Опрашиваемые: Ло Бинхэ и Шэнь Цинцю.
Опрашивающий: Сян Тянь Да Фэйцзи
Составитель опросника: Система
Всё началось с того, что Сян Тянь Да Фэйцзи получил от Системы очередное задание.
Это был весьма странный опросник.
По нему нетрудно было судить, что именно он исследует, но облегчения это не приносило. При этом чем дальше, тем более неудобными становились вопросы, и тем более неловко становилось читающему.
Но, как бы то ни было, пара лишних очков, даже заработанная столь сомнительным способом, никогда не повредит, правда?
Именно так размышляет Шэнь Цинцю, в конце концов поддаваясь на настойчивые просьбы одного Самолёта, и запихивая подальше чувство собственного достоинства (если от него вообще осталось хоть что-нибудь).
Обрадованный, Шан Цинхуа, тем не менее, намеревается закончить со внезапным заданием Системы как можно быстрее. И уже совсем скоро располагается в гостях у дражайшего заклинателя, прокашлявшись в сжатый кулак и обращая взгляд на собранные в руках бумаги. Вопросов собралось много, так что лучше будет не задерживаться, провоцируя тем самым никому неизвестные критерии штрафов со стороны Системы.
— Могу ли я спросить ваше имя? — начинает он с первого и, казалось бы, самого легкого в списке вопроса. Однако совсем не ожидает, что на нем уже случится небольшой казус.
Только что занявший свое место, Ло Бинхэ в недоумении поднимает на него взгляд:
— Ты что, имя мое забыл? Нашел, что спросить, — недоверчиво фыркает он, скрестив руки.
Шэнь Цинцю в этот момент неловко поджимает губы.
Это ведь, по правде, его ошибка — нужно было заранее подготовить Ло Бинхэ и как следует ему все объяснить. Ведь он первый раз в своей жизни сталкивается с таким понятием, как «опросник». А оно в этом мире не то чтобы пользуется популярностью.
Однако момент оказывается упущен. Что же… остается надеяться лишь на то, что Ло Бинхэ сумеет адаптироваться в процессе и привыкнуть к тому, что вопросы могут попадаться достаточно… очевидные.
Шан Цинхуа, тем не менее, слегка нахмуриваясь, послушно выводит в соответствующей строке имена главного героя и антагониста.
— Сколько вам лет? — стараясь сохранить невозмутимость, продолжает он.
Этот вопрос заставляет уже Шэнь Цинцю бросить на него вопросительно-возмущенный взгляд. Ведь, по правде говоря, он ни малейшего понятия не имеет о том, сколько лет его собственному нынешнему телу!
«И кто в этом виноват? Хоть бы разок в новелле обмолвился, хоть словечком!»
— А вот уж это тебе виднее, — саркастично бросает он, вскинув голову.
Вертя кисть в руках, Шан Цинхуа от этого безмолвно стонет, изо всех сил стараясь не позволить стыдливому румянцу проявиться на бледной коже. Он ведь это совсем не продумал, пока работал над персонажами «Пути гордого бессмертного демона!»
А теперь Система, словно издеваясь, заставляет его копаться в том, чего никогда в его голове не было… и что ему делать? Пропустить вопрос? Не пойдет, ведь с тем же успехом он мог бы оставить половину строк незаполненными, но ведь что-то же вписать надо!
Поразмыслив немного, он все-таки аккуратно вписывает в графу число, которое приблизительно мог бы дать главному злодею истории. Или, вернее будет сказать теперь — второму главному герою?
— Какова ваша ориентация?
Вот уже третий в очереди глупых вопрос, если смотреть со стороны Ло Бинхэ, на который он вновь решает промолчать, вместо ответа изучая взглядом собственную одежду.
Шэнь Цинцю же вновь не удерживается от сарказма:
— Сам-то как думаешь, после того, как мы переехали на Зелёный канал чистой любви Цзиньцзяна?
Поджав губы, Шан Цинхуа мысленно обещает отныне молчаливо отвечать на еще с три десятка «очевидных» вопросов самостоятельно. В противном случае, чего доброго, он превратится либо в объект для явственной забавы со стороны Шэнь Цинцю… либо станет в глазах главного героя первым идиотом этого мира.
— Могу я спросить, как вы оцениваете свою личность?
— Нормально, — довольно ровно отзывается Шэнь Цинцю, пожимая плечами. — Я бы сказал, что с этим Шэнем довольно легко поладить.
— А я даже не знаю…– растерянно выдыхает Ло Бинхэ уже за себя, моргая темными ресницами.
— Как бы вы тогда охарактеризовали личность своего партнера? — решает не мучить Шан Цинхуа «ребенка», переходя к вопросу, который должен будет даться ему полегче.
И это работает, потому что, стоит заслышать вопрос о собственном восприятии учителя, как в глазах демона вспыхивают яркие звездочки, маленькие и очаровательно-наивные, создавая некий контраст с тем, что этот самый Ло Бинхэ по начальной задумке должен был держать в страхе всю мирскую округу.
