— Синчэнь! — громогласно позвал Сун Лань, выскакивая из дверей подъезда.
Синчэнь мгновенно обернулся на звук собственного имени, слегка вздрогнув от неожиданности, но тут же его губ коснулась ласковая улыбка.
— Долго собираешься! Почти растаяло, держи! — протянув другу рожок чуть размякшего мороженого, отозвался Синчэнь.
— Спасибо, — тихонько откликнулся Сун Лань.
Он осторожно забрал мороженое, нечаянно кончиками пальцев задевая ладонь Синчэня — тот едва заметно вздрогнул, но вида не подал, отведя взгляд и делая вид, что смотрит вдаль.
— Ты обещал прокатить меня к озеру, так что мороженое — оплата авансом. Вытаскивай велик и поехали.
Сун Лань фыркнул в ответ, слизывая с руки и вафельного рожка утёкшую капельку подтаявшего розового пломбира.
— Корысть — совсем не праведная черта, братишка, — отозвался Сун Лань.
День был жаркий, душный — такой, каким и должен был быть обыкновенный летний день в их широтах. Только могла ли остановить подобная природная обстановка детей и подростков от того, чтобы искать приключений в разных припрятанных уголках города? Пока старики и родители, воспользовавшись выходным днём, вальяжно пластались в охлаждённых и высушенных кондиционерами помещениях, их дети зарабатывали тепловые удары и солнечные ожоги на улицах.
Сяо Синчэнь, возможно, и стал бы исключением со своей непереносимостью жары, да вот только мог ли он отказать своему лучшему другу, буквально нареченному ему, родившемуся едва ли не одновременно с ним у хозяев квартиры напротив? Сама судьба свела их матерей стать соседками и подругами, в одно время даровала им сыновей, а значит, буквально подписала контракт на их дружбу ещё с тех времён, когда оба не умели ни ходить, ни говорить.
Разве мог Синчэнь отказать ему в обыкновенной прогулке?
Однако даже недолгое пребывание снаружи уже доставило Синчэню немало неприятных ощущений. Лёгкое головокружение и странный озноб от бьющего прямо в лицо солнца накрыли его спустя двадцать минут. Вида подавать он, однако, не стал, изображая огромный энтузиазм и жажду к исследованиям, что должна была быть свойственна его подростковому духу.
Сун Лань же настолько органично чувствовал себя под солнцем, что даже лишней капельки пота не проступило на его лице и теле. Мороженое он проглотил буквально в несколько укусов, совсем не заботясь о контрасте температур, и, шутливо отдав честь, вновь убежал в сторону подъезда, рядом с которым был припаркован велосипед — его огромная гордость и, пожалуй, один из самых дорогих подарков родителей своему единственному ребёнку.
Подарок этот Сун Лань ценил неимоверно, не доверяя касаться никому. Единственный, кому он дозволил не то, что касаться, а самостоятельно прокатиться на велосипеде — Сяо Синчэнь. И то было даже не в силу статуса «лучшего друга», а лишь потому, что Цзычэнь слишком хорошо знал о его аккуратности и бережности к своей и чужой собственности. К чужой — в особенности.
В пару мгновений Сун Лань вновь оказался рядом и, махнув головой, кивнул себе за спину. Синчэнь, поправив козырёк чуть съехавшей вбок кепки, улыбнулся и сел на указанное место, обхватывая одной рукой тело друга, а второй по-прежнему придерживая кепку на голове.
Лёгкий поток воздуха, обдувавший всё сильнее по мере того, как они набирали скорость, немного остудил горевшую огнём кожу. На эти короткие минуты Сяо Синчэнь мог вздохнуть с облегчением, но всё же…
Быть может, зря он согласился на эту авантюру и стоило пригласить друга посидеть в прохладе остуженного помещения, выпить чаю и оценить новые настольные игры, а не соглашаться на его странную тягу обследовать запрещённый для посещения берег озера?
В Сун Лане с самого раннего детства было стремление залезть туда, куда было запрещено, сделать именно то, что не позволяли старшие, а Синчэнь, отчего-то, всегда послушно следовал за любым его желанием. Так было и сегодня.
