Глава 2. Поздно лить слëзы, находясь на дне

Не мог я жить среди людей,

Холодный яд в душе моей.

И то, чем жил и что любил,

Я сам безумно отравил.


Своею гордою душой

Пришëл я счастье стороной.

Я видел пролитую кровь

И проклял веру и любовь.

© Сергей Александрович Есенин

***

В кабинете стояла духота и даже сквозняк не спасал положение. Ученики уже не слушали Филиппа, который и сам себя слышать перестал, вздыхая после каждого предложения. Середина мая, а по ощущениям — июль. Конец учебного года, всем было не до учëбы, ведь каждый грезил о каникулах и желанном отпуске.

Сергей Есенин. Филипп рассказывал очередной занимательный факт из его биографии, потом цитировал строчки из стихотворений, но, заметив, что слушать его перестали окончательно, просто сел и предложил всем посидеть в тишине. До конца урока оставалось минут десять, которые погоды всë равно не сделали бы. Тема усвоена, материал дан, свою часть Филипп выполнил, а всë остальное осталось на совести учеников.

Но расслабляться в этот день было нельзя. Сначала по всей школе стоял обычный шум, который исходил из кабинетов, где проходили занятия, потом же случилось невероятное. Филипп соскочил с места, когда дверь была выбита ногой неизвестным в форме и автоматом в руках.

Всë произошло за мгновение. Выстрелы, свистящие пули и темнота. Филипп не слышал криков детей, не видел, как из них брызжет кровь, как они замертво падают на пол. Он умер самым первым, не успев ничего предпринять, потому что ему даже не дали шанса. Шанса хоть что-то понять.

И школьный кабинет затих, словно кто-то отключил звук. Целый класс и учитель литературы умерли в один день.

Тридцать семь лет действительно всë это время были мусором, который следовало сжечь.

И его сожгли.

***

С опаской протянув руку к телефону, на дисплее которого отображался незнакомый номер, я не дышал. Всë моë нутро замерло в ожидании неизбежного приговора судьбы. Но тело действовало быстрее, чем мозг успевал обработать информацию, и уже в следующую секунду рука прижимала телефон к уху.

А я всë также не дышал.

По ту сторону тоже раздавалось молчание, и я посчитал бы, что никто и не звонил, но тяжëлое дыхание, явно принадлежавшее мужчине, убеждало в обратном. По виску скатилась капелька холодного пота. По всей видимости, звонивший ждал, когда первым начну я, в то время как я ждал действий с его стороны. Обычно начинает тот, кто звонит, а не наоборот.

Но мой случайный собеседник не был знаком с правилами хорошего тона.

— Ну?

Я поразился звуку собственного голоса, такого требовательного и чистого. Его можно было назвать в меру глубоким и также в меру звонким, но опрелелëнно точно — абсолютно звучным.

— Мы его выследили, — я отдëрнул телефон от уха и сдержал испуганный писк. А вот голос по ту сторону можно было сравнить, разве что, с ударом молота о наковальню. — В течении двух недель доберëмся до него и, прежде чем поймать, будем следить за его передвижением. Всë-таки, заказ не простой.

Всë, что я понял из сказанного, так это то, что заказ был сложным и исполнитель явно требовал повышение награды за проделанную работу. Справедливо, но…

О ком мы вообще вели речь?

— Вы всë ещë слушаете?

— Да, я вас прекрасно услышал, — в тоне прорвались нотки раздражения, которые я не контролировал. — Продолжайте свою работу и получите то, что заслуживаете.

— Тогда до связи.

Звонок оборвался, и я откинул телефон на кровать. Руки вцепились в волосы и крепко сжали их у основания, пока во мне бушевала паника. Тело, до этого действовавшее на автомате, снова было подвластно разуму. Тревога полностью охватила его и сковала.

Я всë ещë пытался понять, что только что произошло. Странный звонок, такой сухой и обезличенный разговор… ничего из этого не укладывалось в голове. Опустившись на кровать, я пытался сложить рассыпавшийся пазл и внезапно обнаружил недостающий кусочек.

Фëдор.