— Безусловно, учитель — лучший человек из всех, кого мне доводилось встречать! — воодушевленно выпаливает он, бросая на заклинателя быстрый взгляд. — Он одновременно сильный и нежный. Непобедимый и заботливый. Внимательный и надежный… я могу доверить ему всего себя и буду знать, что учитель всегда будет на моей стороне. Так же, как и я — всегда буду на его.
Он говорит это так искренне, так вдохновленно… и пораженный до глубины души Шэнь Цинцю, которого ужасно трогает каждое слово, произнесенное губами ученика — чувствует, как начинает щемить сердце где-то в груди. Чувствует, как оно сжимается, в следующий миг начиная стучать еще сильнее. Еще чаще, еще быстрее, разливая по всему его телу нежное чувство.
Уголок губ тянется вверх. Ладонь подрагивает, осторожно опускаясь на макушку возлюбленного, потрепав его темные кудри. Стараясь передать хотя бы частицы всей той любви, которую он держит в себе, но которую при Шан Цинхуа не может позволить себе проявить в полной мере.
— Он славный юноша, — отвечает уже он сам, наблюдая, как светятся глаза Ло Бинхэ в ответ на ласку. — Он очень верный и сильный. Так же, у него есть особенная черта, которую встретить можно нечасто: он крайне послушен. Мне это тоже нравится.
Щеки Бинхэ тотчас заливаются легким румянцем. Наступает очередь уже его сердца участить свой доселе ровный ритм.
— Когда вы встретились? — стараясь не акцентировать внимания на реакциях этих двоих, продолжает Шан Цинхуа. — Где это произошло?
Шэнь Цинцю усмехается про себя. Будто бы этот гений сам не знает ответа! Сам ведь написал эту унизительную для ранимого детского сердца сцену!
Вот уж что-что, но подобное Шэнь Цинцю будет вспоминать с возмущением еще очень долго. Нельзя так поступать с ребенком — а уж особенно больно становится от мысли, что все это больше не книга. Не просто текст. Это — живая история. Это — то, через что пришлось пройти его белому лотосу…
И поневоле Шэнь Цинцю прожигает стыд. Он понимает, что не виноват, ведь не мог никак повлиять на действия оригинального злодея, которые тот совершил до его переселения в мир новеллы — но тем не менее… в глазах Ло Бинхэ это один человек, из-за чего вина ощущается сердцем Шэнь Юаня ничуть не меньше, как своя собственная.
«Я бы сделал все, чтобы не допустить твоих унижений… клянусь, будь возможность, я бы принял тебя на пик с распростертыми объятиями. Только прости за все то, что тебе пришлось пережить здесь…»
— Я встретил учителя, когда прошел вступительное испытание на хребте Цанцюн, — на удивление довольно охотно отвечает Ло Бинхэ.
Шэнь Цинцю невольно ерзает, глядя на его лицо: не понимает, как тот может вспоминать об этом с таким спокойствием? Как может говорить о той встрече настолько легко?
Нежели его белый лотос настолько чист, что и вправду не держит зла? Но разве такое возможно?..
— Давай к следующему вопросу, — невзначай просит он Шан Цинхуа, махнув веером, чтобы скрыть следы волнения от посторонних.
— Каким было ваше первое впечатление?
— Учитель показался мне возвышенным, отстраненным, непостижимым, прекрасным небожителем, — кажется, что в глазах Ло Бинхэ отражается восхищение, сравнимое с трепетом истинно верующего, который готов всю свою жизнь посвятить поклонению одному божеству.
Это выглядит мило для Шэнь Цинцю. Забавно и очень мило.
— Маленький пирожок, — абсолютно честно отвечает он уже за себя, скрывая веером тихую усмешку. Что поделать, если в его глазах Бинхэ в первую встречу сравнился именно с пухленьким пирожком, посыпанным чем-то наверняка сладким? — А также редкостный красавчик… — дополняет почти неслышимым шепотком, который, тем не менее достигает ушей сидящего рядом Бинхэ, заставляя того ощутить покалывания по всему телу.
— Что вам нравится друг в друге? — продолжает Шан Цинхуа.
— Послушание и верность, — не задумываясь, отвечает заклинатель. — Это редкие, но бесценные качества.
— А мне в учителе нравится абсолютно все, — смущенно признается его ученик, так и не справившись с румянцем на белоснежных щеках.
Шэнь Цинцю про себя неловко смеется. Отчего-то ему особенно нравится ощущать эту бесконечную любовь Бинхэ, которую тот сыплет со всех сторон. И именно поэтому он в своем ответе отметил «верность» — чувство поистине редчайшее, что в его реальном мире, что в этом. Верность одному-единственному человеку. Верность своего сердца и своих чувств до конца.
И ему нравится быть этим одним-единственным.
— А что вы не любите?
— Ничего, — твердо заявляет Ло Бинхэ.
Настолько твердо, что подобная непреклонность заставляет Шэнь Цинцю растрогаться, отвечая полной взаимностью:
— Тоже. Ничего.
Конечно, даже в его ученике есть некоторые нюансы, которые порой вынуждают наставника растеряться. Но сейчас ведь речь идет о каких-то глобальных вещах, не так ли? А без них — какой человек вообще может быть идеальным во всем, в каждой, даже крошечной мелочи?
