И снова рассве-е-ет
Откроет вдруг твоё лицо
Вова еле-еле разлепил глаза. В полудрёме он валялся уже какое-то время, думая, стоит ли вставать. Зрение было размытым, поэтому он сначала поморгал, а затем сел в кровати, потирая веки.
Наконец он смог видеть мир чётко. Голубые глаза сразу уцепились за цветастые часы на противоположной стене. Стрелки плавно двигались к пяти часам утра.
Вова зевнул и потянулся. Наконец он заметил рядом лежащего Лёню. Тот спал даже без одеяла, глупо раскинувшись на одной половине кровати. Чёрные кудряшки слегка дёрнулись в попытке подавить смешок, и Владивосток незаметно выскользнул из-под целиком ему доставшегося одеяла и пошёл в сторону кухни, шлёпая босыми ногами и слегка ёжась.
Окно здесь выходило на теневую сторону, потому и ветер, казалось, дул холоднее. Приморский позволил игривому воздуху растрепать его волосы, после чего всё же прикрыл окно.
Чтобы согреться, он включил чайник и полез в шкаф за чаем. Всяких заварок и пакетиков было много. Были ягоды, фрукты и, возможно, что-то ещё, до чего тонкие руки просто не добрались.
Чайник щёлкнул, Вова вздрогнул, словно совсем забыл о том, что он работал. Из шкафа на столешницу упал яркий зелёный пакетик с какими-то надписями на японском. Приморский поглядел на него, определённо вспоминая, как Юка восторженно рассказывала, что матча этой марки очень вкусная!
Из соседней комнаты послышался скрип кровати и недовольное бурчание. Владивосток достал сразу две кружки, чтобы заварить чая ещё и для своего недовольного друга.
Запах заваривающегося чая ни с чем не спутаешь. Он заполонил сначала кухню, затем коридор, а потом и вовсе спальню. Лёня посмотрел скептично. Видимо, чай с утра он пить не хотел. Одна из кружек была поставлена на стол, вторая грела холодные пальцы Вовы.
— Не выспался? — С мягким интересом спросил он.
Амурский медленно моргнул и состроил недовольный взгляд, как бы говоря: «ты серьёзно, что ли?», но вслух лишь тяжело вздохнул.
Приморский хохотнул, отпивая зелёной жидкости. Матча приятно согревала изнутри.
Лёня опустился обратно, откидывая чёрную прядь на подушку.
— Я больше никогда не соглашусь с тобой до трёх ночи аниме смотреть.
Он положил руку на свою голову, взъерошивая и без того лохматые волосы.
Вова сидел по-турецки в своей громадной футболке, отпивал чай и любовался сонным приятелем.
— Что, прям никогда-никогда?
— Прям никогда-никогда.
Приморский на это заявление заливисто смеётся, прекрасно зная, что уже этой ночью, когда он предложит посмотреть десять серий какой-нибудь сопливой драмы или боевика, Лёня точно не откажется.
Когда смех стихает, голубые глаза устремляются взглядом в окно. Там рассвет, всё озаряется мягкими лучами, и вдобавок довольно тихо, утро раннее. Это завораживающая картина, и у Вовы каждый раз спирает дыхание, когда он видит такое. Это только с Хабаровском, только когда вместе они почти непоправимо сбивают режим.
— На что смотришь? — Амурский снова садится и смотрит в ту же точку в окне.
Золото восходящего солнца подкрашивает его светлые волосы и углубляет цвет невероятных зелёных глаз. У Владивостока непроизвольно расширяются зрачки, и он стремится запечатлеть этот портрет в своей голове.
— На тебя… — С восхищением выдыхает он и отставляет кружку на стол. Согревшимися пальцами он берёт лицо Лёни, гладит по щекам, и невесомо прикасается своими губами к его. Хабаровск сперва удивлённо хлопает почти белыми ресницами, а потом притягивает Вову ближе, углубляет поцелуй.
От нехватки воздуха они отстраняются друг от друга. Приморский мягко улыбается и, ведомый порывом нежности, нападает с объятиями, сжимает, трётся щекой. Амурский бурчит что-то для приличия, но в конце концов сдаётся и обнимает в ответ.
Так они и засыпают в прохладе утренней квартиры.