Нас было четверо.
Четверо разных, как стороны света, четверо самых ярких и сильных, нехотя признававших друг друга.
Мы были элитой в нашей математической школе, получавшей все привилегии, почет и взамен представлявшей школу на научно-практической конференции.
Поодиночке мы смотрелись как простые смертные, но, дополняя друг друга, становились эпицентром способностей.
Первый — основной мозговой центр, Вторая — информационный гид, Третья — я — генератор идей, а Четвертый, Четвертый…
Ты.
Я не знаю, что ты забыл в нашем союзе. Вообще. Нескладный, ленивый, дерзкий. Ты делаешь меньше всех, помогая лишь с укладкой в предложения, и постоянно придираешься.
Тебя считают «свежим взглядом», а меня реально бомбит от этого — свежий взгляд есть и у преподов, которые прочитают на следующий день, поэтому твое имя отнюдь не следует указывать в списке авторов.
Порой бесит собственная противоречивость. Ведь не будь тебя с нами, я бы вообще не подписалась на чертов проект.
И я ни на минуту в этом не сомневаюсь, даже когда хочу тебя уничтожить.
Хата Первого стала штаб-квартирой для нашей разобщенной компании. Он хранит все наработки, хотя, по моему мнению, довериться Гиду было бы куда благоразумнее.
— Я накатала подробное объяснение перевода косинуса в экспоненту. Вот флэшка, добавишь к файлам проекта.
Вторая отличалась не только умением объяснять глубокожопные материалы, но и небывалой исполнительностью. Первый же — наоборот — использовал мозги настолько сильно, насколько ленился.
— Виноват, мой вчерашний вирус обошел Касперского. Пришлось форматнуть диск С.
Что, сука?!
— Шикарно. Все равно большинство идей бредовые.
Твой ледяной голос моментально тушит меня.
Секунду спустя — злит.
А потом нещадно гипнотизирует.
Критикан херов.
Ты отвечаешь метко, насмешливо и скупо. Сохраняя невозмутимость на впалом лице. И только я могу задеть тебя так, что ты начинаешь сбиваться с мысли, говоря невпопад.
Но такое случается редко.
— Что за нахуй, Центр? Уже второй раз. Может, форматнуть тебе яйца?
Первый начинает смешно извиняться, потому что — как и все — думает, будто я злюсь на него.
Нет.
Я просто нашла повод, чтобы выплеснуть гнев, который ты так ненавязчиво зажигаешь.
Ведь с тобой это не работает. Ты — язва. Девственник, по совместительству ебущий мозги.
Вторая принимается за ободряющую лесть, так же смешно успокаивая Первого. Ты смотришь, потому что тебе тоже кажется это смешным. А я…
В этой мини-суете я могу беспрепятственно тебя разглядывать, чтоб никто ничего и не понял.
Черные волосы и бледная кожа, полные губы и худощавое тело. Контраст на контрасте, что, кажется, объясняет мою противоречивость! И я бы сказала, что не могу работать, когда кто-то рядом так меня заводит, да вот только моя функция — генерировать идеи, а вдохновленный человек справляется с этим на раз-два.
Каково это — быть моей музой?
Бриллиантовое время вышло, и в компании начинают мыслить, вопросительно оглядываясь.
Вмиг отворачиваюсь от тебя и переключаю внимание на других, мол, все так и было задумано. Они верят.
— Идеи есть, Гена?
Не имя, конечно же, сокращение. Вторая всегда рада пополнить свое хранилище.
— Все просто! — суматошно заявляю я. — Доступно объясняем им классику, потом говорим, мол, это отсосный метод для нубов и вот эту сложную задачу вы хер решите, хуячим метод комплексных чисел, а шоб не залупались…
— Ты можешь адекватно выражаться?
Звучит, пожалуй, как наезд. Спокойно, холодно, но кажется невероятно грубым.
Многих забавляет моя манера говорить — она нелепа и некультурна, но притягивает слушателей, как магнитом.
Ты же считаешь меня не более чем быдло-гопницей.
Но знаешь, чувак… Когда тебя вижу, маты сами льются с чертог моей задницы. Ведь она горит, как и все внутри.