И Шэнь Цинцю ценит эти мелочи в Ло Бинхэ. Какими бы они ни были порой странными, неожиданными — без них его ученик просто не был бы собой. Не был бы тем, к кому этот учитель проникся глубокими чувствами. Не был бы тем, с кем он хочет связать свою судебную нить.
— Как вы называете друг друга?
— Учитель! Откуда только берутся такие странные вопросы? — не выдержав, возмущенно спрашивает Ло Бинхэ, устремив на учителя взгляд, в котором возмущение мешается со внутренней неловкостью. Его ученику явно не слишком комфортно раскрывать такие подробности их отношений при посторонних. По крайней мере, пока.
Шэнь Цинцю, честно признать, полностью с ним солидарен. Однако он так же хорошо понимает, что не в силах избежать участи быть опрошенным, поэтому старается одернуть ученика:
— Бинхэ, веди себя прилично. Через это просто нужно пройти, — делает он небольшой акцент под конец. — Воспринимай это как возможность спасти своего шишу.
— От чего его нужно спасать при помощи списка вопросов? — тут же недоуменно вопрошает он.
— Ну… — этот вопрос заставляет его замяться. — Давай я тебе объясню это после?
Шан Цинхуа тут же бросает на него многозначительный взгляд, а заклинатель отправляет ему свой не менее возмущенный.
Ему совсем не хотелось бы рассказывать правду о «Системе» и обо всех ее тонкостях! Однако сейчас он своими словами помогает выиграть хотя бы немного времени, чтобы придумать как можно более правдоподобный ответ для Бинхэ.
Быть может, это не совсем честно. Быть может, однажды ему придется признаться ученику в своем иномирном происхождении. Поскольку не хочет строить отношения на настолько серьезной тайне, не хочет скрывать от него что-то настолько важное, однако… понимает, что не сейчас. Сейчас он сам еще не готов раскрыть все карты.
Однажды — обязательно. Но пока еще не готов.
— Как бы вам хотелось, чтобы вас называл ваш партнер? — продолжает Шан Цинхуа, игнорируя возникшую между ними заминку.
На этот раз Ло Бинхэ покрывается краской уже всем лицом. И стоит только заметить, как его ученик понятия не имеет, куда деть себя от смущения — а также явно не самых приличных мыслей — Шэнь Цинцю начинает судорожно махать веером, словно стараясь «остудить» его вспыхнувшее жаром сердце.
— Давай к следующему вопросу, к следующему!
Не хватало, чтобы Ло Бинхэ признался здесь в чем-то пошлом!
Впрочем, Ло Бинхэ, который уже собирался было ответить — на этот раз полностью соответствует настроению Шан Цинхуа. Кажется, что виновник всего этого торжества, еще чуть-чуть, и взорвется от невозможности исправно выполнить системное поручение:
— Какой еще следующий! Вы так и собираетесь отмахиваться, пропуская один вопрос за другим, из-за тараканов в голове? Бин-гэ… то есть, шичжи, давай, скажи уже!
Бросая обеспокоенный взгляд на учителя, Ло Бинхэ тихо признается:
— Как обычно зовут друг друга супруги…
«Неужели и правда без пошлостей? А я уже напридумал…» невольно краснеет Шэнь Цинцю кончиками ушей, очень благодарный, что волосы сейчас их прикрывают от посторонних глаз.
Вот только создается впечатление, что Шан Цинхуа имеет возможность видеть предметы насквозь. Иначе невозможно объяснить то, что он тотчас ударяет Шэнь Цинцю точно в уязвимое место, будто отыгрываясь:
— Шэнь-дада, — улыбка, которую перед собой видит напрягшийся Шэнь Цинцю, сейчас больше напоминает оскал хитрой лисы, которая раздумывает, куда бы побольнее укусить жертву. — Бин… шичжи хочет, чтобы ты называл его, как своего мужа! Господин, супруг, муженек… и вообще, почему вы еще не женаты, на самом деле?!
— Заткнись, — сквозь зубы цедит заклинатель, проклиная в сердцах его шипперскую натуру.
«Ко мне прикапываться интересно? А ты вообще в ледяного черта влюблен! И кто еще кого поставит на место после? Да я потом на тебе так отыграюсь, что ты целую вечность будешь с лицом цветом помидора ходить!»
— На какое животное, по вашему мнению, похож ваш партнер?
— На белого журавля! — с готовностью выпаливает Ло Бинхэ. — Такой же чистый и величавый.
— На счет животного не знаю… — поджимает губы Шэнь Цинцю, растерявшись от отсутствия быстрых ассоциаций. — Но могу сказать, на какое растение — черный лотос.
— Учитель, но разве бывают черные лотосы?
Шэнь Цинцю задумчиво опускает взгляд. И как ему объяснить этому ученику, что здесь роль играет не столько реальное существование цветка, сколько символическая ассоциация? Ведь белоснежный лотос, с которым Ло Бинхэ ассоциировался в первые годы своего ученичества под его крылом, после падения в Бездну изменил свою суть. Лотосом он остался, но тьма и боль оставили на нем свой отпечаток, который символизирует его жизненный путь.
— Это скорее метафора. Хотя… возможно, что ты мне напоминаешь ежонка, — вдруг осознав, произносит вслух.