Шею стало жечь, но я не обращал на это никакого внимания, роясь в перепутанных воспоминаниях. В попытке осознать себя в непривычных обстоятельствах, совсем позабылось о том, что ждало впереди и как скоро это «впереди» располагалось.

Эйс был не просто эпизодическим персонажем, созданным для смерти. Он являлся пятым руководителем исполнительного комитета Портовой мафии. Этот статус достался ему путëм наименьшего сопротивления: он заплатил кругленькую сумму, чтобы усадить свой прекрасный тощий зад за «круглый» стол. Он никогда не был передан мафии, так как не мог никому доверять, кроме самого себя.

И я вспомнил, с каким скрытым отчаянием Эйс сказал Фëдору, что ему суждено остаться одному. Это если перефразировать всю ту воду, которую он вылил за игрой в карты.

Я грустно улыбнулся. В этом мы были схожи: нам суждено остаться одним навсегда.

Но откинув подобные мысли прочь, я сосредоточился на действительно важных вещах. Эйсу было предначертано умереть по вине Фëдора, который путëм незатейливых манипуляций спровоцировал оппонента на самоубийство, и тот закончил на шнуре от настольной лампы, под потолком своего убежища.

Когда даже родной дом не смог защитить тебя от смерти.

Картинка сложилась: звонивший оказался наëмником, который должен поймать Фëдора и привести его мне. Это дело поручил мне босс Портовой мафии Мори Огай…

Я вздохнул.

Мори Огай. При упоминании этого имени всë тело напрягалось до состояния натянутой струны. Кажется, даже знание того, кто такой Фëдор, не так сильно будоражало, как одно лишь имя этого мужчины.

Что выходило по итогу? Я был загнан в тупик. Я умер и переродился в теле персонажа, который должен был скончаться в ближайшем времени. Что обычно делали попаданцы в таких ситуациях? Пытались избежать своей смерти всеми возможными способами: не ссорились с главными героями (не мой случай), не участвовали в сюжетных событиях (изначально провальная затея), заключали договор со своим невольным палачом (трудно подобное представить)… В общем, они пытались убежать от своей судьбы, но как говорится, убегая от судьбы, мы, как это обычно бывает, мчимся ей навстречу. Ещë стоило хорошенько подумать, а нужно ли избегать своей смерти…

Наверное, глупо умереть так скоро после перерождения. Сколько, он сказал, ему потребуется времени? Две недели? У меня было в запасе две недели на то, чтобы придумать дальнейший план действий и не провалиться где-нибудь на первых этапах.

Для начала: нужно бежать из мафии. В ней я долго не продержусь. Члены организации моментально заметят изменения в характере и, скорее всего, сломают мне челюсть. Знакомить зубы с бордюром хотелось меньше всего, как и испывать другие виды пыток на своëм теле.

Но оставался вопрос: как это осуществить? В моих ранних размышлениях и крылся ответ на вопрос: идти навстречу неизбежному. Тому, что постигнет каждого из нас, — смерти. А моя смерть являлась главным антагонистом, самым настоящим Демоном. Он же Фëдор Михайлович Достоевский, собственной персоной. Я видел в нëм путь к свободе. Паршивый, тернистый, но самый возможный и самый действенный из всех прочих.

Помогать просто так он мне не станет, это я прекрасно понимал. Данный пункт шëл следом. Фëдор позволил мафии поймать себя, чтобы собрать данные об эсперах организации и прочее-прочее. И что-то навязчиво подсказывало мне, что проблемой это не станет.

У меня есть то, что необходимо Демону.

И третьим вопросом было: а куда мне тогда деваться? Допустим, мне удастся договориться с Фëдором и получить заветную свободу, избавившись от кандалов мафии. А дальше? Что дальше? Куда идти, когда наши пути разойдутся, если не в ближайшем, но хотя бы будущем? Было бы логично навязаться в новую Гильдию, учитывая происхождение Эйса, но, также учитывая сложившиеся отношения Фрэнсиса и Фëдора, об этом можно было забыть. Если первый узнает о том, что я какое-то время сотрудничал с тем, кто разрушил его организацию и сделал его временным бомжом, он скорее четвертует меня и подвесит мою прекрасную головушку у себя в кабинете, как трофей. И, в целом, будет прав.

