгким тоном:

— Я слышала об этом, граф Мориарти. Расскажите, правда, что теперь птицы обиты железом?

Люди всё прибывали, наполненные любопытством.

Веселье? Альберт сдержал внутри себя истеричный смех, готовый вырваться из его горла. Он пригубил вино, скрыв взгляд потемневших глаз. Бокал в его ладони трясся, до того сильно сжал, аж костяшки побелели. Мог ли он винить герцога в таких мыслях? Для кого-то война — это веселье, деньги, источник искры. Но для него... он судорожно вздохнул, чувствуя себя отвратительно. Достаточно, чтобы высказать свои мысли.

И кто его обвинил бы, если он считается пьяным?

— Хм, это было весело. Шум, крики, взрывы... мухи...

Герцог недоуменно посмотрел на него, как на сумасшедшего. Этот ответ казался бессвязным и вместе с тем преисполненным такой злобой и болью. Вокруг них собрались люди, которым показалось это весьма любопытным. Юные леди кружились вокруг, они с игривым любопытством смотрели на графа. Ах, холостой граф Мориарти, лакомый кусочек — хотя откуда же колечко на безымянном, если не было никакой свадьбы?

Но глупости, вот то глупости.

Герцог покачал головой, с знанием дела сказав:

— Вы явно преувеличиваете, всё же мы потеряли меньше, а приобрели больше.

Альберт знал, что они ждут от него отговорок, и ждут, что он начнёт говорить то, какие молодцы начальники были, как браво сражались солдаты. Словно в рыцарских легендах. Он отсалютовал бокалом толпе, продолжив говорить.

— Ради чего шла эта бойня? Ради чего умерли солдаты, сгнившие и съеденные мухами?

Он бросил взгляд на пустой бокал, почувствовав выжигающее нутро разочарование. В такой момент его горло сжалось от переполнявших его чувств, таких вот горьких. Он не знал, почему начал говорить именно так. И мог бы он попросту промолчать? Нет, не смог бы. В голове крутились как на пленке воспоминания.

На него бросали взгляды, полные недоверия. Леди заметила ему, словно это было само собой разумеющимся. Как будто это он напутал что-то как маленький ребенок. Он чувствовал это, то, что она хотела донести этим качанием головы, пытаясь пристыдить.

— Не стоит так драматизировать. Это было ради родины. И вы сами ведь убивали ради всех нас. Возможно, это должно вас радовать.

Бокал в его руках треснул, настолько сильно он сдавил его. Толпа вскрикнула и отшатнулась назад, как единый организм, настолько синхронно это вышло. Альберт делал глубокие вдохи и выдохи, пытаясь подавить более горькие слова, более острый ответ. Осколки стекла застряли в внутренней стороне ладони, в наиболее мягкой части кожи. Кровь капала с ладони на пол, капая мелкими каплями на белоснежный идеальный пол. Боль оглушила его лучше, чем взрыв когда-либо. Лучше, чем дым газа.

Я не хочу этого. Нет, я ненавижу кровь. Я не хочу тебя убивать.

Он тихо пробормотал извинения сквозь зубы, прошмыгнув сквозь толпу подобно мышонку, пытающемуся сбежать от голодного кота. Вокруг стало тихо, слишком, казалось, самым громким звуком было его учащённое дыхание. Он бежал через весь зал, сам не понимая, куда именно. Но куда угодно, только подальше бы от шёпота, от взгляда, от всего того, что могло бы напомнить.

Его ноги заплетались от усталости. Его дыхание совершенно сбилось, он задыхался, вбирая в грудь слишком много воздуха. Слёзы капали по его щекам. Он чувствовал себя уставшим.

Я не хочу больше чувствовать это. Я не хочу!

Он уткнулся во что-то тёплое, но очертания он различал смутно из-за густых слёз. Альберт хрипло хватал ртом воздух, покуда в ладони горела острая боль. Тёплое нечто развернулось вокруг него, прикоснулось непозволительно осторожно к его волосам. Острое чувство радости вспыхнуло в нем. Это был безукоризненый мистер Холмс, нынче бросающий суровые взгляды в сторону толпы. Он уткнулся лицом в его грудь, дрожа подобно брошенному котёнку. Это было словно возвращением домой.

Он цеплялся за него, как за землю обетованную, узнавая касаниями все черты. Все любимые шероховатости успокаивали его. Дыхание его сошло на медленный темп, но всё ещё такой же дерганый. Он обмяк в его руках, так грубо и отвратительно для общества аристократов. Но он устал.

Очень, очень устал. Больше, чем на западе ФранцииИмеется ввиду западный фронт Первой мировой войны..

Майкрофт поднял его на руки, игнорируя взгляды ошеломлённой толпы. Куда больше его волновало состояние возлюбленного. Он осторожно коснулся его волос вновь, ныне мокрых от холодного лихорадочного пота. Слов и не нужно было. Он невесомо прикоснулся губами у его макушке, услышав в ответ тихое всхлипывание и немую мольбу. Просьба, переданная через бешеные удары сердечка.

Верни меня домой...

Он понёс его осторожно, неся вес хрупкого сердца под столь идеальной оболочкой.