— Ежонка?
— Ну да. Такой же колючий, но очаровательный.
Не успевает Ло Бинхэ воскликнуть «в каком это месте я являюсь колючим?», как Шан Цинхуа, жестом приказав обоим остановиться, задает новый вопрос.
— Какой подарок вы бы выбрали для вашего партнера? И какой бы хотели получить сами?
— Учителю стоит только пожелать, и я достану ему все что угодно! — с готовностью тотчас исполнить любое поручение, заверяет Бинхэ.
— Не сказать, что я нуждаюсь в чем-то особенном… — признается он, разводя руками.
Ведь, в самом деле. Будучи горным лордом, он может сам, без труда, а уж тем более без чьей-либо помощи, достать абсолютно все, чего только пожелает душа.
— А я бы хотел…– тихо выдыхает Ло Бинхэ, смущенно отводя взгляд. Словно признаваясь в чем-то сокровенном, в чем обычно боялся признаться и самому себе. — Хотел бы, чтобы учитель посвятил три дня только мне одному, ни на кого больше не обращая внимания.
Лизнув кончик кисточки, Шан Цинхуа решает уточнить:
— Почему бы тогда не держать его при себе всю жизнь, да и дело с концом?
— Как можно?! Это бы сделало учителя несчастным! — с горечью и одновременно искренним возмущением выпаливает Ло Бинхэ, смотря на Шан Цинхуа, будто на идиота. Как он может к чему-то принудить любимого человека?! Что это вообще за глупые мысли?
Шэнь Цинцю предпочитает отсидеться молчком, однако слова Ло Бинхэ вызывают в нем что-то, отчего краска с кончиков ушей грозится перейти уже на само лицо. Но как бы гулко не билось у него в груди сердце, он ни за что не признается вслух, что ему хотелось бы ощутить на себе собственничество Ло Бинхэ в течении этих трех дней. Его порывы. Его несдержанность. В каждом слове. Каждом движении, каждом жесте — и чем отчетливее это будет ощущаться, тем лучше.
От этих мыслей по коже невольно бегут мурашки.
— До какой стадии дошли ваши отношения?
От этих слов мурашки превращаются в покалывания по телу, и он едва удерживает неровный выдох в себе.
— Все, что необходимо было, уже давно сделано, — отвечает он, маскируя свои чувства за кратким смешком. — И что не надо было, тоже.
Невольно почувствовав себя задетым, Ло Бинхэ поднимает на него глаза раненного зверька:
— Чего же, по мнению учителя, нам не стоило делать?..
— Я не имею ввиду ничего такого, — успокаивающе касается он плеча ученика ладонью. — Я лишь имел виду, что мы сделали все возможное, правда?
Легонько кивая, Ло Бинхэ краснеет, смущаясь собственных сомнений в искренности учителя.
— Где состоялось ваше первое свидание?
— В Водяной тюрьме дворца Хуаньхуа.
Услышав такой ответ, оба мужчины в немом шоке обращают свои взгляды на Ло Бинхэ. Он что… в самом деле считает, что это было свиданием?
«В каком месте это вообще похоже на свидание, а?!»
— К-каково было ваше настроение в этот день? — едва справляясь с потрясением, уточняет у него Шан Цинхуа.
— Не очень… — признается чуть тише.
Шэнь Цинцю невольно усмехается вновь, складывая губы в какой-то то ли улыбке, то ли иной непонятной линии. Воистину трудно подобрать слова, столь превратно описывающие тогдашнее «не очень»!
— Где обычно проходят ваши свидания?
Теперь уголки губ Шэнь Цинцю плавно изгибаются вверх, исторгая новый смешок. В глазах отражается лисий блеск.
— Когда я открываю глаза, я вижу его, — стреляет ресницами Шэнь Цинцю в сторону ученика. — Когда закрываю — все равно вижу его во сне… Если это можно считать свиданиями, то они проходят у нас постоянно и всюду.
От этих слов и многозначительной полуулыбки на щеках Ло Бинхэ вновь проступает румянец, в то время как учитель, явно довольный произведенный эффектом, привычным движением руки заслоняет веером нижнюю половину лица.
«Неужели думал, что только тебе дозволено смущать меня?» — внутри он ощущает неподдельно воодушевление. Не одному Ло Бинхэ можно вставлять двусмысленные комплименты, ведь правда?
При виде этой картины, Шан Цинхуа не удерживается, чтобы мысленно завопить: бесстыжие, потерявшие голову дураки! И вы серьезно считаете, что если не признаётесь вслух, то все вокруг стали великими слепыми? Да даже крот заметит, что между вами двумя весь воздух испещрен искрами! Имейте совесть, прекратите так многозначительно флиртовать!
Это начинает бесить: сколько можно смотреть на то, как они пожирают друг друга взглядами? Как можно смотреть на то, как Шэнь Цинцю того и гляди, потянет ученика за собой для сладкого поцелуя, а может и чего больше? И этот человек еще умудрялся делать вид, будто бы ему важно целомудрие! Да щас! Так вам и поверили!
Желая поскорее покончить со всем этим, Шан Цинхуа отрывисто вопрошает:
— Кто признался первым?