Тогда оставался другой вариант, не менее привлекательный: просто смотаться из страны. Возможно, на другую часть континента, а возможно вообще на другой материк. В Америку или в Австралию, куда-нибудь подальше от Японии, мафии, Огайя. Туда, где меня и искать не станут ближайшие лет сто. Звучало хорошо и казалось не таким уж неисполнимым. Оставалось только придумать, как подписать на это Фëдора, чтобы он обеспечил безопасное передвижение, безопасный вылет из страны. А расходы, так уж и быть, возьму на себя. Кажется, у Эйса там, личный счëтик есть. Не плохо быть богатым и жадным, плохо не уметь распоряжаться своими возможностями.

И эти слова станут моим девизом по жизни, моим кредо.

***

Когда мне пришло новое оповещение, время было уже позднее. Всë это время я изучал квартиру Эйса, чтобы сделать какие-то выводы о его жизни до невольного моего появления в ней, но дела не заставили долго ждать. Тот звонок от наëмников успел как-то забыться на фоне занимательного анализа чужой жизни, чем раньше мне заниматься не доводилось, поэтому я искренне пришëл в недоумение, кому мог понадобиться в такое время суток.

Телефон моментально выпал из рук, когда я зацепился глазами за знакомые буквы, составляющие два ненавистных слова и образующих цельное имя ненавистного человека. Паника овладела телом быстрее разума, и мне пришлось успокаивать себя дыхательной гимнастикой, которая не помогала, но я усердно продолжал делать глубокие вдохи и выдохи, вдыхая через нос и выдыхая через рот. И когда руки перестали дрожать, телефон вновь оказался в них.

К счастью, ничего страшного не произошло, и он не повредился при падении и ударе о пол. Эйс явно опасался Мори, чьë сообщение минутой ранее дошло до этого номера. Я пытался мыслить трезво и не допускать таких ситуаций впредь. Не хватало, чтобы ещë при нëм меня хватил удар.

Огай: Добрый вечер, Эйс-чан. Приношу извинения, что пишу столь поздно, но мне не терпится узнать о твоëм состоянии. Я надеюсь, что ты полон сил и готов приступить к работе.

Очень жду тебя, Эйс-чан.

Мне очень не понравился тон последнего сообщения. Было в нëм что-то настолько неправильное и омерзительное, что заставляло меня смотреть в экран с ненавистью и презрением.

Откуда такой неформальный тон общения? Эйс-чан? Ждëт меня?

Эти вопросы пожирали меня, пока пальцы стучали по дисплею, печатая ответ, но выступившие из глаз слëзы так и не позволили отправить его. Я стëр написанное, отложил телефон в сторону и с обречëнностью упал на кровать, уткнувшись лицом в подушку.

В следующую секунду по комнате раздались глухие рыдания отчаявшегося человека, однажды прыгнувшего в бездну.

***

Мрак небольшой комнатки раступался у рабочего стола, заваленного нитками, иголками, лоскутками ткани, булавками, пуговицами и прочим-прочим. Над ним находилась лампа, излучавшая свет. Человек, который сидел за столом, рассматривал одну из созданных им кукол, пытаясь понять, что пошло не так.

Снова.

Всë было идеально, до тех пор пока нить не натянулась и с громким треском не порвалась. Теперь кукла была абсолютно бесполезна, фиолетовые пуговицы-глаза казались бездушными и чужими. Сидевшая до этого в прекрасной золотой клетке, она выделялась среди других кукол и находилась в самом центре композиции. Но теперь от неë не было никакого толку. Пустая, никчëмная болванка.

Стиснув зубы, мужчина крепко сжал мягкую куклу в руке и ударил по столу кулаком. Отчаяние захватило его, вернуло к тому, с чего он когда-то начал и к чему не планировал возвращаться. Всë повторялось, это снова произошло. Что он делал не так? Как избежать этого печального финала? Он больше не может наблюдать за этим с самого начала! Достаточно! Разве прошлых раз было недостаточно? Сколько ему ещë страдать?!

Нужно менять сценарий.

К сожалению, главный герой стал слишком самодостаточным и направлять его больше не выйдет. Придëтся прибегнуть к помощи других персонажей этой абсурдной и слишком затянувшейся истории…