Только теперь Синчэнь мог дать ответ, почему он готов был хоть на край света, хоть в лютое пожарище броситься вслед за своим лучшим другом — то был жест не странного, чересчур ведомого юноши, а влюблённого, свою первую любовь, наконец, осознавшего. Даже касаться вот так, по-простому, теперь было неловко, но заалевших щёк сейчас увидеть никто не мог, а после можно было спрятать их под надвинутым посильнее на глаза козырьком всё той же несчастной кепки.
Вскоре велосипед затормозил у сигнальной ленты, ограждавшей берег небольшого озера по периметру и предостерегавшей от того, чтобы приближаться к загрязнённой, вонючей воде. Но тем интереснее было детям подойти поближе, подлезть под всеми заграждениями и коснуться песка и воды, засорённых выбросами близлежащего производства — остановить их мог разве что выставленный круглосуточный караул. Но ни средств, ни желания на то у городских властей не было, а значит, огороженное озерцо стало местом притяжения для всех шаловливых мальчишек, живших поблизости.
— Идём? — позвал Сун Лань задумывавшегося Синчэня.
Тот мгновенно очнулся от своих размышлений и кивнул, совершенно не улавливая смысла сказанного. Думал он лишь об одном: о своих внезапно открывшихся чувствах и о том, как следовало преподнести их своему другу. Стоило ли вообще признаваться? А если и признаваться, то была ли то подходящая для подобных откровений атмосфера? Какими словами следовало начать, какими закончить? Но, что самое важное, каким образом мог отреагировать его драгоценный Сун Цзычэнь и, при худшем раскладе, что следовало делать, если он получит отказ и навсегда потеряет лучшего друга по глупой неосторожности?
Не значило ли это, что следовало бы смолчать о спрятанном глубоко внутри?
— Ты что, перегрелся? — вновь прервал его размышления Сун Лань.
Цзычэнь мгновенно схватил друга за руку и потянул за собой, пригибаясь и вприсядку пробираясь под сигнальной лентой. Правила уже были нарушены, а значит, резко сворачивать назад не было никакого смысла.
— Туда, чу-у-уть подальше, — указав рукой немного влево, продолжил Сун Лань, — стоит старая-старая рыбацкая хижина. Парни говорили, что залезали в неё и даже ночевали внутри. Я бы и тебя позвал, но знаю, какой ты можешь быть трусишка.
Он сам хихикнул от своей то ли шутки, то ли оскорбления, но Синчэнь даже не подумал обижаться — будто был прок обижаться на то, к чему давно уже привык и в чем, в самом деле, не было глубоко внутри ничего обидного.
— А один идти не хочу, поэтому давай днём залезем и вместе посмотрим, хорошо?
Синчэнь тихонько засмеялся, спрятав нижнюю треть лица за свободной ладонью:
— И кто тут ещё трусишка?
— Не хихикай! — огрызнулся Сун Лань, опасливо осматриваясь по сторонам.
Рыбацкая хижина, о которой он говорил, была больше похожа на груду прогнивших досок, в которую не то, что заходить внутрь — стоять рядом будто бы было опасно.
Солнце, перекатившееся за зенит, теперь с особой силой било жаром прямо в затылок. Синчэнь пошатнулся и аккуратно дёрнул друга за руку, вынуждая снова остановиться.
— Цзычэнь, подожди! — тихонько окликнул он.
Сун Лань остановился, обернулся на Синчэня.
— Я хотел кое-что сказать…
Синчэнь открыл глаза в собственной постели. Что-то мокрое, лежавшее на лице, он откинул в сторону и огляделся по сторонам. Сун Лань сидел на полу рядом, разглядывая узоры на постельном белье, и, даже не обратив взгляда на очнувшегося друга, обиженно протянул:
— Сказать о том, что тебе становится плохо на солнце, можно было и заранее, братишка. В следующий раз, если потеряешь сознание, я тебя на себе не потащу, понятно?
Сяо Синчэнь тихонько засмеялся: и впрямь, лучше всего было остаться дома.