— Я, — быстро признает Ло Бинхэ.
— Как будто был шанс на иное, — хмыкает Шэнь Цинцю.
— Что в отношениях ставит вас в тупик?
— Когда он принимается плакать навзрыд, а я не знаю, что и поделать с этим, — признается заклинатель, беспомощно разведя руками.
— Когда учитель за что-то зол на меня, я прихожу в отчаяние, — куда тише отзывается Ло Бинхэ.
Бубня что-то себе под нос, Шан Цинхуа качает головой, продолжая ругаться на эту поистине выносящую весь его мозг парочку: какие же они сумбурные, непонятные! То у них химия-химия, то проблемы в понимании каких-то эмоций. Одна фраза — ученик и наставник…
— Когда вы наедине, что заставляет ваше сердце биться быстрее?
— Когда учитель похлопывает меня по голове и дает наставления, — со всей серьезностью говорит Ло Бинхэ.
— Пожалуй, его умоляющие, щенячьи глаза, — рассуждает Шэнь Цинцю вслух, поправляя ткань одеяния.
— А еще, когда я вижу контраст между его утонченностью и его силой…
Глядя на это и закатывая глаза, Шан Цинхуа пишет в соответствующей строке «теряет голову от наставнических порывов».
— Вы когда-нибудь лгали своему партнеру? Легко ли вам это дается?
Едва закончив фразу, он уже вписывает в следующей графе, напротив имени главного героя — «Непревзойденный лжец».
— Однажды, но больше я никогда не стану! — тотчас опровергает он записанное.
— Вы когда-нибудь ссорились? Какого рода это была ссора?
— Еще как… — произносит Шэнь Цинцю, а с его губ срывается вздох искреннего сожаления. — Шумиха была знатная, но уж не знаю, ради чего — пожалуй, всего этого можно было избежать.
Он невольно поджимает губы. Если бы он только заранее мог знать все тонкости… если бы он заранее все понимал, то удалось бы избежать всех тех недопониманий, которые вставали на их пути в прошлом. Которые ранили их обоих. Которые вносили смуту и неуверенность в их сердца.
Если бы только знал — сколько проблем можно было бы избежать…
Улавливая его эмоции, Ло Бинхэ ощущает, как собственное сердце сжимается в протестном сочувствии:
— Зачем вообще задавать подобные вопросы? — обиженно спрашивает Ло Бинхэ, кидав пристальный взгляд на опрашивающего. — Ими ты только огорчаешь учителя почем зря!
— Я-то тут при чем? Это вообще не моя идея! — недовольно парирует Шан Цинхуа, возвращаясь обратно к списку. — Как вы потом мирились?
Выдыхая от воспоминаний, Шэнь Цинцю не замечает, как его колени сводятся сами собой:
— Па-па-па спасет мир, — отвечает на полутон тише.
— Ваши отношения секретны или публичны?
— Ты когда-нибудь слышал о «Сожалениях горы Чунь»? — вопросом на вопрос отвечает Шэнь Цинцю, вскинув брови и сложив руки на груди.
Последующие вопросы, тем не менее, оказываются еще хлеще — создается ощущение, будто бы автор опросника поставил себе целью достичь самого дня Бесконечной бездны. А заодно отправить туда и тех, кому список вопросов предназначался.
— Позвольте спросить, кто из вас гун, а кто — шоу? — прочистив горло, спрашивает Шан Цинхуа, сам немного зардевшись от осознания, насколько интимные подробности придется спрашивать у этих двоих.
— Что ты имеешь ввиду? — ничего не поняв, растерянно уточняет Ло Бинхэ. Посмотрев то в одну сторону, то в другую, он одаривает каждого из мужчин своим невинным взглядом, надеясь на то, что ему смогут объяснить значение столь непонятных слов.
— Кто из вас сверху? — все же вспыхнув кончиками ушей, спрашивает Шан Цинхуа.
Шэнь Цинцю возмущенно хлопает веером себя по одеждам — что за бесстыдство, задавать такие вопросы?!
— Сверху? — Шэнь Цинцю клянется, что готов задохнуться от искренней невинности, которая продолжает звучать в голосе Ло Бинхэ.
— Кто из вас ведет в сексе? — раздраженно выпаливает Шан Цинхуа на одном дыхании, едва-едва справляясь с тем, чтобы не обматерить Систему, которая принудила его к такому позору.
На этот раз краснеет сразу вся троица.
— У-учитель, зачем ему такая информация?
— Без понятия, Бинхэ… он просто бесстыжий бес.
От переизбытка эмоций, рука Шан Цинхуа начинает дрожать. Ему хочется взять и яростно черкануть по опроснику, превращая все написанное в нечитаемый набор клякс, а саму бумагу — порвать и выкинуть, но он прекрасно понимает, что Система подобного действия не простит.
Раздраженный, он вписывает «идиоты-универсалы», хотя мысленно ставит ставку, что главный герой чаще занимает позицию «сверху».
— Почему вы решились на это?
Шэнь Цинцю смотрит на него с заметным снисхождением.
— Для чего люди вступают в отношения, скажи мне? — он поджимает губы. — Как-то все само получилось — так уж сложилась линия сюжета. Быть может, потому что… нам изначально была предначертана наша связь?