И мне хочется убить тебя за то, как ты смотришь на меня. Пронизывая презрением. И себя за то, что смотрю на тебя в точности наоборот.
Тогда я хватаю со стола какой-то плохо выглядящий персик и, пользуясь твоей отвратительной реакцией, со всей силы пихаю тебе в рот.
Как можно глубже, пытаясь заткнуть тебя в отместку — ведь ты сделал то же самое.
— Соси персик!
Я стараюсь произнести эту глупость как можно эффектнее, и всем становится смешно. Не от самой шутки, скорей, от нелепости моего юмора. Ты же сжираешь чертову гниль и выдаешь:
— Спасибо, что не салат собственного производства.
А вот это — почти запрещенный прием.
Три месяца назад я конкретно облажалась с гребаным соусом для «Цезаря», и на конкурсе поварят жюри стошнило прямо в салатницу.
Ты взял первое место.
Стоит ли говорить, что моя самооценка еще долго плакала где-то в адской залупе?
Браво, в яблочко!
— Спасибо, что напомнил, кулинар от бога. Сваргань, кстати, борщец, а то умственная работа тратит много энергии.
И ты, уколов меня парочкой фирменных фраз, пошел на кухню.
Думаю, ты бы не сделал этого, если б Центр и Гид минут пятнадцать не заясняли, какой ты классный в готовке.
Ведь ты такая же тщеславная сука, как и все мы.
***
День закончился слишком быстро, как и всегда. Все хорошее, как известно, кончается быстро — этот день, по сути, длился всего несколько приятнейших мгновений, наступавших сразу, как мне удавалось отвесить эдакое, что тебя бы задело.
Когда тебе больно — пусть даже самую малость — я чувствую что-то живое.
Приходится прибегать к такому. Ведь я не особо сильна в хорошем.
Дождливая ночь прекрасна.
Мы остались у Первого, потому что атаку острого ливня приятнее созерцать, а не ощущать на себе вместе с ледяной дрожью и подкатывающей простудой — не хотели появляться на улице.
И наблюдая эту ночь с балкона, мы действительно завораживались ей.
Возможно, даже ты, хоть и стоял с пустым покерфейсом.
Угроза обнаружения. Глаза нехотя скользнули на Вторую — Гид была по-девичьи впечатлительной, поэтому на ее лице читался такой… восторг?
Наверно.
Как математик, она могла отражать на лице все и одновременно ничего.
— Давайте встретим рассвет? — пропела она самым мечтательным голосом, недостойным будущего ученого.
Первый оказался адекватнее:
— Плохая идея, потом на парах отсыпаться будем.
Но я сразу поняла, что он просто хочет побыстрее потрахаться. Гид — его девушка.
— А я, пожалуй, посплю и сегодня, и завтра вместо школы.
Твоя идея показалась тебе мега-крутой, потому что ты, наконец, улыбнулся. По-настоящему, искренне, просто.
Стоит ли говорить, кто еще из нас посчитал тебя гением?
Мы отправились спать.
Боже, как ты был недоволен, узнав, что тебя пытаются запихнуть в одну комнату с этой конченной идиоткой.
Со мной.
Мысленно недоволен, изобразив невероятную гадливость в лице. Жаль, искреннюю.
Но я слишком привыкла, чтобы это могло помешать мне радоваться нашей призрачной близости.
Потому что я действительно конченная идиотка.
Мы сошлись на том, что ты будешь спать на диване, а я — на полу.
Я не мешала тебе спать: не пыталась завести разговор, узнать тебя получше и уж тем более приставать. Я так часто делала это раньше, что уже на сотом разу убедилась: бесполезно.
К тому же, твой сон — святое.
Но остальное — прости. Я знала, что спишь ты крепко, поэтому аккуратно стянула с тебя легко поддавшееся одеяло. Если что — свалю на тебя самого.
Твое тело зачаровывало, поданное в волшебном сиянии луны. Я жадно вглядывалась в каждую особенность: мышцы, родинки, мурашки от резкого холодка. Оценивала грязным, почти маньяческим взглядом.
Чисто физически ты был слишком невинен для него.
И уж тем более для потока откровенных мыслей, непроизвольно возникавших в голове с неебической скоростью.