Ведь правда. Шэнь Юань всегда восхищался Ло Бинхэ. Не только когда попал внутрь романа, но и намного раньше. Еще в своем родном мире, будучи обычным читателем, который захейтил дурацкую писанину с ног до головы, ругался на дырявый сюжет и готов был рвать волосы от досады… но все равно искренне любил главного героя. Сопереживал ему. Восхищался им. Его историей, его красотой, силой, харизмой…
Сейчас, оглядываясь назад, наверное, становилось совсем неудивительно, что он однажды воспылает чувствами к Ло Бинхэ, встретив его вживую. Это то, чего нельзя было предотвратить. И из чего он уже выбраться не захочет.
— Когда у вас случился первый физический контакт?
Шэнь Цинцю только намеревается открыть рот, как Ло Бинхэ его тотчас опережает:
— На горе Цинцзин!
Шэнь Цинцю остается лишь тихо кивнуть в знак подтверждения. Он не собирается спорить, поскольку и сам не считает то происшествие из-за влияние Синьмо за хоть в какой-то степени близость.
Ни за что. Нет. Их первый раз произошел в располагающей обстановке, и именно…
— В Бамбуковой хижине, — словно заканчивает его мысли Бинхэ, одновременно внося в свой ответ чуть больше ясности.
Шэнь Цинцю невольно сжимает бедра.
— Каким было ваше впечатление?
Шэнь Цинцю не издает ни звука, изо всех сил продолжая изображать непоколебимость, хотя понимает, что внутри его существо начинает трещать по швам.
Каждая мысль о близости с Ло Бинхэ наносит на него свой точный удар. Каждая невзначай брошенная фраза, просто в рамках опроса — вызывает больше мурашек, от которых его начинает вести.
Он не рассчитывал возбуждаться на Ло Бинхэ прямо сейчас. Но проигрывает — себе, своим чувствам и всем приличиям, которые растворяются с каждой секундой данного «интервью».
Сам же ученик изрекает с беспрекословной уверенностью:
— Учитель был великолепен, — пропуск удара сердца. — А вот я сам, боюсь, был не на высоте.
«Будь уверен, твои навыки значительно возросли!»
— Какой была ваша первая фраза поутру?
«Стоять! А с чего ты взял, что первое па-па-па было ночью?»
— «Учитель, завтрак готов!» — невольно сияет Ло Бинхэ повторяя ту самую фразу. А Шэнь Цинцю со вздохом приходится признать, что братец Самолет прав — их па-па-па действительно было ближе к ночи…
«Но это все равно слишком клише, сразу думать на ночь и утро!»
— «Сперва лучше оденься!», — так же вспоминает свою первую фразу.
— Сколько раз в месяц у вас случается физический контакт?
Этот вопрос все же выводит Шэнь Цинцю из себя.
— Думаешь, у меня есть время, чтобы все это подсчитывать?! И вообще, тебе не кажется, что вопросы принимают довольно странный характер? — вспыхивает он, едва не вскакивая на ноги и взирая на Шан Цинхуа с яростным возмущением.
— Приблизительно раз в три дня, — спокойнее отвечает Ло Бинхэ, осторожно касаясь локтя учителя, чтобы его успокоить. — Если учителю нравится, то мне дозволяется прикасаться к нему и раньше.
— Даже делай ты это беспрерывно, от восхода до заката целый месяц, от него бы не убыло… — прикусив кончик кисточки, бормочет себе Шан Цинхуа. — Тоже мне, бессмертный…
«Ну знаешь…»
— Где обычно это происходит?
— Он прямо-таки помешался на Бамбуковой хижине, — хмыкает заклинатель.
— Угу, — расплывшись в улыбке, подтверждает его слова ученик.
— А где бы вам хотелось попробовать?
Пряча рваный выдох за веером, Шэнь Цинцю, незаметно ерзает, стараясь прикрыть ненавязчивым движением руки пульсирующий пах. Волна мурашек вызывает по телу дрожь.
«Остановись, ради всего живого!»
— На пике Байчжань, — невзначай отвечает Ло Бинхэ полушёпотом. — И… еще на тренировочном поле…
«Ло Бинхэ! Замолчи, сейчас же!»
И в то время, как Шан Цинхуа мысленно ругается на отсутствие у этого демона всякой совести, раз он предлагает подобные непотребства — сам Шэнь Цинцю уже не уверен в том, что сможет спокойно дожить до конца опроса.
— Какие между вами есть соглашения относительно этого процесса? — едва приходя в себя, спрашивает Шан Цинхуа.
— Если учителю станет больно, он непременно должен сказать мне! — строго произносит Бинхэ. — Немедленно!
— Не кусаться до крови, — так же непреклонно отвечает его наставник.
— Похоже, вы оба не поняли смысла вопроса, — вздыхает Шан Цинхуа, однако не считает нужным объяснить его истинное значение. Вместо этого, сделав свою пометку, он переходит к следующему:
— Если бы вы не могли завоевать сердца вашего партнера, предпочли бы вы получить хотя бы его тело?
— Это низкий путь, — фыркает Шэнь Цинцю.