Я так хотела тебя, чертов девственник, так хотела снять собственные ограничения, как и всю твою одежду, и — о господи, твои божественные астенические запястья — я бы так и заломила их за твоей головой, так бы и связала, а потом…
Не знаю. Знаю, что стало бы жестко, грубо и обязательно больно.
Лишь бы ты что-то почувствовал.
Просто я чертовски хотела твоего поражения — очевидного, обидного, унизительного…
Признанного.
Ведь когда кто-то ежесекундно играет на нервах — непременно без правил — возникает желание отыграться.
А страсть — такое очевидное к тому дополнение.
В теле неебически горело от возбуждения. О, эта сладко ноющая мука несостоявшегося лидера — слишком крепко она захватила все тело, блокируя жалкие писки разума…
И я растворилась в воле испорченной души.
Что стоило того.
Беззвучно забравшись на диван, я резко впечатала ладонь в твою офигенно костлявую грудь — ты инстинктивно распахнул глаза, выражая за раз столько эмоций, сколько, наверно, не накопилось бы в сумме за все предыдущие мгновения.
И быстро — наверное, быстрее звука, потому что все вокруг превратилось в вакуум — пока ты не успел сообразить, я нахально прильнула к абсолютно девственным губам, бесцеремонно отметив себя в твоей истории, как первая… хотя бы в этом.
Бледные щеки вспыхнули.
Красочно, пламенно, агрессивно — я чувствовала металлический привкус терпкой боли и жгучие эмоции, еще не обретшие форму.
Я задыхалась от страсти — от греховного, неправильного счастья.
Но это было лишь мгновение.
— Пошла вон! — гневно закричал ты, окончательно пробудившись, оставив все счастливое в бесценных воспоминаниях.
— Но… за что? — бессильно прошептала я, вмиг отстранившись.
— За то, что ты такая мерзкая! За то, что я тебя ненавижу! За то, что, если б у меня возникла хоть мысль, что ты мне нравишься, я бы…
Не смог договорить — наверно, с непривычки чувствовать столько сразу.
Потом — стремглав в ванную, где зазвучала долгая, невероятно тяжелая музыка проточной воды.
Что ж, браво! Теперь ты не относишься ко мне похуистически-презрительно. Ты ненавидишь меня.
Прогресс? Отнюдь.
Только почему так хуево?
***
На следующей встрече нас было только трое — тебя я не видела с прошлой ночи.
Центр и Гид оживленно обсуждали проект и просто трепались обо всем, как будто бы никакого четвертого среди нас вовсе и не было.
А я — я сдалась в попытках скрывать настроение.
Вернее, почти сдалась.
— Что случилось с нашим «свежим взглядом»? — я пыталась говорить как можно язвительней, лишь бы не раскиснуть у всех на виду. — Вчера сквозь сон видела, как он шевелился, а наутро уже съебался.
— Он… — Гид подозрительно замялась. — Он вернется… Надеюсь.
— Сейчас позвоню ему, — Центр улыбнулся и подмигнул своей девушке. Издеваетесь, что ли? — Гена, сделай лицо попроще. Выпей чайку.
И вышел, оставив меня в недоумении.
Иногда есть такой «лох компании», которого намеренно не просвещают в ту или иную тему.
Не думала, что сама стану таким лохом. Суки!
Правда, Гид, оставшись наедине со мной, была чуть откровеннее.
— Я не знаю, что ты вчера делала, но в любом случае… зачем?
Я состроила самую непонимающую рожу.
— О чем ты, девочка?
— Ты знаешь.
— Что знаю? А ну-ка просвети.
Гид порозовела.
— А вот и нет!
Слишком интригующе. Слишком.
Я уже хотела применить свои «гопнические» навыки отжимания информации, но слух уловил разгоряченные вопли в соседней комнате.
— Бросить команду? Ты издеваешься?! — возмущался Первый. — Две женских логики против одной диалектической — дерьмо ж выйдет! И вообще. Если стоит на девчонку — значит надо ее трахать, а не бегать и ныть. Ты же мужик, все-таки, а не полный кретин.
Через пару минут Центр вернулся.
— Ну, что сказал? — Гид повела бровью.
— Уже собирается.