— Если сердце мне не принадлежит, какой прок обладать телом? — с частицами боли в голосе отзывается Ло Бинхэ.
Эти слова поневоле задевают Шан Цинхуа за живое. Ведь если верить тому, что он написал сам, Ло Бинхэ — неутомимый жеребец, который выше всего ставит собственную похоть. Количество девушек, которых он отымел по воле автора, точно перевалило за двухзначное число…
Разумеется, он более чем в курсе, что в этой версии мира сюжет принял совсем иной оборот и пристрастия Ло Бинхэ носят абсолютно другой характер, но… он даже не подозревал, что все зашло настолько далеко!
— Если бы вашего партнера изнасиловал какой-то головорез, что бы вы сделали?
По правде говоря, этот вопрос выходил за грани реальности. И за грани разумного тоже, заставляя застыть обоих в глубоком шоке. Пытаться обработать, что только что прозвучало. А вместе с тем, какой бессмертный осмелился вообще предположить подобный исход.
Когда к Шэнь Цинцю возвращается дар речи, он тяжело выдыхает, сжимая зубы:
— Хотел бы я посмотреть на того, кто осмелится это сделать… — брови его нахмурены, а скулы напряжены. Невооруженным взглядом становится понятно, что если хоть одно существо попробует навредить его черно-белому лотосу, его будет ждать смертельная кара.
Хотя, если поразмыслить, то мог ли человек, желающий свести счёты с жизнью, выбрать более драматичный, эстетичный и по-своему прекрасный конец?
Вцепившись в рукава побелевшими костяшками, Ло Бинхэ находит силы лишь процедить:
— Отрублю конечности, выколю глаза, вырву язык, швырну в Бесконечную бездну, а потом поразмыслю над тем, каким именно способом использовать его, пока он не сдохнет.
На несколько секунд вокруг воцаряется полная тишина. Параллели, возникающие из-за знания оригинальной истории, заставляют обоих попаданцев подавиться набранным в легкие воздухом.
— Если ваш лучший друг, — откашлявшись, продолжает Шан Цинхуа, — сетуя на одиночество, предложит с вами переспать, что вы ему ответите?
— У меня нет друзей, способных на столь бесчестные предложения, — тожественно произносит Ло Бинхэ. — И вообще, друзья мне без надобности.
— У меня тоже таковых нет, — честно отвечает Шэнь Цинцю.
— А если бы были, — взволнованно поворачивается к нему ученик. — Разве Лю… шишу пойдет на подобное?
От шока, только пригубивший чай Шэнь Цинцю, заходится кашлем, в то время как сам напиток выплескивается на пол.
«Ты, твою мать, серьезно?! У меня буквально стоит на тебя!»
— Ло Бинхэ, как ты только мог вообще такое помыслить?!
Зашипев от боли, поскольку кипяток ошпарил его даже через плотную ткань — Шан Цинхуа вскакивает со своего места, чтобы сходить за сухой одеждой. И только по возвращении вновь берется за продолжение интервью.
— Как вы думаете, насколько вы хорошо в постели? И что думаете насчет своего партнера?
Шэнь Цинцю издает глухой смешок. Честно говоря, он достаточно часто поправляет Бинхэ и напоминает ему о недочетах — однако не с целью обругать, а с целью объяснить и направить в сторону их исправления.
И все равно, Бинхэ каждый раз новые отчеты заставляют уйти глубоко в себя, переживая за то, что он никогда не станет совершенным в близости. Что это — ему никогда не будет по силам. Что он абсолютно бездарен, ведь только получая один хороший навык — невольно оступается в чем-то другом.
А потому, стоит только вновь завидеть глубокую печаль, застывшую в глазах своего ученика, которая вот-вот и утянет его за собой, Шэнь Цинцю чувствует, как собственное сердце сжимается от сострадания. И, не сдерживая порыв, проводит ладонью по его мягкой щеке:
— Меня все устраивает. В последнее время тебе удается поднять навыки до вполне хорошего уровня! И я уверен, что дальше будет только лучше.
— Учитель правда так думает?..
— Стал бы я лгать тебе, Ло Бинхэ?
— Следующий вопрос! — обрывает их Шан Цинхуа, предвидя, что эти нежности могут затянуться надолго. — Есть ли у вас интерес к садо-мазо?
— А это что? — вновь теряется Ло Бинхэ. — Учитель, почему в этих вопросах все больше непонятных слов?
«Я составлю тебе словарик по современному языку».
— А, это, — с обманчивой лёгкостью отшучивается Шэнь Цинцю. — Он спрашивает, нравится ли тебе, когда я на тебя ору и раздаю затрещины, и предпочел бы ты, чтобы я колол тебя иглами или прижигал калёным железом?
— Как ученику может не нравиться то, что делает учитель? — окончательно смутившись, еле слышно бормочет Ло Бинхэ, тем не менее, отражая в глазах растерянность. — Но… разве это не слишком..?
— Я пошутил, Бинхэ…
Понимая, что здесь снова все безнадежно, Шан Цинхуа поспешно записывает: «Ло Бинхэ заинтересован, но имеет понятие грани».
— Что не устраивает вас в постели?
— Слишком маленький, — выпаливает Ло Бинхэ.
— Слишком большой, — усмехается Шэнь Цинцю.
«Хотя в последнее время это уже не такая проблема».
Не выдержав, Шан Цинхуа прикрывает глаза рукой: похоже, что у наставника, что у ученика, чувство стыда и впрямь исчезло давным-давно.
Придя в себя, он записывает: «Полное взаимопонимание».
— Бывали ли случаи, когда шоу брал инициативу по соблазнению партнёра на себя?
— На меня это что, похоже? — усмехается Шэнь Цинцю, невинно хлопнув ресницами.
— Сложно сказать, — пробормотал Шан Цинхуа. — Вообще-то, по тебе не скажешь, что ты не натурал.
«Знаешь, по тебе тоже. И куда это нас привело?»
— Итак, куда вас обычно целует партнер?
Ло Бинхэ с готовностью начинает перечислять:
— В лоб, пальцы, губы… в общем, везде и всюду.
— По правде… — со вздохом признается Шэнь Цинцю, — Он не остановится, пока не расцелует меня всего.
— Что сильнее всего заводит вашего партнера во время физического контакта?
— Когда я хвалю его и говорю, что он делает успехи, — спокойно произносит Шэнь Цинцю, успевший выучить реакции ученика.
— Поцелуи в интимных местах? — чуть менее уверенно отзывается Ло Бинхэ.
«А ну молчать!», сконфуженно выдыхает он про себя, чувствуя, как краска проступает уже на щеках.
— О чем вы обычно думаете в этот момент?
— Кто вообще сочинял эти вопросы? — вновь вскидывает брови заклинатель. — У него был хоть какой-то опыт подобного рода? О чем, во имя богов, тут можно думать?
— Вы раздеваетесь сами, или вам помогает партнер?
— Если бы я позволял ему себя раздевать, то у меня бы вовсе целой одежды не осталось, — резонно замечает Шэнь Цинцю.
— Учитель, но как я могу контролировать свою силу в подобные мгновения? — смущается Ло Бинхэ. — ваше тело такое красивое… и когда я возбужден, я не хочу, чтобы оно было спрятано от меня.
— На сколько раз в день вы способны?
Чувствуя, что от подобных вопросов у него уже раскалывается голова, Шэнь Цинцю простанывает:
— Сколько раз? Да разве кто-нибудь это считает?!
Шан Цинхуа, привычно решая проигнорировать подобный выплеск эмоций, уже переворачивает страницу, намеренный задать новый вопрос, когда Ло Бинхэ, вдруг потеряв терпение, оповещает с хитрой улыбкой, которая за собой таит явно не что-то легкое и невинное:
— Если вам и правда интересно, то я могу посчитать сегодня, а потом сказать Шан… то есть, шишу!
Шэнь Цинцю вздрагивает от этих слов. Кое-как сумев взять свое возбуждение под контроль, сейчас он вновь поднимает глаза на ученика, чувствуя, как внизу живота затягивается сладкий узел, а дыхание становится тяжелее.
Сдерживать себя почти невозможно. Сидеть ровно, когда между ног так пульсирует — невыносимо. И слова Ло Бинхэ становятся будто сигналом, заставляющим Шэнь Цинцю наконец отпустить то, что так мучает его изнутри.
Как известно, Ло Бинхэ является человеком действия до мозга костей — раз уж он собрался считать, он будет считать. Заклинатель это прекрасно знает, а потому позволяет себе сжать уже ткань одеяния ученика, словно подзывая его к себе. Словно умоляя не медлить, не заставлять его ждать еще дольше.
Сведенные бедра вновь мелко дрожат. Все, чего ему хочется прямо сейчас — чтобы возлюбленный опрокинул его на кровать, и они смешали свои желания, исполняя каждое из них на протяжении дня.
На протяжении трех, Шэнем желанных дней.
— Только попробуй мне передумать, — предупреждает он, сильнее хватая Ло Бинхэ за рукав.
Шан Цинхуа, еще не успевшему осознать смысла предыдущих слов, остается лишь беспомощно наблюдать за тем, как «самый натуральный и целомудренный заклинатель» тянет на себя короля демонов, готовый вот-вот разлечься под ним прямо здесь — а Ло Бинхэ знающи подхватывает возлюбленного на руки, явно понимая, что тот сам уйти сейчас не в состоянии.
«Простите, что оставляем вас!» — последнее, что слышит Шан Цинхуа, прежде чем тот выносит учителя за пределы комнаты, излучая ауру невозмутимости и величия — под порывистую тягу Шэнь Цинцю к поцелую.
Застывая в полнейшем шоке и готовый завыть настолько громко, что его вой бы услышали все на целом хребте, Шан Цинхуа падает на колени, проклиная эти дурацкие, такие неуместные здесь любовные порывы!
— Система… пощади, умоляю! — в отчаянии взывает он, начиная собирать разбросанные сквозняком листы опросника, что секунду назад выпали из его ослабевших рук. — Прошу! Я еще не успел задать Шэнь-дада все вопросы!.. Погоди, не вычитай баллы! Дай мне еще немного времени, совсем чуть-чуть! Система!.. Сжалься, родненькая моя…